Осколки. Новеллы и статьи

– О. господи! Напугала меня! Я-то думала, что-то серьёзное случилось. Там этих трупов каждый день… – мама сделала строгую паузу и продолжила. – Забудь и делай уроки.

– Тебе хорошо, ты много трупов видела, а я… – я зарыдала.

– Глупости не говори и успокойся. Подумаешь, кишки она увидела. Нашла чего бояться!

Мама ещё раз произнесла «О, господи!» и дверь за нею закрылась. А я посидела ещё какое-то время, пялясь в учебник и пытаясь отогнать от себя вязкие, пропахшие тленом мысли, и поняла, что лучше мне попробовать уснуть, переспать этот ужас, а утром, может, легче будет.

Спала я лицом к окну, а в изголовье стоял большой полированный платяной шкаф. Шифоньер, как его называла мама. Стояла тихая лунная ночь, и что меня заставило проснуться среди ночи, я не помню. Помню только, что подскочила на кровати и зачем-то оглянулась назад. Там, из дверцы шкафа на меня глядел вчерашний чёрный человек.

Заорала я, видимо, громко, потому что через минуту в дверях появились перепуганные босые родители.

– Что? Что случилось?

Я уже окончательно проснулась и поняла, что в дверце шкафа было всего лишь моё отражение, но кошмар не отпускал меня:

– Я не знаю… Я боюсь… Ведь он же живой был… или она… Как же так с ним? Или с ней… Она же чья-то… – я осеклась. – Дочка… мама… или папа…

– Да, – задумчиво сказал мама, присев рядом со мной на постель. А папа пошёл в спальню за тапочками. – У меня в институте случай был. Нужно было найти причину смерти одинокой женщины. Она ещё совсем не старая была… такая худенькая, маленькая. Девчонки мои, однокурсницы, всю её изрезали, но не нашли никаких патологий. И говорят мне, мол, Надя, ты у нас привычная, фельдшером работала, трупов нанюхалась… – зашёл папа, кинул маме в ноги её тапки, а сам сел рядом на стул. – Вскрой, говорят, брюшную полость. Ну, понятно: что за радость экскременты нюхать? А мне-то что? Я и вскрыла… А там пусто… Вообще ничего нет, даже не пахнет.

Я вытаращила на маму глаза: – А что, так бывает?

– Как видишь, бывает. И не такое бывает. Почему она не ела, я не знаю. Но причину смерти я выяснила. От голода та женщина умерла.

Она вздохнула, встала и опять своим командирским голосом произнесла: – Так что, не бойся и не переживай. Никто не знает, когда и как он будет похоронен. И кем. Всё! Я – спать!

– А ты, папа? Ты на войне много мертвецов видел?

– Много, доченька. И до войны, и после… На войне как раз поменьше. Я же летал, что там сверху увидишь? Но первую смерть на войне помню. Это мой дружок был, Митя…

Папа пересел на освободившееся после мамы место на постели, обнял меня и начал рассказывать:

– Это было прямо в самом начале войны, мы только по два или три боевых вылета успели сделать. А тут смотрим: к нам на аэродром мессер подбитый садится. Сел он, а из него немец выходит. Качается, весь в крови, ну, раненый… Мы к нему с ребятами кинулись, помочь хотели. Митька меня всего-то на два шага и опередил. Подскочил к нему, приобнял, а тот вынул из унта нож и всадил ему точно в сердце. Митька прямо мне на руки упал. Наши немца схватили и уволокли куда-то, не знаю… А Митька так у меня на руках и умер.

– А зачем он его убил? – от удивления у меня высохли слёзы.

– Думаю, испугался. Он тоже совсем молодой был. Все мы тогда были молодыми и непугаными… А ты давай, спи. Не думай об этом.

– А сказку? – нагло схитрила я. Уж очень мне не хотелось оставаться одной.

– Ну, ты даёшь! Ты же большая уже, – и он начал…

Эту сказку папа когда-то сочинил сам. Но видимо, не до конца, или мне её ни разу до конца не досказал. Когда меня, маленькую, он укладывал спать, то всегда делал этот зачин. В памяти стёрлось всё остальное, а эти две строчки помню.

– Давным-давно в тюрьму из льда

Закрыли зло навечно…

Всё. Спи…

11. ПРОДЛИСЬ, ПРОДЛИСЬ, ОЧАРОВАНЬЕ…

Кто о чём, а я опять о книгах. Хорошо ли, плохо ли, но так меня воспитали, с этим я выросла и живу. И сегодня хочу рассказать почти волшебную историю. Ещё бы, ведь и книжка эта – сама настоящая сказка.

И да, как и положено в рождественской сказке, в этот день за окном падал снег. Декабрьский снег. Это был первый настоящий снегопад той зимой. Крупные хлопья торжественно и тихо ложились на всё пространство за окном.

Мы договорились с Олькой, что пойдём вечером кататься на санках, позаимствуем у кого-нибудь из соседских детишек. Свои-то уже давно сломали или отдали кому-то. Ну, а если не найдём, то просто постряхиваем друг на друга снег с веток. Любимое занятие…