
Полная версия
Teologica. 1995–2016

Teologica
1995—2016
Maxim Berns
© Maxim Berns, 2022
ISBN 978-5-0055-5166-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Терпению и долголетию моих родителей, светлой памяти Алексея Шмакова и Зинаиды Беспалой, беззаветной преданности Лены Майстренко и бесконечности Lee Kater посвящается
Вместо предисловия
Я читала «Теологику», и было невозможно победить ощущение, что делаю это много сотен лет. С удовольствием поделюсь секретом действия подобного колдовства.
С начала чтения проходят минуты и начинает навязчиво казаться, что влюблён в эту книгу как в красавца-любовника, убитого шпагой в поединке, или как в голубоглазую ведьму, бессовестно преданную огню аутодафе – музыка, что плавает поверх слогов, откровенно гипнотизирует.
Как забудешь о гипнозе, месяц не откроешь этих стихов, так заскучаешь по гротескным сюжетам словно по родным берегам в мучительной разлуке, захочется броситься к парусам и повернуть корабль на верный курс – опять читать сборник с середины, на рандомном произведении.
Дальше больше, вспоминаешь о героях строк непозволительно часто, как монах по сотне раз на дню вспоминает о молитве – возвращаешься к книге снова и снова, с жадностью припадаешь к рифмам, пьешь вязкую но живую влагу смыслов страдальцем-путником южноафриканской пустыни. Иногда этот напиток жжет горло огнем, иногда дурманит холодом – колючками аллегорий бросит в жар и зальет щеки багрянцем. Зелье метафор расцелует рассудок северным ветром до жути крепко, тогда наяву приходится вжимать голову в плечи и растирать холодные ладони. Даже в африканских пустынях случается зима, пусть даже метафизическая.
Потом каждый вечер привыкнешь искать по оглавлению любимое стихотворение, шептать открытому окну причудливые строки, но перед отходом ко сну каждый раз главное не забыть закрыть томик Бернса на крепкий засов. Ведь страшно.
Только забудешь закрыть, той же ночью во сне по дорогам подсознания пройдут люди-произведения. Один проплетется в рубище или в саване, другой торжественно проплывет в королевской парче, третий – мёртвый воин с кровью на ранах, взмолится о мести. За ними ковыляет нимфа – злодейка тычет пальцем и хохочет над человеческими страхами. Эти образы будут смотреть в упор – «стих-жрец», «стих-зеркало», «стих-я», «стих-он». Останется вопросом кто же на самом деле породил эти привидения слов, возможно это человек или бесплотное существо, возможно что тысяча таких существ. Неясно почему стихи, что прочитал и запомнил, столько знают о земных душах. Зачем неумолимые глаза смотрят сквозь нашу память и мечты? Отвращения или приюта ищут внутри каждого странные ночные пришельцы? Наши риторические вопросы, полные скорби и восхищения, останутся без ответов.
В скором времени, когда проживешь сплетения ночных видений, познакомишься с каждым и подружишься с некоторыми, наутро с мимолётной улыбкой на лице будешь просыпаться и терпеливо ждать рождения нового читателя книги, который с первых произведений не отвяжется от ощущения, что читал «Теологику» много сотен лет.
Элен Сарнавская
Турция, Анталья, осень 2021 года
из альбома «Graves» (1995 – 1996)
Песня потомков
Свой наряд наделаБелая Принцесса,И заря сгорелаПод покровом леса.Где свободны крыльяСчастья и забвенья,Мы покроем пыльюФразы провидения.Взмоем над мирами,Долетим до неба,Посидим с богамиИ накормим хлебом.Страха мы не знаемПеред божествами,Почему ж летаемГорем над кострами?Почему сковалиНас оковы неба?Чем околдовалаПресвятая Дева?Свой наряд наделаБелая Принцесса.Там заря сгорела.Там, в покровах леса.Сочи, 28—31.03.95 годаРиторика и штампы
Завоевали небо тучи,Завоевала тьма леса.В кого такой я невезучий?Печальны в зеркале глаза,И жрет зима остатки рая,И плачет снег на волосах,Ревниво корчась, плавно тая,Смеются льдинки на устах.Стоишь одна во мраке ночи,Вплетая в волосы обман —Чего хотела? Чего хочешь?Идет по небу караван,Стянула обручи лоза,В уме лежат мечтания кучей,Печальны в зеркале глаза.В кого такой я невезучий?Задач решение знаешь ты?Молчит твой глас, глаза смеются,Зачем в уме тогда мечтыСтрадают, стонут, плачут, бьются?Ты знаешь сотни разных слов,Ты веришь в тонны глупых сказок,И много рыцари головСложили из-за черных глазок.Иди ты к черту! Сон не мучай!Течет в душе моей слеза.За что такой я невезучий?И чьи там, в зеркале, глаза?!Сочи, 08.02.95 годаСтарый дом
В старом доме нет дверей,Окон тоже нет.Дом не слышал звук людейВечность долгих лет.Дом похож на саркофагС дырами для глаз.Шпиль стоит, на шпиле флаг,В нем огонь погас.Стены дома холодны,Мертвенен бетон —Спрятал он стихов цветыИ предсмертный стон.Бродит в доме злая тень,Падая на пол.В дыры смотрит новый день,Видит стул и стол.Видит тень и стоны те,Что украл бетон,А на каменной плитеОт цветка бутон.Старый, высохший бутонУмер что давно,Но его прозрачный звонСлышен все равно.Тень смеется и поетПесни лет былых,По ночам к себе зоветСтариков седых.Старики садятся в рядУ плиты на пол,Речи моря говорят,Вглядываясь в дол.Пляшет вальсы тень, кружитМежду бледных стен,Как молитву все твердит:«Нужно взять их в плен!»Смертью пахнет в доме томВечность долгих лет.Там увидим, как мой домГложет юный свет.Там сойдется ночь крестомТихо, не спеша.Не могу разрушить дом,Он – моя душа.Сочи, 08.03.95 годаГде я брожу один
Мокрые парка аллеиЖаждут моих сапог.Юности архиереиПьют белоснежный сок.Смех и глаза антилопыВ чарах могучих ундин —Тайны и святы тропыГде я брожу один.Полнится мозг бездумьем,Плавает плавно мак —Я над великим раздумьемСильный и смелый маг.Полный мечты и уменьяГордый палач пучин —Реки текут забвеньяГде брожу один.Только свобода до небаДаст мне испить пустоты,Вечного бега снега,Долгого дня воды.Трудного сна аспирина,Лучше уж пусть аспирин —Полны могил долиныГде я брожу один.Сочи, 11.04.95 годаМой ангел
Вплетается в воздух сырой и весеннийОтчаяние горной свирели.Уже так далёки минуты последнейЗадумчивой тающей трели.Уже не потрогать мгновения страстнойПридирчивой тонкости песни,Но понял я в ней, что конечно напрасноНе прожили вечностей вместе.Мой ангел! Ты знаешь все тайны желанийИ смысл одиноких раздумий.Ты святостью полнишь минуты прощанияУ мраморных стен полнолуния.Ты тайно хранишь существа преступленийВ ларце Увядающей Силы,Что ветреной птицы своё оперенияНа подступах лунной могилы.Я полон молитвы и отреченияОт знания таен трактатов.Мой ангел! Не бойся, всё – пляска лишь тéнейПод солнцем чужого заката.Мы – дети у Дьявола, внуки у Бога,Сливаясь в последних объятиях,Накапаем воском у века порогаСлова мирового проклятья.Сочи, 13.04.95 годаХмель
Из засохших цветов надеваю венок,
Из промокших шелков надеваю наряды.
Не сберег я того, кто всё время был рядом
И стихов про любовь написать мне не смог.
Почему же заря улыбается мне?
Отчего же смеются морские пейзажи?
Белоснежной зимой показалась мне сажа
И рубин просиял на закатном огне.
К нам приходят отцы, к нам восходят извне
И с тоскою глядят на засохшие розы,
Растворяясь на стансах моей лакримозы1,
Обращаясь в мотив заклинанием в вине:
«Выпьем, други мои, за весенние дни!
За расцвет хрусталя и узоры на море,
За орлов в нескончаемом небесном просторе!
За здоровье врагов и за строки мои!».
Сочи, 17.04.95 года
Мотивы Иуды
Пальцы вязнут в воске на бокале,
Нами обещания забыты.
Мы поем о грязи, о морали
И о том, как стены слов размыты.
Мы несем распятия на Голгофу,
Мы снимаем шляпы пред бесами —
Ты прости меня за эти строфы
И за стих, забытый небесами.
Были мы камнями в старых стенах
И бетоном, кроющем безумие,
Чувствовали пульс в холодных венах
В час, когда ровняли полнолуния.
Песни наши знают только ветры
И жрецы, сокрытые в пещерах,
Но молчат седые километры
О пустых прощениях и верах.
Нам знакомы камни и дороги,
Стоны и закаты суеверия —
Там чернеют мрачные чертоги,
Там слагают дикие поверья.
Там стоит пустынная Голгофа
И кресты, что принесли мы сами.
Господи, прости за эти строфы
И за стих, забытый небесами.
Сочи, 08—09.05.95 года
В темной комнате
Это было давно в бреду —
По тропинке лесной иду,
Воспеваю труды Дали,
Вспоминаю сны-корабли.
Напеваю мотив чужой,
Наступаю в сапог травой,
Я пью воду сухих ручьев,
Разряжаю ружьё в соловьев.
И курил папиросы «Луч»,
Расписался чернилами туч
На контракте с самим собой
И ставил печать – прибой.
Я смеялся смехом совы,
В первый раз был с собой на «вы»,
Воспевая труды Дали,
Проклиная сны-корабли.
Сочи, 10.05.95 года
Звездочет
Под колокольный звон от солнечных часовЯ запрягаю в колесницу стоны дыма,Из тысяч лиц отчаянных отцовЯ отыскал прощающего сына.Я стер улыбки с крапа старых карт,И в миг боязни перед скрипом двериЯ из звезды придумал миллиардВ концах начала темного тоннеля.Там голосила пьяная ундинаИ я шептал значения чуждых слов:«Я отыскал прощающего сынаИз тысяч лиц отчаянных отцов».Сочи, 25.06.95 годаОгни Святого Эльма
Все двери закрыты —Выхода нет,Все мысли зарытыВ солнечный свет,И спрятаны фразыВ глаза Сатаны,Как в темные фазыМертвой луны.У гор поднебесьяПолки храбрецовПридания месят,Ругают отцов.Мечи и рубиныГорят в факелах,Сжигают картиныИ плоть в хрупкий прах.И им, заражаясь,Сплетают войну,Крестам подражаяИ самому дну.Подайте алмазовГолодной страны,Как темные фазы,Как утро луны.Сочи, 26.06.95 годаДочь
В фуриáнтэ2 закружится день,В черном танце запутает ночь,Упадет невесомая теньНа мою не уснувшую дочь.Я усядусь на крыши бордюр,Свешу ноги в бездонность ночи,Обману миллион авантюрИ огромные губы свечи.Напою нараспев белый стих,Забаюкаю мысли ко сну,Нанесу три оттенка и штрих.На мольберты небес глубинуЯ вдохну. И шагну в эту ночь,Заступлюсь за карниз и уйду.(И моя не рождённая дочьВзглянет вверх и увидит звезду).Сочи, 15.08.95 годаСмерть весны
Страшно. Свечей белизнаТихо и медленно тает —Крылья сложила веснаИ от зимы умирает.Падает бархатный снегНа зеркала и ресницы,Звезды замедлят свой бегВ звонких просторах страницы.Перьями тихо кропя,Поздно напившись в каморке,Пишет сюжеты заря,Плачет в оконные створки.Странно. От скрипа двери,Нервною ланью пугаясь,Сказочной песни цариПрячутся в буквы, ругаясь.Вечность венчального снаЭта печаль предрекает —Крылья сложила веснаИ от зимы умирает.Сочи, 14.09.95 годаНичего. Кроме фраз
Я безвременно стар,Я нечаян и глуп,Я разбойник-корсарУ девчоночьих губ.Мои тайны зарытыВ шаманский экстаз,Свечи вóлнами смыты.Ничего, кроме фраз.Я с собой исполняюТот старый вальсок,Что в паркете растаетИ войдёт в кровоток.Мои судна разбились,Матросы мертвы,Обещанья зарылисьВ рыданиях совы.Влага девичьих губ,Как божественный дар —Я безвремен и глуп,Я нечаянно стар.Я пущу в эти веныДурманящий газ,Будут крови и пены,Станет смысл без фраз.И напьюсь волчьим воемВ полночной тиши,Как спиртовым настоемЛюбви анаши.Там, за тихой рекоюПохоронят тебя,Перекрестят рукою,Воспоют с алтаря.В небо взмоют вороны,Веселясь и смеясь,Пряча перьями стоныВ свою черную масть.Маловеры пойдутТам, где зреет дурман,Пусть они не поймут,Что ты мертв, а не пьян.Пусть запомнят меня,Как жреца пустоты,Как монаха, бубняНаложившим персты.Пусть утонут в моряхМоих стонущих глаз,В берегах ноября.Ничего. Кроме фраз.Сочи, 26.09.95 годаОбитель отравы
Экзáрх3 взывает к божествам,Сжигает плоть и травы.Колдует, возносясь к верхам,Во сферы к проклятым богам —Он похоронит душу тамВ обители отравы.Спустилась ночь и год прошел,А новый не явился.Сошла на Землю пустота,Великолепна и чиста,А новый год к скале прибрел,Сорвался и убился.Слепцы увидели мираж,Глухие услыхали гул,Как отзвуки вражды,Но то над гладями водыСмеялся сумасшедший стражИ ветер дико дул.На проклятой моей землеВоссели Ми́нос4 и Эак5,Радáмант6 с ними суд вершит.Архангел бьется и трубит,И гром гремит в его трубе,И стонет тайный знак.Морфей чеканит сажу снов,Вселяет в них кошмары сил,Но Зороа́стр7 с огнем идёт.Несчастных он с собой ведет,А кто не с ним – моря гробовИ тысячи могил.Сочи, 11.11.95 годаОн
памяти Алексея ШмаковаРано утром он ушел, захлопнул двери,Рано утром он платил свои долги.Он шатался у зажженной колыбели.Он дрожал. Он слышал Их шаги.Заколдован насмерть верным словомПьяный сад у моря и песок.Плелся он за пожелтевшим гробомИ смеялся, что уйти не мог.Сочи, 28.11.95 года* * * (Убегали в бархат облаков..)
Убегали в бархат облаковИ дождем зализывали раны,Просыпались от кошмарных снов,Вырывались из зубов капканов.Кто-то не хотел, чтоб жили мы,Кто-то не хотел, чтоб умирали —То бросал нас в ужасы войны,То крутил по вековой спирали.Сочи, 02.12.95 года* * * (Улетать в окно…)
Улетать в окноВ тихий летний сад,Разбивать крылоИ лететь назад.Жить под весом призм,Превращаться в пар,Понимать, что жизньНе тюрьма, а дар.Стать самими собойИ писать стихи,Обрести покой,Отмолить грехи.Верить в тех, кто слаб,Помнить всех, кто смог —Тех, кто с виду раб,А внутри как бог.Сочи, 03.12.95 годаОна
Она хотела засмеятьсяИ бросить карты на сукно,Святой водой к вину догнаться,Но то был яд, а не вино.Она хотела падать теньюНа камни старых мостовых,В них примерять наряд осеннийПод гимн церквей и храмов стих.Мечталось ей прильнуть губамиК губам таинственных имен,И резать тишь садов шагами,Считать, что это только сон.Она хотела улыбатьсяКострам, где тлела синева,Саму себя в стекле бояться,Но ведь… Она была мертва.Сочи, 09—10.01.96 годаКто-то (январский бред в четырех частях)
IИ оплавлялись свечи белым льдом,И отдавали золотом картины,Казались серебристым парикомСедые кудри старой паутины.И рéквиемом таяли в ночиКрадущиеся шорохи Кого-то,Кто знает тайны, кто о них молчит,Кого назвали этим странным «Кто-то».На дне бокала снегом яд белел,И обагрянен кровью был клинокТого, кто не устал от этих дел,Кого назвали «Чёрт» и сразу «Бог».Летучей мышью в окна билась ночь,В свечах и факелах дворца таился день —Все знали, что ему уж не помочь,И даже ночь – его немая тень.IIОбвитые мечтою, как мечом,Прокуривали тамбуры разлуки,Заглядывали вам через плечоИ к морфию тянули свои руки.И безразличен нам был небосводИ все его светила и вершины —Мы просто проходили бездны в брод,А где и в бред, прокалывая шины.Бессонными ночами под лунойВ кальяны забивали мандрагору,И догонялись сном в пути домой,Следя за ним по бортовым приборам.Мы были навигаторами летИ Лордами Фарфорового Храма.Вплетая в бред шекспировский сонет,Мы выли: «Рама Кришна! Харе Рама!».IIIНо были вы бездарно холодны,И жадно жрали спирт в своих подвалах,Как яд метафорической луныВ корсетах узких на парадных бáлах.И сложности в вас было, как в нуле,Как в «дважды два». Глотая пену смысла,Вы плыли православием в алтареК Отцу и Сыну. И вовеки присно.Мы ненавидели ваш черный умИ тонкость пальцев в баритоне лета,Под опиум клаустрофобных думХотели солнцем выжечь веру света.Но вы пытались подло нас убитьИ в спину целились расчетливым прицелом —Помыслили единственными бытьВ своём лишь сне неповторимым Белым.IVПотухли свечи и взошла лунаОттенком солнца в полотне гардины,Но во дворце всем было не до снаИз-за весны и старой паутины.В высоком кресле посреди ночи,Уставив взор в камин потухших гротов,Сидел тот Кто-то, кто давно молчитВ трясине дум долинного болота.Перебродило водкою виноВ бокале из высоких снов и терций,И в поцелуе вспенилось оно,И поджигала спиртом зиму сердца.И загуляла в скалах его дочь,Быть может с полнолунием – сном пороков,И щурилась гиеной ведьма-ночьНа спящие глаза дворцовых окон.Сочи, 31.01—04.02.96 годаУзник
Я ненавидел старый домИ эти стеныЗа их тюремный профильНа заре,За то, что в них я резалСвои веныИ выл, как песВ дырявой конуре.Я ненавидел слабонервных иПророков,И в тесноте церковнойПлен Огня,Но больше ненавиделСвои строки,Что как наркотикМучили меня.Сочи, 25.03.96 годаиз альбома «За пределом» (1996 – 1997)
Свобода
Песня для другой стороныЕе звали просто – «Свобода»,Когда свет упал на колени,И кровавые серп и молотВознесли кого звали Ленин.Ей отрезали слух и памятьПо желаниям иноверца,И мир понял, что можно ранитьЛишь идеей в самое сердце.Его слуги сожгли Карфáген,Полоснули по старым ранам,И подняли красные флагиНад сараем, что раньше был храмом.Ее звали просто. «Свобода».Даже в камере, где ждут смерти,И в холодное время годаЕё плен охраняли черти.Вольск, 01.11.96 годаКватернион (логика «Кто-то»)
IТаинственной болезнью, ломкой губПроснулось солнце стонущим зенитом,Тяжелым маршем водосточных трубНа крыше, где сидела Его свита.В подвалах опустевшего дворцаАлели свечи и взывали трубы,По кругу плыли тени без концаОков зари – напоминаний грубых.Кипел на пальце перстень Сатаны,Висели в воздухе минуты и картины —Дарил Он утру белые цветы,Придуманные под лидокаином.Иглой стонал крылатый горизонтИ изливал в пространство капли яда —Они сжигали свой холодный фронт,Похожие на ангелов из Ада.IIИ Он вознесся к пыльным небесамВ пещеры грома – облачные дзоты.Вподобие базарным чудесамОн оставался тем же самым Кто-то.Куски зари горели кровью сов.Расшиты в покрывалах, впеты в летоХрипели кони от своих оков,С печальным скрипом ехала карета.Остывший цвет испепелённых словОбуглился в засолнечных венчалях,И слышал Кто-то постоянной зовПустых подвалов – капищ для печали.И кучер повернул коней назад,Когда сверкнули звезды бликом стали —И голос стих, и свечи не горят,И задохнулся Кто-то в этих далях.IIIА выси стали страшны – лед и взгляд,Ворчание безумцев в доме скорби.Один был слеп, другой почти что свят,А третий – стих, изнеженный любовью.Шприцы зари впивались в вены горЛесов. Там ткали судьбы гороскопыИ шли солдаты яда в свой дозор,Растаптывая сапогами тропыВ ипритовый8 приют. И ведьма днейКидала корни зла в отвары мрака,Бредовый смысл немыслимых идейПророчила, готовилась к атакам.И космос под колесами был спел,Но грустный всадник под лидокаиномИграл с огнем и молча песни пелВисевшим в воздухе минутам и картинам.IVОстыли слёзы у причалов глаз,И блики солнца испарились спиртом,Как бледный свет в период лунных фазНа крыше, где сидела Его свита.В подвалах опустевшего дворцаПотухли свечи и ржавели трубы —Был монохромен цвет Его лицаИ в поцелуе мертвом слиплись губы.Читал псалтырь в окно, кричал псалмы,И стон подвалов больше не был слышен.В темницах тела, взятого взаймы,Задушенного благовонием Вишну9,Сплетала трель отравою свирельИ смерть дарила – черную усладу,А мы взрывали дымом акварель,Похожие на ангелов из Ада.Вольск, 17.12.96 года* * * (Взрывайте солнце…)
Взрывайте солнцеСтонущей лунойИ режьте нервыЛезвием разлуки,Чтоб капал на песокКровавый гнойИ лопалисьОт напряжения руки!Вводите танкиВ сны, как в города,И рушьте жизньБетоном и асфальтом,Где молча спитЗеркальная водаИ похороненСтарый сплин Гуайта!10Прославьте смертьМонашеским крестом,А сумасшедшихОбрядите в рясы,Чтоб до утраДошли своим путемШесть главных струн —Шесть первобытных масок!Затмив свой день,Облейте ядом сонИ беспредельностьСпиновых значений,Где затерялсяМой КватернионВселенной мертвых словИ тленных мнений!Вольск, 09.01.97 годаиз альбома «З.М.В.В» (1997 – 1998)
Лети!
Медленно птицы уходят в зарю.Тонким штрихом на ветке коралла,Верой спасения в глазах кардинала,Розовым сном моему королю.Белые пальцы. Колючий забор.Черные вышки и тихие песни —Ты далеко, но, наверное, мы вместе,Если однажды не щелкнет затвор.Если под вечер не скрипнет петляИ не появятся сны в униформе —Буду стоять на уездной платформеИ провожать в долгий путь поезда.Вольск, октябрь 97 годаНа века
Неизвестно зачем,Непонятно кудаТвои черные мыслиУносит вода,И стремятся снегаСхоронить навсегдаМой покой на земле,Где немые стадаГрустно топчут луга,И чья-то рукаВознесет берегаДо небес. А покаЯ останусь с тобойБез причин и немой,Но согретый строкойИ отпетый рекой —Той рекой с бесконечнойСвященной водой,И рукой, что возноситСкалистый прибойНад тобой, надо мнойГде укажет святой,На погост и покойНа года, на века.Вольск, 05.04.97 годаСюда
Здесь нет идей, здесь нет дорог,Здесь каждый сделал все, что мог,Нас полюбили лишь за то,Что мы держались за курок.Звонок в фойе. Пустая дверь —И сосчитай их всех теперь,А вьюга, что ворвалась в дом,Бьет стекла, словно дикий зверь.Замок, засов. Смотри. ИдиДорогой той, где шли цариИ пели птицы о кострахБетонной и пустой любви.И я был смел, и я кричалТем тварям, что сожгли причал.Здесь каждый сделал все, что могИ каждый, исходя на крик, смолчал.Сюда брели всю жизнь прожить,Любить, бросать, других любить,А уносили их в гробахИ крови с нас уже не смыть.Церковный звон. Господень дарИ тот же все: «Аллах Акбар!» —Попробуй в эти дни зайтиПростой, как дети, superstar.Вольск, 14.04.97 года* * * (Он стоял и смотрел…)
Он стоял и смотрелНа дом, который молчал,Он был бледен и бел,Он оставил последний причал.На холодную землюОн лег лицом в траву —Он-то верил, что сныТеперь никогда не найдут.Вольск, 20.06.97 годаДвадцать один аморфеоз
Уходил под воду,Улетал под миныДолей кислородаНа больные спины,Он ломал спирали,Он срывал печати —Все его досталиДаже Богоматерь.Грыз асфальт зубами,Трогал снег ресницей —Все его предалиИ пришлось стать птицей,Как остатком спирта,Как осколком водкиПод последним кайфомПередозировки.Он прощал и плакал,Он смотрел и видел,Как один зевакаНебеса обидел.Он сидел на многом,Он терпел немало,Когда спорил с богомИли с чем осталось.Метадоном белымОн спасал пропавших.Красногубым пéром,Королем не ставшим,Он пером кололся,Если шприц тупился,Слеп, кричал и ползал,Плакал и простился.Заполнял журналыИ учетный номерСтавил тем, с кем малоИли много вспомнил.Все летели к черту,Всё в Аид спускалось —Он уже растертыйВ аспирин и в жалость.Жмут тугие лямкиИ воняют ноги —Снова под «афганкой»,Снова мы не боги,Мы – ненужный мусор,Мы – большая урнаВсё в которой грустно,Всё в которой дурно.Наплевать на рифмыИ наказы старших,Налетев на рифы,Став на вечность младше,Отпустив бородку,Осушив поллитра,Как осколок водки,Как остаток спирта.И теперь шинельюУтираем слезы,Мы корчуем ели,Чтоб сажать березы.Плоскостенный камень,Плоскогубый ветер —Мы рожаем знамя,Мы уже не дети.Ну а он, как глинаВ килограмме содыУлетал под мины,Уходил под воду,Из незримой пушки,Убивал не спящих;Войны – не игрушкиЗдесь сыграешь в ящик.Что мне делать с тенью,Подбирая пулю,Упиваться леньюИ крутить ей дули?Я – большая сфера,Я – глоток цикуты,Я знаток ГомераИ убийца Брута.Под водой, на иле,С миной, под цепями,Я – кусочек пылиВ оркестровой яме.Вольск, 02.04.98 года, 21:00К тайне Сим
Без дна и крыши. Без тебя.Без нежных рук и белых сновЯ постигаю смысл огня,Как свет собора без крестов.В полночной краске летних днейЯ обручусь с моей мечтой,И оседлаю тех коней,Что в ночь уводят за собой.Я буду странник и монахТвоих шагов – шагов любви,Пусть будет зло, пусть будет страх —Ты только молча позови.Своим дыханием на стекле,Что держит, словно бездну, ночь,И что не сможет СатанеВ его движениях помочь.Ты помолись… Я буду слеп,Как зомби запаха волос,Я между звезд найду ответ —Ты только в них вдохни вопрос.И я вернусь к твоим глазамИ к пантомиме бледных рук,Я нагадаю по слезам,И заново начнется круг —Дорога вниз путем наверхЗарядит пульсом мой маршрут,И я уйду искать для тех,Кто в коме остается тут.Ты будешь ждать, читать псалмы,Взорвутся солнце и луна,На самом деле это – мыБез чистых мыслей и без дна.Вольск, 24.06.98 годаНо все-таки месса
Точеные губы сжимались в системуИ медленно плыли по каменным рекам,В себя поглощали кровавую пену,Излитую в воды больным человеком.Прищурился город в ехидном оскале,Набросил сеть улиц на голое тело,Вгрызалось под кожу все то, что ласкалиМы будучи старше последним пределом.Крючки тротуаров ловили наш запахИ рвущийся в клочья живой эпидермис,И красные пятна в чудовищных лапахТащил в свои норы немой иноверец.Врывались в плюсы перекрестков трамваи —Электроживотные, дети прогресса,Варилась в бульоне инстинктов желанийНе черная даже, но все-таки месса.Вольск, 26.06.98 года