Августовская ночь

Он небрежно ткнул носком ботинка мой чемодан и уже с более мягкими интонациями произнёс:

– Ладно, удачи тебе, приятель, было весело! – после чего сел в машину и умчался в неизвестность. Я так и не успел сказать ему, что мне-де вовсе не было весело.

…Окончательно пришёл в себя я только на борту корабля, тогда же меня и осенило, что мой Флакк-де был сотрудником КГБ. Тогда-то мозаика всего произошедшего сложилась в ясную картину, и все звенья связались в единую цепь событий: почему, только я высказал своё предложение Августу, Маркиан так резко сорвался с места, почему всё было организовано так сумбурно и не по сценарию, почему здесь на Гордиане никто не знал о моём присутствии. Да, спустя годы Аппий, будучи уже частным лицом, в одной из бесед поведал мне детали этой операции, для которой было задействовано порядка двух сотен человек и колоссальные ресурсы, в рамках которой была проведена небывалая работа по дезинформации, фильтрации всего потока данных, касавшихся меня, для того, чтобы обеспечить мне инкогнито и выполнение поставленной цели. Но тогда, на борту «Фермопил», не зная всего этого, я был буквально повержен способностью этой могущественной структуры оперативно планировать мероприятия.

Я передал необходимые данные Тиберию Криспу, отчитался о произошедшем, сообщил о дате прилёта Лициниану, Юлии и друзьям и на вполне заслуженном основании предавался отдыху в компании общительных и интересных, в отличие от военных, сотрудников госбезопасности, поведавших мне множество занятных историй из службы. По удачному стечению обстоятельств на борту я встретился с одним гражданином, открывшим для меня в новом свете некоторые проблемы, о которых я никогда не задумывался. Это был научный сотрудник какого-то института лет шестидесяти, возвращавшийся из командировки, звали его Евгений Логвин. Я не стал допытываться, где он работает и чем именно занимается, но с удовольствием послушал его рассуждения, которые он вёл в контексте научной обоснованности жизни в её метафизическом понимании. Как-то в беседе я с сожалением заметил, что есть определённые, можно сказать, типичные ошибки, которые человек, такое ощущение, как по сценарию должен совершить в течение своей жизни.

– Ты про грабли, на которые мы наступаем, хоть и видим их воочию? – спросил Логвин.

– Да. Почему ребёнок должен обжечься, чтобы понять, что огня нужно бояться. Почему мы понимаем, как прекратить душевные страдания, когда советуем, но не действуем так же, когда сами испытываем эти терзания сами. Почему не слушаем старших по возрасту, думая, что мы-де ловчее и проворнее умом, чем старики, «явно» утратившие чувство современности?..

Логвин, внимательно глядя через иллюминатор на неуловимо приближавшуюся Сармизегетузу, задумчиво ответил:

– Если вдуматься, это свойство человеческой жизни имеет глубочайший философский смысл. Возможно, природа защищает себя таким образом.

– От чего? – поморщился я.

– Например, от неконтролируемой эволюции человека…

Мне тогда эта мысль показалась далёкой от науки, и я ненароком его перебил:

– Это как?

Он посмотрел на меня будто бы свысока, но голос его не выдал кого-либо пренебрежения:

– Очень просто. Ты, вот, знаешь, что человечество до сих пор не побороло вирусы? До сих пор мы не можем уничтожить их или сделать себя к ним не восприимчивыми.

Тут я крепко задумался.

– Не понял, при чём тут вирусы.

– А при том! Ты только вдумайся! – с неожиданным запалом чуть ли не вскрикнул учёный. – Мы постигли гравитацию, мы научились летать меж звёзд, смогли модифицировать своё тело, подстроив его под ускорившийся ритм жизни, но так и не смогли понять, что такое вирусы – не в биологическом смысле, а в сугубо метафизическом. Какова их роль в эволюции, что они собой несут для всего живого, не являются ли они своего рода регуляторами мира живых организмов?

Да, эти вопросы способны вышибить пот.

– Пффф, хорошо, хорошо, только опять же – при чём тут то, о чём я говорил?

– Как «при чём»? При том, что представь, к чему придёт человечество, если у каждого будет всё и сразу. Человеку не нужно обжигаться, не нужно наступать на грабли, он владеет всем житейским опытом предков, по сути, он тратит время только на саморазвитие с КПД под сто процентов! Любое его желание – щелчок пальцев – и готово! Это, как бы… одновременное развитие и деградирование! А это не вяжется с законом неубывания энтропии.

– Прошу прощения, это не моя область…

– Не важно: твоя, не твоя – главное, что такое развитие идёт вразрез со всеми законами природы. В данном случае можно законы сохранения из физики транспонировать на всю природу целиком. К сожалению, мы не можем стать Сверхлюдьми, потому что, преуспевая в одном, мы должны потерять в другом.

– Но как же наука, медицина, мы ведь имеем доступ к любой информации, мы научились её впитывать со стремительной скоростью и эффективностью…

Тут Логвин, с грустной улыбкой посмотрев на меня, перебил:

– Но мы теряем время…

«Стареем и умираем», – мысленно закончил я за него фразу. Видимо, в его годы начинаешь совершенно по-иному оценивать важность вещей – опять же, некоторых из которых мне на своей жизненной стадии было не понять. Как будто читая мои мысли, он с явным сожалением произнёс:

– И как бы быстро не летали наши звездолёты, оттянуть неизбежное мы не в силах.

Время подходило к перекусу, и, оставив замершую в безжизненной пустоте космоса звёздную панораму и переместившись в кают-компанию, мы продолжили разговор, но уже на иную тему: то ли я проявил непонимание, то ли высказал восхищение технологией межзвёздных перелётов, но в итоге я познакомился с ещё одной философской теорией от человека с довольно незаурядным умом и образом мыслей.

– Здесь мы касаемся другого свойства жизни как явления природы – умения адаптироваться, подстраиваясь под изменяющиеся реалии. Не важно, что это: новые воздействующие факторы среды обитания, появление конкурента в борьбе за ресурсы, тривиальное ускорение ритма жизни – важно, что Человек приобретает, руководствуясь разумом, новые способности. Когда-то, ещё обитая на Ветере…

– Где-где? – перебил я.

– На Ветере19 – так в науке условно называется гипотетическая первопланета человека. Так вот, ещё тогда, на заре Человечества, надо думать, мы не умели летать дальше пределов звёздной системы, потом научились совершать дальние путешествия. И это сугубо в плоскости экспериментальной науки.

– Почему так? – спросил я. Ненароком заметив, что нас слушают и за соседними столами, я испытал мимолётное чувство неловкости. Но Логвин увлечённо продолжал.

– А что, похоже, что это нужно кому-то – путешествие ценой в сотни лет?

– Резонно, – согласился я.

– Более чем. Но, тем не менее, спустя определённое количество времени человек вышел за пределы своего мира, которого ему резко стало мало. Ну и скажи мне, кому это надо – отправляться в гости к своим сородичам, а прилетать к их праправнукам? Никому, ведь это бессмысленно. И тогда мы обнаружили червоточины и научились перемещаться через них. Просто потому, что не было иного варианта развития, и не важно, как именно мы совершаем мгновенные перемещения, важно, что мы бы в любом случае научились это делать, а как именно – уже детали. В противном случае, человечество вступило бы на путь: сначала – стагнации, затем – деградации и вымирания.

– Стоп, уважаемый, – прервал я. – У меня два вопроса: это что ещё за теория происхождения и откуда взялись червоточины?

– Отвечаю: во-первых, ты опрометчиво называешь мои мысли словом «теория». Всё имеет начало – как во времени, так и в пространстве. Логично? Прилетишь домой – почитай про теории происхождения. Во-вторых, никто не знает, откуда взялись червоточины. Известно лишь, что мы их не изобретали! – Логвин поднял указательный палец вверх, акцентируя внимание на этих словах. – Ты осознаёшь это или нет? Они либо были в течение всего времени существования Вселенной, либо их кто-то раскидал по ней возле пригодных для заселения миров.

– Кто? – я этого не знал.

– А я почём знаю? Этого нам не дано узнать, как не увидеть сингулярность в центре чёрной дыры, хотя мы и умеем их создавать. Да и не важно это. В любом случае, вектор развития Человечества имеет положительное направление, чему свидетельство – наши возможности и… то, что мы ещё не вымерли.

– А как же закон неубывания энтропии?

– Константин, – Логвин покачал головой. Представляю, как ему было тяжело общаться с таким невеждой, как я. – Тебе надо больше читать научных книг и тренировать ум. То, что я сказал вначале про невозможность достичь состояния бога, и то, что я сказал про непрерывное развитие – это… это две параллельные прямые, понимаешь? А такие прямые что делают?

Хоть тут я не сплоховал:

– Пересекаются в точке бесконечности.

– Совершенно верно.

…Из этого разговора я вынес для себя два постулата, которыми потом нередко пользовался в жизни: во-первых, никогда не следует зазнаваться и делать поспешные выводы; во-вторых, возможности появляются тогда, когда жизненная необходимость не оставляет выбора.

По выходе на орбиту Сармизегетузы командир корабля предложил мне два варианта: либо дождаться заправки и пополнения припасов и продолжить путь с ним, либо же спуститься на планету и добраться до столицы от космопорта на гражданском экспрессе. Я не преминул возможностью побывать на родине моей возлюбленной и заодно найти ей какой-нибудь сувенир. Не стану скрывать: плюс ко всему мне не терпелось поскорее вернуться домой, и каждый час задержки мне казался невыносимым.

Три часа – и я снова пронзаю атмосферу планеты и выхожу в космос, ещё бессонные сутки – и я на орбите Августы Примы, пытаюсь унять волнение и нахлынувшие эмоции. Целый месяц я был в тысячах световых лет отсюда, в какой-то параллельной реальности, скверно склеенном макете государства и общественного устройства. Месяц, который чудом не стоил мне жизни…

Нетерпение, необоримая нервозность в движениях, вызванные ожиданием маневрирования, посадки, прохождения таможни (без сотрудников я ведь был в «обычном» статусе)… ох, невыносимо тягучие минуты. И я ничего не мог с собой поделать, хотя ненавидел в людях несдержанность.

И всё это: мысли, суету, переживания – в миг как рукой сняло, когда среди встречающих я, наконец, увидел её: она стояла такая элегантная в строгом костюме, с дерзкой стрижкой, поодаль ото всех с букетом длинных васконских роз, безучастно глядя на густой поток пассажиров. Едва сдерживая улыбку, я, стараясь не ускорять шаг, направился к ней, и вот наши взгляды встретились, и молния пронеслась между нами, и губы её подёрнулись.

– Здравствуй, Инара.

10.

Мы смотрели друг на друга так, словно наша любовь уже давно расцвела, будто наши отношения уже сформировались, хотя сколько у нас было свиданий перед отлётом? Два? Сейчас это выглядит таким сентиментальным, но в тот момент мы разговаривали одними взглядами; я обнимал её за талию, она гладила мои волосы, ссадины на лице, щёки. Наконец, Инара с тихим недоумением произнесла:

– Почему «Инара»?

– Я теперь думаю, что ты не должна замалчивать своё происхождение.

Она улыбнулась.

– Я не скрывала его никогда, ты ведь уже понял. Но мне очень приятно это слышать, хотя и не понятно, почему именно эти слова ты говоришь мне после столь долгой разлуки.

На секунду я закрыл глаза, но, сделав вдох, ответил:

– Потому что, если бы не анты, синяков на лице было бы больше, – и, отвечая на немой вопрос: – Расскажу потом. У тебя сногсшибательная стрижка.

Правый висок и часть затылка её были экстремально коротко стрижены, зато левый висок и часть лица до глаз закрывали гладко уложенные длинные, всё такие же алые, волосы.

– Я довольна, что тебе нравится, – ответила она, передавая мне розы. Мне никто никогда не дарил цветы, и я испытал странное чувство смущения.

Немного спустя я увидел приближающегося Лициниана: рядом шёл, позёвывая, Архелай, и вместе они высматривали меня. Заметив, наконец, меня, Советник ускорил шаг, на ходу распахивая объятия, в которые меня и заключил, крепко обнимая и хлопая по плечам.

– Здравствуй, мальчик мой! Молодец, что вернулся, очень рад, – для меня тот вечер был верхом эмоциональных переживаний.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Порядок

2

Над Порядком Человека

3

В Древнем Риме «овация» – малый триумф. В данном случае, публичное признание Государством и обществом заслуг гражданина.

4

Римская и византийская должность смотрителя императорского дворца, в данном случае соответствует чиновнику из аппарата управления делами Августа.

5

Здравствуйте, Почтенные мужи (лат.). Обязательное обращение к высшим чиновникам.

6

В данном случае, под словом «магистр» подразумевается высшая военная должность, соответствующая министру обороны.

7

Курия – здание, в котором происходили заседания Совета и иных правительственных учреждений. Современным аналогом можно считать офис.

8

Здравствуй, учитель.

9

Триклиний – говоря грубо, обеденный зал с ложами.

10

От medianum – в древнеримской квартире основная комната вроде холла или гостиной.

11

Balneae – римские бани

12

Здравствуй, Август.

13

Миропорядок Человека.

14

Другое дело – подать руку женщине или иным образом выказать хорошие манеры.

15

Консисторий – совещательный орган при Августе, в который входит предельно узкий круг лиц.

16

Будь здоров

17

В Риме – одна из должностей, в обязанности которой входил надзор, изначально, за храмами и прочими постройками, в последующие времена – за благоустройством Города вообще в самом широком смысле. В последнем смысле эта должность подразумевается и в данном случае.

18

Преследователь или благодетель.

19

Vetera – старина, прошлое.