Аютинская повесть. Владимиру Дмитриевичу Катальникову посвящается

На подготовительном участке работал механиком некто Пётр Кусьменко, который постоянно приходил на наряд ЭМС, и требовал автоматчика в помощь своему электрослесарю. А поскольку на проходческих породопогрузочных машинах не было никакой электроники, ему часто отказывали в помощи в силу занятости автоматчиков другими, более сложными неполадками. Тогда этот механик подходил к Кагальникову, чтобы проконсультироваться по имеющейся на его участке неполадке. Кусьменко не только не умел читать принципиальные схемы, но и объяснить грамотно, что случилось, не мог. Эти консультации обычно вызывали дружный смех, потому что выражаться, как это делал Пётр, не к лицу было не только механику с высшим образованием, но самому захудалому слесарю.

– Володь, – обратился однажды Пётр Иванович к Кагальникову, – что может быть? Я нажимаю пусковую кнопку, машина не включается, а внутри её магнитной станции слышится звук: «Д-з-з-з-з».

– Ну, ты хотя бы открывал её, с целью посмотреть, что там срабатывает? – спросил Кагальников.

– Да, конечно, – сообщил Кусьменко, – там есть маленькое реле и оно тоже непонятно как, срабатывает! Примерно так: «Ляп, пауза секунду, потом снова ляп и опять пауза…». Я смотрю, рядом с ним установлено переменное сопротивление, подкрутил его малость. Эта релюшка начала срабатывать без паузы, быстро так – ляп-ляп-ляп-ляп….

– А что издаёт звук «Д-з-з-з-з»? – пытался заочно установить неисправность Кагальников, по ходу вспоминая схему управления породопогрузочной машиной.

– Контактор! – отвечал Пётр Иванович, – главное, «д-з-з-з-з», и не включается ни хрена! Что может быть?

– А как громко «д-з-з-з-з»? – начинал уже прикалываться Володя, которому трудно было разговаривать на языке первобытных.

– «Д-з-з-з-з»! – изо всех сил промычал Кусьменко, испугав своим рёвом Магулёва и вызывая дружный хохот всех, кто слышал этот разговор.

– Вот так, да? – ухмыльнулся Кагальников.

– Ну, может быть даже ещё сильнее! – уточнил Пётр, заглядывая Володе в глаза, – что может быть?

– Если ещё сильнее, – улыбнулся Володя, – тогда не знаю, я ведь думал, что тихо «д-з-з-з-з»….

Громкий смех заглушил возмущения Кусьменко, а Кагальников прекратил улыбаться и строго посмотрел на механика.

– Пётр Иванович, – выговаривал ему Кагальников, – ты с высшим образованием, а рассказываешь, как пастух или индеец. Вот скажи мне, что можно понять из твоих этих «Д-з-з-з-з», «Ляп-ляп-ляп-ляп»? Ты в зоопарке давно был?

– Причём здесь это? – тупо удивлялся Кусьменко.

– Так бегемот губами плямкает, – завершил разговор Кагальников.

В декабре 1986-го года стартовала самая снежная зима, Владимир за свою жизнь не мог припомнить подобного. Начиналась она вроде как всегда: немного подснежило, растаяло, затем подмёрзло. Ждали очередной оттепели, а ее не последовало, наоборот, с десятого декабря поднялся ураганный ветер, и началась пурга, какие бывают на Крайнем Севере. Это продолжалось с нарастающей силой, и каждый старался успокоить себя, что это пустяки – похулиганит ветер и всё! Но не тут-то было, буря улеглась лишь к 20-му числу. Но снег не переставал идти, он валил, не прекращаясь, примерно до конца декабря. Город замер, снежные сугробы достигали полутора-двух метров высоты, наступал полный коллапс. А снег всё шёл, как будто хотел испытать на прочность шахтёрское племя, горбачёвскую власть и его перестройку. Ездить на работу стало практически невозможно, транспорт не мог выехать из гаража, дороги завалило снегом.

Надо было что-то делать, дабы обеспечить подъезд хотя бы к горкому партии. На дорогах в первые дни этого природного катаклизма, конечно же, появилась снегоочистительная техника, но ее катастрофически не хватало. Она ломалась из-за повышенной нагрузки, требовались чрезвычайные меры. Снег шёл практически каждый день, временами не сильный, но иногда валил, как пух из вспоротой перины. На крыши жилых домов давили тонны непредвиденного груза, и те начали проваливаться под этими сугробами. Все жилищно-коммунальные службы перешли чуть ли не на военное положение и чистили снег с крыш, сбрасывая его вниз. Улицы превратились в тоннели, по краям нагребли снега в три метра высотой. Эту массу попросту некуда было девать, убирать его не успевали. Предприятия ежедневно выводили на улицы сотрудников с лопатами, чтобы хоть как-то обеспечить проезд по улицам.

В первые дни погодной аномалии на конечной остановке автобуса 4-го маршрута «Железнодорожный вокзал» организовали отметку для горняков Аютинской. До шахты добираться было нечем, а те, кто жил в посёлке работали сверхурочно за «городских». Немного позже к каждой смене пустили по автобусу, который двигался с черепашьей скоростью, иногда застревая в снежной каше. И если на работу можно было ещё как-то попасть, то возвращаться иногда приходилось пешком от самой шахты. Владимир с бригадиром часто возвращались с работы своим ходом, несмотря на сильный встречный ветер и Кагальников удивлялся, откуда у Владимира берутся силы, чтобы пешком добираться до Ново-Азовки.

И это была единственная зима, когда снег лежал с декабря и до мая. А в апреле Ростовскую область накрыла вторая волна снегопадов, и это был первый день рождения 10 апреля, который Владимир встречал «зимой». Неожиданно повалил сильный снег, и увеличил имеющийся покров больше, чем на метр, в городе опять лежали огромные сугробы. Во время Всесоюзного коммунистического субботника ко дню Рождения Ленина, народ, вышедший на улицы, убирал снег, вместо того, чтобы высаживать деревья, цветочки и белить бордюры. В занесённых выше макушек лесопосадках, снег образовал ледники, таял долго и лишь к середине мая они исчезли, когда вокруг уже бушевала зелёнка.

Реформы Горбачёва сыпались, как из рога изобилия, их быстро начинали и бросали на полпути. В январе 1987 года произошёл первый показательный конфликт между Горбачёвым и Ельциным на заседании Политбюро. Этого телевидение не показало, но газета «Вечерняя Москва» успела выпустить и продать половину тиража с речью Ельцина на заседании Политбюро. Остальную часть изъяли, но ходившие по рукам проданные газеты приводили в восхищение и политический экстаз москвичей. Вот она гласность и демократия! Кто мог позволить во времена Брежнева публично перечить генсеку? Ай, да молодец, Борис, настоящий защитник интересов народа! С той поры, Первый секретарь Московского горкома стал быстро нарабатывать популистский авторитет, или как сегодня говорят – рейтинг. В коллектив шахты дошли слухи о «бунтаре», но особого восхищения не вызвали, да и в лицо его ещё никто не видел даже в центральных СМИ.

С принятием Закона СССР о государственном предприятии с расширением полномочий трудовых коллективов срочно избирались их советы на предприятиях. Шахта Аютинская не являлась исключением, и когда стал вопрос о председателе Совета трудового коллектива, то кандидатуре Кагальникова на эту общественную должность не было альтернативы. Володю единогласно выбрали на общешахтной конференции, и он серьёзно занялся этой общественной деятельностью. В состав СТК с правом совещательного голоса Кагальников ввёл председателя рабочего контроля шахты Жагикова, который занимался распределением дефицитов по участкам, а на заседаниях СТК всегда имелись вопросы по справедливому их распределению. Кроме того он, как единомышленник, всегда поддерживал Володю в принятии решений.

Согласно постановлению об СТК, совет имел полномочия выбирать директора предприятия, с чем Кагальников не соглашался категорически. Однажды несколько членов совета подняли вопрос о снятии с должности нового директора Леоснова. Эти ребята, проходчики и ГРОЗы, решили, что Анатолий Алексеевич слишком строго относится к рядовым шахтёрам.

– Это не является его отрицательным качеством! – протестовал Кагальников, – дисциплинарный шахтёрский Устав не отменяли! А строгое отношение к разгильдяйству я лично приветствую! Я вообще не понимаю, как мы можем оценивать работу руководителя, не побывав в его шкуре? Вот я, например, знаю, кто и на что способен в моей бригаде, так как я специалист в этой области. Но я никогда не руководил шахтой и по определению не могу знать всех нюансов этой работы. Как я должен оценивать, эффективно ли Анатолий Алексеевич руководит нашей шахтой? Я, конечно, поставлю вопрос на голосование, но призываю вас не поддаваться на «заманухи» политики популизма! На предприятии, а тем более на шахте, должно быть единоначалие и дурак придумал наделять полномочиями СТК по избранию директора. Он должен назначаться по профессиональному признаку, но не по нашему желанию.

– Он что, родственник твой? – кричал ярый противник директора.

– Такой же мой, как и твой! – ответил Володя.

– А чего ты тогда глотку рвёшь? – не унимался тот.

– Я не личность Леоснова отстаиваю, а против выборов директора вообще, – парировал Кагальников, – убеждён, что если подчинённые будут выбирать себе руководителя, то начнётся стопроцентный развал предприятия! Понятно, что выберут «добренького», который потом не в состоянии будет управлять коллективом. Как только он начнёт требовать, его тут же могут снять голосованием с должности. Поверьте, так и будет!

– Но ведь это не мы придумали, а партия! – не унимался горластый, – ты против линии генерального секретаря?

– Я считаю, Горбачёв занимается популизмом, – впервые публично высказался против политики генсека Кагальников, – я за здравый смысл и не приемлю популизма! И я, как нормальный человек и коммунист, не хочу начинать развал промышленности собственными руками!

В зале начался гвалт, но Кагальников быстро прекратил эту свару. Он поднялся из-за стола и объявил, что если совет проголосует за недоверие Леоснову, то он по закону ничего не сможет противопоставить решению совета, но попросит проголосовать ещё раз, только за отставку Кагальникова с должности председателя СТК. Владимир наблюдал в это время за выражением лиц членов совета трудового коллектива, и было понятно, что никто из них, даже ярые противники директора, не желали отставки Кагальникова. Когда вопрос о доверии Леоснову он вынес на голосование, «против» был всего один человек, который задавал Володе вопросы о родстве.

– Молодец, бригадир! – не сдержался Жагиков и первым захлопал в ладоши.

– А ты бы вообще заткнулся! – закричал на него противник Леоснова, – все знают, что ты ставленник Кагальникова, марионетка, проще!

– А тебя неслучайно прозвали глупомордым в бригаде! – вспылил Жагиков, – я тебе за твои слова могу в рыло заехать!

– Ну, попробуй! – подбежал к Владимиру вконец разозлённый противник.

Владимир уже не мог сдерживаться, всё произошло так быстро, что никто, в том числе Кагальников не успел среагировать. Владимир коротким прямым ударом в нос, сбил с ног этого горлопана, кровь тонкой струйкой брызнула ему на одежду, а поверженный противник завалился на стул спиной.

– Товарищи, посмотрите на эту демократию! – орал на весь зал «глупомордый», – члена совета избивают!

– Это точно сказано! – бросил реплику Владимир, – и ещё какого члена…, глупомордого!

Директор, присутствующий на каждом заседании СТК, быстро поднялся и вышел, ему впечатлений и без этого хватило. Резко вскочились с мест большинство членов СТК. Кагальников подбежал к Владимиру и схватил его за руки.

– Ты чего? – спросил Володя, – это же скандал на весь Ростовуголь!

– Всё будет нормально! – уже спокойно рассуждал Владимир, – я ведь убеждать, как ты не умею, а гадов, выражаясь устами Бендера, убивал ещё в детстве из рогатки!

Вопреки опасениям Кагальникова скандала никакого не последовало, слишком малый был его масштаб. Страну сотрясали другие более значимые скандалы, и в каждой газете можно было прочесть об этом и даже посмотреть по телевидению. Но по шахте поползли сплетни, что Кагальников с Жагиковым избили нескольких членов СТК, защищая директора. В эти домыслы, мало кто верил, все знали характер и порядочность Володи Кагальникова. «Если даже и так, то значит, было за что!» – реагировало на слухи большинство.

Перемены в руководстве шахты происходили без скандалов, после того, как сменили директора, пришла очередь главных инженеров. Назначили парторга Павловского, а вместо него организацию возглавил Александр Хостев, работавший начальником ОТИЗ. Эта замена главного инженера была сама по себе странной. Павловский хоть и имел соответствующее образование, но его нулевой опыт, не мог бы вытащить шахту из прорыва.

Для этого нужен был человек с нестандартным мышлением и даже талантом в производстве проходческих работ. Ведь отставание в подготовке лав могло привести к остановке двух добычных участков. Необходимо было форсировать проходку 605-го и 606го штрека, чтобы подготовить сразу две лавы. К тому же Павловский вызывал насмешки у начальников подготовительных участков своими указания и некомпетентностью, а проходчики открыто смеялись ему в лицо, когда он требовал заземлить пневматический колонок.

Вскоре в Ростовугле поняли неравнозначность замены главного инженера, на СТК была представлена новая кандидатура. Технический директор Ростовугля Песеев лично привёз на шахту сына бывшего генерального директора, Сергея Ивановича. К фамилии Посыльной на Аютинской относились негативно, но Сергей Иванович, как опытный руководитель, прошедший шахтёрскую школу от горного мастера, мог достойно ответить на любой провокационный вопрос.

– Вы сын бывшего генерального? – спросил «глупомордый» член СТК, которому Владимир когда-то разбил нос.

– Да! – ответил Сергей Иванович, – моя фамилия Посыльной.

– Нашей шахте не нужен такой главный! – категорически протестовал бунтарь.

– А чем Вам не нравится мой отец? – возмутился Посыльной, – я горжусь им! Он всю жизнь посвятил добыче угля в Российском Донбассе, Герой Социалистического Труда….

– Знаем мы этих героев! – протестовал «глупомордый», – липовые они.

Технический директор Песеев не ожидал такого поворота событий и с растерянным видом смотрел, как в зале поднимается шумиха. Многие члены СТК, подстрекаемые бунтарём, тоже начали выкрикивать оскорбительные доводы против Сергея Ивановича.

– Товарищи! – громко успокаивал их Кагальников, – высказывайтесь по существу! То есть, по каким критериям вы недовольны кандидатурой Посыльного Сергей Ивановича? Он профессионал своего дела и если критиковать, то нужно говорить о недостатках в работе. Не надо устраивать здесь базар, мою позицию вы все знаете, я сторонник назначения на должность руководителя, а не выборы его с обвинениями на основе сплетен.

Члены СТК начали постепенно успокаиваться, ни у кого не нашлось реальных аргументов, кроме слухов, чтобы выразить недоверие представляемой кандидатуре. Только лишь «глупомордый» бунтарь продолжал горланить и даже оскорблять Сергея Ивановича, называя его братом алкоголика. Да, старший Сергея Ивановича имел эту пагубную привычку, но кто должен отвечать за брата, и как это влияет на профессионализм представляемого кандидата на должность? Тем более, сам Сергей Иванович не страдал этим недугом.

– Ты долго ещё орать будешь? – не выдержал Владимир, присутствующий на заседаниях СТК с правом совещательного голоса.

– А что, ты опять меня избивать начнёшь? – взвизгнул «глупомордый» бунтарь, – посмотрите, люди добрые, вот она их демократия. …Жагиков, ты вообще с правом совещательного голоса, так что заткнись и сиди, молча. Мы будем решать!

– Я тебе сейчас в рыло заеду совещательным апперкотом, и сразу проголосуешь в штаны! – злобно высказался Владимир, приподнимаясь с места.

– Обнажил он бицепс ненароком, даже снял для верности пиджак! – в шутку процитировал Высоцкого кто-то из членов совета.

Бунтарь, понял, что Владимир может снова публично испортить ему физиономию, резко дёрнулся с места, поднимаясь, нечаянно и громко пукнув, чем вызвал дружный хохот всех присутствующих.

– Ну, вот я ещё не приблизился к тебе, а ты уже проголосовал! – смеялся Владимир.

Такого позора бунтарь явно не ожидал. Жалкий вид и последующее бегство с заседания определило дальнейшее решение по утверждению кандидатуры Сергея Ивановича на должность главного инженера. Он оказался лучшим из числа тех, кто когда-либо руководил проходкой на шахте Аютинская. В кратчайшие сроки ликвидировал отставание, организовав встречную проходку 606-го штрека со стороны 602 уклона, отработанной лавы. Аналогично ускорили проходку и 605-го штрека с той лишь разницей, что «встречку» шли от вентиляционной сбойки. Всё это позволило уже в ближайшие месяцы запустить и 605-ю и 606-ю лавы. Шахта вышла из прорыва и выполняла план, зарплаты резко увеличились за счёт премий, и настроение коллектива поднялось, будто на дрожжах. Сработал главный принцип Сергея Ивановича: «не обманывать людей, пообещал заплатить за ускоренную проходку не меньше тысячу рублей в месяц – держи слово!»

Зарплата у автоматчиков позволяла частенько устраивать мальчишники, совершая посещение ресторана. В городе их было всего три: «Восток», «Никополь» и самый «крутой» «Донбасс». Когда-то его называли «Космос», именно в этом ресторане заведующей залом работала давняя знакомая Кагальникова, и бригадир пользовался этим. Дело в том, что попасть в подобное питейное заведение было не просто, столики бронировались заблаговременно, но по знакомству это было возможным. Ребята начинали уговаривать бригадира с утра, и он «сдавшись» к обеду, звонил по телефону своей знакомой, чтобы та забронировала на вечер столик на несколько человек. В ресторан шли самые способные, и это также являлось стимулом для повышения уровня знаний у членов бригады.

Даже в горбачёвские времена здесь можно было выпить хорошей водки, коньяка и марочного вина. Холодные закуски официанты готовили на все столы заранее, это было фирменное мясное ассорти, салаты, паштеты, нарезки. Горячее нужно заказывать отдельно, спиртное – тоже. Во времена тотального дефицита, этот ресторан казался раем и, попадая в него, каждый посетитель понимал, что это последний оазис изобилия в бескрайнем океане дефицита. Такой ассортимент, как в «Донбассе» в горбачёвские времена можно было встретить не в каждом ресторане. Стоило это конечно дорого по тем временам, но всё в мире относительно, шахтёры со своим уровнем зарплаты, безусловно, могли позволить себе посидеть в таком «раю» вечер. Играла живая музыка, на эстраде исполняли современные попсовые песни, можно было потанцевать с красивой девушкой и, конечно же, хорошо выпить. Обходилось такое удовольствие «десять-пятнадцать рублей с рыла», а если больше, то ребята, рассчитываясь за столик, восхищались: «Хорошо мы сегодня погуляли! По восемнадцать рублей с носа…»

Посещали ресторан почти каждый месяц, по установившемуся обычаю никто из ребят не брал с собой жён. А чтобы не заезжать домой после работы, и не показываться лишний раз на глаза супруге, в такой день старались не спешить с выездом из шахты и с удовольствием задерживались на вторую смену. Ресторан, расположенный в центре города, открывался в восемь вечера и «гулёны» появлялись там к девяти, чтобы вдоволь успеть «покуролесить». Все рестораны города работали до полуночи и с её наступлением, официанты вежливо просили всех покинуть заведение. Тем, кто жил на Аюте, приходилось обратно добираться домой гораздо труднее, только автобусом, везущим на шахту четвёртую смену. Владимиру на Ново-Азовку тоже приходилось ждать 20-го маршрута «Центр-Наклонная» и приезжать домой глубокой ночью, поспать два часа и снова на работу.

Хождение во власть

***

Близился к завершению 1988 год. После прошлогодней, снежной зимы, декабрь выдался морозным и солнечным, но снега было немного. Природа, как будто израсходовала свой лимит на снегопады в прошлом году и земля то там, то здесь проступала чёрными пятнами среди белого покрова. Но уже с двадцатых чисел начались оттепели, чередующиеся с морозами, от чего деревья, кустарники и торчащая кое-где прошлогодняя трава покрывались густым инеем. В такие дни от въезда в посёлок и до самой шахты, дорога с высокими тополями по обочинам, казалась сказочным тоннелем. А красная звезда на АБК Аютинской становилась белой от инея. Неоновый лозунг «Слава КПСС» из-за вышедших из строя ламп, подсвечивающих буквы «К» и «П», прославлял «СС», но на это никто уже не обращал внимания, что соответствовало перестроечным процессам в государстве.

Но были и положительные перемены, во втором полугодии начато кредитование индивидуального жилищного строительства. Давали ссуды под 3% годовых на пятнадцать лет, построить за эти деньги собственный дом стало реальностью. Владимир с женой и дочкой проживал в однокомнатной квартире, Кагальников вообще в бараке, называемом казармой. Бригадир стоял на очереди на получение квартиры, и строиться не планировал, а Владимиру посоветовал взять такой кредит. Но для получения нужен был выделенный под строительство земельный участок и проект. Его Жагиков заказал в кооперативе, организованном главным архитектором. Земельный участок, половину усадьбы, решил просить у брата, живущего в отцовском доме в посёлке Красина. На это ушло ещё два месяца, а когда документы были готовы, выдачу кредитов резко приостановили. Несогласованность горбачёвских реформ с возможностями бюджета начинала проявляться в извращённом виде.

В СССР только ленивый не понимал, что за прошедший год страна приблизилась к черте, за которой последует её развал. Невольно вспоминались слова Сталина: «Ленин оставил нам уникальное государство, а мы его просрали!». По центральному телевидению шли репортажи, посвящённые расследованиям громкого «Узбекского дела» под руководством Гдляна и Иванова, с каждым днём обострялся конфликт в Нагорном Карабахе, в республиках Прибалтики зрело недовольство Москвой. В мае в СССР была создана первая политическая партия, оппозиционная КПСС – «Демократический союз», положив начало многопартийности в стране. После состоявшейся встречи Горбачёва и Рейгана стартовал вывод войска из Афганистана.

В июне созвали XIX партийную конференцию, на которой Ельцин выступил с просьбой о политической реабилитации. Это прозвучало, как раскаяние заблудшей проститутки, осознавшей своё аморальное поведение. Его выступление показали по телевидению, и этот мужик, не производящий впечатления умного, Владимиру сразу не понравился. Во-первых, внешностью он был похож на «глупомордого бунтаря» из состава СТК шахты, которому Владимир когда-то разбил нос. Во-вторых, его покаяние типа: «простите братцы, я обделался, но предан вам даже засранный», вызывало чувство неприязни к приспособленцам. Кагальникову Ельцин тоже не понравился, Володя не мог терпеть двуличности и непорядочности, ради чего бы они ни проявлялись.

В столице состоялся первый митинг Московского Народного фронта, в Куйбышеве стихийное мероприятие собрало устрашающее количество митингующих – семьдесят тысяч человек. Требовали отставки Первого секретаря обкома Муравьева, и Горбачёв снял неугодного руководителя. В Эстонии, Литве и Латвии прошли учредительные съезды общественных организаций, созданных якобы в поддержку перестройки, но именованных почему-то Народным фронтом, будто эти республики готовились воевать. Митинг по поводу событий в Нагорном Карабахе собрал в Баку около семисот тысяч человек. В ноябре ВС Эстонской ССР принял Декларацию о суверенитете и изменения в Конституцию, устанавливающую приоритет республиканских законов. Президиум Верховного Совета СССР принял указ о несоответствии этих законодательных актов Конституции СССР. Начиналось противостояние союзных республик с центром.

В декабре состоялась встреча Горбачёва с Джорджем Бушем на Мальте, после которой оба заявили на весь мир об окончании «холодной войны». Горбачёв верил в эту сказку, придуманную в Вашингтоне, чтобы впоследствии продвинуть НАТО дальше на Восток. Вернувшись в Союз, Михаил Сергеевич объявил о первых, по его мнению, свободных выборах в Верховный совет СССР в будущем году. В связи, с чем, по его указанию уже в декабре был принят Закон СССР «О выборах народных депутатов СССР». Согласно ему, они должны быть альтернативными, а кандидатуры выдвиженцев по Шахтинскому избирательному территориальному округу №278 должны утверждаться на его конференции.

В шахте велись нескончаемые споры о выборах в Верховный Совет, горняки в большинстве своём не верили в их честность, утверждая, что 99,9% проголосуют «За», как это было раньше. Горячо обсуждались кандидатура делегата на окружную конференцию, которая будет утверждать народных выдвиженцев, чтобы их фамилии внести в избирательные бюллетени. Делегата от шахты Аютинской выбирали на общем наряде и за Кагальникова вновь проголосовали единогласно. Володя всегда отстаивал интересы коллектива шахты, добивался выделения дополнительного количества автомобилей в Ростовугле для реализации их очередникам. И у него всё хорошо получалось. Об этом знали не только те, кто ждал заветного авто, но и все остальные горняки. Когда же нужно было отстоять интересы участка ЭМС у руководства шахты, он тоже делал это корректно и умело. Такой он был человек, выражаясь современным сленгом – корпоративный. Например, интересы бригады автоматчиков всегда защищал перед любым начальством.