Чертушки из сербской глубинки

Нина Алешагина

Чертушки из сербской глубинки

Находки в римском некрополе

Зима положила конец археологическим изысканиям Лупа Синильного. С сентября он увлеченно раскапывал дакийские и римские могилы на востоке Сербии. Нашел двадцать семь свинцовых табличек с проклятиями, античный сосуд с пергаментным свитком, фигурку какого-то божка, серебряные наручи и другие артефакты. Молодой гробокопатель трудился, как одержимый, и лишь снегопад напомнил ему, что пора сворачивать полевые работы.

Высокий стройный брюнет устало брел мимо сербских поселений. За ним понуро плелся мул, груженный книгами, инструментами и археологическими находками хозяина. Мужчина зябко кутался в длинный меховой плащ. Сербы, с их набожностью, открытыми сердцами и крепкими семейными узами, вызывали у него стойкое отторжение. Самой несносной чертой жителей Балкан Луп считал излишнюю словоохотливость и любопытство. Разве можно рассказать, кто он и чего ищет? Несмотря на успешные раскопки в римском некрополе, Синильный был неудовлетворен. Свинцовые таблички предназначались для других лиц. Они интересны эпиграфистам, историкам и салонным чародеям из круга Багряной Жены – так звали венгерскую богачку, помешанную на мистике. А ему нужно нечто особенное, чтобы одолеть своих врагов. Defixiones* едва ли помогут колдуну вернуться на родину.

Леса, леса, кругом буковые и дубовые леса. Стужа не особенно лютая, но в палатке у костра он все равно мерзнет. Луп привык к местной сливовице, которая отлично согревала путника. «Вот обойду все медвежьи уголки и сопьюсь до того, как изучу свои находки», – мысленно подтрунивал над собой Синильный, рассматривая под лупой свинцовые таблички. Замечательную память оставили о себе склочные люди!

– Ты передашь их в музей, магистр? – Я не настолько богат, Бубушик. Сатанисты заплатят больше. Они верят, что выдержанный и настоянный за тысячелетия негатив, скрытый в этих надписях, сделает их сильными.

Сегодня Луп остановился в небольшом хане – так называется постоялый двор на Балканах, оставшийся здесь от лучших времен. Колдун ужинал у очага, радуясь, что вьюга не застала его в дороге. Он жадно уминал круглую рубленую котлету с острым соусом, который местные называют плескавицей, запивал ужин ракией. Бубушик неосторожно сунулся в кружку и от одних паров растянулся на грубо сколоченном столике захмелевшей тушкой. Создание было незримо для глаз простых сельских жителей. Луп старался не привлекать к себе внимания, но селяне все равно наблюдали за ним, как будто ожидая чего-то.

Колдун запустил мозолистую руку в волосы, сальными прядями ниспадающие на широкие плечи и ниже, и проворчал:

– Почему у сербов нет бань? Упаси меня Геката от педикулёза.

– А-а, вши не плошица, за яички не кусают, – проблеял Бубушик, перекатываясь на животик.

– Ты вконец обнаглел, паршивец! – вспылил Луп, выкидывая нечистого за шкирку на улицу. – Найди мне бабоньку, согласную предоставить мне ванну и саму себя.

– Здесь тебе не Белград, чтобы выделываться, – огрызнулся помощник, отряхивая снег с меха. Он выглядел как буро-зеленый чертик с маленькими рожками. На его мордочке проступило выражение вселенской скорби, янтарные глазки увлажнились. Вздохнув, Бубушик отправился на разведку.

Наевшись до отвала, колдун клевал носом в скрипучем кресле.

– Лес за околицей фонит черной магией. Я нашел ведьмино логово, магистр! – возбужденно заверещал Бубушик, запрыгнув ему на колени.

Луп лениво приоткрыл один глаз.

– Я удивился, откуда в селении хан, если чужеземцы редко забредают в эту глушь. Ну, конечно, здесь колдуют, и от просителей нет отбоя. Местные мужики, должно быть, ходят в провожатых. Кто живет с ведьмой, Бубушик? – деловито спросил колдун, потягиваясь.

– Красивая девчонка с двумя ребятами, шеф. Как не боится, спрашивается? Ведь дом кишмя кишит бесами. Страшными такими!

– Да ты что! Такого я еще не видал. Даже в особняке Багряной Жены мельтешат одни лярвы, несмотря на сеансы церемониальной магии, – оживился Луп, надевая на плечи тяжелый рюкзак.

От деревни до зловещего дома пришлось идти по непогоде около трех миль. Луп сошел с главной дороги, и тащился через заиндевелый бурелом, следя за тем, чтобы мул себе ноги ни переломал. Окружающий лес болел из-за воздействия деструктивных Сил Тьмы. Синильный поежился, кожей почувствовав слежку. Бубушик тревожно озирался и водил ушами с кисточками. Даже мул забеспокоился, когда они подошли к старому дому моравского типа. Хозяину пришлось заманивать его булкой с солью на длинное крыльцо с арками. Привязав животное, он поставил ему защиту от хищников и злых духов. Бубушик жался от страха к сапогам магистра, и в то же время любовался дверным молотком в форме шакальей морды. Выполненный из бронзы, он позеленел от времени.

– Пожалуйста, не поцарапай антиквариат, шеф, – взмолился чертик. – Заявить о себе можно и ногой.

– А ты уже разохотился на чужое добро, ворюга? – усмехнулся Синильный.

Стучать пришлось долго, прежде чем дверь со скрипом приоткрылась.

– Простите, тетя задержала меня. Вы врач? – робко спросила худенькая девочка с нечесаной гривой рыжих волос. Когда испытующий взгляд Лупа остановился на ней, юная селянка вспыхнула от смущения и начала всполошено поправлять прическу.

– Извините, тетя часто дерет меня за космы.

Луп неодобрительно покачал головой и проворчал:

– Довольно извинений! Говори медленно и внятно. Как звать тебя?

– Гордана. Мои братья слегли. Вы от господина Хабола?

– Не знаю такого. Но я смыслю в медицине. Где пациенты?

Девочка вздохнула от облегчения, провожая «доктора» к двум малышам. Они кашляли и потели под вонючей овчиной от лихорадки. В просторном доме царило запустение. Колдун поразился невиданному количеству злых духов, шныряющих здесь повсюду. Хищно ощерился в ответ на свирепые гримасы и агрессивную жестикуляцию сущностей. Бесстрашие чужеземца озадачило отверженных Богом.

– Откуда вы пришли? – на всякий случай уточнила рыженькая, комкая рваный подол платья.

– С востока.

Луп осмотрел Павле и Давида – так звали малышей двух лет. Послушал их легкие с помощью стетоскопа, который использовал при взломе сейфов, чтобы не проворонить характерный щелчок. Похоже, на запущенный бронхит или пневмонию. Обстановка в холодной, как будто сто лет назад покинутой конуре не давала надежды на выздоровление. Гордана отсчитала определенное количество дров и положила их в печь.

– Топи жарче. Они же простужены до полусмерти! – сердито приказал Луп. – Рубашки слишком сырые. Смени их.

Гордана закусила губу и принесла еще дров из поленницы. Потом храбро открыла сундук и достала оттуда сухую одежду, пожелтевшую от времени.

– Тетя требует, чтобы мы сначала сносили эти обноски. Я боюсь, что она поколотит братишек, если увидит их в новых рубахах.

– Ну и жадина, – покачал головой Луп, подивившись поношенности платья, которое неряшливо болталось на тощей девчонке. Ее явно держат в черном теле. – Она хоть заплатит за лечение?

– Вряд ли, –  всхлипнула Гордана. Слезы потекли по ее впалым щекам. – Господин врач, я бы отдала все, что у меня есть, за их спасение. Умирая, матушка велела мне позаботиться о младших. Но у меня ничего нет! Тетя приютила нас из милости после смерти папы! Ах, я так подвела своих родителей, не уберегла ребят!

– Я же просил не тараторить, глупая! Разве по моей речи не ясно, что я иностранец? Ну, ну, не реви, – успокаивал девушку Луп. Его разбирало ненасытное любопытство. В доме шалит нечистая сила. У маленькой приживалки есть все основания трепетать перед ведьмой. – Я сам разберусь с твоей тетей! Как ее кличут?

– Анат.

– Серьезно? Это не сербское имя!

– Ее зовут Анат, – тупо повторила Гордана, глядя на свои стоптанные башмаки.

– Ладно, Анат так Анат. Этот дом принадлежит ей?

– Да.

– Она сушит какие-нибудь травы?

– Сейчас принесу.

– У меня сохранилось немного зверобоя и чабреца, но этого недостаточно для  лечебного снадобья. За гербарий-то не влетит тебе?

– Не знаю. Спасите Давида и Павле, – бесцветным тоном уронила Гордана.

Магистр Луп разбирался не только в ядах и археологии. В свое время мать заставляла его заучивать травники и справочники по медицине. Поставив на огонь джезву, колдун нашел в своем гримуаре рецепт и на весах отмерил нужное количество сырья для снадобья. Удручающе хрупкая сестричка сменила одежду на больных и заботливо укрыла их, бормоча молитву. Дети недавно потеряли отца при пожаре. Мать угасла через неделю после родов. Никого у Горданы на свете не осталось, кроме братьев.

– Когда жар снизится, натру их барсучьим жиром. А пока прокапаю пацанам носы вот этой гадостью. Надеюсь, ты сумеешь унять их плач.

Мальчики разревелись от ужасного жжения в носоглотке. Пока Гордана нежно утешала и кутала их, Луп изучал аномалии в ее ауре. Неужели эта суетливая пигалица – наследница ведьмы? Бесов она не видит и не слышит. Сколько же в доме живых? По ощущениям – четыре человека. Выходит, Анат передала свою силу племяннице… и в то же время не передала! Разве такое возможно? Может, лесная колдунья находится в некоем пограничном состоянии?

Варево закипало. Помешав его, Луп попросил проверить свою шевелюру на вшей. Гордана вспыхнула от смущения.

– Делай, что велят. И натаскай мне воды. Пусть хоть какие-то мечты исполнятся. Будешь хорошей девочкой, разрешу и тебе воспользоваться последним куском мыла с моей Родины. Чуешь, чем пахнет? Горьким миндалем. Моя страна в переводе с древнего языка называется Миндальным Королевством.

– Какое сказочное название! И аромат приятный. Я принесу воды, а вы присмотрите за Павле и Давидом?

Синильный кивнул головой. Гордана повернула к двери, потом резко обернулась.

– Неужели вы решитесь переночевать у нас? Вам не говорили… о ведьме?

– Говорили. Но твоя тетка задолжала мне за лечение. Я поселюсь под ее крышей, чтобы она не забывала, что долг платежом красен.

Его ответ огорошил девушку. Теперь ей точно влетит от тетушки за прием нежданного гостя. Что же делать? Положение безвыходное. Братья не выживут без медицинской помощи. Пусть незнакомец остается, а она любую взбучку выдержит!

Пока Гордана ходила за водой на колодец, Синильный огляделся. В горнице висел портрет полной блондинки в турецком платье и тюрбане. В серебряном семисвечнике горели свечи, которые разожгла Гордана, чтобы «доктор» не портил глаза. Обычно дети сидели при лучине, а менора украшала спальню Анат, где Луп приметил себе мягкое место для ночлега. «Она что, синагогу обнесла?» – посмеялся про себя колдун.

Вальяжно прогуливаясь по комнате, он подошел к больным детям. Седой и угрюмый дух деловито расселся на груди одного из близнецов и похищал у него дыхание. Задыхаясь, ребенок зашелся в приступе мучительного кашля. Магистр Луп ткнул нечисть магическим жезлом в мохнатую попку. Бес злобно выругался и скрылся за шкафом. Бубушик заскулил:

– Они угрожают нам, босс. Может, свалим с чужой территории, пока целы?

– Спокойно, дружок, где наша не пропадало, – пробормотал Луп, поджигая пучок полыни. – Ведьма на холсте вся увешана золотом. Гордана – явно богатая наследница. Вопрос, как прибрать к рукам бесхозную силушку? Есть на нее другие претенденты?

– Есть, магистр. Соседушки лесные. Выжидают, пока детишки сгинут, а затем загонят в ад Анат, и завладеют ее знаниями, солдатиками и деньжатами, – предположил компаньон. Луп провел обряд, обеспечивающий мальчишкам защиту от атак астральной швали. Напоил остывшим зельем.

Когда вода согрелась, Синильный искупался в корыте. Гордане пришлось побороть стеснительность и осмотреть его волосы. Вшей в них пока не завелось. После мытья густая черная грива заблестела, благоухая, как ликер амаретто. Колдун блаженно прикрыл синие глаза, не обращая внимания на беснования нечистой силы по поводу его наглого вторжения.

– Могу я узнать ваше имя? – осмелилась на вопрос Гордана.

– Меня зовут Луп, Люпус. Как тех серых братишек, что завывают в чащи стылой, – заявил Синильный. – Перейдем на «ты»?

– Странное имя.

– Ничуть, малышка. Когда клиентки рассказывали моей матушке о кознях мужиков, она криво улыбалась и бормотала по латыни: «Penis vaginae lupus est». Хорошо, что она взяла из любимой присказки «Lupus», а не другое слово!

– Что означает эта поговорка? – спросила Гордана. Луп пожал плечами, лукаво посмеиваясь.

– Братья спокойно заснули. Я так благодарна вам… тебе.

– Возможно, дело не только в болезни. Малыши для демонов – корм. Из них посасывают жизненную энергию. А ты видела себя в зеркало, детка? У тебя под глазами черные круги, будто ты несколько ночей не спала. И эта худоба…

– Мне снится страшный кошмар. Почти каждую ночь преследует одно и то же сновидение, – передернуло Гордану.

– Где твоя тетка?

– В подполе лежит она, – отрешенно уронила девица. – Не жива и не мертва…

– Вот как? – вытянулось лицо у Лупа. – Лягу в ее кровать, а потом поглядим.

Тщательно обнюхав перину и стеганое одеяло, колдун пришел к выводу, что старая упырица не успела испачкать постель трупными выделениями. Подушку и оберег он достал из рюкзака. Луп поставил на тумбочку алебастровый гекатейон ** и зажег перед ним три свечи. Приказав зевающему Бубушику стоять на часах, мужчина погрузился в сон.

Убедившись, что братьям полегчало, Гордана переоделась ко сну. Опустившись на колени, она воздала хвалу Господу и своей маме, которая представлялась ей ангелом, за нежданное появление лекаря. Девушка сомневалась, что лесные колдуны помогут. У них много разнообразных снадобий, но они не дали ей лекарства, ограничились обещанием проведать малышей. От умершей матери у Горданы остались только серебряные цепочка и крестик, которые она берегла, как зеницу ока. Когда ей становилось страшно, лишь в этой реликвии она находила успокоение.

К трем часам ночи в подполе пробудилась ведьма. Она не считала гостеприимство добродетелью. Первым делом Анат решила воздать мелкой дряни за самоуправство, а потом расправиться со смельчаком, который устроился на ее койке.

* Defixiones (от лат. defixio – «пригвождение») – тонкие свинцовые пластинки, на которые римляне и эллины выцарапывали просьбы к подземным божествам покарать того или иного недруга. Чаще других обращались к Персефоне, Гекате и Гермесу Психопомпу. Свинцовые таблички сворачивались или прокалывались гвоздем, а затем помещались в могилы, колодцы или закапывались под святилищами. Кроме свинцовых табличек, были в ходу магические свитки на папирусе или пергаменте.

**Гекатейон – изображение трех женщин вокруг столба, символизирующее богиню магии Гекату.

Тетушка Анат

Лекарь проснулся от грохота и сдавленного визга в соседней комнате. Он спихнул с кровати Бубушика, который так утомился, что и ухом не повел, продолжая сипло похрапывать.

– Где мои сапоги, мудозвон?! – злобно прошипел Луп, шаря под кроватью.

– Чего ты бесишься, магистр? Я не звонил, – сонно пробормотал буро-зеленый чертик, почесывая бежевое брюшко. – Я заснул? Ох, прости меня! Сонные чары враги наслали!

– Умеешь отмазки придумывать, – осклабился Луп, пока Бубушик обувал его.

В опочивальню приковыляла ошеломленная и избитая девушка. Из-за левого уха стекал ручеек крови, рваная ночная сорочка открывала синяки и глубокие ссадины на миниатюрном теле. Луп витиевато выругался.

– Теткина работа?

– Да, – заплакала она. Колдун привлек ее к себе и осмотрел. Оказалось, что девчонка серьезно ранена: скальп за левым ухом надорван. К тому же она потеряла сознание от удара по голове, и сейчас ее тошнило, что указывало на сотрясение мозга. Луп сказал, что зашьет рану и дивчина будет, как новенькая. В походе он приобрел навык, штопая свои носки.

Гордана отказалась от анестезии в форме крепкой сливовицы. В ее семье не принято выпивать, особенно юным девушкам. Стремясь добиться красоты и тонкости шва, мастер не спеша водил иголкой, которую сначала прокалил на пламени свечи, а потом продезинфицировал в самогоне вместе с шелковой нитью. Стиснув зубы и зажмурив глаза, Гордана еле терпела боль. Порой не могла удержаться от стона. Даже взмокла от усилий казаться мужественной.

Покончив с этим, Луп и Гордана убедились, что на близнецов не обрушился гнев колдуньи. Магия гостя сработала, как надо. Или Анат рассудила, что перед ней провинилась только сестра.

– За что она так отделала тебя? – участливо спросил колдун.

– Не знаю. Не могу сказать, умерла или нет эта ужасная женщина. Она мучилась от сильных болей, когда мы пришли сюда. Лесные чаровники сначала приносили Анат различные снадобья, а потом похоронили в подполе, но сказали мне, что тетушка по-прежнему хозяйка в этом доме. Так и есть, Луп. Без ее разрешения я не могу брать вещи. Вон в той шкатулке сами собой появляются деньги на неделю и список продуктов, который мы можем себе позволить. Если я ослушаюсь ее или братья расшалятся, она, словно вурдалак, выходит из погреба и бьет меня, за волосы таскает. Не подумайте, что я неряха. Без позволения тети я не могу и шагу ступить, даже в комнатах прибраться. Тем более, гостей принимать.

Синильный хлопнул себя по коленке и захохотал.

– Вы не верите мне? – всхлипнула Гордана, трогая повязку.

– Сквалыгу даже могила не исправит! Это надо так вцепиться в свое барахло! Чую, немало сокровищ припрятала старая скряга! – веселился Луп, в предвкушении потирая узкие ладони.

После завтрака, который представлял собой унылую овсянку на воде, колдун дал лекарство Павле и Давиду. Потом спустился в подпол, ожидая, что он окажется пещерой Али Бабы. Лопата в правой руке, мешок под мышкой, чемодан за собой Бубушик на веревке тащит, напрягается.

Погреб казался более пригодным для житья, чем верхние комнаты. Просторное чистое помещение. Вдоль стен тянутся полки с сырами, крупами, окороками, сухофруктами. Под ними стройным рядом стояли бочки с винами. В северном углу доски сняты и насыпан холмик с отверстием в изголовье. Он обставлен с четырех сторон огромными сундуками. Из позеленевшей почвы, вместо креста, торчала чья-то берцовая кость. На ней висел затертый медальон на черной ленте. Луп открыл его и узрел лицо молодой толстушки с портрета. «Мда, кое-кто не парился с погребением и изрядно сэкономил на памятнике», – сделал вывод Луп, вешая его нам место. Его больше заинтересовали сундуки.

– Как думаешь, у кого ключи, Бубушик? – спросил колдун. – Точно не у девчонки.

– Скорее всего, они похоронены с Анат, – ответил чертик, ковыряя когтем замочную скважину.

– Печально, коли так. Придется разрыть могилу этой стервы.

– Ох, только не это, магистр! Придумай что-нибудь другое! – попросил Бубушик. – От могилы исходит холод, да не простой, а потусторонний. Он леденит мои призрачные потрошки!

– Я тоже почуял это. Прескверная нора, кошмарная мымра! Ну, за работу!

Луп поплевал на ладони и взялся за лопату. Гроб Анат неглубоко зарыт. Вскоре металлическое полотно столкнулось с его крышкой. В ответ раздался стук изнутри. Мужчина закусил губу и еще раз ударил лопатой. В гробу так врезали по крышке, что хрустнуло дерево. В страхе Бубушик заметался. Колдун застыл столбом, ожидая восстановления привычного ритма сердца. Крупный бисер пота выступил на его широком лбу. Пересилив себя, Луп склонился над могилой и сказал: «Любезная Анат, у тебя ключики от сундуков? Избавься от лишнего груза, чтобы воспарить в горний мир. Я пособлю тебе в этом».

В ответ тишина.

– Похоже, ты не расположена к сотрудничеству, дорогая, – вздохнул Синильный. – Ну что ж, решу проблему с помощью лома.

В ответ раздался хриплый смех. Смрад гниющей плоти заставил наглеца заткнуть ноздри, но это мало помогало. Из всех щелей, из сырого мшистого грунта полезли разнообразные гады и оплели своими склизкими вытянутыми телами захоронение ведьмы. Кстати, некоторые харчи распались на змей и насекомых. Еще одна ловушка для тех, кто верит своим глазам и не прислушивается к интуиции. Удирая, Луп поскользнулся на ступенях, которые словно обледенели. Бубушик верещал на бегу от страха.

Пока Луп возился в погребе, явился наследник лесного семейства. Высокий белобрысый парень с недовольной миной на грубом лице прошел в горницу лисьим шагом. Гордана ухаживала за братьями, морщась от дергающей боли за ухом. Она не заметила, как он вошел. Милош приблизился к полатям и развернул девочку к себе.

– Объясни нам, какого лешего ты впустила чужого в дом Анат! – прошипел сосед. Взгляд его серых глаз сверлил растерявшуюся наследницу.

– И вам здраво, Милош! – пролепетала девушка. – Значит, вы только сейчас соизволили прийти к нам на помощь? Этой ночью Павле и Давид могли умереть.

– Ты дерзишь мне, негодница! – взвился спесивец, отвешивая Гордане затрещину. На глазах девушки выступили слезы. Она и так хлопотала по хозяйству, преодолевая недомогание. Скандал отнимал у нее последние силы.

– Что за пес здесь вынюхивает, Гордана? – пробурчал Луп, вылезая из погреба. Молодой буян подбоченился и начал наступать на него. – Я спрашиваю, какого дьявола ты руки распускаешь, пентюх соломенный?! – разъярился Луп.

Милош набычился и сжал дюжие кулаки в толстых рукавицах. В деревне все знают и уважают лесное семейство, никто слова поперек не скажет. А этот синеокий бандит с порога хает его! Перепуганная девушка увела детей в спальню тети. Напряжение, скопившееся в Синильном, требовало выхода. Тем лучше, что лесовик оказался задирой. Схватиться с ним – одно удовольствие, потому что Луп оказался более умелым в рукопашном бою. Отлупив противника, он вынул из его кармана грудной сбор и выставил за дверь. К счастью, Милош не тронул мула. Луп задал ему корму, почистил, оглядывая молчаливую чащу. Что, если нахальный парень вернется с парой крепких дружков?

Наследник лесного семейства доложил обстановку старшим. Жители усадьбы были огорошены таким поворотом событий. Откуда на них голову свалился этот чужак?! Не в родстве ли он с Анат Шубашич?

Смеркалось за окном. Хлебая пресный суп с какими-то кореньями, Луп полусонно наблюдал, как Гордана потчует близнецов. У них уже появились силы на капризы. Малышей еще душил кашель, однако снадобье понемногу выводило мокроту из бронхов. Итак, Бубушик не ошибся: у него есть конкуренты. Какую пакость предпримут лесные колдуны? Анат тоже разошлась ни на шутку. Избила девчонку, а какие планы строит на чужестранца? Несколько бестий в темном углу красноречиво провели когтями по своим мохнатым глоткам. Сделать ноги из этого дома? Синильный решительно отмел эту идею. В сундуках спрятаны ценности, которые он присвоит. Бесовская армия тоже ценное приобретение для репрессированного мага!

Что-то в поведении некоторых духов, обитающих в этой хате, наводит на мысль, что они из бывших вояк. Такое вполне возможно, учитывая, сколько крови пролилось на этой земле. Нечистая сила гораздо теснее связана с миром людей, чем принято считать. С такой армией не страшно вернуться на родной остров. Если ему припомнят былые шалости, Луп натравит бесов на своих мучителей.

– Лапочка, у кого ключи от сундуков? Что в них лежит?

– Я не знаю. Тетя не показывала. Ключи у Анат на шее. Ее любимым медальоном украсили… кость, которая заменяет крест на могиле. В погребе ненастоящее захоронение. Анат по ночам бродит по дому. Голова кругом идет от этого безумия. Христос, Дева Мария, защитите нас от этой злодейки!

– Медальон ничего не стоит, а вот сундуки могут быть набиты драгметаллами, как квартира борца с коррупцией. Где она прячет магическую литературу? Или ее сперли лесные колдуны?

– Не знаю, Луп. Я боюсь, что Милош наябедничает. И тогда лесные чаровники покарают нас за потасовку, – содрогнулась от неприятных воспоминаний Гордана.

– Ох, уж эти невротики, – усмехнулся гость. – Что тебя держит здесь, детка?

– Нищета. Неприкаянность. И нечестивое волшебство. Если я выхожу из дома без разрешения Анат, на меня нападают птицы и животные. Я получаю мелкие травмы, спотыкаюсь об корни и ветви, которые не выпускают меня за определенную черту. Без братишек я рискнула бы…

– Понятно. Что, боитесь остаться без хозяйки?– подразнил бесов Луп, заглядывая в их звериные очи. Гордане повезло – она не могла лицезреть эти образины и слышать их ехидное шушуканье. – Ты откуда, малышка?

– Мы жили под Белградом до пожара. Огонь уничтожил наш дом и все имущество. Папа получил ужасные ожоги. Перед смертью он рассказал, как найти тетю Анат. Отец попросил соседку отдать мне письмо с фотокарточкой Анат. Вот она, – девочка принесла фотографию в помятом конверте. На обороте Синильный прочитал: «Дорогим Гордане и братьям Шубашич. Поздравляю вас, милые племянники, с Поджаренным Солнцестоянием».

– В письме лежало несколько динаров, которых как раз хватило на проезд. Поэтому соседка не отдала письмо отцу. После смерти мамы он стал выпивать.