На краю чужого мира

– Прощайте, Павел Георгиевич. Спасибо за всё, я был рад служить под вашим началом.

Майор кивнул и, развернувшись, направился к выходу. Зал коллегии почти опустел, только в дверях стояли несколько офицеров, не успевших покинуть палату.

– Не думай, что всё кончилось, – раздался за спиной голос, полный ненависти. – Ты ответишь за смерть моего сына.

Михаил обернулся и увидел сидящего на галёрке князя Долгорукова. Да, покойный сынок пошёл в отца, так бы он выглядел лет через двадцать-тридцать.

– Хотите бросить мне вызов, ваше сиятельство? – поинтересовался Бельский. – Если вы фехтуете так же посредственно, как ваш сын, я вас тоже проткну насквозь. Его убила не моя шпага, его убила надменность, гордыня, презрение и несносный характер. Ваши семейные черты, вы его так воспитали, и рано или поздно его кто-нибудь всё равно бы заколол. Так что, в смерти вашего сына виновны вы.

Лицо князя пошло пятнами, похоже, ему не хватало воздуха. Он дёрнул ворот парадного кителя, на котором были погоны майора, пуговицы заскакали по лестнице, ведущей на самый верхний ярус амфитеатра, где и устроился Долгоруков.

– А теперь, ваше сиятельство, – продолжил Михаил, – если не собираетесь меня вызывать, прощайте, нескоро свидимся.

– Ты сдохнешь, – прошипел Долгоруков, наконец, справившись с собой. – Жизнь положу, но изведу тебя. Жаль, ты последний в роду, а то бы всех по миру пустил.

Бельский кивнул и, развернувшись, покинул опустевший зал.

До снимаемо им особняка добрался минут за двадцать на первой же попавшейся самобеглой коляске. Они вошли в моду последние несколько лет, чудо механики и артефакторики. Не сказать, что выглядели красиво, но всё же столица, наконец, избавилась от лошадей, и на улицах стало гораздо чище.

Двухэтажный дом находился в приличном квартале в километре от дворца. Михаил отпер дверь и тут же замер на пороге. В его правой руке возникла шпага, которую создал дух, а в левой чёрный болт, единственная дистанционная атака, на которую он способен. Духа можно один раз улучшить, для гвардейцев это бесплатно, для остальных за приличные деньги. Духовод, так звали человека, который мог работать с сущностями, на время забирал его и отправлял в специальный артефакт, где тот получал случайное новое умение. Иногда не везло, и он улучшал уже имеющееся. Все духоводы и артефакты находилась в ведении специальной службы императора. Дух Михаила получил тогда дистанционную атаку – чёрный болт, два умения у него свои были. Встречались и нелегальные духоводы, но тайная канцелярия их преследовала, не щадя, и если такой попадал им в руки, умирал он долго и болезненно. Но самое плохое, аристократы, что попадались на таком усилении, могли лишиться своего духа, но это, правда, только в том случае, если они не могли заплатить штраф.

Благодаря Духову миру и артефактам, которые создавались на основе металла, добытого там, развитие духов получило новое направление. Теперь каждый гвардеец, заступающий на смену, получал, специальный пояс, в который вставлялись артефакты, жутко дорогие. Они усиливали умения духа и наделяли его новыми свойствами. Как оканчивалась служба, пояс сдавался в оружейку. Конечно, подобное изредка уходило налево, контрабанда – штука такая, все лазейки не перекрыть, но стоило это очень дорого, и позволить себе подобное могли только состоятельные люди. Да и наказание за незаконное владение таким поясом было серьёзным, аристократ лишался титула и духа, простолюдин (были такие, кому удавалось заполучить духа) отправлялся на вечную каторгу, махать кайлом, добывая артефактный металл.

Обведя взглядом первый этаж, Бельский прислушался, в доме – мёртвая тишина, но тут явно побывали и что-то искали – некоторые вещи сброшены на пол, другие стояли не на своих местах.

Закрыв за собой дверь, Михаил прошёл в гостиную, заглянул в комнату для слуг, где жила его экономка и одновременно повариха, которая на неделю уехала к матери в небольшой городок в двух днях от столицы, затем осмотрел остальной дом. Обыск был поверхностный, две тысячи имперских ассигнаций (или просто империков), что были в ящике стола в кабинете, как ни странно, не тронули, значит, работали не наемники князя, а охранка. Никаких сюрпризов Михаил не обнаружил. Теперь надо было решить, что делать дальше. Во-первых, нужно собрать вещи, которые он возьмёт с собой. Затем обратится в банк, там у него небольшой счет, на который капал доход с его родовых земель, немного, но хватало на жизнь. Надо было выяснить, какая финансовая система в Духовом мире, и есть ли возможность получить там деньги, и вообще, нужны ли они ему там?

Желудок заурчал, и Михаил полез в погреб. Вытащив оттуда копчёный окорок, пока закипал чайник, он принялся его пластать тонкими, почти прозрачными, ломтями. Хлеба дома не было ни крошки. С минуту он раздумывал, сходить ли ему до ближайшей пекарни, что располагалась в пяти домах, но плюнул и сунул тонкую полоску копчёного мяса себе в рот. Следующие двадцать минут он, устало вытянув ноги, жевал окорок, запивая его сладким чаем. Трапеза почти закончилась, когда в дверь раздался требовательный стук.

Михаил прошёл к двери и, отодвинув занавеску от узкого смотрового окошка справа, выглянул на улицу.

– Ну, проходи, коль пришёл, – открывая дверь и пропуская гостя внутрь, произнёс он с долей издёвки. – Мог бы и в затворе друга навестить.

– Не мог, – покачал головой князь Тарковский, происходивший хоть и из древнего, но сильно сдавшего позиции рода. – Только ночью вернулся в город, утрясал дела семейные. О твоей дуэли и судилище узнал только два часа назад.

– Чай будешь? – проходя на кухню и усаживаясь за стол, предложил Михаил. – Варвару я домой отпустил четыре дня назад, так что, с угощением у меня туго, даже хлеба нет.

Дмитрий Тарковский смерил стол взглядом, обнаружил окорок и, не стесняясь, схватил ломтик пальцами и отправил себе в рот.

– Годы были голодные, хлеба не было, масло мазали прямо на окорок.

Мужчины переглянулись и заржали. Дмитрий уселся напротив, посмотрел на друга, веселье с его лица исчезло, оно стало серьёзным.

– Что делать думаешь?

– Ничего не думаю. Мне предписано в два дня дела закончить, и столицу покинуть, ну и до четверга прибыть в Кемь, а дальше Духов мир.

– Я тебя провожу, у меня как раз до следующей недели отпуск, так что, прокачусь с тобой, а то уж больно могущественного ты врага себе нажил.

– Да уж, ваше сиятельство, плохо как-то все вышло, – согласился Михаил.

– Какой план? – решительно спросил Дмитрий.

– Ну, если ты решил прикрывать мне спину, тогда подъём. Сейчас возьму документы, и в банк поедем. Пока тот работает, надо понять, на что я могу рассчитывать с той стороны.

– Поехали, – вставая, заявил Тарковский. – Это ты правильно придумал, вещи вечером соберем. А с Варварой как рассчитаешься?

– Тебе деньги оставлю, её довольствия осталось ровно половину, вторую она авансом на поездку взяла, так что, ты ей и отдашь её тридцать империков. Рассчитаешь её, барышня она хорошая, не пропадёт.

– А я её себе заберу, – неожиданно заявил Дмитрий. – Моя Дашка в конец обленилась и, похоже, приворовывает, а твоя Варвара честная, и стряпуха хорошая. Так что, не придётся ей работу искать, позабочусь я о ней.

– Вот и сладилось, – обрадовался Бельский. – Сейчас документ возьму, и поедем.

В банке всё оказалось просто, в градах Духова мира имелись филиалы Первого имперского. Сложно было только с одним – со сроками выдачи денег. Быстро империки со счёта не снять, минимум пять дней требовалось, чтобы те оттуда запрос сделали с караваном, затем здесь подтверждали наличие средств и отправляли справку о счёте обратно в Духов мир. Караваны раз в два дня ходят, так что, на пятый там могли выдать деньги.

На обратном пути заехали к владельцу особняка, который снимал Михаил. Сказал, что съезжает, отправляют его по службе в дальние края, и со среды дом можно считать свободным. Николай Пантелеймонович немного посокрушался, что теряет арендодателя, но больше, пожалуй, его расстроило, что требовалось вернуть половину из уплаченной за год суммы, ни много ни мало, а почти двести империков. Но всё вернул и пожелал удачи на новом месте службы.

– Завтра по продажным девкам пойдём, – неожиданно сообщил Тарковский, когда они вечером вдвоём паковали два баула с вещами. – В «Золотой букет», я банкую. Друг на пятнадцать лет уезжает, надо проводить хорошо. А утром на вокзал, железной дорогой поедем, так безопасней.

– Согласен, – улыбнулся Михаил. – Только я не позволю тебе за всё платить, в складчину гуляем.

Князь покачал головой.

– Нет, друг, я плачу, и это не обсуждается. Тебе ещё одежду покупать.

– А что с моей не так? – поинтересовался Михаил, запихивая в баул камзол, расшитый серебром, один из самых приличных его нарядов.

– А то, что у тебя одежка для столицы. Завтра отведу тебя в одну небольшую лавку готового платья, они как раз торгуют крепкой добротной одеждой для дороги. Потом мне спасибо скажешь.

– Тут вы правы, ваше сиятельство, – согласился Михаил. – На родовых землях я давно не был, а больше из столицы никуда и не выезжал. Решено, завтра утром за покупками.

*****

– Хороший плащ, – прокомментировал Дмитрий, выбранный Михаилом кожаный черный пыльник, – и треуголка отличная. А вот штаны под сапоги другие нужны, в том мире самобеглых колясок нет, все на лошадях, так что, возьми вот эти, с кожаными вставками, для верховой езды.

Михаил ушёл за ширму и примерил обновку. Всё выглядело неплохо и гармонично – крепкие, обтягивающие, отлично заправляющиеся в сапоги.

– Вот теперь так, – одобрил князь. – Ну-ка, примерь всё вместе. Плохо, что мы о Духовом мире так мало знаем.

– Ваше сиятельство отправляется в Духов мир? – выйдя из-за прилавка, поинтересовался хозяин лавки.

Бельский кивнул.

– Тогда позвольте вам посоветовать. Одежку вы правильную выбрали, те, кто туда отправляются, часто подобное заказывают. Но я ещё знаю, что в мире чёрного солнца верные сумерки, и довольно прохладно, я посоветовал бы взять вам тёплый камзол для выхода в свет, и несколько вязаных свитеров на дорогу.

– Хороший совет, – подтвердил Дмитрий. – Не подумал, друг, что ты туда надолго, а зимы там не то, что у нас, может, и до минус десяти опуститься. Так я слышал, во всяком случае.

– Тогда давайте посмотрим требуемое, – попросил Михаил, мысленно вздыхая о стремительно тающим деньгам.

И оказался прав, из лавки они вышли с приличной дорожной сумкой, в которую упаковали покупки. Боярин Бельский лишился почти ста пятидесяти империков.

«Золотой букет» был самым дорогим и приличным борделем столицы. Вообще с продажными девками в империи было всё просто, дома терпимости находились под патронажем государства. Никаких запрещённых веществ, никакого принуждения, девочки работали сугубо добровольно. С нелегалками и притонами под контролем преступников городская стража боролась довольно эффективно.

Михаил и Дмитрий прибыли в «Золотой букет» часам к девяти вечера в самый разгар веселья. По традиции заведения все мужчины тут носили маски. Конечно, большинству это не помогало, и все знали, что сюда захаживает тайком от жены даже генерал-губернатор столицы, но боярин Бельский и князь Тарковский были не настолько большими величинами, чтобы народ судачил про их посещение элитного борделя.

– Что желают господа? – отвесила вежливый поклон Элеонора, самая известная мамка империи, которая вот уже пятнадцать лет державшая «Золотой букет» в железном кулаке.

– Господа желают хорошо провести ночь, часиков до семи утра, – ответил Дмитрий. – Желаем посмотреть девочек.

– Прошу за мной в главный зал, господа.

Что ж цветник в «золотом букете» был приличный. В огромной зале сидели, стояли, лежали, общались с клиентами около сорока женщин.

Дмитрий быстро определился, выбрав себе смуглую цыганочку, и, заняв кабинет, услал её за выпивкой. Бельский же прошелся мимо девок и, наконец, определился, две рыженькие кудрявые близняшки взяли его под руки и отправились в занятый князем кабинет. Надо сказать, нравы в империи были довольно свободными, во всяком случае, в домах терпимости, за одним исключением – мужеложцев преследовали, не щадя. И наказание за уличение в этом одно – очень высокий кол. Так сказать, наказание соответствовало преступлению. Поэтому, если мужика тянуло на мужиков, ему лучше отправиться в западные королевства, там к подобным предпочтениям относились с пониманием.

Явилась цыганочка с официантом, который прикатил нагруженный деликатесами и шампанским столик.

Загул вышел, что надо, оторвались по полной. Девочки были вполне себе живые и покладистые, да и князь платил щедро.

– Может, всё же возьмёшь половину суммы? – вываливаясь ранним утром на улицу, ещё раз предложил Михаил.

– Отстань, а, – протянул захмелевший князь, выискивая взглядом транспорт, который доставит их домой. – Ну, сколько раз говорить, это мой тебе подарок к переезду. Да и не так уж и дорого вышло, всего три с половиной сотни империков. Думал, дороже возьмут. Зато теперь будет, что вспомнить. А когда вернёшься, гульнём тут за твой счёт.

– Договорились, – согласился Михаил. – А теперь пора, нам через два часа на вокзале быть надо. Так что, ловим коляску, и домой.

Он посмотрел по сторонам. Улица, где располагался «Золотой букет», всего лишь в километре от императорского дворца, и даже в эти утренние часы она была довольно оживлённой.

Дмитрий, наконец, обнаружил требуемое, поднял руку и громко свистнул, привлекая внимание водителя. Тот нашёл взглядом клиентов и лихо припарковался напротив них. Спрыгнув с облучка, распахнув перед загулявшими господами дверь.

– Куда вести? – поинтересовался он, забираясь на своё место.

– Дворянская, восемь, – назвал адрес Михаил.

– Это там, где пожар ночью был? – лениво поинтересовался водитель.

– Какой пожар? – тут же среагировал Бельский, весь хмель мгновенно исчез, словно и не было его.

– Особняк по этому адресу сгорел, только стены остались, – охотно прояснил водила. – Так, что, туда едем?

– Нет, – мгновенно сориентировался князь. – Давай, милейший, на Ременников.

Коляска тронулась с места и неспешно начала набирать ход.

– Там же вещи мои, – возразил Бельский другу, ещё не понимая суть проблемы. – Зачем нам на Ременников?

– Сгорели твои вещи, боярин, вместе с домом, – тут же пояснил Тарковский. – Вот так князь Долгоруков тебе решил пожелать приятного пути. И думаю, это не последний сюрприз. У тебя деньги есть, или дать?

– Есть, – запуская руку в карман и доставая пачку империков, ответил Михаил, понимая, что делать ему на пепелище нечего, только проблем с городской стражей, а может, ещё и тайная подтянется. – Я, на всякий случай, всё с собой взял, все две двести, и документ личностный прихватил.

– Вот и хорошо. Сейчас ещё раз посетим ту лавку готового платья, и снова соберём тебя в дорогу. Заедем ко мне, я переоденусь, и на вокзал, пора тебе покинуть столицу. Думаю, это не последний привет от Долгоруких.

И снова траты. Вместо трёх баулов, которые Бельский тащил с собой, осталось только два, и куда скромнее. Он заново купил то, что приобрёл накануне, три смены белья, плюс добавил несколько камзолов, на выход и повседневных, и две пары крепких сапог – парадные и на каждый день. Вышло дорого, почти триста империков, но куда деваться, если пришлось покупать всё заново.

– Может, случайность, и Долгоруков не при чём? – уже направляясь к дому князя, поинтересовался Бельский у друга.

– Ага, держи карман шире, – отозвался сонно Тарковский. – Это просто привет от него, и не более, у него пока руки коротки, тебя достать. Наверняка за ним внимательно приглядывают, после несчастливой для его сына дуэли, ждут, что он ошибётся, и тогда позиции Долгоруких при дворе пошатнутся, вот и гадит по мелкому. Мы с тобой правильно сделали, что на поезд билеты взяли. Не рискнёт он там нападать, а вот на дороге всякое могло случиться. Всё, приехали, – вскакивая, заявил князь и, не дожидаясь, пока перед ним дверь распахнут, соскочил с подножки. – Жди, я быстро переоденусь, и на вокзал.

Михаил пожал плечами и устроился поудобней, ночь вышла бурная, и он подустал, хотелось спать. Но спать нельзя. Вот сядут в поезд, на котором им почти сутки ехать, тогда можно и вздремнуть.

Князь обернулся за пятнадцать минут. Он был, как и Михаил, одет для дороги – пыльник, шляпа, высокие сапоги, в руках небольшая сумка.

– Поехали, – скомандовал он водиле, запрыгивая внутрь коляски. – В общем, новости такие, – тихо заговорил он, – пожар в твоём доме уже во всех газетах, я пробежался взглядом по паре заметок. Однозначно поджог. Видели двоих в чёрном, что ночью выходили из дома, потом полыхнуло. Городской страже никого задержать не удалось, хотя прибыли на место быстро. Про тебя ни слова. Просто написано, что подожгли дом.

– Понятно, – произнёс Михаил. – Думаю, со мной очень захочет поговорить следователь, как бы на меня это не попытались повесить.

– Насчёт последнего, точно нет, у нас алиби железное. Дом на момент пожара уже был не твоим, а поступил обратно в собственность купца, что тебе его сдавал. Ну да, вещи, конечно, там твои были, но роли не играет. Ты следуешь предписанию коллегии – покинуть столицу в установленный срок, это сегодня. Но допрос тебя точно ждёт, только не тут, а в Кемь, там тайная имперская канцелярия всё у тебя вызнает, где ты был и что делал.

– Жаль, что я этой скотине ничем ответить не могу, – вздохнул Михаил.

– Потом ответишь. А может, повезёт, и Долгоруков ошибётся, и тогда его свалят. И это будет лучше любого твоего ответа.

– Приехали, господа, – останавливая коляску напротив центрального входа на вокзал, крикнул водила.

Дмитрий ловко соскочил на землю и свистом подозвал носильщика с багажной тележкой.

– К поезду «Белоград-Нижнекаменск», – приказал он, – шестой вагон.

Крепкий мужик с медной бляхой работника степенно кивнул и принялся сгружать сумки.

Поезд отправился вовремя, Дмитрий успел даже выкурить трубочку на перроне.

– А тебя тут ждали, боярин. Так что, хорошо, что мы к самому отправлению прибыли, – заваливаясь на диван и вытягивая ноги, сонно заявил Тарковский.

– Уверен? – тут же напрягся Михаил.

– Да, уверен, – зевая и прикрыв рот рукой, ответил князь. – Когда мы садились, я заметил парочку мутных простолюдинов, которые глаз с тебя не сводили. Ты как раз отвернулся. Но в поезд они не сели. Пока можно расслабиться и поспать. Ночь была бурная, утро хлопотное, так что, давай подремлем, гвардии лейтенант.

– Согласен, дело нужное, – устраиваясь на втором диване, поддержал друга Михаил, – а то, зевая, скоро рот себе порву. Только, капитан, я уже не лейтенант гвардии.

– Ах да, забыл, – сонно заявил Дмитрий, – ты теперь просто лейтенант. Ну да ладно, а теперь спать. – И князь Тарковский мгновенно вырубился.

Когда Бельский проснулся, за окном сгущались сумерки, солнце уже село за высокие Аржакские горы, в нескольких километрах от которых проходила железная дорога. Он проспал больше восьми часов. Диван напротив пустовал, но его друг был рядом, из небольшой ванной комнаты слушался звук воды, и голос князя, который напевал популярный романс о чёрных очах. Через минуту он появился на пороге свежий, выспавшийся и гладко выбритый.

– Доброго вечера вам, ваше сиятельство, – поприветствовал он боярина. – А теперь приводите себя в порядок, и пойдёмте ужинать. А то мы последний раз ели почти сутки назад, и то всё какие-то закуски.

При слове «кушать» Бельский вскочил и с готовностью ломанулся в ванную, кушать ему не хотелось, хотелось жрать.

Глава 3

Вагон-ресторан был полупустым – из десяти столов занято только четыре. Бельский уселся в мягкое кресло так, чтобы видеть дверь, князь расположился напротив.

– Чего изволите, господа? – протягивая меню, вежливо поинтересовался стюард.

Боярин пробежал взглядом по меню, выбрав две порции маринованного мяса на углях, салат с говядиной и тарелку с различным маринадом. Дмитрий же заказал салат с различными морскими гадами, до которых был большим любителем, рябчика, тушёного в сметане, и кусок яблочного пирога.

– Что пить будете? – приняв заказ, поинтересовался стюард. – Водочку? Есть холодная Белоградская.

– Нет, милейший, неси пойло из западных королевств под названием коньяк, – немного подумав, потребовал князь. – Пожалуй, нам с боярином на двоих грамм четыреста хватит.

– Сию минуту. Горячие придётся подождать, а всё остальное мигом соображу, салатики только заправить.

Дмитрий достал трубку и, раскурив её, выпустил кольцо в потолок и пристально посмотрел на Михаила.

– Ну, что, друг, завтра к вечеру на месте будешь, а послезавтра в Духовом мире. Не жалко вот так, резко, всё менять?

– Ты так сказал, будто у меня выбор есть. Я бы, конечно, остался на тёплом месте в гвардии с оплатой тысяча семьсот империков в месяц. А мой майор, Павел Георгиевич, обмолвился, что через полгода собирался капитаном сделать. А теперь я чёрте куда отправляюсь, и об этом месте ходит слишком много нехороших слухов.

– А мне кажется, ты немного прибедняешься, – неожиданно прищурившись, произнёс Тарковский, – ты уже принял положение вещей. Я наблюдал за тобой в лавке, когда ты новый плащ брал. Ты в предвкушении, ты уже расстался со своей скучной службой, тебя влечёт это неведомое.

Михаил несколько секунд молчал, глядя на друга, потом развёл руками.

– Угадал ты, бес глазастый. Служба в императорской гвардии, хоть и спокойная, но очень уж скучная. Там многие лениво карьеру делают. Хотя, чего я тебе рассказываю, гвардии капитан первой сотни охраны внутренних покоев его императорского величества?

– А знаешь, ты там, как устроишься, чиркни письмецо, так, без подробностей, жив-здоров, приезжай, друг, тут кровь рекой за отчизну льётся, и совсем не скучно.

– Князь, кого вы дурите? – рассмеялся Бельский. – Куда вы от своего рода? У вас две младшие сестры на выданье, матушка захворала, нужно делами заниматься, состояние поправить. У вас карьера, какие, к бесам, приключения?

Тарковский тяжело вздохнул.

– Прав ты, боярин, сам себя обманываю. Это ты один, и то тебя сослали. А у меня карьера. Через пару лет князь Юсупов в отставку выйдет, а мне как раз майора дадут, и если я правильно дела поведу, то могу стать командиром первой сотни. Да и по состоянию семейному ты прав, есть подвижки. Дело я начинаю, серьёзное, которое может доход хороший принести.

– Поделишься? – заинтересовался Бельский.

– Не, друг, извини, сглазить боюсь. А вот и салаты наши, маринад и коньяк с лимоном.

Не прошло и десяти секунд, как у стола появился стюард с передвижным столиком и принялся сгружать тарелки. В центр он установил пару бокалов и графин с янтарной жидкостью, которая в последнее время вошла в моду у столичной аристократии.

– Ну, за твоё дело, – отсалютовал бокалом Бельский.

– Нет, друг, – покачал головой Дмитрий, – за дело моё погодим пить, давай за тебя и твою новую жизнь. Пусть она будет полна невиданных интересных приключений.

Бокалы со звоном встретились над столом.

– А письмецо-то всё же черкни. Дай знать, как твои дела. Если что понадобится отсюда, пиши, если смогу, помогу.

– Ты тоже пиши, – неожиданно попросил Бельский, приступая к салату. – Первый полк расквартирован неподалёку от града Создаль, думаю, дойдёт до меня письмо.

Князь кивнул и принялся за свой салат с морскими гадами.

В купе вернулись за полночь, причём они уговорили ещё один такой графинчик коньяка, поэтому Михаил, вошедший первым, не сразу понял, что внутри кто-то есть. Возле второй двери, ведущей наружу, сидел импозантный мужчина в хорошем камзоле с тростью в руке, начищенных лакированных ботинках. Несмотря на хмель, экс-гвардеец действовал на рефлексах. Дух получил приказ, и тело Михаила мгновенно окутала дымчатая броня, которая по прочности могла посоперничать с любыми латами. В левой руке возник клубок тьмы, а в правой шпага.

– Сразу к делу, – усмехнулся мужчина, оставляя трость стоять прислонённой к дивану. В его правой руке появилась золотистая шпага. – Ну, что ж, боярин, не будем знакомиться. Я послан к вам его сиятельством Иваном Фёдоровичем, дабы оборвать вашу жизнь. Спутник ваш, конечно, не имеет к нашему делу отношения, но его я тоже убью, мне свидетели не нужны.

– Вы так уверены в себе? – подал голос из-за спины Михаила Дмитрий. – Рассчитываете справиться с двумя гвардейскими офицерами? – из голоса князя исчез хмель, зато прорезалась издёвка.

– Это легко, – с презрительной усмешкой ответил незнакомец, и в купе ярко полыхнуло белым светом.

Михаил мгновенно ослеп. Единственное, что он смог сделать, это отпрянуть назад, оттесняя стоящего за его спиной князя. Удар в грудь был невероятно силён, он отшвырнул Бельского на стену, приложив головой, но призрачная дымчатая броня выдержала атаку светлой шпаги. Глаза по-прежнему ни беса не видели, зато уши уловили, как столкнулись клинки, Дмитрий скрестил свою шпагу с незнакомцем. Если на него вспышка и подействовала, то не ослепила до конца.