Полная версия
На часах 4:00
– Предлагаю альтернативу: диктофон, заметки? – протягивает мне смартфон, чуть выпучив глаза, – я как будто смотрю черно-белую комедию, по нему явно театр плачет, он забавный до умиления!
Даже не буду объяснять, что со смартфоном у меня все еще хуже, чем с картой. Все же надо было родиться век назад, когда рукопись была настоящей рукописью – чтобы пергамент, перья и заляпанные чернилами ладони. Вместо слов, беру его под руку, бросив на ходу:
– Идем дальше. Писательством я займусь вечером, прокручу назад все воспоминания, а диктофон – это точно не для меня.
Стоит нам выйти из зала, и я убеждаюсь в правоте Дамира: в парке действительно можно потеряться. Сколько здесь дорог и тропинок! Извивающиеся прогулочные аллеи петляют, каждый раз приводя к новому месту; многоуровневые площадки открывают обзор на все уголки парка – возникает ощущение, что он бесконечный. Влажные гроты, облицованные камнем; галереи точь-в-точь как римские акведуки; фигуры, составленные из непонятных на первый взгляд материалов; песок, зелень, деревья и… Гауди! А можно мне поставить палатку прямо в центре парка и остаться здесь на ночь?!
– На просторах интернета я читала статью, где автор называет его «парком-случайностью» и приводит цепочку фактов, маленьких, казалось бы, совсем незначительных событий, которые и повлекли за собой создание этого чуда Каталонии.
– В принципе, так и есть, – говорит Дамир, я мысленно рисую флажок гида-экскурсовода в его руках. – Землю приобрел Эусеби Гуэль, собственно, в честь которого и назван парк. Знакомство Гуэля с Гауди можно назвать чистой случайностью, которая перетекла в крепкую дружбу. Изначально планировали построить здесь поселок – эдакий город-сад в черте города с большой лесопарковой зоной и коттеджами-виллами, но у общественности не возникло к этому интереса, и тогда на замену пришла идея создания парка. Не поверишь, но он построен из камешков, битого стекла и керамики, и других промышленных отходов, которые сами жители приносили на стройку.
– Поверю, – я разглядываю многоуровневую площадку.
Изгибы, наклоны, витиеватые рисунки – лианы из камня, цветы и деревья из бетона – Гауди не принимал чужих стандартов, он создавал свои. Мозаика словно глина в его руках: она огибает, заламывается под любым углом, выходит из-за поворота и вновь прячется за другой. В руках этого мастера самые твердые материалы становились податливыми, реализуя его задумки, осуществляя мечты.
– Одной из ключевых идей было – максимально сохранить природу в исходном виде, оставить местный рельеф и уже на него нанизать все остальное. На мой взгляд, ему это удалось.
Действительно, все постройки, включая и прогулочные дорожки, словно огибают ландшафт, одна аллея перетекает в другую, та в грот, следующая в постройку, ты перемещаешься по цепочке маленьких возвышенностей и низин словно часть природы, ее друг и спутник, но никак не хозяин. Столь трепетное отношение к окружающей среде во все времена было редкостью.
После часовой прогулки сил во мне – только рухнуть на что-нибудь, можно даже не мягкое, и дать отдых ногам. Дамир замечает мою усталость, берет под руку и ведет в сторону дворца с колоннами, на его крыше расположилась смотровая площадка с еще одной местной знаменитостью – длинной, изогнутой скамейкой в виде морского дракона, ее изгибы напоминают форму человеческого тела, каждый из них украшен неповторимой мозаикой.
– Что нужно, чтобы начать писать? – неожиданный вопрос, стоит нам наконец присесть.
– Хм… – с наслаждением вытягиваю ноги, заваливаясь на каменную спинку. – Пожалуй, я процитирую Вирджинию Вулф: «Для того, чтобы писать, женщине нужна финансовая стабильность и своя комната»5. От себя добавлю – крепкий кофе и хороший маникюр. С плохим маникюром писать нельзя, просто невозможно!
Он смотрит на меня, потом на мой маникюр – короткие ноготки-лопаточки и лак цвета графит – потом снова на меня. В его глазах множество вопросов. Интересно, с какого он начнет?
– Значит, приехала в Барселону за вдохновением?
Удивляюсь. Сильно. Он начинает меня по-хорошему пугать.
– Скажи, у тебя какая-то особая связь с космосом? Как тебе удается читать мои мысли?
– Назовем это интуицией, – мягкое пожимание плечами и все та же очаровательная улыбка с ноткой самодовольства.
– Считай, ты меня убедил, – сильнее откидываюсь назад, подняв взгляд к небесам. – Нет, не за вдохновением. Как и ты, я приехала за ответами. Сегодня утром, во время завтрака, много думала об этом. Кажется, мой маленький внеплановый отпуск принесет с собой ответы не только на те вопросы, которые я сама задаю себе, но и на те, о существовании которых даже не подозревала… Точнее, где-то в глубине догадывалась, но не позволяла им выйти наружу. Как-то так.
– Хорошее начало приключения, – на мою откровенность он мог ответить все что угодно, но сказал именно то, что было нужно.
Приключение. Действительно, другим словом и не опишешь то, что сейчас происходит.
– Я заметил вчера, что мы чем-то похожи, – выдает Дамир мои собственные мысли. – Думаю, наши внутренние миры движутся в параллель.
Параллель, да? Неужели можно понять, прочувствовать это, пообщавшись с человеком меньше суток? Я знаю ответ и на этот вопрос, как и то, что иногда нужно не думать, а просто отдаться потоку.
Подул легкий ветерок с его стороны в мою. Ловлю аромат… Тот самый, что я слышала в нашу первую встречу. Только не снова! И все же что это за сладость такая знакомая? Наклоняюсь ближе, глаза сами закрываются, погружаясь в мнимый сон, обостряя все остальные чувства, делаю глубокий вдох – кажется, я нащупала нить… Да! Вот оно – кенийская свежеобжаренная арабика и… яблоки. Да, именно яблоки! Еще один глубокий вдох, аромат наполняет мои легкие, переходит в кровь и там, насыщая ее, по скоростной магистрали проносится по всему организму – он во мне, в каждой частичке меня.
Перед глазами всплывают воспоминания из далекого прошлого: одноэтажный дом из серо-красных кирпичей. Три спальни, с длинным залом, на стенах которого рисунки в виде колонн от пола до потолка, а окна так высоко, что не дотянуться подростку, деревянный пол иногда скрипит под весом пробегающей детворы; кухня, прачечная, большой шкаф для хранения хлеба – все это в маленькой пристройке к дому, на голой земле; двор, усыпанный щебнем, характерно похрустывает под ногами и колесами машин. Мы в деревне, дома у дедушки и бабушки, – место, которое всегда было для меня самым близким, самым родным. Моя любимая бабуля сидит на низкой скамеечке, широко расставив ноги. На ней халат на пуговичках и простой передник с двумя карманами, а в руках механическая кофемолка – она прокручивает обжаренные зерна, и запахом наполняется весь двор. И яблоки! Яблоки с любимого дерева в середине большого сада – маленькие, с кулак ребенка, с одной стороны красные, словно отмеченные поцелуем, с другой – зеленые, на вкус кисло-сладкие, а семечки мягкие-мягкие. Вгрызаешься зубами, сначала всасываешь сок, не убирая зубов, чтобы не потек по подбородку, и только потом смачно откусываешь. Чувствую на языке эту кислую сладость – вкус счастливого детства.
Наш дом всегда был полон смеха и шуток, когда собирались все дети и внуки. Мы носились по саду, огороду, помогая каждому взрослому: собирали овощи и зелень к завтраку; держали брезент, пока дядя, забравшись на абрикосовое дерево, раскачивал ветки – и спелые плоды падали вниз; мыли огурцы и картошку для продажи; помогали бабушке печь хлеб, – а на самом деле ждали, когда она достанет горячий круг, и быстро съедали его, сдобрив жирным сыром и закусывая помидорами с ближайшей грядки. Поливали друг друга из шланга, пытаясь остудиться в жару плюс сорок; играли в прятки, карты и шашки; наблюдали, как дядя жарит мясо, распространяя аромат на всю деревню на километр вокруг и без слов приглашая всех к столу. Я помню вкус коньяка – обжигающий, от которого все тело резко вздрагивает – и следом наступает полное расслабление. Дяди и тети, которые всегда относились с любовью ко всем детям семьи, – их забота, их опека, их наставления – я помню все. У бабушки было всегда тепло и уютно. Она никогда ярко не проявляла свои чувства – не было бесконечных слов любви, беспричинных объятий и поцелуев, – она любила сдержанно, но преданно и искренне. Каждый раз, когда она расчесывала мои непослушные волосы, приговаривая: «Что за ужас!» – она делала это осторожно, боясь причинить мне боль. Нежность в ее руках, в ее взгляде, в ее улыбке украдкой. Эта безусловная любовь, которую может подарить именно бабушка.
Воспоминания не останавливаются. Они накрывают меня одно за другим бурным, безостановочным потоком, я ощущаю их силу, мне тяжело вдохнуть, как вообще дышат? Я будто забыла… Первый крик, первый вздох, первые шаги. Я забыла, кем была. Внучка, дочь, племянница, сестра – безрассудная девчонка, которая всегда шла вперед, даже когда было страшно, больно и обидно. Я чувствовала себя любимой и благодаря этому могла вновь подняться. А сейчас… А что сейчас? Словно после долгого блуждания, после глубокого сна я открываю глаза и вижу путь. Путь домой.
– Лилу…
Этот голос. Я снова в настоящем. Бросаю быстрый взгляд на наручные часы – слишком поздно, у них глубокая ночь, завтра, завтра первым делом я позвоню, чтобы услышать бабушкин голос.
– Лилу, – сильное беспокойство в его словах. – Что-то не так?
Дом… Почему именно рядом с ним я вспомнила о доме моего детства? Почему почувствовала теплые руки бабушки?
– Ты как-то странно влияешь на меня, – произношу осипшим голосом. – Я словно погружаюсь в транс, вспоминаю то, что было давно забыто. Все это странно.
– Пугает?
– Нет. Просто… Прости, пока сама не понимаю.
– Наверное, мне нужно ответить откровенностью на откровенность, – его очередь откинуться на спинку скамейки, устремив свой взгляд куда-то вдаль. – Ты даже не представляешь, как сама сумела повлиять на меня меньше чем за сутки. Вчера вечером я сделал то, что, наверное, не делал никогда. Мне просто не приходило в голову, что настолько важно – искренне поговорить с собой. В последние полгода меня часто одолевали сомнения. Твой вопрос: «Счастлив ли я в окружающей меня действительности?» застал меня врасплох. Честный разговор расставил многое по своим местам.
Хочется закричать в голос: «Ура, я не странная! Мы оба такие!» Конечно, я не стану этого делать, но в душе испытываю сильное облегчение.
– Значит, у нас взаимное влияние, да?
– Похоже на то.
– Что ж, тогда предлагаю не зацикливаться на этом, а двигаться дальше. Посмотрим, что еще нам откроется, – встаю, сладко потягиваюсь, будто только проснулась, и проснулась в очень хорошем настроении, – день только начинается!
– Итак, мистер Гид…
– Да-да, – он сценическим движением поправляет на переносице невидимые очки. – У нас плотный график. Перекусим по дороге, и надо поторопиться, подъем на башню храма строго по времени, впереди Temple Expiatori de la Sagrada Familia.
Брускетты, кофе – и мы готовы продолжать наш тур.
– А-а-а! Я хочу туда, где меньше народу! Ну пожалуйста! – взрыв моего отчаянья при виде длиннющей очереди в храм Святого Семейства. – Вот поэтому я не люблю «туристическую Европу». Тут такое количество людей, что даже в переполненном токийском вагоне метро в час пик толпа меньше.
– Вспомни дзен, дыши, дыши! – ласково приговаривает он, и я слышу насмешку в голосе.
Саграда Фамилия, Искупительный храм Святого Семейства, строительство которого охватывает три века нашей истории и длится уже более ста двадцати лет, – визитная карточка Барселоны, квинтэссенция всей Каталонии в одном здании. Храм связывает поколения людей, целые эпохи, и сегодня любой может приобщиться к его созданию. Это самый большой, самый главный проект Антонио Гауди, так и не завершенный при его жизни, он стал последним в истории великого архитектора. Гауди в буквальном смысле жил в храме, думал только о нем, дышал и существовал только ради него, сорок три года жизни накрепко сплелись со строительством. И я должна была увидеть это своими глазами, несмотря на толпу туристов, медленное продвижение и вездесущее щелканье фотоаппаратов.
Вход в здание идет через фасад Рождества, и тут я просто «зависаю» – по-другому не скажешь.
– Бог мой!
– Единственный практически завершенный фасад при жизни архитектора, – Дамир продолжает урок истории, но я его не слышу, кажется, я не слышу ничего.
Я вижу, как в одно целое соединились природа, звери, библейские персонажи, они дополняют, поддерживают друг друга, я словно смотрю на тончайшее кружево с вышивкой в технике трапунто – кажется, что, прикоснувшись, почувствую под ладонью гладкость ткани, а необтесанные камни – пальцами зароюсь в мягкость волн, бережно касаясь складок, и под ними услышу стук сердца живого, смотрящего на меня человека.
Людской поток заводит нас внутрь, не давая в полной мере насладиться фасадом, от отчаянья хочется кричать в голос, но не успеваю и рта открыть, как останавливаюсь на месте. Весь мир остановился вместе со мной, дыхание тихое, и стука сердца не слышно, – вокруг жизнь и полная пустота, гул голосов и тишина. Лес каменных деревьев приглашает затеряться среди них.
– Лилу!
Дергаюсь от неожиданного прикосновения, – это Дамир взял меня за руку и тянет в сторону, говоря что-то про время. Какое время? Слышу еле уловимый скрежет металла: в углу зала небольшая очередь, а перед ней лифт.
– Башня. Помнишь? – отвечает Дамир на мой вопросительный взгляд.
Точно, башня! Стоп! Лифт в храме? Оу, как необычно, думала, мы будем подниматься по лестнице. Пока несемся ввысь, мистер Гид рассказывает про ходы, тайные лестницы внутри башни и неожиданно как бы между делом спрашивает, страдаю ли я клаустрофобией. Нет, не замечала за собой, но стоило оказаться наверху, засомневалась. Это еще что?! Узкая каменная лестница без поручня спиралью ведет вниз к подножью башни, оставляя круглый просвет – стоило глянуть в него, как ножки задрожали. Голос в голове уверяет, что я не провалюсь – моя попа даже не протиснется в этот просвет – и все равно рефлекторно, из чувства самосохранения, прижимаюсь спиной к стене, стараюсь двигаться медленно и очень аккуратно. Сразу вспоминаются все прочитанные книги про Средневековье – секреты, десятилетиями спрятанные ото всех, тайные проходы внутри замков и храмов, истории, пропитанные кровью и местью. Это место идеально подошло бы как визуализация лестницы, ведущей в библиотеку-лабиринт аббатства Умберто Эко6. Так и вижу Вильгельма с лампой, тихо крадущегося в запретное место под крышей. Дамир идет впереди, держа меня за руку, – это успокаивает.
Зал встречает меня органной музыкой, она плывет меж людей и колонн, гонимая эхом. Она радуется мне, так же как я сама рада вновь оказаться здесь. Лес колонн-деревьев то стоит неподвижно, то будто кружит хороводом, создавая уединенные уголки. Корни великанов зарыты глубоко под полом, крепкий сильный ствол идет ввысь и там расходится ветвями – они тянутся к солнечному свету, через множество маленьких окон, он протягивает свои тонкие ручки, словно пытается дотянуться, ухватить и не отпускать. И вновь я маленькая девочка, играю в прятки, бегая среди деревьев бескрайнего сада. Дотрагиваюсь до ближайшей колонны – камень, и все равно хочется забраться вверх, сесть на ветку у самой макушки и, весело болтая ногами, наблюдать за тщетными попытками других найти меня. Где еще я могу спрятаться? Извивающиеся балкончики, идеальная спираль винтовой лестницы и много света – проходя через витражи, он озаряет храм цветными огнями, они переливаются внутри, отражаясь от камня, и оставляют полутень в потайных местах, идеальных для игр в прятки.
Какая мощь таится в этих стенах! Не выдержав, прижимаюсь спиной к каменному дереву. Меня как маятник швыряет из прошлого в настоящее, из моего прошлого в прошлое храма и обратно. Я чувствую энергию людей, с которых снимали слепки для фасада; людей, на чьи пожертвования строился храм; людей, что сейчас заполняют этот большой каменный лес. Я как будто слышу голос храма, его песнь – как ласковая колыбельная, и сразу голос бабушки, которая украдкой протягивает мне конфету со словами: «Только тс-с-с, матери не говори, будет ругать нас обеих».
– В музей или хочешь еще походить в зале?
Тяжело говорить, тяжело дышать… Это место слишком сильно́, ощущение, что я тону в глубине океана, а в баллоне закончился воздух, и меня все сильнее тянет вниз – облокотившись, сползаю к полу. Какой-то жуткий гул в ушах, перед глазами все плывет.
– Вам нехорошо?
Поворачиваюсь на голос, дается это сложно, на голове будто башня из кирпичей. Силуэт девушки… Как бы я ни пыталась сфокусироваться, не получается… Черные волосы, закутана в темную одежду до самого горла – водолазка?
– Прошу прощения.
За что она извиняется? Холодная ладонь трогает мой лоб – как приятно! Спускается к шее, останавливается там, где отчетливо слышен пульс. Дальше к затылку – делает сильные круговые движения, надавливая подушечками пальцев, под их напором тяжесть уходит.
– Юто, дай воды!
Имя? Азиатское, кажется.
– Думаю, это из-за духоты. Ей нужно на воздух, и заставьте выпить все, бутылка новая, еще не открывали. Если в течение пяти минут щеки не порозовеют, сразу обратитесь к сотруднику у двери. Насколько я знаю, здесь есть дежурный врач.
– Понял. Спасибо большое.
Напряжение в голосе Дамира немного расстраивает – и почему я каждый раз заставляю его волноваться? Никудышный из меня компаньон по приключениям. Берет меня под руку, помогая подняться. Крепкие, нежные прикосновения – ему я могу доверить себя.
Выходим через фасад Страстей Христовых. Сделав шаг в сторону, опускаюсь на корточки, прижимаясь спиной к ближайшей стене. Медленный, глубокий вдох – легкие наконец наполняются, напряжение отпускает, пальцы дрожат. Почему они дрожат? Голова… Как бы ее удержать? Или это руки слишком слабы?
– Ты как? – протягивает мне бутылку воды.
Кажется, я залпом выпила почти все. Откашливаюсь – слишком быстро глотала. Он мягко похлопывает по спине.
– Норм?
– Норм, – моя улыбка сейчас точно выглядит вымученной, разлепляю ресницы, его лицо совсем близко. – Уже лучше, честно. Спасибо, и прости, не знаю, что со мной случилось.
Как объяснить то, чему ты сама не находишь разумного объяснения?
– За что ты извиняешься? Знаешь, сколько раз мне было плохо в метро и приходилось выходить, чтобы подышать? Думаю, виной всему духота – сегодня здесь оживление больше обычного, еще и после спуска по той лестнице.
– Да, наверное.
Духота? Я ощутила, как сильное тепло сомкнулось вокруг, словно меня нежно обнимает тысяча рук. Этот храм будто пропитан солнцем, словно сама радуга вдохнула в него жизнь, и теперь ее цвета, отражаясь от стекла и камня, наполняют людей… Может, действительно духота?
Дамир продолжает нежно гладить меня по спине – хотя его глаза полны растерянности, а брови сведены в одну линию от беспокойства, он стойко держит себя в руках.
– Теперь все в порядке, – улыбаюсь ему виноватой улыбкой, похоже, это немного помогло – его бровь снова превратилась в две. – А девушка?
Только сейчас вспомнила о ней. Ох, черт! Озираюсь по сторонам: а вдруг она где-то поблизости? Даже не поблагодарила – ну что я за человек!
– Я сказал спасибо, не переживай. Дай мне знать, если почувствуешь себя плохо, – помогает мне подняться. – Пошлем к черту наш план и засядем в каком-нибудь баре с кондиционером.
– Хорошо, мамочка, мы так и поступим! Я чувствую себя нормально, честно. Но если вдруг что, я сразу скажу. – И тут же быстро добавляю: – А теперь давай взглянем, где мы.
Фасад Страстей Христовых – авангард в полном смысле этого слова. Если фасад Рождества будто обволакивает тебя мягкостью тканей в камне, тонкостью линий во взгляде, во взмахе руки, в нежном прикосновении – тихий праздник, что громче колокольного звона, – то фасад Страстей Христовых просто режет тебя без ножа. На гладком, словно обнаженном камне экспрессивно, жестко, болезненно автор показывает всю трагичность истории – я вижу искаженные лица людей, вижу боль в их позах, передо мной изломанные фигуры, а вместо мягкости – острые грани. Не сразу понимаю, в какой хронологии расположены события, приглядываюсь внимательнее – вот Тайная вечеря в левом углу… Теперь понимаю, автор выложил события в виде латинской буквы S. Как хочется забраться наверх и разглядеть все вблизи, а потом отойти шагов на двадцать и увидеть общую картину в целом.
– Жузеп Мария Субиракс.
– Что?
– Автор скульптурного оформления фасада – Жузеп Мария Субиракс.
– Надо познакомиться с его творчеством!
«Я вернусь. Вернусь в Барселону, вернусь в храм, чтобы медленно пройтись по нему, чтобы рассмотреть все фасады и прогуляться по парку, раскинутому вокруг. Я вернусь!» – это было обещание, данное себе и храму. В сувенирном магазине покупаю закладку для книги, на ней изображена криптограмма: разделенный на ячейки квадрат 4х4, в каждом ряду по вертикали и горизонтали четыре цифры, сумма которых дает тридцать три – возраст Христа. Смотря на нее, я вновь проговариваю про себя данное только что обещание. Интересно, для какой книги я тебя купила?
На часах 11:00.
Голова хоть и болит, а все равно соображает – странно, положа руку на сердце, я думала, после вчерашнего будет гораздо хуже. Залпом выпиваю цитрусовый сок – попросила смешать в одном стакане лимон, апельсин и грейпфрут. Эта кислая смесь бодрит покруче крепкого кофе – хотя его тоже закажем, иначе я так и не смогу вспомнить все, что произошло накануне. Рисовая каша на воде с сушеными травами успокаивает желудок, потом кофе и круассан с шоколадом – диетолог и гастроэнтеролог во мне неодобрительно фыркнули. Теперь попробуем отмотать примерно часов на двадцать назад.
После посещения la Sagrada Familia, прихватив в близстоящем фургончике пластиковый стакан с нарезанными фруктами, мы отправились на поиски паэльи – не в буквальном смысле, конечно: Дамир заранее запланировал, в каком именно ресторане мы пообедаем. Хотя, если честно, я бы предпочла багет с хамоном и томатами, наверное, паэлья просто не мое.
Потом мы гуляли по городу, рассматривая снаружи дома, спроектированные Гауди: дом Бальо, с его знаменитыми балкончиками в виде театральных масок (хотя его прозвали Домом Костей: колонны на фасаде ассоциируются со скелетом, а балкончики – с черепами, но мне они все-таки больше напоминают театральные маски); дом Мила (наполовину жилой), напоминающий природный грот; дом Висенс, в виде избушки с резьбой и прямыми линиями. Они такие разные, у каждого своя неповторимая индивидуальность – хочется стоять и смотреть, словно под гипнозом, они как дивные акценты, украшающие город, и я понимаю, почему у каждого стоит толпа туристов. Я отказалась стать частью длиннющих очередей, необходимых, чтобы попасть внутрь, и все же исключением стал дом Бальо: любопытство взяло верх над усталостью.
Сейчас, медленно попивая кофе и вспоминая посещение этого места, могу уверенно перевести мысли в слова, описав свои впечатления. Находясь в плену стереотипов, мы оцениваем что-либо как нормальное или ненормальное, исходя из того, к чему привыкли, что для нас понятно, то есть «безопасно». В архитектуре мы привыкли к квадратным, прямоугольным помещениям с четко обозначенными углами и стенами, но Гауди стирает острые грани, и делает это с такой легкостью и грацией, что тебе остается только восхищаться. Переступив порог, я будто оказалась в зеркальной комнате, не понимая, где пол, где потолок, где входы, где выход – комнаты без углов, стены уплывают вверх, сливаясь с потолком, а одно помещение плавно перетекает в другое, словно река, входящая в море, а то и в океан , который мягко омывает подножье лестницы, переносящей тебя на крышу, – сказочный домик из аниме-сериала, только настоящий, живой! Вся «нормальность» до этого была лишь иллюзией, в мире нет четких границ – и это остро ощущается здесь!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.