Аркан дьявола

«Похоже, я поторопилась с разговором, – подумала Барбара, злясь на саму себя. – Стоило сначала найти свои документы, а потом уже говорить о переезде…»

Нацарапав на бочке «пивные руны», фрау Вернер выбила Барбару из равновесия, заставила совершить глупость. Но что сделано, то сделано. В крайнем случае можно выманить мать из дома и попросить Дейлинку выкрасть документы и наличные. Она производила впечатление девчонки, способной на рискованные поступки, а здесь, по сути, и риска-то никакого не было. Чего Эльза Вернер уж точно не станет делать, так это обращаться в полицию.

Барбара гуляла несколько часов, обдумывая своё положение, строя планы и просто злясь на мать. Она вспомнила, что так и не позавтракала, только когда в животе сердито заурчало. К этому времени ноги вынесли её в Пражский Град, к собору Святого Вита – впечатляющей готической постройке песчаного цвета. Его центральная башня, увенчанная остроконечной кровлей и зелёным шпилем, царапала затянутое облаками осеннее небо. Один циферблат на башне показывал часы, а другой – минуты, и, посмотрев вверх, Барбара поняла, что время обеда давно прошло. Пройдясь по соседним улицам, она отыскала тележку с хот-догами, а после вернулась к собору.

Площадь перед ним, вымощенная гладкими серыми плитами, выглядела совершенно голой – ни фонтанов, ни скамеек, ни уличных фонарей. Только раздвижные щиты с рекламой для туристов. Барбара встала на противоположной от собора стороне, подальше от иностранцев, которые слушали гидов или занимались совершенно безнадёжным делом – пытались сфотографировать собор. Такая громада не влезала в объектив, поэтому фотографировать его получалось только по частям. Барбара ела свой хот-дог, разглядывала мозаичную фреску «Страшный суд» на фасаде, а сверху, со стен и башен, на неё взирали горгульи и химеры. Гигантская фреска делилась на три части – слева люди восставали из могил, в центре их судили, а справа черти отправляли грешников прямиком в ад.

Фрау Вернер считала Прагу особенным с точки зрения эзотерики городом. Здесь были сосредоточены многочисленные места силы, древние кладбища, менгиры, христианские святыни и мистические артефакты. По этим улицам ходил голем, глиняное существо, созданное при помощи каббалы. Возможно, поэтому осколок горного хрусталя на цепочке так часто отправлял фрау Вернер и её дочь именно в Прагу.

Один из артефактов находился прямо здесь, в башне собора Святого Вита, и мама пару раз приводила Барбару посмотреть на него. Это был самый большой в Чехии колокол, носивший имя Зикмунд и отлитый почти пятьсот лет назад. Мать и дочь брали экскурсию и вместе с остальными туристами поднимались на смотровую башню по винтовой лестнице.

Экскурсовод рассказывал, что Зикмунд считается главной чешской святыней и звонит только по большим праздникам, например, когда город навещает папа римский. У фрау Вернер имелись по этому поводу свои соображения.

– Его звон разорвёт на части любого демона, – говорила она так, чтобы её не услышали другие туристы. – Ну или хотя бы прогонит. Думаешь, почему он так редко звонит? Это за́говор! Демоны, чудовища, оборотни, которых полно и среди священников, и среди политиков, не хотят слышать его звон. Он для них противнее ладана!

Ещё Барбара помнила, что при каждом ударе колокол становился немного тоньше, потому что от него отделялась чешуйка металла. Чтобы Зикмунд однажды не раскололся, его раз в сто пятьдесят лет поворачивают на девяносто градусов.

«Если бы мне удалось раздобыть такую чешуйку, – размышляла фрау Вернер, – мы с тобой могли бы не бояться демонов. Но такой талисман в магической лавке не купишь!»

Барбара доела хот-дог и покинула площадь.

Она бродила по улицам, пока не начало смеркаться. За это время ей четыре раза звонили с работы, три раза пан Гесс и один раз Дейлинка. Барбара, само собой, игнорировала вызовы. Самым разумным казалось перезвонить Дейлинке и выложить всё как есть, благо она сама предлагала помощь. Но недаром фрау Вернер учила Барбару полагаться только на себя. Переступить через эти установки оказалось не так-то просто – девушка просто не могла заставить себя вытащить из сумки телефон и нажать вызов. На площадях и старых улочках давно зажглись фонари, когда Барбара решила всё-таки наведаться в квартиру над «Хмельным гусем».

Некоторые города оживали лишь после заката. Барбара не так часто бывала в Италии, но помнила, как улицы Неаполя или Милана, пустые днём, вдруг наполнялись гуляющими людьми. Однако в большинстве стран Европы дела обстояли иначе. После захода солнца жизнь в городах замирала, и неважно, находился ты в провинции или же в огромном мегаполисе. Сейчас Барбара шагала по пустынным улочкам в сторону «Хмельного гуся», и всё, что видела, – тёмные витрины и закрытые ставни.

Благодаря подсветке зданий и желтоватым уличным фонарям каждый вечер Прага окрашивалась всеми оттенками золотистого. Люди, которые давали названия домам на улице Новый Свет, не знали, что такое электрическая лампочка. Они коротали вечера при свечах и ходили по улицам, освещённым редкими факелами. Однако сейчас эти названия – «У золотого фазана», «У золотого барашка» и так далее – действительно обрели смысл.

Ближе к «Хмельному гусю» Барбара замедлила шаг. Она не представляла, как встретит её мать и чего ждать от разговора с ней. Но скандал был гарантирован. Наконец она подошла к зданию, где располагалась пивоварня Гессов, и остановилась под Зелёным Человеком. С высоты второго этажа на неё смотрело каменное лицо, то ли выглядывающее из листвы, то ли само состоящее из дубовых листьев и веток. Загадочный лесной бог охранял здание от злых духов с момента его постройки, то есть уже более трёхсот лет. И конечно же, повлиял на решение фрау Вернер снять квартиру именно здесь, а не где-нибудь ещё. «Мы будем жить в этом доме, а демоны твоего папочки пусть катятся обратно в ад», – сказала она, едва увидев на фасаде Зелёного Человека. Чуть дальше, под ажурным балкончиком, красовался второй барельеф – зубастая рыба с двумя хвостами. Она тоже охраняла пивоварню от проникновения дьявольских сил. Знай фрау Вернер, что вскоре Барбара станет официанткой в «Хмельном гусе», она бы, наверно, не сочла обилие талисманов достаточно веской причиной, чтобы поселиться здесь…

Помявшись немного, Барбара всё-таки набрала нужные цифры на домофоне – 3939 – и зашла в подъезд. Она поднималась по лестнице, когда дверь квартиры резко распахнулась. На каменный пол лестничной клетки упал прямоугольник желтоватого света, в котором сгустился чёрный женский силуэт, – в дверном проёме возникла фрау Вернер. На ней был спортивный костюм, который она надевала в одном случае – когда собиралась много часов провести за рулём.

– Ты почему на звонки не отвечаешь?! – воскликнула она. – Я уже не знала, куда бежать!

Барбара понимала, что ближе к вечеру мать начнёт ей названивать, и специально убрала телефон в сумку.

– А что происходит? – спросила девушка, останавливаясь на лестничной клетке. Она уже заметила на полу в прихожей спортивные сумки, поняла, что мать затеяла очередной переезд, но решила прикинуться дурочкой.

Фрау Вернер оглядела лестницу и площадку так, словно её дочь притащила в дом «У золотого гуся» всех чертей Праги.

Наконец, сделав шаг в сторону, она коротко бросила:

– Заходи.

– Почему здесь сумки? – спросила Барбара так, словно это их первый внезапный переезд.

– А ты сама как думаешь? – сказала мать, запирая дверь на замок, щеколду и цепочку. – Потому что мы не можем здесь оставаться!

– Я не сдвинусь с места, пока ты не объяснишь, что происходит! Мой отец опять разыскал нас, так?

– Именно! – Глаза фрау Вернер округлились, казалось, она действительно в ужасе. – Милая, ты можешь на меня злиться, можешь меня ненавидеть или думать, что я испортила тебе жизнь. Мы потом всё это обсудим! Но сейчас нам действительно надо бежать. Бери сумки и неси их к машине, я уже всё собрала.

– А если мы никуда не пойдём? – спросила Барбара. – Здесь же настоящая магическая крепость, ты постаралась, развешивая обереги. И Зелёный Человек на доме…

– Какой ещё Зелёный Человек?! – всплеснула руками мать. – На этот раз твой папочка как следует постарался и призвал из ада самого страшного демона! Эта тварь уже где-то близко!

– Мама, очнись! Мне уже не шесть лет, и я давно не верю в сказки! Всё это полная…

В этот момент свет в квартире погас. Окон в прихожей не было, только двери, которые вели на кухню, в ванную и в две спальни. Свет уличных фонарей худо-бедно проникал в окна комнат, но прихожая тонула в густом чернильном мраке.

– Милая, встань за мной. – Голос матери сделался пугающе ровным. – Он уже поднимается по лестнице.

– Кто поднимается?

– Скоро сама увидишь. Делай, как я говорю, пожалуйста.

Барбара полезла в сумку, достала телефон и включила фонарик. Луч рассеянного, холодного света выхватил из темноты пустую вешалку и стены, исписанные защитными знаками. В прихожей практически ничего не было, если не считать сложенные в одну кучу рюкзаки и сумки.

– Давай же, Барби, встань позади меня.

Девушка удивлённо моргнула. Фрау Вернер давно не называла её «Барби», примерно с тех пор, как она более-менее начала отличать Таро от карт Ленорман.

Барбара обошла мать и встала так, что та оказалась между ней и входной дверью.

– Слушай внимательно, – сказала Эльза Вернер не оборачиваясь. – Я попытаюсь его задержать. А ты должна бежать. Беги и прячься, лучше возле каких-нибудь реликвий или святынь. Может, в соборе или монастыре. Тебе надо продержаться до утра – при свете солнца он бессилен.

– Мама, это бред какой-то…

– Барби, помни, что я люблю тебя.

В этот момент за дверью зазвучала шарманка. Барбара ни с чем не перепутала бы звук этого инструмента – на улицах Праги, да и других туристических городов, нередко встречались шарманщики. С небольшими обезьянками или попугаями на плече, они крутили ручку, а из ящика, напичканного шестерёнками и валиками, лилась непрерывная мелодия.

«Наверно, кто-то из соседей включил музыку…» – подумала Барбара, не понимая, почему звуки шарманки заставили волоски на её руках приподняться.

Вначале дверь приглушала щёлкающие, отрывистые ноты, которые складывались в весёленькую, будто бы цирковую мелодию. Но мало-помалу звук становился всё отчётливее, словно кто-то медленно, миллиметр за миллиметром приоткрывал створку, исписанную защитными рунами, как школьная доска – уравнениями. Барбара направляла луч фонарика на дверь и видела, что ручка даже не шелохнулась. А меж тем шарманка звучала всё ярче, и у девушки появилось ощущение, что доски, выкрашенные коричневой краской, попросту растворяются. Вот сейчас дверь станет прозрачной, а потом лопнет как мыльный пузырь…

Но створка не превратилась в трепещущую мембрану из мыла и не лопнула. Вместо этого на её поверхности, там, где находился дверной глазок, что-то зашевелилось. От испуга у Барбары перехватило дыхание, рука, державшая телефон, задрожала. Луч фонарика заплясал, кромсая темноту, а на размытой границе света и тени продолжало что-то копошиться. Казалось, множество длинных червей прогрызли дерево и теперь продолжали слепо шарить в пустоте и покачиваться, свесившись из червоточин. Девушка перехватила запястье свободной рукой, и луч выровнялся. Нет, это оказались не черви, а сочная зелёная трава и молодые побеги. Они шевелились, извивались, сплетаясь в жуткое, смеющееся лицо с выступающими скулами, хищным оскалом и длинным, ниже подбородка языком. На Барбару смотрел Зелёный Человек, причём один его глаз горел багровым, а вместо второго из глубокой глазницы пялился стеклянный дверной глазок.

Барбара попыталась спросить у мамы, что здесь происходит и как такое вообще возможно, но из её горла вырвался лишь сдавленный сип. А звук шарманки становился всё громче и громче, как будто невидимый шарманщик обзавёлся колонками и усилителем. Зелёный Человек подмигнул стеклянным глазом и произнёс:

– Почтеннейшая публика! Леди и джентльмены, мадам и месье, пани и паны, мальчики и девочки! Ведьмы и ведьминские отродья!

Зелёный Человек говорил высоким голосом, с интонациями заправского шпрехшталмейстера[2], и у Барбары возникло чувство, что она спит и видит во сне безумное цирковое шоу. Но, конечно же, происходящее не было сном.

Она с детства читала про демонов и ангелов, слушала мамины истории, но никогда не видела обитателей ада и рая воочию. Домовые, которые душили её всё детство, не в счёт – в интернете вообще писали, что это явление называется сонным параличом и имеет естественные причины. Последнее время Барбара начала приходить к мысли, что потусторонние создания так же реальны, как и голливудские монстры, хотя фрау Вернер пыталась убедить её в обратном. А теперь на двери их съёмной квартиры появилось лицо Зелёного Человека. И это никак не получалось объяснить с позиции здравого смысла. Сплетённое из травы и веток существо взвизгнуло:

– Встречайте! Главная звезда нашего шоу! Тот, кто точно не даст вам заскучать!

Зелёное лицо треснуло пополам. Прямая линия разделила надвое лоб, нос и подбородок существа, а вместе с ним и полотно двери. Одна створка каким-то чудесным образом стала двумя, и они плавно распахнулись наружу. Похожий на лиану язык разделился не сразу – он начал рваться от корня и дальше, к извивающемуся кончику. В какой-то момент он лопнул, и прихожую огласило мультяшное «дзинь!». С таким звуком в «Томе и Джерри» могла порваться струна или бельевая верёвка.

На лестничной клетке клубился густой белый дым, подсвеченный разноцветными вспышками. Барбара увидела шарманку – чёрный деревянный ящик и медные трубки на передней панели. На нём, подобно кошмарному брелоку, болталась полусгнившая дохлая обезьяна. Рыжая мартышка была подвешена за шею, распухший язык высунулся между крупными зубами, а глаза, утопленные в складках кожи, затянулись молочными бельмами. Рычаг шарманки вращала чья-то бледная, похожая на костлявую птичью лапу рука. По мере того как поворачивался рычаг, кисть то оказывалась на свету, то ныряла в тень. А вот сам шарманщик, маленький и как будто горбатый, оставался в темноте.

Из недр шарманки продолжал литься бодрый цирковой марш, и только сейчас Барбара осознала, что её мать читает не то заклинание, не то молитву. Откуда-то – видимо, из кармана спортивных штанов – она достала короткий нож с обоюдоострым лезвием и чёрной рукоятью. Это был атам – ритуальный кинжал. У Барбары имелся похожий, однако она не пользовалась им больше года. Фрау Вернер принялась чертить в воздухе магические фигуры, как будто фехтовала с невидимым противником.

Внезапно верёвка, на которой болталась обезьяна, оборвалась. Вместо того чтобы упасть на пол и лежать там, как и полагается дохлому животному, мартышка приземлилась на все четыре конечности. А потом одним прыжком пересекла порог и очутилась в прихожей. Барбара услышала высокий крик, почти визг, и только спустя несколько секунд осознала, что кричит она сама.

Фрау Вернер нанесла размашистый удар, рассекая воздух. И хотя лезвие атама едва ли превышало десять сантиметров, на миг шарманку заглушил тугой свист, словно мать Барбары взмахнула самурайским мечом. Обезьяна прыгнула и очутилась на потолке. Держаться там было не за что, разве что за светильник, но рыжая тварь находилась в метре от него. Казалось, её скрюченные пальцы прилипли к штукатурке. Мать снова взмахнула кинжалом, снова раздался свист рассекаемого воздуха. Мартышка оказалась проворнее – она спрыгнула с потолка и приземлилась на рюкзаки и спортивные сумки. Ей оставалось совершить ещё один короткий прыжок, чтобы пустить в ход зубы и пальцы с грязными ногтями.

Третий удар фрау Вернер сопроводила коротким гортанным выкриком. Лезвие не коснулось обезьяны, но её голову, а затем и тело разделила тонкая полоса, которая начала набухать тёмной кровью. Мгновение, и мерзкая тварь развалилась на две части, которые упали на пол. В ту же секунду цирковой марш оборвался.

В прихожей и на лестничной клетке было два источника света. Один, заставлявший клубы дыма мерцать и вспыхивать, находился за спиной у шарманщика. Казалось, там работал театральный прожектор, то и дело менявший цвета. Другой по-прежнему находился в руке у Барбары. И вот они разом погасли. В помещении воцарились темнота и тишина, но лишь на две-три секунды. Зажглась люстра, залив комнату электрическим светом, и на пороге Барбара увидела карлика-горбуна. Его лицо, размалёванное, будто у клоуна, напоминало гротескную маску Мефистофеля: острые черты, неестественно вытянутый подбородок и выступающие скулы. Не хватало только козлиной бородки и тонких усиков. Голову венчал шутовской колпак с бубенчиками, а от уха до уха тянулась нарисованная красная улыбка.

Девушка видела горбуна лишь мгновение, потому что свет снова погас. Темнота была абсолютной, она давила на глаза, как монеты, которые в далёком прошлом клали на лицо мертвецам. А когда светильник вспыхнул, карлик уже топтал рюкзаки и сумки, которые добавили ему сантиметров сорок роста. С его головы, просевшей в покатые плечи, как тяжёлый камень в землю, исчез колпак, а с лица – грим. Да и само лицо исчезло. Теперь на фрау Вернер и Барбару смотрел голый череп, и в провалах его глазниц плескалась тьма.

– Беги! – крикнула мама.

Одной рукой она держала атам, направляя остриё в сторону шарманщика, а другой пыталась отстранить дочь. Барбара попятилась, и уже через пару шагов упёрлась лопатками в стену.

Смотреть на демона с костяным лицом ей хотелось не больше, чем прикасаться к оголённому электрическому проводу или нырять в кипяток. Но при этом она не могла оторвать взгляда от пустых глазниц и безгубой ухмылки.

Комната снова погрузилась во мрак, и оттуда послышался голос матери:

– Беги же! Не стой!

В ту же секунду помещение заполнила мешанина звуков – обрывки заклинаний, дьявольский смех, царапанье и скрежет, словно чьи-то огромные когти сдирали с пола паркет, а со стен штукатурку.

Ноги отказывались повиноваться, но Барбара двинулась вдоль стены. Ставший бесполезным телефон она сунула в задний карман джинсов. Один дверной проём – её комната… Другой – мамина спальня… Вешалка для одежды… Наконец воздух изменился, в лицо повеяло сквозняком. Девушка переступила порог и очутилась на лестничной клетке. В этот момент за её спиной раздался резкий хлопок, как будто лопнул большой воздушный шарик. Барбару окатило тёплыми брызгами, футболка прилипла к спине, волосы намокли. А из квартиры донеслось громкое тошнотворное чавканье. Пытаясь не думать о том, что же там происходит, Барбара начала спускаться по лестнице. Буквально на третьей ступеньке голова закружилась, колени ослабели и подкосились. Действуя сама по себе, рука попыталась отыскать перила, но нашла лишь пустоту… Коротко вскрикнув, Барбара покатилась по тёмному пролёту, пересчитывая узкие ступени плечами, спиной и бёдрами.

От удара о каменную площадку из лёгких вышибло воздух, в черепе загудело. Ушибы разом онемели, а после начали наливаться пульсирующей болью. В другой ситуации Барбара осталась бы там, где упала, и первым делом попыталась убедиться, что все кости целы. Но страх и омерзение заставили её подняться сначала на четвереньки, а потом и на ноги. Цепляясь за перила, она оставила позади ещё один пролёт и оказалась у двери, ведущей на улицу.

Кнопка, отпирающая замок, похоже, вздумала поиграть в прятки. Дрожащие пальцы без толку скользили по голой штукатурке, и Барбару посетила пугающая мысль, что карлик сыграл с ней ещё одну шутку – заставил электронный замок исчезнуть. Почему нет, ведь он сумел обставить своё появление на съёмной квартире с дьявольской помпой, не поскупившись на музыку и световые эффекты. Да ещё и оживил дохлую обезьяну. Но тут подушечки пальцев нащупали кнопку, раздался короткий звуковой сигнал, и дверь распахнулась.

На улице было тихо и спокойно, свет фонарей заливал мостовую и фасады старинных зданий. Покачиваясь и прихрамывая, девушка побрела прочь от дома «У золотого гуся».

* * *

Несколько кварталов Барбара шла как заводная кукла, механизм которой нуждался в серьёзной починке. Мышцы работали, ноги отмеряли шаги, а в голове царила пустота. Она чувствовала ушибы, но не помнила, почему рёбра вспыхивают болью при каждом вдохе и почему так тяжело опираться на правую ногу. Мозг заблокировал кошмарные образы, возвёл стену, за которой остались и Зелёный Человек, и дохлая обезьяна, и сам шарманщик. Сейчас Барбара едва ли смогла бы назвать собственное имя, ответить, что это за город и куда, собственно, она идёт. Ноги сами несли её, как ветер несёт по мостовой опавший лист или смятую газету.

Барбара оставляла позади квартал за кварталом и перекрёсток за перекрёстком. Спустя какое-то время – может, десять минут, а может, и час – она очутилась в незнакомом месте, там, где полутёмная улочка вливалась в небольшую, мощённую брусчаткой площадь. В её центре, резко выделяясь на фоне подсвеченных фасадов, стоял тёмный, исполинского роста силуэт. Дома пастельных тонов выглядели нарисованной на фанере декорацией.

– С вами всё в порядке?

Говорили по-английски, и, услышав незнакомый мужской голос, Барбара в ужасе попятилась. Она решила, что к ней обращается фигура, застывшая посреди площади.

– На вас напали? Мы можем вызвать скорую помощь или полицию.

Упоминание о полиции подействовало отрезвляюще, как пощёчина или пузырёк с нашатырным спиртом. Барбара поняла, что смотрит на статую, а статуи, как правило, не разговаривают и уж точно не предлагают вызвать стражей порядка.

– Это ваша кровь?

Барбара оглянулась на голос. В свете уличного фонаря, держась за руки, стояли парень и девушка. На шее у молодого человека висел фотоаппарат с большим объективом, и Барбара подумала, что видит туристов, решивших прогуляться по ночной Праге.

– Какая ещё кровь? – пробормотала она.

– Та, что у вас на одежде, – сказал парень. – Вы вся в крови, вообще-то.

Барбара завела руку за спину (почему так болит плечо?) и провела тыльной стороной ладони вдоль позвоночника. Влажная футболка липла к пояснице. Посмотрев на руку, девушка увидела размазанные кровавые пятна. В этот момент хлипкая стена, которую выстроил её разум, рухнула. Барбара вспомнила горбуна с шарманкой, обезьяну и Зелёного Человека; вспомнила, как упала с лестницы. А ещё странный хлопок в прихожей и тёплые брызги, которые оказались кровью.

Не дождавшись ответа, молодой человек вытащил из кармана смартфон:

– Всё, я вызываю скорую помощь!

– Нет, не надо! – воскликнула Барбара. – Это просто краска. Не обращайте внимания, со мной всё в порядке!

Она вернулась на скупо освещённую улочку, прошла немного и на первом же перекрёстке свернула налево. Организм как будто спохватился и начал выбрасывать в кровь щедрые дозы адреналина. В голове прояснилось, боль от ушибов отступила на второй план. Нервное возбуждение не давало соскользнуть обратно, в спасительную прострацию, и Барбаре пришлось посмотреть в глаза чудовищной, невероятной правде. Сегодня в дом «У золотого гуся» явился самый настоящий демон. Которого – теперь уж в этом не приходилось сомневаться! – прислал её отец.

«Мама во всём была права, а я…»

– Я просто идиотка, – произнесла девушка, и по её щекам побежали слёзы.

Когда Барбаре исполнилось четырнадцать, её отношение к матери резко изменилось. Конечно, к такому финалу привело множество событий и ситуаций, больших и маленьких. Но первая упавшая костяшка домино в этой цепочке называлась «Серебряный Ручей». Повзрослев, Барбара так и не забыла Рудольфа Новака, с которым познакомилась в этом захолустном городке. Не забыла того, как мама поступила с её первой детской любовью. И хотя Барбара оказалась достаточно хитрой, чтобы скрывать это, за какие-то месяцы авторитет фрау Вернер в её глазах сошёл на нет, сдулся, как проколотая автомобильная шина.

В четырнадцать Барбара впервые попыталась понять, что же не так с её жизнью, и вместо карт или рун обратилась к интернету. Эльза Вернер презирала психологов, и, возможно, поэтому её дочь тайком начала читать психологические блоги и смотреть тематические видеоролики. Так Барбара узнала, что такое манипуляции, токсичные отношения и родительская гиперопека. Она пришла к выводу, что мать применяла к ней психологическое (а порой и физическое – чего стоят одни только татуировки!) насилие. А ещё пыталась сформировать у дочери тревожный тип привязанности. К семнадцати годам Барбара не сомневалась, что живёт с опасной сумасшедшей, и это ещё в лучшем случае. В худшем мать представала монстром, который планомерно калечил собственную дочь в попытке сделать из неё безвольную куклу. Некое человеческое подобие собаки, которая скорее умрёт, чем покинет хозяина.

И вот теперь оказалось, что Барбара ошибалась, несправедливо взращивая свои детские обиды. Она считала, что фрау Вернер использует против неё чувство вины, ведь об этом так много рассуждали популярные психологи. Но теперь, когда это самое чувство набросилось на неё, подобно голодному чудовищу, даже не попыталась его заглушить. Потому что целиком и полностью заслужила все мучения, которые оно несло.