Темнейджеры – 2. Питер, прощай!

Александр Егоров

Темнейджеры – 2. Питер, прощай!

Из глубин выходит тьма

Словно черная чума

Глушит, душит, холодит

Не считает, не щадит

Тьма не спрашивает, кто вы

Тьма придет – а вы готовы?

(заклинание «Сумрачного Круга»)

Глава 1. Принцесса из хрустальной башни

Я заметил ее издалека. Она сидела на остановке совсем одна, и это было глупо. Все наши соседи прекрасно знают, когда приезжает автобус, и приходят минута в минуту. Так что на остановке всегда бывает то густо, то пусто, не иначе. И вот эта девчонка сидит тут. Слушает что-то в наушниках и старательно делает вид, что ждёт автобуса. Который придет только через полчаса.

Вы спросите, зачем я сам вышел из дома так рано?

Во-первых, мне ужасно не хотелось в очередной раз встречаться с тетей Эллой за завтраком. Во-вторых, я ненавижу мюсли. В-третьих, моя двоюродная сестра Вероника вообще не ночевала дома. У нее появился новый парень, а вместе с ним и новые интересы. Меня в этом списке нет.

Я – токсичный брат. Иногда героический. Но всегда слишком странный.

Я никогда с этим и не спорил.

Итак, я захлопнул за собой дверь. Спустился с крыльца. Прошел по песчаной дорожке между тёткиными ухоженными клумбами. Нажал на кнопку магнитного замка, распахнул калитку и вышел на улицу.

Девчонка так и сидела на остановке.

Я помедлил. Оглянулся. Там, за деревьями, виднелась крыша нашего дома. Прошлым летом, пока я гостил у деда в заповеднике, её покрыли новой металлической черепицей. Осенью дождь барабанил по этой крыше так, что было слышно на первом этаже. Зимой на ней намёрзли уродливые сосульки. Весной она оттаяла и немедленно протекла. Тетка звонила куда-то и ругалась.

Вы видите: я болтаю всякую ерунду и стараюсь не вспоминать про наши каникулы в Чернолесье.

Не знаю, почему.

Я вздохнул и захлопнул калитку. Подхватил рюкзак на плечо и направился к остановке.

Заслышав мои шаги, девчонка вынула из ушей эйрподы. Даже подвинулась на лавке, как бы приглашая сесть рядом.

Я остался стоять. Однако принялся рассматривать ее сверху вниз. Наверно, это невежливо, но мне давно надоело подлаживаться под чужие правила. Да и что с того, что я на нее посмотрю?

Она была помладше меня. Но стриглась уже коротко, по-взрослому. Наверно, потому что рыжая, – думал я, посмеиваясь. И в остальном она старалась выглядеть очень независимой. Как бы вам описать? Она носила черные джинсы и длинный черный тонкий кожаный плащ. Шею она зачем-то повязала кроваво-красным платком, наподобие пионерского галстука. Правда, у пионеров на галстуках обычно не бывает весёленьких белых принтов с оскаленными черепами.

Кажется, она заметила мою улыбку. Только неправильно оценила. Немножко покраснела. Рыжие вообще легко краснеют.

– Меня зовут Лиза, – сказала она, глядя в сторону.

– Меня – Сергей Волков.

– А я знаю, – она улыбнулась. – Точнее, уже узнала. У девочек в школе спросила.

– Так ты тоже в нашей школе учишься? – спросил я. – Странно. Я не видел тебя раньше.

– Девочки говорят, ты вообще странный. Никого не замечаешь.

Девочки в чём-то правы, подумал я. Я такой. Но если бы они знали подробности, они огорчились бы ещё больше.

– А хочешь, вместе школу закосим? – вдруг предложила эта Лиза. И бросила на меня внимательный взгляд из-под рыжих ресниц.

Я чуть не рассмеялся:

– С тобой? А мама с папой тебя не убьют за такое?

– У меня нет мамы, – сказала она. – Она… ушла. А отцу все равно.

– Моим тоже все равно, – признался я, хотя мог бы и промолчать.

– Я знаю. Ты же с тёткой живешь и с двоюродной сестрой. И ещё ты… очень интересный.

Да, именно так она и сказала. Нельзя сказать, чтобы её слова оставили меня совсем равнодушным.

– Чем это я тебе интересен? – спросил я.

Эта девчонка ответила не сразу. Снова отвела взгляд. Потом сказала, как бы ни к кому не обращаясь:

– Мне кажется, ты не тот, кем притворяешься.

– Кто же я?

Молчание.

Проблема была в том, что я и сам не всегда мог ответить на этот вопрос.

Год назад, на каникулах в Чернолесье, я это знал. Ну, так мне казалось. Потом я вернулся в Питер и стал ещё более молчаливым, чем был. По выражению моей тетки – «замкнутым». Уж не знаю, что у меня замкнуло, но мне было очень тяжело. Да и сейчас легче не стало.

«Дикарь, дикарь, – сокрушалась тётя Элла. – Я-то надеялась, что ты станешь человеком. А ты как смотрел на всех волком, так и сейчас смотришь».

Моя бедная тётя и представить не могла, как она близка к разгадке моей тайны. Вот и эта Лиза (в своей бандане с черепами) тоже вряд ли понимала, о чём говорит.

И с кем.

– Ты меня не боишься? – спросил я.

Лиза посмотрела мне прямо в глаза:

– Боюсь. Но я люблю, когда опасно.

* * *

Автобус сбросил скорость и осторожно прополз мимо нашей школы. Мы переглянулись и рассмеялись. Мы чувствовали себя заговорщиками, которых чуть не поймали, но им в последний момент удалось скрыться от преследования на чужом «феррари».

Лиза даже взяла меня за руку. Тут же отпустила, будто обожглась. Пальцы у неё были холодные.

– Ты чего, – спросил я.

– Не знаю. Немного странно. Никогда не прогуливала уроки… вдвоём. Только сегодня почему-то захотелось.

– Ещё не поздно расхотеть.

Лиза оглянулась. Её одноклассники вприпрыжку бежали к школьным воротам. Боялись опоздать на первый урок.

– Да пошли бы они все, – она смешно шмыгнула носом. – Надоели малолетки. Хорошо, что скоро лето. Никого из них не увижу.

Я даже не удивился.

Автобус резко прибавил ходу, словно тоже уходил от погони. Перелетел через длинный мост и неохотно притормозил у следующей остановки. Там было пусто. Мы не спешили выходить, и автобус двинулся дальше.

– Поехали до конечной, – сказал я. – Станция «Лисий Нос».

– Смешно звучит.

– Ничего смешного. Там уже лес начинается.

– Любишь гулять по лесу? Я же говорю, ты странный.

Я не спорил. Всё было именно так.

Правда, в тех местах, где я жил прошлым летом, лес был особенным. И его обитатели тоже. Некоторых я вспоминал с содроганием. Зато других… да, по другим я скучал.

– О чём ты думаешь? – спросила Лиза.

Она не умела читать мои мысли, как это умела Майя. Поэтому я мог придумать для неё всё, что угодно – конечно, что-нибудь хорошее, что всегда говорят девочкам. Но я не стал врать. И сказал печальную правду:

– Я думаю о том, какой я идиот… что вернулся в Питер.

Она очень удивилась:

– Тебе здесь не нравится? A что так? Мне вот сразу зашло. Я всего три месяца назад приехала, а мне уже всё нравится…

Она говорила еще что-то, я не слушал. Когда я произнёс вслух, что я идиот и что я зря вернулся, – вот тут-то меня и перемкнуло. Как будто раньше я не задумывался об этом, а понял только сейчас.

Нет, я не скучал по Чёрному Лесу. Я всегда любил свой город и свой дом, пусть он и был не очень-то моим. Город остался прежним, и дом тоже, а вот я изменился навсегда.

Пустой автобус весело катился по Приморскому, и по левому борту уже виднелся залив и хрустальная башня Лахта-центра с газпромовскими офисами. Башня была похожа на гигантский волчий хвост из русской сказки – тот самый, что по лайфхаку от одной вредной лисицы вмёрз в лёд, а потом и вовсе оторвался.

– Ты чего не отвечаешь? – Лиза толкнула меня локтем. – Серёж… не надо меня пугать, пожалуйста.

Она снова взяла меня за руку своими холодными пальцами, но уже не отпустила. Будто слушала мой пульс. Уж не знаю, что она там услышала. Моё сердце билось не чаще, чем обычно.

– Прости, – сказал я. – Немного отвлёкся.

Мы проехали еще несколько остановок и вышли, немного не доехав до Лисьего Носа, а автобус отправился обратно.

Я знал эти места. Чахлые деревья вдоль шоссе имели унылый вид. Но если перейти через железную дорогу, постараться не влипнуть в болото и добраться до леса, то можно было на пару секунд представить, что ты в заповеднике у деда. Здешние сосны еще помнили времена, когда они росли здесь одни, на весёлых песчаных холмах, а на горизонте не поднимались там и тут одинаковые многоэтажки. Иногда я приезжал сюда один – просто так, побродить и поскучать. Зимой как-то раз даже встретил настоящую лисицу. Она кинулась от меня бежать, помахав на прощанье пушистым хвостищем, будто заметала следы. Или просто хотела поиграть?

Но теперь я был не один. До сих пор я не понимал, как так получилось, но это было забавно.

Мы свернули с обочины и осторожно перебрались через рельсы. Вокруг запахло болотом, под ногами захлюпало. Лиза схватилась за мой рукав. Я посмотрел на неё с усмешкой. И неожиданно для себя сказал:

– Я знаю тут одну заброшку. Пойдешь со мной?

Было бы логично спросить, что мы будем там делать. Но она не спросила. Если б я был её папашей, я бы прочитал ей пару лекций о том, как не надо вести себя с мальчишками.

Хотя, если честно, сегодня я чувствовал себя просто старшим братом. У меня-то не было младших, а иногда очень хотелось, чтоб кто-нибудь был.

– Там не опасно, – всё же сказал я. – Если залезть на крышу, оттуда видно море. И город. Фотки будут замечательные.

– Не люблю селфи, – отозвалась эта Лиза.

– Странно. Я тоже.

Тогда зачем ты сам туда идёшь, – мог бы спросить я. Но не спросил.

Как я и обещал, заброшенный дом из серого кирпича был довольно высоким – восемь этажей, да еще с непонятной квадратной башенкой наверху. Было совершенно неясно, зачем этот дом выстроили посреди леса, да ещё и окружили бетонным забором. Этот забор был до сих пор опутан поверху колючей проволокой. Режим секретности изрядно подпортили разноцветные граффити – да и те выцветшие, неактуальные: скорее всего, художники давно выросли и потеряли интерес к творчеству. Сразу две или три бетонных секции и вовсе рассыпались в труху, так что во двор можно было войти без затруднений.

Так мы и сделали.

Я огляделся. Территория выглядела всё так же мерзко, даже еще гаже, чем зимой. Снег сошёл, и вся здешняя красота стала доступна взгляду. На раскисшей земле валялись обломки досок и бетонных столбов, из которых торчали ржавые прутья. Впрочем, по разбитой асфальтовой дорожке можно было пройти к самому зданию. Двери главного подъезда были гостеприимно распахнуты.

Я незаметно взглянул на Лизу. Она казалась совершенно спокойной. Не трогалась с места, прислушивалась и ждала моих указаний. Я подумал, что из неё получился бы неплохой напарник… если бы мне когда-нибудь понадобились напарники.

– Пошли на крышу? – предложил я. – Но предупреждаю: там внутри всё разломано. И воняет.

– Я бывала на заброшках. Ничего страшного. Конечно, если там людей нет. Люди всё портят.

– Никого там нет, – сказал я. – Даже крыс. Разве что какой-нибудь мертвый бомж завалялся с зимы.

– Живые страшнее мёртвых.

Я вздрогнул. Но оценил.

Мы вошли в подъезд. Там пахло сыростью и плесенью. Моё обоняние привычно обострилось, как всегда бывало в темноте. Сказать по правде, мне не нужен был даже фонарик, но Лиза без лишних слов достала телефон и осветила нам дорогу. Узкие лестницы были ещё проходимы, хотя и завалены каким-то мусором и битым стеклом. Даже перила кое-где остались – там, где их не удалось отломать и сдать на металл. Корявые надписи на стенах, наверно, что-то означали, но читать их было лень.

Так мы преодолели несколько пролётов. Пустые коридоры на этажах выглядели таинственно, но уже знал, что делать там нечего. Я хотел погулять по крыше, под открытым небом. Зачем? Трудно объяснить. Там, наверху, я чувствовал себя свободным. Городские кварталы казались мне хитроумными ловушками. Под землёй мне и вовсе становилось не по себе. Я помнил, что мне рассказывал мой дед Герман о старых шахтах Чернолесья. По этой причине я старался как можно реже ездить на метро.

Хорошо ещё, тетя Элла об этом не знала, а то бы точно вызвала ко мне подросткового психолога, как к моей кузине Веронике.

Какая глупость.

Взбираться по этой трэшевой лестнице на восьмой этаж было не очень-то приятно, но Лиза не жаловалась. Наконец мы добрались до самого верха и оказались в небольшой квадратной башенке с парой окон, похожих на бойницы. Странно: стёкла и рамы в них остались целыми, только рассохлись от времени. Облезлая деревянная дверь висела на одной петле. За ней открывался выход на крышу. Я толкнул ее ногой, и зря. Петля коротко пискнула и обломилась. Дверь грохнулась на пол в двух сантиметрах от моей ноги, подняв облако цементной пыли.

– Wazza Phuck, – сказал я на это.

Лиза хихикнула. Выключила фонарик и спрятала телефон в карман.

      Наверху было холоднее. Ветер свистел в ушах, под ногами похрустывал растрескавшийся битум. Мы не спеша подошли к кирпичному бортику на краю крыши. Если на него опереться, последствия были бы печальными, а так вроде и ничего.

– Красиво, – сказала Лиза.

Я не мог с ней не согласиться. Отсюда было видно и железную дорогу, и шоссе, и Финский залив, и Васильевский остров с новыми высотными домами на низком берегу, которые росли как будто прямо из воды. Справа до самого горизонта тянулась дамба, утыканная фонарями – издали они казались тонкими, как спички. По дамбе непрерывным потоком двигались крохотные разноцветные машинки.

С другой стороны был лес. Бурый, жидкий, убогий, но всё же лес. За лесом тускло блестело озеро, заросшее камышом (я знал, что к его топким берегам лучше даже не соваться). Ещё севернее торчали высокие трубы ТЭЦ, из которых струился плотный белый дымок и тут же таял на ветру. Помнится, зимой он был гуще.

Но с зимы изменилось и ещё кое-что.

Чёрный туман. Клочья тумана медленно поднимались над деревьями. Не редели и не рассеивались. И даже как будто плыли нам навстречу. Я присмотрелся: да, так и есть. Это было как-то неправильно, особенно если вспомнить, что ветер сегодня дул с моря.

Раньше я ничего подобного не замечал. С другой стороны, чтобы увидеть эту ползучую дрянь, нужно было подняться на крышу. Не залез бы – и не увидел.

Всё это не просто так, понял я.

– Куда ты смотришь? – забеспокоилась Лиза. – Что-то не так?

Я прищурился.

– Ты видишь этот… туман? – спросил я. – Чёрный туман. Вон там, в лесу?

– Какой еще туман? Вороны летают, а больше ничего.

Стая ворон и вправду поднялась над лесом и кружила в небе. Где-то там дальше была городская свалка, вспомнил я.

Я ещё раз втянул носом воздух. Гарью не пахло. Нет, ничего подозрительного сейчас я не чувствовал. Подозрительной была только эта тревога. Древняя и полузабытая.

Я пытался вспомнить.

Это было мгновенное озарение. Я даже зажмурился. Призрачный туман Чернолесья клубился перед моими глазами. Молнии били с высоких стальных мачт, и тьма отступала – но ненадолго, – и прямо перед собой я видел… я видел…

* * *

– Серёж, – Лиза дёргала меня за рукав. – Что с тобой?

Я сидел на грязных ступеньках, согнувшись и закрыв голову руками. Девчонка была рядом. Её голова была теперь перевязана смешной красной банданой. Как у той девчонки из мульта, но с черепами. Я усмехнулся.

– Со мной ничего, – пробормотал я кое-как. – Кроме тебя.

Мою неуклюжую шутку она пропустила мимо ушей. Озабоченно вгляделась мне в глаза:

– Ты чего-то принимал? Таблетки? Сергей… ну скажи…

– Нет, – сказал я. – Просто голова закружилась.

Не пересказывать же ей мои внезапные галлюцинации. Про чудовищного волка-оборотня, по уши в крови, из чьей пасти свисают клочья алой пены.

Тётя Элла сказала бы, что у меня фотографическая память.

– Я тебя с крыши еле вытащила, – жаловалась тем временем Лиза. – Ты куда-то вдаль смотрел, смотрел… потом как вскрикнешь…

– Спасибо тебе, – сказал я и поднялся на ноги. – Я в порядке.

Голова больше не кружилась, да и вообще я про голову соврал. Я чувствовал себя прекрасно. Если не считать дефектов долговременной памяти.

– Наверно, надо ехать домой, – сказала Лиза и заботливо поправила воротник моей куртки. – Здесь больше делать нечего.

Мне был понятен ход ее мыслей. Поездка вышла неудачной. Зря только школу прогуляла. А все из-за этого токсичного парня.

Вряд ли, подумал я, эта девчонка будет ждать меня завтра на автобусной остановке.

Тут я прислушался. Далеко внизу, у входа, что-то происходило. До нас доносились звуки неясной природы – кто-то был там, кто-то многочисленный. Скрёбся и повизгивал.

– Не помнишь, мы дверь за собой закрыли? – спросил я.

Лиза застыла на месте.

– Не бойся, – сказал я. – Это не люди. Просто собачки. Они домашние.

Не успел я договорить, как внизу раздался собачий лай, короткая грызня и снова яростный лай. Эхо размножило эти звуки, и Лиза задрожала от страха.

Тогда я обнял её за плечи.

– Не бойся, – сказал я еще раз.

На лестничных площадках этой чертовой заброшки не осталось ни одной целой двери, и укрыться было негде. Мы торопливо спустились на пару пролётов и оказались в громадном пустом зале на седьмом этаже. Здесь гулял ветер и было почти светло. Мы спрятались за обшарпанной колонной и прислушались.

– Подождем, – сказал я Лизе. – Вряд ли собаки любят бегать по битым стеклам.

Я опять ошибся. Кто-то рычал, кто-то лаял, кто-то стучал когтями по ступенькам, и все они приближались. И их было много.

Я огляделся: в дальнем углу у стены, за грудой поломанной мебели, лежал опрокинутый железный шкафчик. Наверно, здешние работники когда-то хранили в нём пальто и шубы. Обе дверцы были целы, кто-то даже догадался прикрепить изнутри небольшое зеркало. Но места в шкафу хватало только на одного.

– Полезай внутрь, – скомандовал я Лизе. – Быстро.

Ей пришлось забраться в этот шкаф, как в гроб. Для полного сходства она еще и побледнела, как смерть. Но смотреть на это было некогда, и я захлопнул дверцы.

– Никому не открывай, – сказал я.

Первый пёс выскочил на площадку, повертелся на месте и метнулся по следу – в нашу сторону. Кажется, за ним последовал второй, а может, сразу несколько. Их когти отвратительно скрипели на бетонном полу. Они громко фыркали и сопели, они переговаривались, как свора охотничьих псов во время облавы.

Они и были охотниками. Они охотились на нас.

Я вытащил из кучи хлама деревянную ножку от стула и зажал в руке наподобие бейсбольной биты. Глупость, но всё же лучше, чем ничего.

Вооруженный вот так, я вышел из тени навстречу врагу. «Дохрена бесстрашный поступок, – подумал кто-то другой в моей голове. – Ну, теперь смотри в оба».

Пришельцы лязгнули зубами и от неожиданности попятились. Их было трое: громадная чёрная псина – бывшая овчарка с колтунами на шкуре и еще два мерзких пестрых метиса, больше похожие на шакалов. Еще двое или трое грызлись на площадке, но я не смотрел в ту сторону.

– Сто-ять смирно, – произнес я.

От вожака воняло псиной. Этот запах не был мне чужим. Так уж получилось.

– Стоять, – повторил я.

Я был уверен: они поняли.

Мне показалось, что и я…

Да. Мне показалось, что я понимаю их собачий язык.

– Брось палку сейчас же, – оскалил зубы вожак.

– А ты ее обратно принесешь? – спросил я насмешливо. – Поиграть захотел?

Чёрный сердито засопел. Но сдержался.

– Мы не играем, – сказал он беззвучно. – Мы сейчас тебя сожрём. И твою подружку. Думаешь, мы не чуем ее след?

Его подручные-шакалы опустили носы к бетонному полу и даже повиляли хвостами, как бы в подтверждение.

– Лапы коротки, – ответил я так же беззвучно.

– Молчи, щенок, – прорычал вожак. – Нас тут много. А ты один. Сейчас ты сдохнешь.

– Ты ошибся, пёс. Я не щенок. Я…

Откуда-то сзади потянуло сквозняком. По моей спине пробежал холодок. Я понял, что меня тянуло в эти гиблые места. Тёмная энергия, как в шахтах Чернолесья. Здесь ощущались ее следы. Это был запах смерти. Кого-то убивали тут, давно, давно. Убивали без счёта. Трупы свалили в яму и забросали едкой известью. А потом сверху выстроили фабрику и согнали туда каких-то бедных работяг, которые трудились тут в две смены, болели непонятно чем и сходили с ума. Я не смог бы ответить, откуда я это знаю, но я знал.

И я знал, что с этим делать.

Я снова мог превращаться.

– Я – сверхволк, – закончил я. – Сверхволк-оборотень на максималках.

Я обернулся волком даже быстрее, чем это случалось раньше – как будто вся моя природа давным-давно была к этому готова и только ждала подходящего момента. Я чувствовал силу в каждом мускуле. Мои глаза светились в темноте. Я стал настоящим зверем, суровым и безжалостным.

Только ножка от стула почему-то оказалась у меня в зубах. Я мотнул головой и отшвырнул ее прочь. Чёрный пес не удержался и проводил палку глазами.

И тогда я прыгнул. Кинулся на него, повалил на пол и вцепился клыками в горло. Тот попытался вырваться, но мгновенно понял, что с настоящим волком шутки плохи. На остальных псов я даже не смотрел: я знал, что они отпрянули прочь и сбились в кучу в дальнем углу.

– Теперь ты понял, кто здесь главный? – спросил я беззвучно, понемногу сжимая челюсти. – Будешь извиняться за щенка?

– Прости, босс, – прохрипел чёрный пёс. – Я не знал, кто ты. Думал, ты обычный лошарик из городских.

Я слегка ослабил хватку:

– Ты думал, обычных людей можно жрать безнаказанно?

– Ну а чего такого, – не понял вожак. – Я бы так-то их не трогал. Мясо невкусное, солёное. Но всё лучше, чем тухлятина с помойки. Может, хотя бы девчонку отдашь нам?

Я едва не прокусил ему горло. Еле сдержался.

– Ты, блохастый, совсем берега попутал, – проговорил я. – Может, с тебя шкуру снять и наизнанку вывернуть?

Поганый пёс прижал уши – но не от страха. От ненависти.

– Ты можешь. Ты это сделаешь. Только знай: местным людишкам недолго рулить осталось. Видел чёрный туман?

– Я и не такое видел.

– Тогда чего за людей топишь? Ты же не человек?

Я вздрогнул. А он рванулся изо всех сил, надеясь вырваться. Я сомкнул челюсти. Клянусь, это был просто рефлекс. Пёс хрипло взвыл, дёрнулся еще раз, и кровь брызнула фонтаном из разодранной шеи.

Он упал и забился в агонии, но скоро перестал. Его лапы еще дрожали. Потом вытянулись. Лужа крови на бетонном полу была похожа на пролитую краску.

Я поднял голову. Три или четыре перепуганные собаки смотрели на меня и жалобно скулили, поджав хвосты. Нет, собаки – не волки. Я презирал их.

– Брысь отсюда, – сказал я им.

Они понеслись вниз по загаженным ступеням, отталкивая друг друга. Кто-то, кажется, свалился в лестничный пролёт и коротко взвизгнул откуда-то снизу.

Что за дрянь, подумал я. Что за идиот. Ничего не узнал. Ничего не понял. Просто убил.

«И получил силу, – ответил кто-то внутри. – Чтобы жить, оборотень должен убивать».

«Но я не хотел убивать».

«Врёшь. Всегда хотел».

– Я не зверь, – тихо сказал я, потому что уже был человеком. Только человек умеет врать. Сейчас я соврал сам себе.

Не знаю, считается ли это враньём.

Да, я снова был человеком. Я отряхнул руки от каких-то прилипших к ним опилок. Брезгливо отошел подальше от алой пузырящейся лужи. Дохлый пёс валялся в этой луже, откинув лапы. Псиной воняло еще больше, но теперь к этому запаху примешивалось сразу несколько других, еще более отвратных. Наверно, этот урод обгадился перед смертью.

С усилием сглотнув слюну, я осмотрел куртку. Крови на ней не было. Где моя одежда и все остальные гаджеты остаются в то время, пока я бегаю на четырех лапах, мне до сих пор было неясно. Я хреново знал физику, а на уроках биологии ничего не говорили про волков-оборотней.

Я вернулся к нашему укрытию. Присел и осторожно открыл дверцы шкафа. На мгновение увидел себя в зеркале и едва не отшатнулся. Лоб и левая щека были густо измазаны кровью. Еще бы: это лицо всего пять минут назад было безжалостной волчьей мордой.

Лиза подтянула ноги в темных джинсах и уселась в своем железном гробике. Она хлопала глазами и с опаской смотрела по сторонам:

– Они ушли? Ты прогнал их? Какой ты молодец! Ой, что это? Ты весь в крови! Тебя покусали?

– Всё в порядке, – заверил я. – Я не превращусь в зомби. По крайней мере, сегодня.

– А в кого превратишься?

Я не ответил.

Она вылезла из шкафа. Шагнула ко мне. Стёрла кровь с моего лица своей великолепной алой банданой с черепами.

– Ты не ранен, – заметила она.

Я кивнул.

Она вгляделась в темноту:

– Ты… убил эту собаку?

Я кивнул вторично.

– От тебя пахнет смертью, – сказала она вдруг. – Но я не боюсь.

Сказав так, она поднялась на цыпочки и поцеловала меня (не слишком умело, едва прикоснувшись губами).