Клыки и розы в Академии Судьбы

– На мне, – вздохнула я, мысленно уговаривая все двадцать три формулы впитаться через ткань платья. Могут они сделать крошечное одолжение? – А что за известие?

– Кто нам скажет? – флегматично пропела высоколобая Ландра, деловито выдвигаясь вперед. – Но я лично видела, что письмо доставил чей-то старый морф в алом бархатном камзоле. Не почтовик. И мужского пола!

– Какой конфуз…

– Да чтоб на кабинет Туше свалился дождь из мужчин! – хихикнула Олли, розовея сильнее. – Совсем-совсем неодетых…

– Представляю, как она покраснеет, – Ландра приложила холеные ручки к щекам.

– А потом мы побледнеем… – я вздыхала все тяжелее.

Подруги перебрасывались веселыми версиями, что чопорной мадам делать с обнаженным рельефным «ливнем». А меня, точно грозовым облаком, накрывало дурным предчувствием.

Дело было не в двадцати трех формулах, которые предстояло изучить до утра. С этой бедой я как-нибудь справлюсь! А в том видении, из-за которого разбился старательно выращенный каменный цветок.

Жесткие пальцы, вцепившиеся в шею до красных пятен, злой хрип, вползающий в мой рот из чужого… Происходившее в темноте казалось таким реальным. С каждой неделей мои «сны» становились все ярче, все отчетливее. Но кошмар, что случился на «Извлечении», на десять голов превзошел предыдущие.

Даже не видя нитей Судьбы, я ощущала кожей: вот-вот случится нечто черное. Страшное, дурное. И почему-то на язык просилось щекотное слово «Буря».

Не успели мы удалиться от распорядительного зала на достаточное расстояние, чтобы смеяться в голос, как в тон моим гнетущим мыслям противно зазвенели тревожные колокольчики, встроенные в потолочный хрусталь. Следом за звоном пришел голос Туше, магически усиленный и потому противно скрипящий. Точно острые когти, процарапывающие энергетический камень.

– Внимание! Юные леди, чьи родовые имена я сейчас назову, в течение сорока минут должны собрать вещи… по списку… – скрежетало из люстр. – Омирсен. Мэйзон. Вульферсон. Дамилье. Эмеральд. Агастус. Трелье…

– Она что, шутки про голых мужиков услышала? – Монис сделала страшные глаза, пошевелила носом на манер настороженного зверька и прикусила раскрасневшуюся губу. – Нас выселяют? Исключают? Замуж выдают?!

Прозвучало около пятнадцати фамилий. Кого-то я знала хорошо – это были мои соседки и напарницы по тем или иным бытовым факультативам. Иные имена только слышала: мы не пересекались.

Публика подобралась разношерстная – и по возрасту, и по успеваемости. Одни должны были в этом году окончить «Эншантель», другие в сентябре только поступили. Словом, никакой логики и системы. Видимо, у мадам Туше на каждую девушку был свой особый, наточенный магическим напильником зуб.

– Запоминайте, повторять не буду, – лилось из скрипящих люстр. – Два форменных комплекта одежды, два парадных комплекта одежды, три письменных набора, именной дамский жезл, табель успеваемости, личный сборник полезных заклятий, индивидуальный набор извлеченных сущностей… – монотонно перечисляла директриса через колокольчики, рождая нездоровую бледность на лицах подруг. И Монис, и Олли, и Ландра услышали свои фамилии.

Сбор тянул на пару часов и чемодан самого крупного размера. Прогулка предполагалась ни тролля не увеселительной!

Объявление оборвалось, потолочный звон стих, и раскачивающиеся люстры резко остановили движение. Мадам Туше вышла из распорядительного зала, нашла меня в коридоре и смерила долгим, пытливым взглядом.

– И… Честер, вы тоже отправляетесь, что не отменяет предыдущего наказания. Книгу возьмите с собой, – договорила директриса своим обычным голосом и поджала губы. – Не нравятся мне ваши обмороки.

Да будто я от них эльфийское наслаждение получаю!

– К-куда отправляюсь? – я прижала к себе учебник, точно он мог защитить меня от своей прародительницы.

– В Санкт-Петербургскую академию магии, – елейно улыбнулась мадам, пряча истерзанное письмо в карман платья. – С дружеским визитом, для полезной практики и обмена опытом. Ректор лично прислал приглашение…

Как всякая безупречная леди, взращенная в садах «Эншантели», Алианда Туше держалась великолепно. Она командовала «парадом», в равных долях распределяя в тоне строгость и холодность. Ничто в ее равнодушном лице не выдавало той взвинченности, которую можно было предположить по измятому письму, поспешно сунутому в карман.

Пока из люстр лилось дребезжание, я еще надеялась, что мадам забудет о моем обмороке и о несчастном серебре, которое совершенно некому почистить. Теперь же вместе с толпой «отосланных» плелась в спальное крыло. Где это видано, чтобы делегацию собирали за сорок минут и отправляли средь учебного дня?

Про северную академию мы все были наслышаны, и потому к комнатам тащились хмуро и неохотно.

Руководил заведением князь Карповский*. Столь мрачный и резкий в своих решениях, что в Петербурге временами недосчитывались первокурсниц. В преподавателях там числились и другие странные личности, которым место скорее в вольере для диких тварей, чем за кафедрой.

Многие из магистров были в опале у Верховного Совета – за прежние грехи и сомнительные дружеские связи. Об одном из таких – Эрике Валенвайде – мы утром читали с подругами в «Трибьюн». Хищнику с темным прошлым отдали первую полосу главной газеты магического сообщества, а это что-то да значит!

Жестокие бойцы и ловцы тварей, проклинатели и отравители – вот кого выращивали в тех мрачных стенах. Отец рассказывал, что в Петербурге преподают запрещенные заклятья, стоящие на границе Темной и Светлой материи. И вот туда мадам Туше решила отправить перепуганных девушек с дамскими жезлами?

Для обмена опытом? Не смешите мою морфиху, она уже старенькая. Да мы им разве что на корм сгодимся!

Судя по понуро опущенным головам, мои спутницы думали о том же. Чем таким мы провинились перед директрисой? Неужели все дело в глупой шутке про брутальный дождь?

– Нет смысла бунтовать, – спокойно заключила Монис, затягивая рыжий «лисий» хвост в походный пучок на макушке. – Будем спорить, она еще парочку наказаний накинет…

Соседка первая приступила к сборам, действуя решительно и показывая нам пример. Олли тоже принялась механически кидать вещи в свой синий бархатный чемоданчик.

Почесав безымянный палец, зудящий от помолвочного кольца (и с каких пор у меня непереносимость драгоценных металлов?), я поплелась к тумбочке. Вытащила из ящика табель успеваемости с промежуточными баллами.

Нам раздали их утром, чтобы каждая ученица смогла снять магическую копию и отправить родителям с почтовым морфом. Я свою сделать не успела, хоть и знала, как сильно матушка ждет оценок. Моя успеваемость – единственное, что ее волновало, помимо помолвки с чистокровкой-аристократом.

В этом году я по всем дисциплинам стремилась к «отличию». Только Олли и Монис знают, чего мне это стоило: бессонных ночей, дополнительных практик, сна в обнимку со «Сборником полезных бытовых чар»… Хотелось заслужить хоть чье-то одобрение.

Мать требовала отличных оценок, жених тоже ждал хороший аттестат, как следовало из брачного контракта. И лишь отец просто надеялся, что его не заставят вмешиваться в обучение дочери.

Как всякий первокровка – пусть и из обедневшего рода, но все-таки граф, – папа твердо знал место женщины. Точнее, ее идеальный путь. Сначала «Эншантель» – фабрика милых безропотных леди, не умеющих дать отпор. Затем удачный брак, выгодный обеим сторонам. И – с глаз долой, под светлые очи супруга…

Матушка, с отличием окончившая парижскую школу идеальных жен, была одной из любимиц прошлой директрисы. В распорядительном зале среди прочих наград стоял «Голубой Кубок «Леди Эншантель» (его выдавали за самое успешное применение заклятья «опрятного вида»).

Обычно формула занимает пять секунд, но мама умудрилась уложиться в три. Судя по имени «Аврелия Честер», выбитом на светло-синем кристалле, ее рекорд до сих пор никто не побил.

– Веро, очнись! – Монис подтолкнула меня в плечо, выдергивая из недр самокопания. – Собирайся давай, или поедешь в чем матушка родила…

– Ага, да… – промычала я задумчиво и нащупала под кроватью ручку темно-красного чемодана.

С безучастным видом я принялась кидать в него нижние платья, верхние, форменные, парадные… На выходе это превратится в единое мятое месиво, но не зря же нас с первого курса учат «полезной бытовой магии»? «В чем матушка родила» заваливаться на порог жуткой северной академии не хотелось.

Хотя порой казалось, что матушка меня не рожала вовсе. Это было как-то не в ее стиле.

Понятия не имею, как на свет появились старшие братья. Не могли же они всерьез вылезти из той эталонной, безукоризненной, честолюбивой леди, которую нынче все знают под именем Аврелии Ланге? Из той надменной, изысканной до каждого ноготочка женщины, что вечно трогает супружеский медальон и чуть брезгливо косится на столичную суету из окна отцовского кабинета? Оно как раз выходит на эстер-хазский базар, примыкающий к оживленной площади перед главным банком.

Определенно, если бы идеальной жене не нужно было продолжать род супруга, мама никогда бы не стала связываться с потомством.

Как только был подписан магический брачный контракт, родовой медальон Честеров повис и на моей шее. После свадьбы он станет супружеским талисманом и позволит перемещаться к мужу, где бы тот ни находился. Полезная вещица… в теории. Но пока серебряный кулончик с изображением лотоса и меча мучительным бременем тянул меня на дно.

________

* Ближе познакомиться с Санкт-Петербургской академией магии и князем Андреем Карповским можно в серии «Дикая магия». Она начинается историей «Проклятье «Черного тюльпана». (прим. автора)

Глава 2. Чудовище

Полчаса спустя мой узенький дамский чемодан распирало от самого нужного. Единственное, что никак не желало влезать, это толстый учебник, выданный мадам Туше.

Ну почему тот, кто придумал столько способов очистить фамильное серебро, не создал способ изучить их автоматически? Скажем, во время сна или за трапезой?

Дверь нашей спальни распахнулась, и на пороге застряла всклокоченная мадемуазель Филли.

– Вы еще не собраны? Остальные ученицы давно ждут у выхода! – вскрикнула она, сверкая перепуганными глазами из-за тонких стекол. – Курочки мои, мы должны через пять минут быть на площади Эстер-Хаза…

– На площади? Зачем?

Я оборвала расширяющую формулу на середине, и бордовая крышка чемодана, искривившись, застыла в расплавленном ожидании.

– Разве нельзя переместиться от порога к порогу? – Олли тоже навострила ушки.

– Карантинные работы… Часть телепортационной сети временно отключена. Мне велено сопроводить делегацию в Эстер-Хаз, там нас должны встретить, – протараторила Филли и завершила мою формулу. Пространства в чемодане стало значительно больше, и учебник маслом проскользнул на дно. – Поторапливайтесь, шустрее, шустрее…

Под цепким надзором мадемуазель Филли мы вывалились из главной двери на тихую парижскую улочку. Место, где располагалась школа, было пустынным. Но все равно на крыльце висели крепкие чары, отводящие прохожим глаза.

На синей двери, захлопнувшейся за нашими спинами, мерцал символ заговоренного порога. Что бы там ни было с остальной сетью порталов, эта точка пока работала…

– Карантин? Ерунда какая-то, – с подозрением шепнула мне на ухо Олив, приподнявшись на цыпочки и обдав приятным мятным ароматом. – Почему нельзя переместиться напрямую, зачем сначала лететь в Эстер-Хаз?

– Там совсем недалеко, – мадемуазель Филли застыла в нервной «обнадеживающей» улыбке. – Так, давайте парами, за мной. Жду вас на той стороне.

Она взмахнула жезлом и закрутила себя и еще нескольких девочек телепортационным вихрем. Взяла с собой самых юных, кто не мог попасть в столицу без сопровождения. Нам, более опытным и достигшим магического совершеннолетия, пришлось добираться самостоятельно.

Хором прошептав телепортационную формулу, мы переместились от синей двери к другой, выходящей на оживленную площадь. Нас тут же растолкали прочие телепортирующиеся, спешащие по своим делам. Никогда не любила эту бесконечную сутолоку: не столица, а гнездо плотоядных шурхов.

– Сюда, мои курочки!

В центре шумной площади, подпрыгивая в пестрой толпе, махала рукой мадемуазель Филли. Первокурсницы жались к ней перепуганной кучкой, и надо признать, у меня были похожие ощущения.

– Уверена, это часть испытания. Не просто так именно нас послали на практику, – поджав челюсть, шипела Монис. – Прибудем мы туда изможденными и помятыми, добить – раз морфу в суп плюнуть…

– Зачем им нас добивать? – хлопнула длинными ресницами Ландра, заговаривая свой черный лаковый чемодан лететь следом.

– Ты хоть понимаешь, куда нас отправили? – Олив смахнула со лба мягкие завитки, чтобы было видно, как глубоко она закатывает глаза. – Вот туда… туда, где этот тип работает!

Она потрясла мятой газеткой, позволяя в деталях разглядеть жуткое лицо, скалящееся в голодной ухмылке.

– Он еще и работает? – Ландра растерянно опустила жезл, и ее чемоданчик плавно осел на землю.

Из всех нас она была самой правильной «куклой»: улыбающейся в пустоту и не задающей лишних вопросов. Обычно. Сейчас ситуация была внештатная, и даже невозмутимую Ландру пробрало атмосферой мрачной секретности.

– Преподает. На к-корм… зарабатывает, – поперхнулась Олив и машинально потерла белокожую шею.

– А нас туда, вероятно, послали как гуманитарную помощь? В качестве пищи? – с нездоровым энтузиазмом догадалась я и бодро послала заклятье в чемодан.

Каждая из нас тащила свою ношу, как умела. Кому-то лучше удавались чары, облегчающие груз, другим покорялись левитационные формулы… Мой же чемоданчик старательно подпрыгивал, боясь отстать, кряхтя и сбивая многострадальные углы о бордюры.

– Только не говорите, что мы пойдем общественным порталом… – поморщилась Ландра, верно определив направление.

– Сомневаюсь, что в Петербурге есть точка выхода, – резонно выдала Монис. Ее рыжий хвост распустился и резко подлетал то влево, то вправо при каждом шаге.

– Тогда как мы туда попадем? И кто, тролль побери, нас сопроводит? – я семенила следом за основной группой.

– Нас встретят, – неуверенно сообщила мадемуазель Филли и предложила нам остановиться около входа на галдящий базар. – Д-должны…

Влево уходила широкая дорога, огибающая площадь и уводящая в сторону главного банка. Мы заняли свободный закуток рядом с погашенным фонарем и принялись ждать. Кого-то.

Ночами я спала дурно и потому днем клевала носом при каждом удобном случае. Вот и сейчас, прислонившись боком к фонарному столбу, я ловила сонным взглядом плывущие мимо силуэты.

Преломляясь в утреннем свете, маги спешили по своим делам, на ходу сотворяя чары и отсылая теле-маго-граммы. Центр Эстер-Хаза кипел разнородной деятельностью.

– Ты все бледнее с каждым днем. Настоящая аристократка, – осуждающе заметила Олив, подпихнув меня в свободный бок. – Вот ровно с тех пор, как согласилась на шурхову магпомолвку!

– Ты прекрасно знаешь, Олли, что я на нее не соглашалась, – сдавленно прошептала я, мазнув тяжелым взглядом по блестящему кольцу.

Ничего уже не изменить. Все будет так, как решила матушка.

В «Эншантели» с первого года учат смирению, и надо как-то попытаться проглотить колючего ежа, застрявшего в горле. Игольчатый шар образовался в тот день, когда фамильная морфиха принесла конверт. И до сих пор не рассосался.

– Графиня Ланге со своими дрянными затеями выпьет из тебя все соки, – припечатала Олив и отошла к стайке перепуганной малышни. При своей ангельской внешности подруга умела высказаться резко и метко.

А я даже не удивилась, когда узнала, что мать воспользовалась правом магического опекуна. Как истовая поклонница чистой крови, она самостоятельно выбрала мне мужа и заключила нерушимый контракт. О чем лаконично уведомила меня в очередном письме, вложив в конверт помолвочное кольцо.

Вот это в ее стиле – решать за всю семью. Хитроумно выплетать «родственную сеть», паутинку, за которую в любой момент можно дернуть и получить желаемое… Так, выгодный брак Элиаса позволил отцу из обедневшего графа превратиться в «самого уважаемого банкира маг-сообщества». Наверняка и на мою свадьбу у матери большие планы.

А папа даже не возразил! Впрочем… когда он ей возражал?

Мысль о скорой свадьбе с незнакомцем вызывала внутри бурю эмоций, но каждую из них окрашивала тошнота. Олли права – с тех пор как на пальце появилось кольцо, обмороки участились.

Но вряд ли дело было в грядущем браке. Всякая воспитанница «Эншантели» понимает, к чему ее готовят несколько лет. Догадывается, почему вместо боевых заклятий она изучает бытовые, а вместо истории – танцы и великосветский этикет. Как правило, к последнему курсу все смиряются со своей «кукольной» судьбой.

Просто помолвка почти совпала с маг-совершеннолетием. Матушка удачно подгадала, чтобы заключить договор без моего ведома и в то же время не заставлять жениха ждать невесту слишком долго.

И вот она я – вся готовая, цветущая, созревшая, законами одобряемая и щедро посыпанная пыльцой эншантелевской чепухи. Разве что бледновата малость, но это легко исправят косметические чары.

С договорным браком маме и впрямь стоило поторопиться. Известно ведь, что не все девушки рода Честер доживают до преклонных лет. Одних сводит с ума дар, других мучит капля, третьих изводят мужья… Что выпало на мою долю, покажет время.

***

По главной дороге, раскачиваясь толстыми боками, ехал элитный экипаж. Округлая кабинка полностью состояла из искривленных зеркал, заговоренных на непроницаемость. Так, чтобы никто не смог угадать, что за первокровка сидит внутри.

Такой транспорт стал модным совсем недавно, экипажи использовали для респектабельных поездок по Эстер-Хазу или перемещались в них по заговоренной парковочной сети. Не всякий аристократ мог позволить себе чудо магического прогресса, но у моего отца была именно такая, пусть и служебная.

Он говорил, что дело не только в престиже, но и в удобстве. Во-первых, в общественных телепортах и в сети коридоров, пронизывающих столицу, он постоянно простужается. Во-вторых, за этими зеркалами – его второй кабинет, и граф может заниматься банковскими делами даже в пути.

Поэтому сердце замерло, а потом подпрыгнуло к гортани: машина и впрямь напоминала папину! Живо представилось, что за отражающим экраном вальяжно сидит граф Ланге и ставит печати на ценных бланках. Магический экипаж как раз направлялся к банку.

Я с надеждой поймала отражение в зеркальной панели. Лицо мое искривилось, поплыло, демонстрируя нездоровую бледность пассажирам кабинки.

Отец не мог меня не узнать! Как не мог и не заметить: я стояла у самой обочины, еще немного – и вывалюсь на проезжую часть. Но машина продолжала неумолимо двигаться вперед…

Нет, наверное, она просто похожа. Будь папа внутри, то непременно остановился бы, увидев дочь посреди Эстер-Хаза. Как минимум затем, чтобы выяснить, почему она прогуливает занятия.

Грудь кольнуло разочарованием: в странной суматохе этого дня так хотелось увидеть родное лицо. Было бы здорово случайно повстречать отца, пожаловаться ему на строгую Туше, выведать семейные новости…

Он со мной, правда, никогда не общался тесно, даже письма писать доверял матушке. Сам же ставил скупой росчерк или рабочую печать, отмечая свое участие.

Мое отражение, прилипшее к медленно ползущему экипажу, наконец перестало кривиться и приобрело правильные черты. Природа рисовала на Честерах крупной кистью. Мне от нее достались большие серые глаза, четкие штрихи бровей, два щедрых розовых мазка на губах и темные пряди с подогнувшимися внутрь концами, обрамляющие чересчур бледное лицо.

Олли права: мне нужно солнце, сон, нормальное питание и крепкие нервы. Но как же без стресса и паники, когда от тебя все чего-то ждут?

Вдруг в зеркальной глади отразилось второе лицо. Мужское.

Хмурый темноглазый тип всматривался в отражающий экран так яростно, что ощутимо скоблил взглядом поверхность. Соскребал с нее слой за слоем, рассыпая защитные чары в клочья.

Меня он не замечал – буравил черными зрачками того, кто сидел внутри. С неприязнью. Да что там? С ненавистью и жаждой расправы!

До чего страшный тип! И этот его хищный оскал, демонстрирующий ровные белые клыки, и пар из раздувающихся ноздрей, и бордовая радужка глаз, будто налитая кровью…

Судьба-богиня, да я ведь видела мужчину совсем недавно, на газетных страницах. Когда Олив махала перед нашими носами свежим номером «Трибьюн».

Меня заколотило дрожью, к горлу подкатила горечь, мысли расплавились в лихорадке, лицо все стремительнее белело… А маг продолжал скалиться на владельца зеркального экипажа. Будто мог проникнуть взглядом под завесу!

Вдруг он заметил меня, отражающуюся рядом с ним во всей своей кошмарной бледности и трусливой дрожи. Лицо мага окрасилось недоуменной брезгливостью, и он резко отвернулся.

Он был настоящий? Не мираж, не кошмар, подброшенный усталостью, бессонницей и статьей в газете? Я повернулась, но силуэт в темном плаще уже удалялся в сторону базара, разрезая толпу одним только яростным взглядом.

– Мохнатые морфовы подмышки, Веро, на тебе теперь вообще лица нет! – Олли тряхнула меня, случайно стукнув затылком о фонарный столб. – Ты чего, эй?

– Я видела того типа… из газеты… – прохрипела шершавым голосом, понимая, что жуткий оскал еще долго будет заявляться в мои кошмары.

Мужчина пугал не меня, а того, кто сидел за зеркалами уехавшей машины. Но напугалась-то я!

Сердце железным молотом бухало в горле, пробивая себе путь на волю. Боги, надеюсь, он не тот, кто должен нас встретить от академии?

Убедившись, что дар Честеров не собирается убить меня прямо здесь и сейчас, Олли с облегчением выдохнула. Стрельнула голубыми глазами в темный проход, уводящий к рыночным прилавкам.

– Сейчас вернусь… – замотавшись в плащ, она нырнула в базарную зону.

– Ты куда? – поймала я подругу за локоть. – Олли, стой… Ты там потеряешься!

– Подожди меня тут, Веро, – она притормозила и просительно закусила губу. – Сказала же, я сейчас. Не ходи за мной, ладно?

Олив выпуталась из захвата и исчезла за поворотом. Мы обе бывали тут раньше, но она направилась не к главной аптеке и не к прилавку с косметическими мазями, а в темный закуток.

Дурное предчувствие тупым ножичком заскребло внутри, и я, игнорируя просьбу подруги, поспешила следом. Увидела, как шлейф лепестков, что вечно носится за Олли, нырнул направо. И скрылся за шатром, в котором худощавый загорелый индиец продавал дрессированных змеек.

– Подставь ладошку, прелестница… Подарю кое-что, – шепотом подозвал хозяин змей и широко улыбнулся. Подальше от греха, я сжала руки в кулачки и сунула в карманы.

Я точно следовала за лепестками, шарахаясь то от котлов с едким варевом, то от кричащих животных в клетках. Эстер-хазский базар – явно не лучшее место для прогулок воспитанных леди. Это пристанище взрослых магов, нередко экспериментирующих с запретным.

На каком-то из поворотов я поняла, что искать придется не только Олли, но и обратный путь. Если мы не явимся в северную академию до заката, Туше нас обеих прикопает в парижском садике. Между пышных розовых кустов.

Шевеля ногами быстрее, я бросилась влево – за ускользающим потоком белых лепестков. Внезапно путь преградил торгаш в сером пальто до пят, с капюшоном, натянутым по самый кончик носа.

– Пропустите, – потребовала нервно, высматривая за его широкими плечами подругу.

– Куда торопишься, красавица?

– Мне нужно пройти, – строго сообщила я кончику носа. Большего под капюшоном и не разглядеть.

– В этот проход заглядывают или заблудившиеся, или отчаявшиеся, – вкрадчиво пояснил торговец, расстегивая пальто. – Ты из которой категории, малышка?

– Я из категории тех, кому нужно, чтобы вы отошли с дороги, сэр, – попросила вежливо, но твердо, пытаясь представить на моем месте мадам Туше. Хотя сжавшееся сердце заходилось в нервных кульбитах.

– Да что ж ты сразу по всей строгости, маленькая? – карикатурно обиделся «нос». – Я, может, предлагаю тебе изменить судьбу? Пара голден-хазов за любое зелье.

Он распахнул пальто, и я отшатнулась. Что угодно ожидала увидеть, только не кожаный жилет, облепленный разноцветными флаконами.

Ох, богиня, да это черный торговец! Отец говорит, «темной рыночной заразе» нельзя верить. Не стоит даже разговаривать с ним, чтобы не поддаться гипнозу и иному запрещенному воздействию.

– Смотри сюда, хорошая. Вот эта склянка скроет суть у Оракула. Вот эта по-настоящему избавит от звериной половины, – шептал маг, источая едкий аромат зелий на весь проход. – Вот эта очистит кровь до блеска… Даже идентификатор подтвердит! Или, может, юной мисс нужно средство от лунного оборота? Три порции на месяц за пять голден-хазов. Никакой шерсти и воя, и твои друзья ничего не узнают…