Дела барона Орловца

Алексей Васильев

Дела барона Орловца

Дело о ларце

Тайный посланник султана Абдула-Хамида II безвылазно сидел в Санкт-Петербурге уже третью неделю, добиваясь нынешней негласной встречи с Императором Всея Руси Александром III. Время это было потрачено не даром. Люди князя Ромодановского успели тайно связаться с султаном и подтвердить полномочия посланника. А также крайнюю заинтересованность турецкой стороны в благополучном разрешении ситуации. После этого Император счел возможным предоставить аудиенцию посланнику.

В вечер аудиенции Александр III прибыл в особняк к своему давнему другу князю Ивану Голицыну, прямому потомку Великого Василия Голицына. Князь представлял собой нечастый случай, когда представитель опального рода с блеском возвращается в большую политику. Иван Голицын, как и предок, был великолепным дипломатом, что, собственно, и стало одной из причин сложившейся ситуации.

Султан, будучи сильно не в духе, написал несколько писем, затрагивающих, в числе прочего, вопросы внутренней политики Османской Империи. Одно из этих писем попало в руки оппозиции, уже который год науськивающей всяких студентов на устройство беспорядков. К счастью, это письмо удалось объявить подметным, но получение оппозицией других, направленных иным адресатам, могло сильно осложнить ситуацию.

Одним из этих самых иных адресатов оказался князь Голицын, в письме которому упомянутый вопрос затрагивался буквально несколькими словами, но уж больно удачно. Или неудачно, смотря с какой стороны смотреть. Так что посланник привез грамоты от султана Абдула-Хамида II на передачу Крита под протекторат России, а так же создание экстерриториального российского порта в Ливии с возможными дополнениями и в том и в другом документе, которые станут магически заверенными и неизменяемыми с момента подписания российской стороной.

Друзья как раз успели обсудить все аспекты планируемых переговоров. Предложения, особенно первое, были интересными, но порт был нужнее султану. Италия уже не первый год облизывалась на Ливию, ибо Виктор Иммануил III мечтал восстановить Великую Римскую Империю. Справиться со слабеющими османами он, пожалуй, мог, а вот еще и с Россией – никак. Посему вдобавок к порту надлежало забрать еще и хороший кусок земель. Желательно тот, который с нефтью. Не хуже бакинской, между прочим, а спрос на это топливо начинает расти.

Посланник был тайно проведен через соседний особняк, где проходил бал и количество гостей благополучно перевалило за сотню. Переговоры шли своим чередом . Посланнику, похоже, был дан карт-бланш, на любые уступки, но совесть тоже нужно было иметь. Сделать пакость такому соседу сам Бог велел, но доводить дело в соседнем государстве до серьезных волнений и прочих возможных инцидентов не стоило.

После пары часов витиеватых топтаний вокруг да около стороны пришли к компромиссу, заключающемуся в дополнении порта теми самыми землями, Император кивнул князю в сторону кабинета, где стоял ларец с бумагами. Князь встал, подошел к двери и отдал распоряжение принести ларец. И минуты не прошло, как в дверях показался старший слуга, сообщивший, что ларец исчез. Но князь Голицын недаром славился хороший реакцией.

– А кто за ларцом ходил? – незамедлительно спросил он торчащего в дверях холопа.

– Так Митька! – удивленно ответствовал тот.

– Дурни! Он же ларцу не представлен! Теперь неделю ждать! – заявил он и пояснил для посланника. – На ларце магическая защита. Если его пытается взять в руки кто-то, не представленный в ходе специального обряда, то он исчезает в пространственном кармане на неделю. Никуда он оттуда не денется, но и достать нет никакой возможности до срока. Так что придется нам отложить подписание грамот до возвращения ларца. Можете не волноваться, бумаги из него никуда не денутся.

Посланник выразил сожаление с вязи с такой внезапной отсрочкой, но заверил в своем понимании ее неизбежности и глубочайшем почтении. И отбыл тем же путем. И лишь после этого до того тихая жизнь в особняке закипела.

Князь с Императором стояли на пороге кабинета и тщательно сканировали все, что попадало в поле зрения.

– Ларца нет, при этом слуга даже не входил в кабинет, увидев это с порога. А ларец исчез, судя по всему, буквально за секунды до его появления. Есть небольшое колебание магического фона. Если бы история с пространственным карманом не была мною придумана, то я сказал бы, что именно это и произошло. Защита кабинета не засекла никаких посторонних вмешательств, да и ларец его стен, похоже не покидал. -констатировал князь, на которого была настроена охранная магия. Император пришел к тем же выводам.

Через полчаса люди князя Ромодановского по пылинке перетряхивали дом и участок, установили слежку за всеми, кто хоть как-то мог приблизиться к ларцу и запротоколировали все магические следы. Происхождение каждого мало-мальски заметного колебания фона было проверено и неясным оставался лишь тот самый всплеск перед обнаружением исчезновения ларца.

Следующие шесть дней следствие бодро топталось на месте. Были неоднократно, а иногда и с пристрастием, допрошены все соглядатаи, контролировавшие в тот момент особняк князя и прилегающие кварталы, негласно проверены все, посетившие бал в соседнем доме и вообще все-все-все, о ком смогли вспомнить. Ни малейшего следа как самого ларца, так и его содержимого.

Тем временем из Москвы приехал старший сыщик Особого сыскного отдела Тайной канцелярии барон Орловец. Родился он в небогатой семье сельской ведьмы-целительницы и простого пахаря, но, паче чаяния, унаследовал все таланты, включая дар видеть всякую нечисть, от домовых до леших, и общаться с ней. Дар, столь редко проявляющийся у мужчин, что многие считают это невозможным. Ну и пусть считают, работе это не помеха.

Естественно, столь разносторонний талант не мог не попасть поле зрения спецслужб. Работать с ним начали еще в церковно-приходской школе после доклада местного священника об успокоении буянящего лешего крестьянским сыном Алешкой. В результате уже в четырнадцать лет Алексей Орловец был отправлен на обучение в специальную школу из числа не упоминаемых официально в отчетах Департамента образования и с тех пор дома появлялся лишь на каникулах в сопровождении пары соглядатаев, а затем и вообще не на каждый праздник. С деньгами, правда, государь-батюшка подсобил – даже половина стипендии, которую крестьянский сын отсылал домой, была в несколько раз больше, чем все заработки его родителей.

Уже в двадцать лет за заслуги перед государем он стал дворянином, а в двадцать один – потомственным бароном, причем не безземельным, а с добротным наделом в родной Владимирской губернии. Давать выше барона выходцам из крестьян было не очень принято, да и светить лишний раз тайного следователя не стоило, так что дальнейшие подвиги барона Орловца отмечались лишь орденами, которые уже некуда было вешать во всех смыслах (и на груди не умещались и надевать можно только перед зеркалом в своем кабинете за тщательно закрытыми дверями), да премиями и ценными подарками. Деньгам и подаркам от лиц рангом пониже, которые можно продать, барон нашел хорошее применение – купил свое родное село и несколько соседних, замостил там, как и в имении, дороги на манер столичных, учредил мануфактуры, водопровод, канализацию, построил больницы и школы… За несколько лет села и деревни слились в немаленький городок, получивший неоригинальное наименование Орловское. Ну а купцы и сами подтянулись, на богатую ярмарку. Барон как раз собирался посетить родные места, но в очередной раз судьба и начальство этому воспрепятствовали.

К моменту получения приказа прибыть в Санкт-Петербург барон Орловец как раз заявился с предотпускным настроением и отчетом в Преображенское отделение Тайной канцелярии. Отделение отвечало за Первопрестольную и окрестности, но название сохранилось со времен Петра I. В отделении у него, не глядя, забрали отчет, вручили командировочное предписание, билет на завтрашний поезд и деньги на расходы. Примерившись к тяжелому кошельку, барон попросил поделить его содержимое на три части и отправить родителям и сестрам. Тащить кучу монет с собой у него, как и всегда, не было ни малейшего желания. Менялись только адресаты – родня, монастыри, больницы… Один из кошельков каждый год уходил в МГУ на обучение детей из бедных семей.

По выходе из поезда барон был встречен коллегами и препровожден в особняк князя Голицына. Хозяин дома лично встретил сыщика и изложил ему все обстоятельства дела. Затем они с бароном обошли весь дом. К моменту завершения сыщик весело улыбался, вызывая удивление князя.

– Что же, – заявил барон по завершении осмотра места происшествия, – Дело, если не ошибаюсь, довольно простое. Мне понадобится чистая холстина, свежий хлеб и крынка свежего молока или сметаны.

Все перечисленное было предоставлено незамедлительно, после чего следователь выгнал всех из дома, постелил на пороге холстину, поставил на нее хлеб с молоком, а сам уселся в приемной на стул спиной к кабинету.

– Принимай угощение, хозяин домовый! – четко проговорил он и стал ждать.

Через несколько минут у него за спиной деловито зачавкали. После того, как чавканье стихло, он продолжал терпеливо ждать. Еще пару минут было тихо, а потом…

– Ты откуда взялся, видящий, да ведающий. Отродясь мужиков с таким даром не видел! – слегка скрипучим голосом проговорили за спиной.

– Володимирские мы! Обернуться-то можно? – ответил барон и с типичным для уроженцев тех мест оканьем.

– Вижу, что не столичные. И ведь точно ведающий, правила знаешь. Спасибо за угощение. Оборачивайся. Почто пришел-то? – сыщик развернулся и с интересом посмотрел на низенького, от силы по пояс, но коренастого мужичка в полотняных штанах и косоворотке. Образ дополняли лохматая соломенная прическа и полотняная же котомка.

– Да с ларцом одним проблема…

– Знаю. Ларец не дам. Машкин он. – безапелляционно заявил домовой.

– Да сам ларец и не нужен. Бумаги из него. А что за Машка?

– Так дочка младшая князева, Марья Ивановна. Ей бабка Глафира ларец завещала, для драгоценностей. А эти какому-то турке отдать хотели. Не дам.

– Да не хотели они ларец никому отдавать. А где эта Марья Ивановна?

– Известно где, в гимназии. Где еще десятилетке быть? На каникулы, да на праздники приезжает.

– Ясно. Отдал бы ты им бумаги, а ларец пускай лежит до хозяйки.

– Так я ж его не открою, это только князь, да его родичи могут! – немного огорченно заявил домовой.

– А если князь слово даст, что ларец никому, кроме дочки своей, Марии, не отдаст? – предложил сыщик.

– Это, пожалуй, можно, его сиятельство слово всегда держат.

– Тогда я его сейчас позову, но даст слово, выдашь ему ларец, а потом прячь его пустой сколько угодно. Пойдет?

– Пойдет. Зови уж…

Барон вышел на крыльцо и тихо изложил последовательность действий, необходимую для получения бумаг. Сам князь, в отличие от младшей дочки, никогда никого из нечисти не видел, но про существование всякого рода нечисти, будучи образованным человеком знал.

Через минуту он стоял на пороге своего кабинета и, глядя в пустое место рядом со столом, на которое указал тайный следователь, давал клятву вернуть шкатулку сейчас и потом никому ее не давать, кроме дочки Марии.

Не успел он договорить, как ларец вынырнул из ниоткуда и утвердился на своем обычном месте. Князь открыл его, своим ключом, забрал все бумаги, а потом крышка сама собой захлопнулась и ларец опять исчез. Только следователь видел, как домовой достал ларец из своей котомки, которая была меньше размером эдак втрое, а потом закрыл крышку и спрятал ларец обратно.

– Великолепно, все бумаги на месте! – радостно сообщил князь.

– Ну вот, я же говорил, что дело простое. – сказал тайный сыщик. Только я бы вам еще посоветовал, пока дочки нет, раз или два в неделю молоко или сметану с хлебом вот тут на пороге на ночь оставлять.

– И оставить дверь открытой? – удивился князь.

– Могу Вас заверить, Ваше Сиятельство, в эту дверь никто посторонний не войдет. А теперь позвольте откланяться, я питаю скромную надежду успеть на сегодняшний поезд в Москву.

Мужчины пожали друг другу руки и вскоре два экипажа выехали из ворот. Один спешил к вокзалу, а второй к Императору. С такими докладами не затягивают…

Дело о потрясенном предводителе

Барон Орловец, благополучно сдал отчет, весьма краткий по причине абсолютной секретности. На эту тему был специальный приказ не то третьего, не то четвертого из князей Ромодановских, исправно возглавляющих Тайную канцелярию е Петровских времен. Так было надежнее. А более полный отчет составит князь Голицын, завизирует у государя, а затем столичные коллеги спрячут его очень далеко и надолго.

Тайный сыщик уже почти вернулся в свой особняк на Сретенке и только на пороге вспомнил, что, рассчитывая задержаться в Питере, отписал прислуге выходные, каковых оставалось еще два дня. Сей факт вызвал у него усмешку – есть и некоторые минусы в слишком быстрой и качественной работе. Так что пришлось посетить пару лавочек и самому озаботиться чаем с бутербродами, что, впрочем, не составило труда для крестьянского сына.

Сытый и довольный, барон наконец-то смог заснуть в своей постели. Нечастое и очень приятное удовольствие при его роде деятельности. Снились ему, правда, не море и играющие в нем дельфины, а сестры-лихорадки. Все двенадцать штук – веселенькая компания. Одна радость – к их пакостям у него природный иммунитет неплохой, да еще и магически усиленный в период обучения. Так что лично для него вся эта семейка опасности не представляла. Что, впрочем, не избавляло от необходимости держать в ежовых рукавицах и этих сестричек и всю им подобную нечисть, каковой столь богата земля наша.

Утром великолепно выспавшийся тайный сыщик приготовил себе завтрак. Яичница с остатками вчерашней колбасы великолепно пошла под кофе, готовить который его как-то учил личный повар того самого султана, письмо которого надысь разыскивали. И неплохо научил, надо сказать. Аромат был такой, что не только соседи облизывались, но и в едальном доме за квартал носами крутили. Ну а пока он наслаждался завтраком и размышлял, что взять с собой на юг. Небольшой домик в Мисхоре позволял со всеми удобствами разместиться вместе с горничной и поваром, даже пара гостевых комнат оставалась. Наличие домика позволяло не таскать с собой все необходимое, но, тем не менее, и с пустыми руками приезжать не стоило…

Удовольствие от последнего глотка кофе сорвал и унес в неведомую даль звонок телефона. Великолепное изобретение в плане выстрой передачи информации, но иной раз звонок – как обухом по голове. Ибо означал только одно – где-то выявлены неприятности с каковыми без его, барона Орловца, личного участия справиться не могут никак и категорически. Дергать сотрудников без явной необходимости в Тайной канцелярии было не принято.

– Барон Орловец у телефона! – ответил он. С почти абсолютной вероятностью звонил кто-то из преображенцев, но отвечать, на всякий случай, надлежало строго в гражданском стиле. Ситуация, в общем, забавная. Те же железнодорожники знают и его самого и его коллег наизусть. В столицу и обратно ему доводилось ездить всеми классами (где билеты были) или с проводниками (если совсем не было) и даже на паровозе, когда ловили странное приведение, на которое жаловались машинисты. История с приведением, кстати, оказалось интересной. Тогда накрыли целую банду, грабившую и убивавшую одиноких купцов, по тем или иным причинам следующих без обоза. Собственно, приведение одного из них и умудрилось с тракта добраться аж до железной дороги. Но в этот раз дело оказалось не слишком связанным с транспортом.

В Корчевском уезде Тверской губернии, представляющем собой, по большому счету, редкостную дыру, уездный предводитель дворянства вдруг занемог. Напала на него ни с того ни с сего падучая. Делать ничего не может, язык весь искусал… Вызвали местного лекаря, но пользы от него не поимели. Предводителя продолжало трясти, как бы не пуще прежнего. Консультировали его и лично и по выпискам у кого только могли, но корня болезни не нашли. Сказал только кто-то из консультантов, что не видит у больного органического поражения мозга, способного такую сильную падучую вызвать. И не помешало бы его кому-то из ведающих показать.

Сказано – сделано. Предводитель ведьм побаивался, ибо нарывался на их гнев по молодости и глупости, но к тому моменту уже готов был на себя руки наложить, так что от консультации отказываться не стал. Привели двух имеющихся ведьм-целительниц, что издавна пробавлялись в Корчеве (а куда больше-то на пару тысяч населения?), но они ничего не сделали, а только с истошными воплями и истово крестясь, выскочили из комнаты пациента. А выскочили они потому, что узрели Корчею, одну из сестриц-лихорадок, издревле склонных терзать народ, особливо замеченный в нечистоплотности или иных нехорошестях.

Вот после этого и известили Тайную канцелярию, ибо этот самый уездный предводитель дворянства относился к перечню лиц, на которых сестричкам-лихорадкам зариться было строжайше запрещено. Собственно, у них были персональные и весьма небольшие квоты, позволяющие использовать в своих целях крестьян, да и то строго при соблюдении определенных условий. Сверх квоты можно было на каторжника покуситься, но никак не на должностных лиц любого уровня. А тут такое наглое нарушение Договора! Неудивительно, что дело мигом оказалось в ведении барона Орловца – самого сильного светлого ведьмака, имеющегося в распоряжении Тайной канцелярии в Первопрестольной и ее окрестностях. Надежда попасть этим летом в Крым и ли хотя бы в родные места начала подозрительно быстро таять. Корчея – это не сдуру спрятавший ларец домовой. Это очень и очень серьезный противник. Не так опасна, как ее старшая сестрица Невея, но, если пошла в разнос, попотеть придется немало…

Так что оставалось только одеться в дорожное, взять выездной саквояж и выйти из дома к подъезжающей пролетке. Как раз почти к утреннему тверскому поезду, а если чуток и не поспевал… Задержка отправления на целых одиннадцать минут это, конечно, серьезное нарушение на Императорских железных дорогах, но приказ из Тайной канцелярии все спишет.

В вагоне первого класса сыщик расположился на удобном диване у окна и задумался о том, что могло так разбередить Корчею, чуть ли не самую законопослушную из Лихорадок. Уж точно дело не в созвучности названия и имени сестрицы. Не сильно их наименования человеческих поселений интересуют. Тут что-то другое, пока логике недоступное. Однако, сколько голову не ломал, так за несколько часов поездки до Твери ничего путного и не придумал.

У вокзала его ждала очередная пролетка. К сожалению, Корчева не могла похвастаться пристойным железнодорожным сообщением. На территории уезда было немало узкоколеек, однако проложены они были исключительно там и так, как нужно было промышленникам, да еще и перекладывались постоянно по мере надобности. А вот обычные дороги были приличные. Дорожный департамент со второй российской бедой боролся нещадно, регулярно пополняя тюрьмы и каторги казнокрадами.

Ближе к вечеру барон, не заезжая на постоялый двор, вылез из пропылившейся пролетки перед домом Предводителя, проследовал внутрь и приказал провести к страдальцу. Картина представилась презабавнейшая. Добротно откормленный Предводитель лежал на не менее добротно взбитой постели, рядом, развесив свои неухоженные крылья в обе стороны, стояла явно скучающая и погруженная в себя Корчея в каком-то драном платье явно с чужого плеча и периодически тюкала болезного пальцем по кумполу, вызывая очередной приступ.

Сыщик из коридора смотрел на все это действо в изрядном изумлении. Вообще-то, если подумать, Лихорадки от подобных процедур в радости должны быть, а эта сестричка аки барщину отрабатывает. Что за чертовщина??? Так и не замеченный задумавшейся Корчеей, он вошел в комнату, наконец, обратив на себя ее внимание.

– О, Ведающий! Появился, наконец. Пошли, поговорить надо! – Корчея напоследок посмотрела на Предводителя и отвесила ему знатный щелбан, на сей раз уже с явным удовольствием. Полюбовавшись на куда более сильный приступ падучей, Корчея сложила крылья поплотнее и направилась к выходу.

– Ну и что это за представление? И зачем тебе понадобилось Договор нарушать? – поинтересовался сыщик, устроившись вместе с подозреваемой в тени раскидистого вяза напротив дома.

– Чем ругаться, сначала выслушай. – спокойно сказала Лихорадка и начала повествование.

На дальнем краю уезда, недалеко от Волги жил-проживал один помещик. Неведомо, что уж там он не поделил с соседом, но в суд обращаться не стал, а затеял, начитавшись научных и магических книг, пакости чинить. Начал заражать животных всякими хворями и отпускать пастись к соседу, чтоб, значится, тот заболел, а еще лучше – помер. Сам защитился амулетами, но со стороны соседа и заболевшие и умершие были. А в последние дни вообще за сибирскую язву взялся. Поскольку тянется все это не так уж давно, то статистика уезда еще ничего не показала, а как покажет, так всенепременно кто-то вроде уважаемого барона заявится. И не факт, что это будет Ведающий. Скорее наоборот, служака, с ног до головы обвешанный амулетами, в принципе не способный в чем-то разобраться, зато дюже старательный. В итоге корень проблемы останется, а местная нечисть ни за что ни про что поимеет кучу неприятностей и озлобится. Со всеми вытекающими. И она, Корчея, как и сестрички ее, весьма и весьма сомневается в том, что такой вариант развития событий так уж нужен Тайной канцелярии и Императору. История сия барона крайне огорчила, но не внесла ясности в ситуацию с потрясенным Предводителем.

– А он сам виноват! – неожиданно заявила Лихорадка в ответ на логичный вопрос.

– В смысле? – удивился тайный сыщик, никак не ожидавший такого обоснования. Уж чего-чего, а виктимного поведения со стороны сего пекущегося о здравии собственной тушки немолодого дворянина он никак не ожидал.

– В прямом. Мы, когда того заразного гада обнаружили, то попросили местную ведьму сходить власти оповестить. А он ее и слушать не стал. Попросили вторую – пообещал собак спустить. Ну вот, пришлось мне этим делом заняться. И пусть радуется, что мне, а то Невея за такое оскорбление хотела с ним лично разобраться. Еле убедила, что от меня в данном случае толку больше.

– Да уж, история… – задумчиво протянул барон. – Давай-ка прокатимся к вашему злодею.

– Так вечор уж… – не менее задумчиво проговорила Лихорадка.

– Ага… – ответил сыщик. – И кого нам бояться? – уточнил он.

Корчея с ответом затруднилась и без лишних разговоров полезла в пролетку. Покататься на чем-нибудь, не напрягая крылья, она всегда любила, вот только люди в основном ее попросту не видели и не слышали, а при малейшем прикосновении бились в падучей. Те же, кто видел, обычно или разбегались с воплями, как давешние ведьмы, или без разговоров атаковали, как большинство коллег сыщика. По этой причине вступать с людьми в обоюдовыгодные отношения было крайне затруднительно. Так что она убедилась, что не заденет кучера даже кончиком пера и уселась поудобнее. За барона можно было не волноваться – его и Невея не факт, что проймет. Весьма и весьма, кстати, не факт, скорее уж наоборот.

По прибытии на место тайный сыщик внимательно изучил предъявленный Корчеей скотный двор. Магические тесты на опасные инфекции впечатляли. Полоумный помещик поперезаражал всю свою скотину всем, что нашел. Ящур, вызываемый недавно открытым вирусом, был не столь опасен для человека, но практически смертелен для большинства парнокопытных и очень заразен. Ну а при заболевании человека все могло быть весьма похоже на результаты деятельности сестриц-Лихорадок. Уж Трясея, Огнея, Знобея, Ледея и Гнетея вполне могли попасть под раздачу, так что озабоченность Лихорадок в отношении конкурента была вполне обоснованной. А пока боевики с амулетами гоняли бы зловредных сестриц, поперезаражалась бы половина скота в губернии. Если же учесть, что полоумный помещик на ящуре не остановился, а устроил еще и рассадники туляремии и сибирской язвы, то ситуация становилась совсем серьезной.

Собственно, до катастрофы оставалось несколько дней. Местечковый диверсант не учел, что все его защитные амулеты нуждаются в регулярной подзарядке, а в условиях столь интенсивной эксплуатации истощаются куда быстрее, чем в обычных условиях. Барон, не откладывая в долгий ящик, подзарядил их, дабы исключить распространение заразы. Но этого было мало…

После тщательной двукратной проверки скотного двора на отсутствие людей (Корчея старалась ничуть не меньше, ибо любой недосмотр мог самым негативным образом сказаться на и без того невеликой квоте) к небу взметнулись синие языки магического пламени. Оно имело температуру около пяти тысяч градусов, немногим меньше, чем на поверхности Солнца, а потому великолепно обеззараживало мгновенно превращая любую органику в атомарный газ. Скотина в стойлах испарилась, даже не успев испугаться. Впрочем, кроме скотины, в поместье были и другие обитатели, неизбежно проснувшиеся после рева и ударной волны, сопровождавших испарение скотного двора.