Военный билет

Татьяна Силецкая

Военный билет

Глава первая. Истоки

Семьи моих будущих отца и матери жили по соседству – на соседних улицах. Но расстояние между людьми в начале двадцатого века измерялось не только в метрах…

Возможно, никогда бы не только не встретились мои родители – дети разных миров, если бы не страшные события и беды, перевернувшие страну, разрушившие прочный уклад жизни, «кастовость», преемственность занятий, привязанность к родному месту.

Мой отец Лапинский Александр Константинович происходил по линии матери из священнического рода Сажиных. Дед – митрофорный протоирей, кандидат богословия

Его мать, моя бабка Зинаида Константиновна окончила Екатерининский институт.

Ее супруг – мой дед по отцовской линии Лапинский Константин Александрович также имел «неправильное» для страны советов происхождение и очень мудро счел нужным в послереволюционные годы, заявить об утрате документов в юном несознательном возрасте. Так и записали в его личном деле: «по фактам рождения, происхождения и дореволюционного образования документов не сохранилось». Такая «забывчивость» или случайная потеря документов в тот ранний послереволюционный период вполне сходила с рук и не помешала Константину Александровичу Лапинскому занимать должность техника и параллельно, как было принято говорить, «без отрыва от производства» на заводе с успехом окончить, Ленинградский институт гражданских инженеров и впоследствии занять должность старшего инженера. Умер Константин Александрович рано, в неполные 36 лет, за месяц до начала Великой Отечественной войны. Осиротевшего в неполные четыре года его единственного сына Александра – моего отца воспитывали его мама Зинаида Александровна и бабушка Зинаида Стефановна – вдова протоиерея Александра Сажина. Жили они в доме номер 6 по Горсткиной улице. Там встретили войну и провели в осажденном Ленинграде все 872 блокадных дня. Как они выжили втроем на карточку служащей и две иждивенческие карточки одному Богу известно. Скорее всего, помогал военный летчик Сажин Александр Александрович – дядя моего отца, орденоносец, полковник авиации, мой крестный.

Так сложилось, что своих родных по отцовской линии я почти не помню. Как уже говорилось, Константин Александрович – мой дед умер незадолго до войны. Бабушка Зинаида Александровна ушла из жизни, когда я была младенцем.

Все что можно было рассказать, опираясь на семейные архивы и воспоминания близких истории по отцовской линии, нашло отражение в моей книге «И память их из рода в род».

А вот с дедом и бабушкой по материнской линии я провела все детство и юность, поэтому их судьбы, через которые прошли эпохальные события, мне легче оживить и личными воспоминаниями и непосредственными свидетельствами. К тому же и документов в семейном архиве сохранилось достаточно. К счастью открылись к широкому доступу военные архивы.

Мой дед по материнской линии Мельников Александр Андреевич родился в конце 1913 года в селе Полново Новгородской губернии.

Село, ведущее свою историю с начала пятнадцатого века вольно раскинулось на берегу озера Селигер. Крепостное право обошло поселение торговых людей и ремесленников стороной.

Родители моего деда Андрей и Агафья жили хутором, держали небольшой конский «заводик» (разводили лошадей на продажу). «Без отрыва от производства» вырастили 16 детей – четырнадцать сыновей и двух дочерей. Агафья Григорьевна дожила до глубокой старости, покинула этот мир в 92 года. В конце жизни молилась и перечисляла имена четырнадцати сыновей, считая по фалангам – десяти пальцев на всех не хватало. С дочками было легче – их было только две. Поминала своих деток Агафья Григорьевна ласковыми именами так, как звала в детстве… Мой дед был самым младшим – шестнадцатым ребенком в семье.

Моя бабушка по материнской линии Анастасия Александровна в девичестве Власова тоже родилась при «царском режиме», в Бежецком уезде Тверской губернии. Посещала церковно-приходскую школу, затем в Петрограде окончила несколько классов гимназии.

В Петербурге братья Власовы – Степан, Иван и Александр – отец моей бабушки и дяди занимались торговлей, держали лавки в Апраксином дворе.

Бабушка город не любила и если бы не революция и последующие потрясения, никогда бы не рассталась с деревней, где выросла у родителей своего отца. Две бабушкины сестры – Анна и Матрона учились в гимназии, брат Василий – в коммерческом училище, стали совсем «городскими» и в деревню ездили только на каникулы. А вот моя бабушка была просто «фанатом» деревенской жизни – до самой смерти вспоминала родное село с нежностью…

Глава вторая. Революция и первая блокада Петрограда.

Рассказ бабушки о революции помню очень ясно, прежде всего, потому, что в семилетнем возрасте очень интересовалась этим вопросом и просто доставала бабушку просьбами: «расскажи, да расскажи!» Дело в том, что начало моей школьной жизни совпало с пятидесятилетием большевистского переворота. 1967 был юбилейным годом «эпохального события». Революцию в школе воспевали и преподносили нам, как спасение от зла, нищеты, голода и неравенства. А меня после школы кормит пирожками живой очевидец легендарных событий! Естественно я приставала к бабушке с вопросами.

Что же запомнила моя бабушка о революции в Петрограде? В ночь переворота беспрерывно стреляли. По городу бегали вооруженные люди и убивали собак и полицейских. Ворота во двор дома на Фонтанке, где жила семья бабушки, запирались дворником, поэтому бандиты или (и) революционеры, попробовав кованую решетку юсуповского дома на прочность, побежали дальше. Утром маленький «полукруг» на пересечении Гороховой и Фонтанки был покрыт трупами собак и полицейских. Там же лежал в полной форме убитый околоточный – всеми уважаемый и любимый георгиевский кавалер. Бабушка даже называла его имя-отчество. Увы, не помню…

Вскоре Степана Васильевича – дядю моей бабки, самого успешного и состоятельного из братьев Власовых, забрали в ЧК, выпытывали, где спрятал ценности. Не расстреляли, отпустили домой. Не из милосердия, а потому что его выкупила жена Анна Ивановна. Степан Васильевич умер, не дойдя сотни метров до дома. Так он был избит и измучен

Революция прошлась и по деревне. Не было семьи без жертвы, многие семьи исчезали полностью. Бабушкино село до революции «заливалось» молоком. Держать пять-шесть коров на семью было нормой. Все кто трудились – не испытывали нужды. Но труд был от зари до зари. Жила в селе только одна семья, которая не ходила ни в поле, ни в церковь. Просили молока для детей у соседей. Конечно, все делились с радостью… После революции глава единственной в селе нищей семьи, который если и работал, то исключительно по большим церковным праздникам, стал командовать колхозом. Пытался организовать в селе «комитете бедноты» – не получилось, бедноты с селе, кроме его самого не было.

В доме Власовых устроили сельсовет. Слава Богу, раскулачивать было некого, кроме престарелой Анны (бабушки моей бабушки). Остальные Власовы уехали в Питер.

А там, в 1918 году начался страшный голод. Как говорила бабушка: «первая голодовка» Петрограда.

Город тогда оказался в блокаде, и устроили ее не немцы или другие внешние враги, а новые хозяева жизни – большевики. Выезд и въезд из Петрограда без специального мандата был запрещен. Город окружили заградотряды Зиновьева, не пускавшие в город торговцев продовольствием – «мешочников». Да, да, да именно такова была цель создания большевистских «заградотрядов» – не пускать «мешочников».

Классовая борьба на уничтожение «вредных элементов» была в разгаре, и голод был на руку новым властителям. Стоящий во главе Петроградского совета Зиновьев, выступая 17 сентября 1918 года на седьмой общегородской партийной конференции, определил ближайшую цель: «Нужно уподобиться военному лагерю (о Петрограде) из которого могут быть кинуты отряды в деревню. Если мы не увеличим нашу армию, нас вырежет буржуазия. Нам с ними не жить на одной планете, нам нужен собственный социалистический милитаризм для преодоления своих врагов. Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожать». (Газета «Северная Коммуна» № 109 за 19 сентября 1918 года).

Петроград стал первым городом, где был введен «классовый паек». 29 мая 1918 года Петроградский совет принял постановление о классовом пайке, которое разделило горожан на четыре категории. Рабочие имели право получать полфунта (200,4 г) хлеба в сутки, служащие могли получить четверть фунта; «лицам не рабочим и не служащим, живущим своим трудом» – 1/8 фунта, и, наконец, «нетрудовым элементам» – 1/16 фунта.

Революция, гражданская война, последующие гонения и репрессии страшными вихрями срывали пласты русской земли, уничтожили миллионы, выбросили сотни тысяч за пределы Родины, гнали тружеников с родной земли, политой потом поколений, уносили из деревень в города и в то же время соединяли ранее несоединимое…

Наверное, и будущий муж моей бабушки, не бросил бы крепкое отцовское хуторское хозяйство и новгородскую вольницу. Но в 30е годы двадцатого столетия деревня сотрясалась от коллективизации. Вышло постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года «О мерах по ликвидации кулацких хозяйств». Понятие «кулак» было настолько расплывчатым и неопределенным, что под него мог попасть любой крестьянин, не пропивший последние штаны.

Глава третья. Встреча.

В связи с этой напастью мой дедушка Александр Андреевич Мельников прибыл в Петроград и устроился на тот же завод, где уже работала предначертанная ему судьбой Анастасия Александровна, моя бабушка. На огромном заводе они встретились не сразу, смышленый новгородский паренек к тому времени уже освоил профессию монтажника. А бабушка сдала очередной экзамен курсов на «отлично» и получила звание «сварщика пятого разряда».

Дед точно, как в фильме А.Зархи «Высота» сначала принял мою бабушку, высекающую искры, за парня. Но, когда Настенька подняла сварочный щиток и на деда глянули синие звездные глаза, свет которых превосходил по мощи свет сварочного аппарата, участь юного монтажника была решена.

Существовали две взаимоисключающие друг друга версии первого свидания, назначенного дедом вне стен завода.

В изложении деда бабушка ждала его в указанном месте, на улице, страдая от крепкого мороза в узких модных ботиках, ее суженый в это время наблюдал из-за угла – уйдет или нет. В бабушкином варианте герои менялись ролями – это ее ждал и мерз на холоде дед, и это она испытывала его терпение. За более чем полувековую совместную жизнь стороны не пришли к согласованию фактов, и восстановить историческую правду уже не удастся…

В 1937 году дед отслужил «срочную», в том же году родилась моя мама, в 1939 году на свет появилась Риточка – моя тетя.

Для каких-то семей начались страшные годы гонений и репрессий, а для деда с бабушкой – самое счастливое и спокойное время. Дед никогда не сидел без дела, руки были золотые. Убедил бабушку не работать, а заниматься детьми. Глава четвертая. Зимняя война.

В конце 1939 года деда призвали – началась «финская» война.

Прослужив впоследствии более десяти лет, пройдя страшные битвы, когда из «18 ребят оставалось только трое», дед чаще всего вспоминал именно финскую компанию 1939-1940 года…

Мой дед Мельников Александр Андреевич принадлежал к той категории фронтовиков, которые пройденные годы войны, старались забыть, а не вспоминать.

Дед вообще не выпячивал свое военное прошлое, не любил о нем вспоминать, награды не носил. Зато всегда носил в израненном теле осколки, которые не давали ему спать по ночам…

Если и упоминал о войне, то вспоминал только финскую…

Глава четвертая. Зимняя война.

Итак, финская война, она же Зимняя, советско-финская, как не называй, прошла и по нашей семье. Дед выжил чудом.

Почему он довольно часто рассказывал о ней? У деда все его рассказы, были и сказы, как правило, заканчивались практическим руководством, «моралью» как надо поступать, а как не надо.

Опыт финской войны приводился мне в пример только для того, чтобы я поняла, как важно правильно одеваться и обуваться в сильные морозы, как спасаться от холода, не имея самого необходимого, как при необходимости правильно спать на снегу…

Дед считал, что только правильно намотанные портянки спасли его ноги от отморожения…

Портянки, всегда идеально чистые, носил и после войны. Замотанная ступня смотрелась аккуратно, как куколка. По сути, получался эффект пеленки – многослойность мягкой теплой и впитывающей ткани предохраняла от холода лучше любого шерстяного носка.

Дед рассказывал, как их погрузили в неотапливаемые вагоны в легкой для зимы одежде и обуви. Валенок и рукавиц на всех не хватило. Все было очень спешно. Куда везут и зачем не сообщали.

Закрытые неотапливаемые вагоны с личным составом часами стояли на перегонах.

К месту боевых действий замороженные составы доставляли трупы людей, умерших от переохлаждения. Среди выживших было огромное количество обморожений конечностей, лиц.

Безалаберность и неорганизованность убивала не хуже финской пули.

Но дед выжил. Воевал в составе 70 стрелковой дивизии, которая 30 ноября 1939 года пересекла границу Финляндии и атаковала финские войска в Терийоки (Зеленогорск) – Терваполтто – Пухтола (Решетниково) – Райвола (Рощино) – Мустамяки (Горьковское) – Каннельярви – Лоунатйоки (Заходское) – Перкъярви (Кирилловское) – Бобочино (Каменка) – Ойнола (Луговое)– Сеппяля (Камышевка).

Военные донесения отмечают, что в ходе первого этапа военных действий бойцы дедовой дивизии показывали более высокую, по сравнению с другими частями, «тактическую выучку, успешно взаимодействуя с танковыми подразделениями».

В середине декабря 1939 года дивизия, в которой воевал мой дед, вышла к Кархульскому узлу линии Маннергейма западнее Суммы, расположившись в районе озера Куолема-ярви (Пионерское), где безуспешно пыталась прорвать оборону противника. Данных о наших потерях в боевых журналах не приводились.

С 11 февраля 1940 года дивизия, в которой воевал дед, принимала участие в операции по прорыву знаменитой «линии Маннергейма» и разгрому финской армии на Карельском перешейке.

В период 11-14 февраля 1940 года дивизия смогла овладеть частью полевых укреплений Кархульского района и 17 февраля вышла на побережье Финского залива, где участвовала в «битве за острова».

В марте 1940 года 70 стрелковая дивизия в составе 28 стрелкового корпуса совершила шестисуточный переход в тыл группировки противника, форсировала по льду Выборгский залив, захватила плацдарм на северном берегу Выборгского залива в районе населенных пунктов Нисалахти (Чулково) и Хейнлахти (Кубенское), перерезала дорогу Выборг – Хамина и обеспечила успех наступательной операции.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.