Полная версия
– Так театр же! – спокойно сказал Герман, хитро поглядывая то на одну, то на другую.
– Да? – Настя пыталась понять, что за театр. – А какой?
– Так Ленком! – еле сдерживал улыбку Герман. – Малая Дмитровка, дом шесть.
– Подожди… – тёща аж остановилась. – Театр Ленинского Комсомола, режиссером здесь Марк Захаров?!
– Ну да, – пожал плечами Герман.
– Так здесь же «Юнона и Авось» идёт! – с придыханием вымолвила Настя.
– Точно! – поддержала её мама
Герман провалами памяти и в прошлой жизни не страдал, а сейчас – тем более. Обе были фанатками, натуральными фанатками, Караченцова и его игры в данном спектакле.
Показанная впервые 13 января 1988 года по Первой программе Центрального телевидения рок-опера «Юнона и Авось» произвела на Наталью Николаевну фантастическое впечатление, а в особенности игра Караченцова.
Позже, когда рок-оперу повторяли по телевизору, то она не могла оторваться от телеэкрана, смотря и смотря её не отрываясь, а там и подросшая Настя влилась в их небольшой клуб фанатов.
Тут обе увидели и название театра, и афиши с фотографиями актеров этого знаменитейшего театра, расположенные на стене здания. И замерли в ступоре.
– Э? Чего встали, нам ещё идти надо! Не хватало опоздать, – Герман прихватил под локотки обеих и как ледокол пошел вперёд.
Пришлось проталкиваться через тех, кто спрашивал «лишний» билетик, чтобы попасть в конец небольшой очереди имевших заветные билеты.
– А мы ку-у-да? – Настя аж стала заикаться.
– Туда! – через минуту они вошли подталкиваемые Германом в храм искусства, остановившись перед билетершей.
Их кавалер вытащил из внутреннего кармана три билета и протянул стоявшей на входе билетерше, попросившей предъявить билеты…
– Боже, это же… Абдуллов, Броневой, Леонов, Пельтцер… – дамы молча прошли вглубь здания, а потом увидели висевшие на стенах фотопортреты ушедших и действующих актеров Ленкома, вот и завороженно шли мимо них, тщательной рассматривая.
– Герман, я тебе обожаю! – Настя жарко поцеловала его в щеку, на секунду отвлекшись от рассматривания фотографий. – А что за спектакль сегодня?
– Как, тебе никто не сказал? – судя по её виду она обалдела от такого вопроса.
– Герман?! – было видно, что ей хочется стукнуть кого-то своим кулачком.
– «Юнона и Авось»! – поторопился он.
– А-а-а, – она повисла на нём, обнимая его.
– Герман, ты серьезно? – удивленное глаза Натальи Николаевны смотрели на него, пока дочка тихо визжала в ухо парня, видимо пытаясь испытать – выдержит его «барабанная перепонка» этот визг или нет.
– Конечно нет! Посмотрели фотки и хватит. Пора в Магадан. «Золотая лихорадка» ждёт нас, – бессовестные глаз парня посмотрели на обоих женщин.
Тут раздался уже третий звонок, приглашающих зрителей в зал. Первый два дамы просто пропустили, завороженные своим невозможным, непредставимым, но нахождением в этом театра сразу и вдруг.
– Дамы, хватит глазеть на фотки, нас ждут великие актеры на сцене, – и не дав им высказать своё возмущение его дурацкими шуткам, подхватил под руки и утащил их в зал.
– У вас партер, шестой ряд, места с 13 по 15-е, – стоявшая на входе в зал местная служительница, женщина лет пятидесяти попросила билеты, посмотрела на них и указала рукой куда надо идти.
– А чего не первый ряд? – подколола его теща, больше скрывая своё возбужденное состояние – ведь она в знаменитом театре.
– А в первом вы головой будете крутить, обзора не хватит, – он усадил дам, а потом и сам сел.
Когда-то он совершил такую ошибку – купил билеты в Ленком в первый ряд, о чём сильно пожалел. Во-первых, стоимость билетов была просто сумасшедшая, а во-вторых, сцена слишком близко и полспектакля пришлось крутить головой, когда актеры расходились по разным концам сцены, а это некомфортно.
– Слышь, шкет, ты не на свои места сел, – раздался низкий густой мужской голос. – И баб своих попроси места освободить. Это наши места!
Герман слушавший восторженную Настю, делившуюся с ним впечатлениями, повернул голову в сторону прохода – его кресло было ближайшим к нему.
Там стоял мужик лет под сорок, явно бывший борец, судя по сломанным ушам и могучим плечам. Правда пик его карьеры давно прошел, судя по объемному пивному животу, вес был килограмм под сто десять. Почему-то у Германа он сразу стал ассоциироваться с «Пятачком» из известного мультфильма.
На его шее блестела толстенная золотая цепь и здоровенная печатка на среднем пальце. Одетый в дорогой костюм, сидевший на нём, как на корове седло, типичный «новый русский». Может из-за пухлых щек или жировых складок на шее…
Рядом с ним стояли, скорее всего, жена и дочка. Обе были одеты также дорого, но как-то безвкусно. При этом обе страдали от ожирения: складки жира были видны невооруженным взглядом. Лоснящиеся щеки и толстые шматы сала на шее. Особенно Герману не понравились их взгляды, выражавшие презрение и какое-то непонятное для него превосходство над окружающими.
– Мне кажется вы ошибаетесь, – спокойно сказал Герман. – Вот наши билеты, – он вытащил их из кармана.
– Я не знаю, что у тебя там за билеты, но ты со своими бабами занял наши места, – боров продолжал наглеть.
– Я вроде ясно сказал, что это наши места! – Герман встал, немного охреневая от нахальства этого борова.
– В чём дело? Что происходит? Сейчас спектакль начнётся, а вы!.. – к ним быстро подошла билетерша, приглушая голос, переходя чуть ли не на шипение.
– Да вот, дядя ошибся, но почему-то не понимает этого, – на лице Германа заходили желваки.
– Да? Покажите билеты, – обратилась она к Герману. – И вы! – потребовала она от борова.
– Да, действительно, вы ошиблись, здесь шестой ряд, а у вас пятнадцатый. Ваши претензии необоснованные, – обратилась она к «новому русскому». – Пройдите на свои места, – указала она рукой семейки хамов в направлении их мест.
Было заметно, что уходить, не солоно хлебавши, толстый дядя – ну очень не хочет, но на него стали оборачиваться с первых рядов, да и другие окружающие зрители стали не очень дружелюбно на него посматривать.
Устроить скандал на ровном месте возможно, но последствия его неизвестны – толстяк предпочел отступить, но именно отступить…
– Мы не закончили, – пышущий злобой мужик глянул на Германа. – Пойдём! Лариса, Клара! – и семейка, потрясая телесами отправилась на свои места.
– Согласен, – еле слышно сказал Герман, очень внимательно смотря, где сядет эта троица.
– Ой, Герман, так страшно было, – пискнула Настя, вцепившись в его руку, когда он сел.
– Нормально всё, дорогая. Давай смотреть, – успокоил он её.
*********
«Ерунда какая-то? Нет, ну там в самом начале девяностых, ну может быть такое и было, но тут– в театре, такая борзота?» – Герман не мог понять, почему этот обнаглевший кабан так себя вёл.
– Денег пожалел! А теперь сидим, как нищеброды в пятнадцатом ряду, – во всю заработала пила: «жена обыкновенная» – Лариса.
– Да, пап, как нищеброды! – подключился «лобзик» – дочка Клара, недовольная тем, что они будут так далеко сидеть.
Георгий Николаевич, бывший борец в вольном стиле, тяжелый вес, внезапно разбогатевший, от этого немного потерявший чувство меры был зол. Ему повезло со своими друзьями, которые крутились в сфере нефтяного сектора страны – занимаясь не совсем законными схемами.
Он уже привык, что его деньги и габариты помогают решать все проблемы, а тут такая ерунда…
Денег он не пожалел, а просто забыл купить билеты. И только вчера приобрел в три цены на эти места для бедноты. Дочка и жена начали пилить его, как только они сели. Он только отдувался, думая, как решить этот вопрос.
И тут он заметил, что рядом со сценой есть три свободных места. Несмотря на то, что все окружающие места была давно заняты, на них никто не садился.
И он решил, что стоит немедленно занять их, и тут места заняли какой-то молодой щегол с молодой девушкой и женщиной лет за сорок.
Но Георгий Николаевич уже двигался к пустым местам вместе со своей семьей, так что решил пойти нахрапом. посчитав, что молодой парень струхнёт и уступит. Но не получилось.
– Ничего, в антракте мы с тобой поговорим, – еле слышно сказал Георгий Николаевич, глядя в затылок своему обидчику.
ГЛАВА 5
Женщины завороженно смотрели идущий спектакль, не отрывая глаза от сцены, наслаждаясь каждой минутой действа.
Герман с удовольствием смотрел на живого и относительно молодого Караченцова, который великолепно играл, как делал это каждый раз при выступлении в этой рок-опере.
И блистательные Александр Абдулов, тоже ещё живой, и Виктор Раков… Инна Пиварс в роли Кончиты была хороша, но на взгляд Германа Алёна Хмельницкая играла лучше. Но всё это вкусовщина, так что…
Объявили антракт и Герману чуть ли не силком пришлось выводить тёщу и Настю из зала. Те никак не могли отойти от того, что любимый спектакль они видят здесь и сейчас в живую. Надо было сходить в буфет, куснуть чего-нибудь.
– Караченцев просто душка… – закатывала глаза Наталья Николаевна
– А Абдулов? А Раков?.. – вторила ей Настя.
Женщины живо обсуждали первую часть рок-оперы, стоя за столиком на длинной ножке, поглощая небольшие салатики, заедая их бутербродами, которые были куплены для них Германом в буфете.
«Ага, и ты тут! Ну это просто замечательно… Бабы, говоришь!», метрах в пяти от них за другим столиком стоял этот боров со своими жирными созданиями.
Судя по тяжелому взгляду «нового русского», тот отслеживал Германа, будто ожидая чего-то.
– Ну и отлично, – тихо под нос сказал он сам себе: – Дамы! Мне пора попудрить носик, – обратился он к женщинам.
– Э? – Настя аж рот открыла.
– Герман, ни дня без шутки, да? – дернулись вверх уголки губ тёщи.
Он пожал плечами и пошел «пудрить носик» и учить одного невоспитанного человека манерам.
Мама с дочкой продолжили активно обсуждать рок-оперу, актеров и их игру.
– Ну всё, шкет, копец тебе, – раздался сзади голос, когда Герман мыл руки над раковиной.
– О, вот и Пятачок пришел! – он спокойно завернул краны, а потом повернулся к вошедшему в туалет борову.
– Ты знаешь кто я, ты на кого наехал? Да я тебя… – понесся обычный гнилой базар, возомнившего себя элитой земли русской.
– Пятачок, ты оскорбил моих дам. Тебе в пятак дать или в жирное пузо? – оборвал его Герман.
– Сука! – взревел боров.
Всё-таки борцы не «ударники», неумелый размашистый удар в голову Германа пролетел над самой макушкой, когда он спокойно присел, пропуская кулак.
– Агх-х-х, – мощнейший удар, выпрямившегося Германа, кулаком правой руки прилетел прямо в живот борова.
– Значит в пузо! – сам себе кивнул Герман.
Георгий в какой-то степени гордился своей физической формой, не часто, но продолжал заниматься вольной борьбой в одном из спортивных залов. Да, пиво не пошло на пользу, а его он любил, – отрос живот.
Но он даже гордился, когда шутки ради просил «пробить» ему «пресс», кого-нибудь из друзей. Всё-таки оставшийся, какой-никакой мышечный каркас на животе, прикрытый «броней» жира в четыре сантиметра не давал возможности причинить ему какую-то сильную боль. И любой, даже сильный удар от партнеров в живот, он спокойно воспринимал.
Только вот сейчас ему показалось, что вроде бы щуплый паренёк, на фоне его габаритов, всадил ему в живот бетонный столб.
– Ты чего наглый такой, Пятачок?
– Ахг-ы-ы, – Георгий почувствовал, что воздух еле-еле протискивается в его сжатое будто металлическими штырями горло.
Герман сразу, как туша попыталась согнуться от боли и упасть на пол, схватил пальцами левой руки за горло мужика, а потом поднял всю сто десятикилограммовую тушу, рассматривая борова, как таракана.
– А… – раздался возглас со стороны.
– Вы что-то хотели? – спросил Герман, повернув голову и увидев, что из кабинки вышел какой-то совсем молодой щуплый парень с интеллигентным лицом.
*********
Максим, студент 3 курса МГУ, факультет математического анализа и кибернетики сегодня был счастлив. Он умудрился достать, вернее заработать два билета на постановку «Юнона и Авось». Хоть в бельэтаже и на последние места, но и то счастье. Одному бестолковому, но богатому студенту, понадобилось написать диплом, что Максим за него и сделал. В качестве оплаты попросив билеты, которые было почти невозможно достать, а богатый студентик имел связи в театральной сфере. И он расплатился с Максимом, предоставив ему билеты в Ленком на «Юнону и Авось».
Максим, заикаясь и еле выдавливая из себя слова, кое-как, пригласил самую красивую девушку из своей группы по имени Юлия. А она возьми и согласись!
Насчёт её красивости многие парни бы сильно поспорили: обычная «серая мышь», маленького роста, худющая, на переносице очки в толстенной роговой оправе. Вечно одевающаяся в какую-то мешковатую и дешевую одежду.
В общем, такая же «заучка», как и Максим – два «ботана».
И вот антракт. Он как истинный джентльмен сопроводил свою даму в буфет, где на последние деньги купил себе бутерброд с дешевой колбасой, а своей красавице салатик и апельсиновый сок из «Юпи» (вкусно и дешево, что было главным).
Юля была голодна (до стипендии было ещё два дня), а в общаге, где она жила, с продуктами было от слова никак. Все студенты поголовно проели присланные продукты и давно прогуляли, прожили стипендии, кто их получал.
Так что она была благодарна своему кавалеру, и стараясь не спешить, жадно поглощала салатик. Видя её голодные глаза, он подтолкнул её свой бутерброд, а сам сослался на необходимость и удалился по своим делам.
Будучи стеснительным мальчиком, он воспользовался кабинкой, а не писсуаром, и закончив свои «дела», он открыл дверь и вышел из кабинки, не услышав, что в туалете началась какая-то суета.
И даже начала задавать вопрос, не поняв ситуации, но увидел, что почти посередине помещения стоит молодой парень левая рука которого сжимала горло медведеподобного толстого мужика, который обеими руками пытался оторвать её от своего горла.
– Ик! – Максим неожиданно для себя икнул…
В этот момент здоровенный мужик пнул державшего его по колену правой ноги, за что тут же получил мгновенный удар кулаком в живот.
– Пшхыы, – раздалось из горла ударенного.
– Пятачок, тебя мама с папой не учили, что пинать людей не хорошо? И главное где? – парень поднял правую руку к потолку с выставленным указательным пальцем. – Здесь храм искусства! Здесь витают флюиды культуры и актёров, играющих здесь! А ты пинаешься, как осёл.
Максим опять икнул, в общем-то согласный, что в храме. Только это – туалет, и скорее здесь миазмы витают, а не какие-то там флюиды.
– Вы не согласны? – парень повернул голову к студенту, заметив у того на лице какие-то сомнения.
– Э-э-э, согласен-согласен, – быстро закивал тот. – А можно я пойду?
– Не смею вас задерживать, сударь! – благосклонно кивнули Максиму.
Максим рванул из туалета со всей возможной скоростью, а просачиваясь мимо «скульптурной группы», обратил внимание, что ноги толстого мужика болтаются над полом…
– Максим, что с тобой? На тебе лица нет! – забеспокоилась Юлия, когда он примчался в буфет.
**********
– Пятачок, Пятачок, надо в театре вести себя культурно и вежливо! Не наглеть. Не оскорблять чужих женщин. Не пинаться! Ты чего молчишь?
Георгий и рад был бы ответить, но пережатая гортань и малый поток воздуха, поступающий в легкие не давали ему это сделать.
– Какой-то ты неразговорчивый, – парень наклонил голову к правому плечу. – Заболел, что ли?..
– Аыгх-ы-ы, – только и смог вымолвить бывший борец.
– Ничё не понял, – тут раздался первый звонок, приглашающий зрителей в зал. – Ладно, Пятачок! Будь культурным и она – культура к тебе потянется. Ты хоть пукни что ли, а то я понять не могу, ты меня понял или нет.
Пукнуть Георгий может и хотел, из-за того, что испытали его внутренние органы после двух сильнейших ударов в живот: но ни снизу, ни сверху тела вразумительных или любых других звуков так и не поступило.
Герману ответы были не особо нужны, он разжал пальцы и туша борова рухнула на пол туалета:
– Пойду я, ты отдыхай, сил набирайся. Впитывай флюиды культуры. Может окультуришься, наконец.
Не успел развернувшийся к двери Герман сделать второго шага, как сзади раздалось.
– Я-а-а, хте-бя-е-е шею сверну-у-у, ще-е-енок, – голос был сиплым и хриплым.
– Не, ты не Пятачок! Ты Осёл! Но не Иа, потому что тупой, а он умный, – констатировал Герман, разворачиваясь к борову.
Смазанное движение, звук хлесткого удара: классическая «вертушка» по среднему уровню – боров успел подняться на одно колено, подставив свою угловатую челюсть, куда и получил подошвой туфли.
– Вроде живой, – Герман в последний момент резко снизил силу удара, поняв, что натурально снесёт голову борову. Будет некрасиво, стены туалета и пол красным покроются. А это некультурно, театр всё-таки…
Тут раздался второй звонок, Герман прихватил за затрещавший ворот борова, открыл дверь кабинки и одной рукой зашвырнул его внутрь:
– А ничего так получилось, креативненько, – тело влетело головой прямо в унитаз и замерло в коленно-преклоненной позе. … – Будем надеяться, что педиков в театре нет, а то они тебя точно попользуют, – дверь кабинки закрылась.
– Герман! – дамы ушли из буфета и стояли перед входом в зал, ожидая своего припозднившегося кавалера. – Мы же опоздаем! Без нас начнётся, – Настя возбужденно всплескивал руками, а её мама укоризненно смотрела на него.
– Простите! – он прижал руку к груди. – Просто иногда в Москве попадаются очень некультурные люди.
– Что?
– Пошли, опаздываем, – тут раздался последний – третий звонок, он подхватил их под руки и увлек в зал.
**********
Вот и закончилась рок-опера!
Артисты вышли на сцену, чтобы поблагодарить зрителей, которые встали и оглушительно хлопали кланяющимся артистам. Вот небольшая часть зрителей понесла любимым актерам букеты цветов.
– А вы чего стоите? Идите, дарите Караченцову цветы, – раздался голос Германа, стоящего в проходе между рядами.
Билеты на эту постановку купил Алекс, будучи в очередной командировке в Москве, переплатил большие деньги, но получил билеты с теми местами, где и хотел Герман. Помимо этого, компаньон заехал прямо в Ленком, где встретился с одной из женщин-администраторов, переговорив с которой оставил ей внушительную сумму денег.
В своё время Герман очень удивился, когда узнал, что администраторы театров и актеры достаточно оригинально перестраховываются – в случае недовольства зрителей игрой артистов. Почти на каждый спектакль покупались цветы на деньги актёров или театра. Типа от восторженных зрителей. Не сказать, что часто, но бывало, что зрители цветов не дарили…
Ходил Герман как-то на один спектакль в Москве, где актёры играли отвратительно – на отвали. И зрители ощутившие и увидевшие такое отношение к себе, не стали дарить цветы, у кого он были, а так и ушли из зала, унеся букеты с собой.
И тут администраторы театра принесли букеты сами и подарили их актерам, типа от зрителей, м-да.
Пока женщины восторженно хлопали в ладоши, с восхищением глядя на вышедших всех актёров на сцену, чтоб поблагодарить зрителей за овации, он быстренько смылся в фойе театра и увидел нескольких женщин с букетами цветов в руках. Определив в одной из них администратора – более лощеной была и моложе, он подошел к ней:
– Добрый вечер, я, Герман!
– Добрый вечер, это ваше, – она протянула ему два букета шикарных роз…
– Герман, откуда? – Наталья Николаевна обалдело уставилась на цветы, а Настя просто рот открыла.
– Оттуда! Там больше нет. Идите и дарите букеты Караченцову, – он всучил им цветы и вытянул их в проход к сцене.
У сцены толпились человек двадцать, даря цветы и пытаясь общаться с любимыми актерами. На сцене впереди всех и ближе всех к зрителям, конечно, стояли Караченцов и Инна Пиварс.
– Не, ну отдали цветы и идите дальше. Чего столпились-то, дайте и другим, – ворчал Герман, поняв, что его дамы не могут протолкнуться к самой сцене, чтобы наконец добраться до Николая Петровича и Кончиты.
– Может пойдём? – неуверенно сказала Настя, поняв, что пробиться не получается. – Не пробьемся.
– Пойдем! Но к актёрам! – заявил Герман. – Так, граждане! – тон его голоса резко повысился, став «командным». – Граждане, расступитесь! Пропустите женщину с ребенком. Эй! Женщина с ребенком без очереди!
Народ несмотря на громкий шум в зале, стал оборачиваться и расступаться, а Герман увидев прореху в толпе, тут же протолкал-продвинул тёщу и Настю прямо к краю сцены, где стоял на колене Караченцов и принимал букеты.
– Молодой человек, а вам не кажется, что это некрасиво, так обмануть! – вдруг заявила одна из матрон бальзаковского возраста, которая была недовольна тем, что её пришлось уступить место из-за этого нахала, хотя она букет подарить успела.
– Мадам, это женщина! – он ткнул в спину Натальи Николаевны, ожидавшей пока Караченцов, передаст очередной букет кому-то из массовки на сцене. – Она мать. А вот эта девочка, посмотрите какая она маленькая и беззащитная, – ткнул палец в сторону Насти, – это её дочка. Так в чём я вас таки обманул, мадам?!
Да аж дар речи потеряла от такой наглости:
– Какая же она маленькая, да она кобыла натуральная!
Так-то Наталья Николаевна была ростом 171 см., а вот Настя – 179, да и заметно крупнее своей более субтильной матери. Какая-то логика в словах некультурной женщины была…
– Мадам, тогда уже не кобыла, а кобылка, маленькая и беззащитная, но её есть кому защитить, – Герман склонил голову к правому плечу и очень внимательное взглянул даме в глаза.
Та видимо решила оставить последнее слово за собой, но вдруг ей показалось, что от молодого наглеца в её сторону «пошла волна» неосязаемой жути. Дама захлопнула открывающийся рот, стушевалась и быстро ушла куда-то в зал.
Караченцов наконец повернулся и принял букет от Натальи Николаевны, а потом благосклонно принял букет от счастливой Насти. Неожиданно наклонился и поцеловал её в щеку.
**********
– С ума можно сойти! – Настя никак не могла успокоиться. – Я видела живого Караченцова. Он меня в щеку поцеловал!
Она сидела вместе с Германом на заднем сиденье «бомбилы», которых было полно после спектакля рядом со зданием театра. Они специально съезжались к окончанию спектаклей в театрах по всей столице, чтобы хорошенько подзаработать.
Герман отловил одного, вызывающего большее доверие и быстро договорился с ним. Приятно удивившись, что их повезли на машине VOLVO S 90, далеко не новой, но с неплохо сохранившимся и ухоженным салоном. Теща села вперёд, а они с Настей расположились на заднем сиденье.
– Если бы он тебя в губы поцеловал, я бы ему в лоб дал. Хотя не поймут-с! Азия-с, – проворчал парень.
– Ты чего? Ты меня приревновал, да? Серьезно? Ну скажи, скажи, – её глазки азартно заблестели, и она стала тормошить Германа.
– Я не ревнивый, но театр – сожгу, – грозно сказал он, а потом засмеялся.
– Я тебя люблю! – она счастливо вздохнула и ухватившись сильнее за его руку своими ладошками, сильно-сильно прижалась к нему.
Как не любить мужчину, который самому Караченцову за неё по морде может врезать.
Николай Петрович по слухам был ещё тот ходок, так что… Всё могло быть, и Герман не потерпел бы даже от такого человека фривольности в отношении своей женщины.
Наталья Николаевна только покачала головой, видя, как дочка прижимается к Герману. Она хорошо уловила в тоне Германа – если он и шутил, то совсем чуть-чуть…
**********
– Женщина, я требую, чтобы вы проверили туалет, – визжала Лариса, а рядом стояла её дочка Клара, всем своим видом показывая, что она полностью на стороне матери.
Администратор театра Елена Андреевна поморщилась, успев устать от недолго общения с этой базарной бабой…
Георгий сам им сказал, чтобы они шли в зал, пока он разбирается с оборзевшим щенком в туалете. Она и Клара ушли в зал, а потом заворожённые игрой актеров, были отвлечены, и поздно поняли, что их муж и отец, так и не пришёл на вторую часть рок-оперы.
– Он ушёл в туалет и пропал! —продолжала верещать Лариса.
– Хорошо-хорошо, сейчас проверим. Евгений, – обратилась администратор к молодому, начинающему актеру из массовки, стоявшего рядом с ней, – проверьте туалет.
Тот молча кивнул и зашёл в мужской туалет:
– Тут кто-то есть.
Видя чьи-то торчащие пятки под щелью внизу двери кабинки, Евгений несколько раз окликнул, постучал в дверь, но не дождавшись ответа толкнул дверь:
– Тут человек, он без сознания, – крикнул он. – Блевал что ли? – высказался Евгений себе под нос, увидев дивную композицию – голова человека прямо в унитазе.
