ASAP. Дело срочное

И теперь мы оказались наедине за закрытой дверью. Он, должно быть, тоже сообразил, что натворил, поскольку быстро отводит взгляд – и тут же пораженно застывает.

Оказывается, ему на глаза попался мой бесшовный бюстгальтер, свисающий со спинки его стула, куда я его, не подумав, бросила, когда раздевалась. Все мое тело охватывает жар. Натаниэль резко поворачивается ко мне, а потом мы оба отводим взгляд. Часы с Пикачу на полке тикают слишком громко, отмеряют каждую секунду. Хотелось бы надеяться, что все это – лишь кошмарный сон, но даже мое подсознание не способно на такую жестокость.

Тут мой телефон, лежащий на тумбочке, пиликает, и я практически бросаюсь к нему.

Пришло сообщение от отцовского секретаря – ужасно длинное и с кучей подробностей.

– Все в порядке? – спрашивает Натаниэль, когда я закончила читать. Голос у него ровный, спокойный.

– У меня запланирован обед с бабушкой. У нее дома.

– Вот как, – Натаниэль кивает и вежливо добавляет: – Звучит… занятно? – должно быть, вспомнил, что мать моего отца – не самая добрая и не самая любящая бабушка.

– Отцовский секретарь прислал подробные указания относительно того, что мне надеть. Что-нибудь элегантное и, цитирую, «подходящее единственному ребенку будущего кандидата в президенты». В особняк пригласят фотографа, чтобы он сделал снимки для статьи, которую опубликуют в рамках новой рекламной кампании отца.

Натаниэль присвистывает.

– Вы с Суном как богачи из сериала, – усмехается он, пытаясь разрядить обстановку.

Я качаю головой.

– Сун – другое дело. Он – чеболь[24].

Натаниэль вздергивает бровь.

– А ты нет?

– Мой отец – член Национального собрания[25], а мать – генеральный директор «Джоа Энтертейнмент». Ни тот ни другой не владеют собственными конгломератами.

– И всего-то? – сухо откликается Натаниэль. На лице у него усмешка, но он не смотрит мне в глаза, и улыбка его гаснет.

Вот я молодец: спорю о том, в чем разница между корейскими богачами, и жалуюсь на свою богатую семью, а его родители держат химчистку. Это, конечно, вполне уважаемый бизнес, но до мультимиллионеров его семье далеко. Тем не менее они сумели выучить в колледже всех трех его сестер — еще до того, как Натаниэль стал зарабатывать в составе ХОХО, и я знаю, что даже потом они отказывались брать у него деньги.

Он прочищает горло.

– Я пойду. А тебе надо поспать. Ты ведь завтра утром летишь назад в Корею, правильно?

– Клянусь, я не знала, что ты сегодня зайдешь домой. – Меня мучает чувство вины, настолько, что голос слегка дрожит. – Если бы я знала, ни за что не пошла бы с Надин.

– Сори, все нормально. – У Натаниэля добрый, ласковый голос.

Точно таким же тоном он говорил сегодня вечером, сажая меня в такси. Он столько для меня делает, а я вечно врываюсь в его жизнь, когда не просят. Даже тем летом он пригласил меня домой, когда мне надо было на несколько недель сбежать от привычной жизни, сбежать из Кореи. Он привык отдавать, а я ничего не даю взамен. Именно я тут вроде как богачка, но щедрость проявляет именно он.

– Разумеется, Надин заставила тебя переночевать, – улыбается Натаниэль. – Ни одна моя сестра не позволила бы тебе так поздно возвращаться в отель. – В его голосе звучит такая гордость, что я не могу сдержать улыбку. – Да и откуда тебе знать, что я зайду сегодня? Я и сам об этом узнал полчаса назад, подумал, забавно будет удивить сестер. Думал устроить сюрприз, а в итоге сам себе вырыл яму.

– Тогда позволь я хотя бы переночую на диване. – Я откидываю простыню.

Однако он уже у двери и берется за ручку.

– Если я позволю тебе спать не диване, сестры меня убьют. В любом случае ты уже присвоила себе мои вещи. – Я хмурюсь, не понимая, о чем он, и Натаниэль кивает на Мишутку Бэггинса, которого я до сих пор прижимаю к груди. – Доброй ночи, Сори.

Он выключает свет и закрывает за собой дверь. Я лежу, прислушиваясь к его шагам в коридоре, к скрипу ступенек, когда он спускается по лестнице. Я уже думала, что сна мне сегодня не видать, но все-таки засыпаю.

На следующее утро меня будят голоса, доносящиеся с кухни. Мой телефон полностью разрядился. Освежившись в ванной, я спускаюсь по лестнице и замираю на полпути, услышав хриплый со сна голос Натаниэля.

– Где мама с папой?

Заглянув за угол, вижу, что он сидит на диване. Синие волосы взлохмачены и торчат в разные стороны.

– Поехали навестить хальмони и харабоджи[26] в Торонто, – отвечает Ноэми, вторая по старшинству сестра. Она уже облачилась в яркую медицинскую форму и пристроилась на одном из двух кресел напротив дивана. – Мама расстроится, когда узнает, что разминулась с тобой.

Они говорят по-английски, так что мне приходится сосредоточиться, чтобы уловить каждое слово. С кухни доносятся звуки приготовления пищи и сильный аромат жареного бекона.

– Ты сказал, что не сможешь нас навестить в этот раз, – журит брата Ноэми.

– Мне так льстит, что вы все явились на концерт своего единственного братика, – громогласно жалуется Натаниэль.

– Да пожалуйста. – А это уже Натали, третий по старшинству ребенок и еще одна старшая сестра Натаниэля. Она сидит, закинув ноги на кресло, и читает книгу.

– Если хотел, чтобы мы пришли, надо было прислать билеты, – произносит Надин прямо у меня за спиной. – Доброе утро, Сори.

Мне приходится, потупившись, спуститься в гостиную.

– Мы тебя разбудили? – спрашивает Ноэми, оживившись при виде меня. – По утрам нас бывает непросто выносить. Как спала? – Она перешла с английского на корейский, чтобы мне было удобно.

– Спала хорошо, – уверяю я ее, и это чистая правда. Пусть сегодня я проспала всего несколько часов, зато крепче, чем за всю поездку.

– А как спал Мишутка Бэггинс? – тянет Натаниэль. – Не погиб от удушения, надеюсь?

– Ты позволил Сори спать с Мишуткой? – Натали даже оторвалась от книги. – Когда мы росли, ты не позволял мне и пальцем к нему притронуться!

– Ты до сих пор растешь, – замечает Натаниэль, запустив в нее диванной подушкой, которую она тут же отбивает книгой.

– Что на завтрак? – спрашиваю я, заглянув в кухню. – Пахнет просто потрясающе.

Заметив у стены универсальную зарядную станцию, я тут же подключаю телефон и кладу рядом с остальными устройствами.

– Блинчики! – объявляет Надин, проследовав за мной на кухню. – А также яйца, бекон, сосиски и картофель.

– Сори привыкла есть на завтрак корейскую еду, – замечает Натаниэль. – Рис. Суп. Овощи.

Надин открывает холодильник.

– У нас есть кимчхи[27], но к блинам, наверное, не пойдет.

Я только смеюсь в ответ:

– Не надо кимчхи. Я обожаю блинчики.

– Доброе утро, Сори, – улыбается мне Николь, самая старшая сестра Натаниэля. Она готовит, стоя у плиты, и я быстро кланяюсь ей.

– А вот я буду кимчхи, – говорит Натали, усаживаясь за стол.

Сестры следуют ее примеру, а мы с Натаниэлем занимаем места на противоположных концах прямоугольного стола, где обычно сидят его родители. Я переживаю, что всем будет неловко – в конце концов, среди них оказалась бывшая девушка их брата, но такое ощущение, что меня и за столом-то нет, так что я несколько расслабляюсь. Они оживленно болтают – то по-английски, то по-корейски: говорят одновременно, смеются, перебивают, подначивают. Сложно вставить хоть слово, но я совсем не против, даже благодарна, что они пытаются вовлечь меня в разговор.

– Онни, передай, пожалуйста, яйца.

Я обращалась к Ноэми, поскольку ближе всего к тарелке с ними сидит именно она, но все четыре сестры Натаниэля поворачиваются ко мне и тут же начинают угощать всем, чем можно.

– Может, еще блинчик, Сори? – спрашивает Надин по-английски.

– Возьми еще бекон, Сори-я[28], – подхватывает Николь по-корейски.

Ноэми, встав, начинает накладывать мне на тарелку яичницу, а Натали предлагает кимчхи.

– Как приятно почувствовать себя невидимкой, – жалуется Натаниэль по-английски, но тут же переходит на корейский. – Сори, виноградный сок будешь? – Он со скрежетом отодвигает стул и направляется к холодильнику. – А где виноградный сок, кстати?

– В том холодильнике, который на улице, – откликается Надин, даже не повернувшись.

Натаниэль отправляется в гараж, и на кухне воцаряется молчание – пока не хлопает задняя дверь. Тут все четыре сестры начинают галдеть наперебой.

– Сори, я так рада, что ты пришла.

– Мы и не думали, что снова тебя увидим после…

– Тем летом, когда ты у нас гостила, все было просто идеально.

– Надин весной поедет учиться за границу, в Сеул. Как хорошо, что у нее будут знакомые в городе помимо Натаниэля.

Последние слова принадлежат Николь. Я поворачиваюсь сначала к ней, потом к Надин.

– Ты ничего не сказала вчера вечером! Пожалуйста, свяжись со мной, как только приедешь. Поведу тебя по магазинам.

Это меньшее, что я могу сделать в благодарность за их доброту.

Надин ухмыляется:

– С удовольствием. Какой у тебя номер? – Она как раз вбивает его, когда возвращается Натаниэль с виноградным соком.

После завтрака меня выгоняют из кухни, чтобы Натаниэль с Натали могли убраться. Николь и Ноэми, быстренько попрощавшись, торопятся на выход: Николь надо забросить Ноэми в клинику, а потом и самой ехать на работу в начальную школу. Надин плюхается на диван рядом со мной и начинает щелкать пультом, перебирая каналы. Я устроилась по-турецки. Ноэми перед уходом набросила мне на плечи одеяло, я попиваю виноградный сок из стакана и чувствую себя вполне довольной жизнью.

На душе тепло. Скоро придется уехать – мне надо вовремя вернуться в отель, но так хочется задержаться еще ненадолго. Точно так же я чувствовала себя, когда была здесь в прошлый раз. Пусть и ненадолго я стала частью семьи, обрела дом.

– О, корейский канал! – говорит вдруг Надин. – Когда бабушка с дедушкой приезжают в гости, они смотрят его каждое утро.

На экране ведущий новостей сидит за столом на фоне туманного изображения корейской столицы – Сеула.

«Вчера около шести вечера члена Национального собрания Мина заметили выходящим из номера отеля…»

Я так резко выпрямляюсь на диване, что одеяло падает с плеч. Картинка на экране меняется: теперь мы видим видео, явно снятое поздно вечером. Мужчина в темных очках выходит из лобби отеля.

– Это же… это же мой отец.

– Погоди, серьезно? – Надин прибавляет звук.

«Он находился в компании неизвестной женщины. Доподлинно известно, что это не его жена Сео Мин Хи, генеральный директор “Джоа Энтертейнмент”».

– Сори…

Будто в тумане я ставлю стакан на журнальный столик и вытаскиваю зарядку из телефона. Едва я его включаю, на меня обрушивается поток сообщений и пропущенных вызовов от секретарей обоих родителей. У меня так трясутся руки, что телефон выскальзывает и с дребезгом падает на кухонный пол. Поднять его я не успеваю – меня опережает Натаниэль.

– Ты как? – тихо спрашивает он, протягивая мне телефон.

Я даже не знаю, что на это ответить. Я расстроена. Я поражена. Мне стыдно.

– Я… мне надо вернуться в отель. Надо собрать вещи.

– Я тебя отвезу, – тут же реагирует Надин. – Натали, принеси остальные вещи Сори.

– Мне очень жаль, – говорит Натаниэль, когда мы остаемся наедине, и я понимаю, что он вспоминает, из-за чего я оказалась у него дома тем летом.

Из-за отцовских интрижек меня травили в школе, я превратилась в изгоя. Мать не могла развестись с отцом – ему принадлежало слишком много акций ее компании, а он не мог развестись с ней, потому что однажды хотел стать президентом. И неважно, что они друг друга ненавидели, неважно, что перестали спать в одной комнате. К тому моменту отец уже съехал и стал жить в пентхаусе отеля. Однако все быстро распространилось, людям стало известно о личной жизни нашей семьи, и об этом, разумеется, узнала вся школа.

В то утро, когда нам предстояло вернуться в Сеул, я разрыдалась в этой самой гостиной. Я не хотела возвращаться в Корею. Я хотела остаться здесь, с его семьей, с ним.

Теперь, глядя на Натаниэля, я понимаю, что наши жизни практически до смешного далеки друг от друга. Когда я увидела отца в новостях, меня будто ледяной водой окатили – реальный мир напомнил о себе. До чего глупо было сюда приходить. Надо убираться. Чем дольше длится приятный сон, тем сложнее просыпаться.

Я успокаиваюсь. Руки перестают дрожать. Такова моя жизнь – да, отчасти это судьба, но отчасти – мой собственный выбор. Снаружи сигналит машина – Надин готова.

– Пока, Натаниэль. – Я отворачиваюсь. На выходе Натали подает мне пальто, открывает дверь. На сей раз, выходя из этого дома, я точно знаю, что не вернусь.

Глава пятая

Весна в Сеуле – пожалуй, мое любимое время года. На деревьях появляются почки, многочисленные городские парки утопают в зелени и цветах. Пока я жду автобус, продавец из уличного киоска предлагает попробовать клубнику, и в итоге я покупаю целую корзинку, аккуратно устроив ее на дне шопера. Когда приходит нужный мне автобус, народу немного, так что я сажусь у окна, приоткрыв его, чтобы ощущать легкое дуновение ветерка.

Прошло чуть больше двух месяцев после скандала, и вся отцовская пиар-команда круглосуточно вкалывает, чтобы очистить его имя. Сразу после злосчастного выпуска новостей команда выпустила заявление, в котором говорилось, что женщина на фотографии – помощница моего отца и работала сверхурочно на благо кампании. К слову, все это – чистая правда, хотя главное, разумеется, осталось за кадром. На следующий день отец провел пресс-конференцию, отвечая на вопросы репортеров, и мама была рядом с ним. Одно ее присутствие спасло его имидж лучше любого заявления. Раз Сео Мин Хи, икона стиля, предприниматель и «женщина года», поддерживает своего мужа, значит, в новостях явно раздули из мухи слона.

К счастью, мне во всем этом участвовать не пришлось – я в тот момент находилась где-то над Тихим океаном. Однако с тех пор пришлось несколько раз появиться на публике вместе с родителями, как, например, сегодня за обедом.

Я выхожу на остановке в Чхондам-дон[29]. Вдоль дороги выстроились цветущие вишни, и возле ресторана я останавливаюсь, чтобы сделать селфи на их фоне. Фотография в сопровождении эмодзи в виде цветка вишни отправляется на мою страничку в соцсети, а я захожу внутрь.

Просторный зал ресторана на первом этаже оформлен в парижском стиле. Родители уже сидят за столиком, и по их напряженной позе я сразу могу сказать, что они не сказали друг другу ни слова, не считая приветствия. Поклонившись им, я сажусь на выдвинутый официантом стул.

– Вот и ты, Сори-я, – начинает отец, как только я сажусь. Ему за пятьдесят, но он еще красив, и у него темные волосы с проблесками благородной седины. Наклонившись, он кладет руку поверх моей. Я слышу быстрые щелчки камер позади нас. Он убирает руку, и щелчки тут же стихают. – Хорошо выглядишь. Мы нынче так редко видимся.

– Вы с ней виделись на днях на игре в гольф, – замечает мама, подняв бокал шампанского. – Или ты ее не заметил? Ничего неожиданного. Там же было столько жен других политиков, и они все перед тобой так лебезили.

Понеслось. Жаль, мне не подали шампанское – приходится довольствоваться водой.

Маме хорошо за сорок. Она красивая, утонченная, на ней костюм от «Селин»[30], губы слегка подкрашены красной помадой. Многие женщины ее положения и достатка прибегают к пластической хирургии, но маму подобное никогда не интересовало. Ее лицо расчерчено морщинками, и от того она выглядит еще элегантнее.

– Сори-омма[31], – укоряет отец. – Я лишь хотел сказать, что скучал по ней. Сори всегда так занята.

Тут возвращается официант, и отец делает заказ на всех, даже не спросив, чем мы хотим.

– Сори в любом случае не стоит тратить драгоценное время на твою политическую кампанию, – заявляет мама. – Ей надо и дальше тренироваться, если она хочет дебютировать в этом году. Я запланировала для нее нечто особенное.

У меня падает сердце. Я еще не сказала ей, что не хочу дебютировать. После скандала с отцом это стало бы для нее очередным предательством, еще более болезненным, потому что я редко ее разочаровываю.

– Тренироваться? – фыркает отец. – Ей стоит проводить время с большей пользой. Айдолов никто не уважает.

– Я сама была айдолом, – замечает мама, попивая шампанское.

Сео Мин Хи была из айдолов первого поколения вместе с Ли Хери из группы «Фин. К.Л.»[32] и Юджин из «С.Е.С.»[33]. Она встретила моего отца и начала встречаться с ним, будучи на пике карьеры. Потом она забеременела мной, они поженились, и она ушла из индустрии – по крайней мере, из этой ее части. Она никогда об этом не говорила, но порой я гадаю, не потому ли она так хочет, чтобы я стала айдолом. Ее собственная карьера так скоропостижно закончилась.

– Сори-я, – продолжает отец так, будто мама ничего и не говорила. – Совсем забыл сказать. Я бы хотел тебя кое с кем познакомить.

Пожиравшая меня вина сменяется ужасом. С самого окончания школы отец устраивает мне свидания вслепую с сыновьями его влиятельных друзей, надеясь, что я начну встречаться с одним из них и в итоге выйду замуж. После скандала наступило некоторое затишье, и я уж надеялась, что всем этим свиданиям пришел конец. Я поглядываю на маму, рассчитывая, что она придет на помощь, но она копается в салате в поисках гренок.

– Его зовут Пэк Ханыль. У его матери несколько ресторанов в Сеуле, Дэгу и Улсане. Попрошу секретаря Ли назначить вам встречу.

– Сори с ним встретится, – вклинивается мама. – Но только если у нее будет время между уроками танцев.

Иногда мне кажется, что для своих родителей я стала полем боя.

– Да, абодзи[34].

Приносят заказанные блюда, но есть мне уже не хочется. Обсудив важные вопросы, мы обедаем в тишине, лишь изредка комментируя качество пищи.

К концу трапезы отец прочищает горло.

– Поговаривают, что у «Джоа» начались финансовые трудности. Я предупреждал, что амбиции до добра не доведут. Ты можешь лишиться компании.

Я отрываюсь от парфе[35].

– Это правда?

Я впервые слышу о том, что у компании проблемы. В последнее время дела у «Джоа» шли в гору: они купили еще одну развлекательную компанию – «Дрим Мьюзик» – и закончили оформлять бумаги для ремонта нового здания, которое будет служить штаб-квартирой «Джоа». Именно благодаря успеху компании мама получит в этом году премию «Трейлблейзер» канала И-Би-Си, одну из самых престижных наград в нашей индустрии.

– Не слушай сплетни, Сори-ябодзи, – укоряет мама. – И это неправда.

Мне хочется ее расспросить, но на глазах у отца не буду. Может, для родителей я и стала полем боя, но я не собираюсь давать им оружие друг против друга.

Отец расплачивается, и вместе мы выходим из ресторана в лобби отеля. Каблуки клацают по мраморной плитке. Пока мы обедали, начался дождь, и персонал гостиницы поспешно раскрывает большие темные зонты, удерживая их у нас над головой, пока не подъедет машина. Сначала подъезжает секретарь Ли на дорогой импортной отцовской машине. Мы с мамой кланяемся, когда он садится на заднее сиденье. Потом я кланяюсь маме, и она уезжает на своем изящном автомобиле.

Сотрудник отеля подзывает один из шикарных кебов, выстроившихся вдоль дороги и поджидающих гостей, но я качаю головой.

Я достаю из сумки клубничину, закидываю в рот, а потом, подняв сумку над головой вместо зонта, выбегаю навстречу дождю.

Глава шестая

Дождь льет и три дня спустя, когда за мной присылают фургон из «Джоа», чтобы отвести на радиопередачу «Шоу Ури и Уги» на канале И-Би-Си. Секретарь Парк уже на своем сиденье, сосредоточенно изучает что-то на планшете и тихо переговаривается с кем-то по гарнитуре. Поймав взгляд водителя в зеркале заднего вида, киваю ему, застегиваю ремень безопасности, и жду, пока фургон медленно вырулит с узкой улицы, ведущей к моему дому на вершине холма.

После нескольких поворотов мы проезжаем маленький магазинчик на углу, куда мы с мамой когда-то ходили за мороженым после школы, еще до того, как к ее компании пришел успех, до того, как работа поглотила все ее время. Работник магазина, спиной открывая дверь, выносит на улицу коробку зонтов по семь тысяч вон[36] за штуку. Я прижимаюсь к окну. Небо надо городом заполонили тучи.

Фургон едет на юг: пересекает мост, въезжает в Каннамгу[37], а потом застревает в пробке возле центра телерадиовещания. Откинувшись на сиденье, я листаю соцсети под аккомпанемент дождя, барабанящего по стеклу.

Час назад Дженни запостила карусель фотографий. Все они сделаны на прошлой неделе в нью-йоркском музее, где она выступала со своими одногруппниками. На нескольких снимках – произведения искусства, но последний – непринужденное фото самой Дженни. Ее явно сфотографировали без предупреждения, и она заразительно смеется. У нее такой оживленный, счастливый вид. Меня охватывает тягостное неприятное чувство, и я кладу телефон экраном вниз.

Секретарь Парк отрывается от планшета.

– Что-то случилось?

Я качаю головой, пялясь в окно на размытые уличные знаки.

Мы с Дженни не разговаривали больше недели. Я знаю, что у нее много дел: занятия, Джеву и нью-йоркские друзья, а впереди прослушивание. Ги Тэк и Анджела, наши общие друзья по старшей школе, посоветовали бы просто сказать Дженни, что я по ней скучаю, но я не хочу ее обременять, ведь стресса ей и без того хватает. Лучше уж справиться со своими переживаниями самой.

Водителю удается вырваться из пробки и заехать в гараж И-Би-Си на пятнадцать минут раньше ожидаемого. Центр телерадиовещания – высокое многофункциональное здание. На верхних этажах расположены студии, на нижнем – павильон звукозаписи, где записывают еженедельные музыкальные передачи.

Едва мы с секретарем Парк оказываемся в просторной комнате ожидания на пятом этаже, нам навстречу устремляется Ури, ведущая передачи.

– Добро пожаловать!

Она на голову ниже меня, круглолицая, с розовыми волосами.

Еще две гостьи передачи уже прибыли и сидят на мягком кожаном диване. Завидев меня, они поспешно встают.

– Меня зовут Мин Сори, – говорю я, слегка поклонившись. – Я модель и трейни компании «Джоа».

Высокая стройная девушка с модной редкой челкой кланяется в ответ.

– Меня зовут Цукомори Рина, – представляется она. – Я трейни компании «Нептун», но дебютировала в Японии… – она печально улыбается, давая понять, что все сложно.

Я улыбаюсь в ответ, гадая, знакома ли она с Анджелой и Ги Тэком. Они тоже трейни «Нептуна». Однако я ничего не успеваю спросить, потому что голос подает вторая девушка.

– А я Ли Бель, актриса из «Кей-Эс Энтертейнмент». Уже дебютировала. Может, вы видели фильм «Цветение весны» с моим участием.

– Это случайно не экранизация веб-романа? – спрашиваю я. О фильме я ничего не слышала, а вот роман читала, хотя мне он не слишком понравился. Я не большая поклонница историй о любви с первого взгляда. Мне больше по душе романтика вторых шансов.

Тем не менее мне интересно было бы побольше узнать о том, как экранизируют веб-романы, поскольку довольно скоро в подобном проекте снимется Сун: его пригласили сыграть в адаптации популярного романтического веб-романа в жанре фэнтези.

– Все верно, – кивает Бель, сморщившись. – Пожалуйста, попроси всех друзей его посмотреть.

Мы перебираемся в студию звукозаписи, где брат Ури – Уги, второй ведущий передачи, беседует с продюсером. Он одного роста со своей сестрой-близняшкой, носит шестиугольные очки в тонкой оправе, а волосы у него выкрашены в светлый серо-голубой цвет. У ребят довольно типичное шоу с участием приглашенных звезд. Сами они – независимые музыканты. В перерывах между треками вставляются короткие сегменты, где мне и двум другим девушкам будут задавать вопросы, поступившие от слушателей, а в конце мы сыграем в короткую игру.

Для гостей приготовлено три кресла напротив ведущих. Я позволяю девушкам решить, куда сесть, а потом сажусь с краю, рядом с Риной. Ведущие и продюсер показывают нам, как пользоваться гарнитурой и микрофонами, объясняют, что, как только начнется выпуск, каждое наше слово попадет в прямой эфир.

Я глубоко вздыхаю, чтобы успокоиться. Я впервые в прямом эфире радиопередачи, но слушала сотни таких программ и знаю, чего ожидать.

Продюсер вслух начинает обратный отсчет.

– Пять… четыре… три… – а потом только показывает пальцы: два… один…

– С вами «Шоу Ури и Уги»! – хором кричат близнецы.

– Тема сегодняшнего выпуска – «Восходящие звезды», – говорит Ури. – У нас в студии собрались невероятные таланты: начинающая актриса Ли Бель, трейни и кандидат в айдолы Рина и модель Мин Сори!

– Поприветствуем наших гостей! – Уги принимается аплодировать.

Мы поочередно представляемся и переходим к первому звонку: звонит уже взрослая женщина, которая спрашивает, как заставить дочь сосредоточиться на учебе и прекратить гоняться за айдолами.