Анди. Сердце пустыни

Екатерина Боброва

Анди. Сердце пустыни

Глава 1

– Стоять! – оклик надсмотрщика полоснул по спине, и Анди втянула голову в плечи. Замерла, ожидая удара и одновременно переводя дух, ведь остановка – это крошечный отдых и отсрочка смерти.

Нагревшийся за день город напоминал печь. Воздух маревом дрожал над камнями, ароматы близко находившегося базара заставляли сглатывать голодную слюну. Но даже они не перебивали вонь, идущую от немытых и больных тел. Горожане морщились, прижимали платки к лицу, торопливо переходя на другую сторону.

Анди запретила себе думать о мытье, а к вони… привыкаешь. Грубая рубашка, принесенная жрецом, успела намокнуть от пота – идти надо было через весь город, под кандалами саднила содранная кожа, босые ноги давно превратились в сплошную рану. И совсем не верилось в то, что жрецы дадут возлюбленным детям перед смертью поесть. Но помечтать об этом… Желудок возмущенно заворчал. Его следовало кормить не мечтами.

Сосед слева дернул рукой, потянул за цепь, выдохнул тяжело, зашелся кашлем, сгибаясь пополам. Сплюнул на мостовую кровавый сгусток.

Не жилец, – равнодушно подумала Анди. Впрочем, как и все те, кого сегодня вели к храму богини Калхары. Вели скованными в колонне, по три в ряд, и по мостовой, с лязгом шкрябая за камни, волочилась ножная цепь. И чтобы уж точно никто не сбежал, более тонкая цепь сковывала рабов попарно с соседями.

Центральная улица Хайды, отделанная с размахом дедом нынешнего салгаса, позволяла свободно разминуться колонне рабов с паланкинами богачей, повозками торговцев, конными всадниками, ну а простые горожане и слуги приучено жались к стенам домов, уступая дорогу. Дуракам, оказавшимся на пути жрецов, могло прилететь плеткой по спине, а отдельные «счастливчики» пополняли собой ряды детей богини.

Колонна продолжала стоять, и было непонятно, что вызвало остановку. Солнце уже клонилось к закату, тени начинали ползти по мостовой, и Анди подумала, что если чуть сдвинуться в сторону, можно ухватить кусочек тени.

Внезапно спины впереди заволновались, зашевелились. Послышались удивленные, а потом рассерженные крики. Анди уже поняла, что до тени ей не дотянуться и разочарованно смотрела себе под ноги. Она столько всего насмотрелась за эти дни, что удивить ее не могли даже…

Спины дернулись, раздвинулись, и между ними показалась лохматая башка цвета жгучего перца с длинным носом и вытянутой пастью. От жары красный язык свешивался на бок. Под мохнатыми бровями прятались черные, блестящие глаза. Мягкие усы цвета меда двумя прядями стекали на шею.

Анди замерла, во все глаза глядя на неожиданного гостя. А тот оглядел ее с ног до головы, сморщил нос, точно остался чем-то недовольным, но тут же весело оскалился, продемонстрировав внушительный ряд белоснежных зубов. Вынырнул полностью из-за спин, проскользнул между девушкой и соседом и замер, усевшись рядом.

Анди застыла – от прижавшегося к ноге тела шло приятное тепло. Осторожно оглядела. Зверюга была не слишком крупной – по бедро, с шикарной гривой, отчего голова казалась непропорционально большой по сравнению с тощим, вытянутым телом, покрытого короткой шерстью. Да и лапы для такого тела были явно коротковаты. Но все окупал окрас… Жгучий красный перец с вкраплениями меда.

Зверюга подняла башку, поймала взгляд девушки и… тут Анди могла поклясться, что тварь подмигнула, а в глазах промелькнула загадочная хитринка, мол, нравлюсь, да?

Рука сама потянулась к гриве, но сосед дернул цепь, испуганно зашипел:

– С ума сошла. Это же дерх. Тронешь – умрешь, – и с привычным презрением: – Троглодка!

Закашлялся, сплевывая кровь.

Анди же подумала, что на закате все равно умрет, так какая разница в паре часов? А потрогать хотелось нестерпимо. Даже больше, чем есть.

Но тут спины раздвинулись снова, и гостей стало больше. Левый был цвета лазурного неба, какое бывает перед закатом, а правый – черен как глубокая ночь, только усы цвета серебра двумя проблесками выделялись на морде. А еще у дерхов были хвосты. Длинные с кисточками на конце. И у черного там снова мелькнуло серебро.

– Сумрачная богиня, – потрясенно вымолвил сосед слева. Правый, похоже, впал в горячечное забытье и слабо понимал, где находится и что с ним. Стоял, покачиваясь, как пьяный, и Анди со страхом ждала, что мужчина вот-вот упадет. Хорошо, если замертво. А если нет? Надсмотрщики могли помочь уйти за грань, забив плетками, чтобы не тащить полумертвого до храма. Пусть они все здесь были полутрупами, но откровенную падаль подсовывать богине жрецы опасались – женщина все-таки. И потому их всех сегодня окатили водой, выдали чистые, по колено рубахи. Правда через пару часов унылого марша по городу вонь вернулась, а рубашки уже не были такими чистыми – несколько раз упавшие роняли товарищей в пыль мостовой, но жрецов это мало волновало. Им тоже было жарко и хотелось поскорее нырнуть в прохладу храма, а тут очередная задержка.

– Ах ты!

Лицо жреца было багровым от злости, за спиной низкорослого, одетого в белую рясу служителя культа, маячили не менее злые надсмотрщики. В отличие от жреца они были одеты лишь в широкие штаны, и черные, смазанные маслом тела красиво блестели на солнце. В случае драки масло помогало выскальзывать из захвата противника, а бои на кулаках фильганцы почитали даже больше, чем милость богини.

Анди напряженно сглотнула, замерев при виде плеток. У некоторых на концах были приделаны металлические пластины, оставлявшие глубокие раны на коже.

Спина заныла, вспоминая боль от ударов. Цепь натянулась. Соседи тоже помнили и теперь сдвинулись, оставляя Анди одну, в окружении тесно прижавшихся дерхов.

– Троглодка! – выплюнул жрец. Сбросил капюшон, подставляя солнцу гладко выбритую голову. Надсмотрщики неодобрительно нахмурились, сдвинулись ближе. – Чем их приманила, ведьма?

Шагнул, протягивая руку, чтобы выдернуть девушку из окружения дерхов, но черный предупреждающе оскалился, остальные поддержали низким, вымораживающим рычанием. Один из фильганцев что-то тихо сказал жрецу. Лицо того перекосила гневная гримаса, но руку он убрал. И даже за спину спрятал.

Потребовал:

– Прогони их, девка. Живо. Пока на тебя не обрушился гнев богини.

До богини еще дожить надо, – здраво рассудила Анди. Да и зачем ее жизнь сумрачной, если той нужна смерть? Еще, желательно, не одна.

Помотала головой. Жрец разъяренно зашипел. Поднял руку, посмотрел вниз, передумал, опустил.

– Да падет на тебя проклятие сумрачной, отступившая! – завопил, разбрызгивая слюну и мгновенно впадая в религиозный экстаз. Анди видела уже такое на рынке, где ее продавали. Жрец тогда остановился перед красивой высокой женщиной, что-то потребовал, та испуганно отказалась, и тогда он завыл, затрясся, выбрасывая руки в стороны и выплевывая проклятия. Побелевшую от страха женщину увела стража. Что с ней было дальше, Анди так и не узнала. Ее как раз купил жирный старик с длинной тощей бороденкой, масляными глазенками и дурным запахом изо рта. Как он орал, когда она его укусила! И сразу передумал покупать. Потом, правда, ее избили и не раз, пока она не оказалась в рядах детей богини… Но лучше смерть, чем тот жирнюк, что сразу полез щупать ее грудь.

Спины снова заволновались, и сквозь ряды рабов протиснулись двое. Слишком белокожие для местных, а одеты – смех один. У мужчины головной платок вместо подобающей благородному мужу формы повязан на пиратский манер, а второй, постарше, ухитрился надеть женскую рубашку. Только чужак мог перепутать вышивку на них.

– Вот вы где, поганцы, – с облегчением выдохнул чужак на аргосском. Поднял взгляд выше, и Анди похолодела – в непривычных серых глазах стыла угроза, и она испуганно опустила взгляд.

Жрец среагировал первым. Повернулся к незнакомцу, спросил с раздражением:

– Ваши звери?

– Наши, – кивнул тот, кто постарше, вытирая уже успевшим промокнуть платком пот с лица.

Жрец оживился, явно предвкушая пополнить ряды детей богини. В Хайде и за меньшее отправляли в храм на закате. Даже существовала пословица «Вот переживем закат, там и решим». А тут до заката всего ничего… И кто-то посмел задержать детей…

Но тут его взгляд зацепился за выглянувший из-за распахнутой куртки медальон. И лицо жреца разом поскучнело.

В Хайде умели лавировать между выгодой и религией, придерживая одних и беря под защиту других. Потому всем важным для правителя иностранцам выдавали особые жетоны. И решать их судьбу, судить или казнить мог только высокий диван.

Жрец стиснул зубы – жертва уходила безнаказанной, но ничего он сегодня попросит богиню послать двум неверным черную заразу.

– Забирайте, – приказал, махнув рукой на зверей.

Развернулся, посчитав инцидент исчерпанным. Дальше надсмотрщики сами разберутся. И даже если девчонка не доживет до храма, не велика потеря. Все равно одни кости остались.

Но запнулся о слова неверного:

– Тут такое дело, уважаемый.

Говорил тот, который старше. Жрец слышал о глупой традиции чужаков позволять доверенным слугами иметь голос впереди хозяина. А что это был именно слуга, сомнений не было – жетон блестел на груди второго.

– Видите ли, произошло несчастье. Беда, можно сказать. Что поставило нас всех в неудобное положение и привело к сегодняшнему происшествию. О чем мы глубоко сожалеем.

Жрец терпеливо ждал – даже неверный достоин разослать ковер своих речей. Потом его можно и казнить, но сначала выслушать, тем более что чужак умело и с уважением выплетал слова.

– Прежний хозяин дерхов сильно заболел и скоропостижно покинул этот мир, оставив наших зверей скорбеть сиротами.

Жрец поморщился. Животные – полезны. Их надо кормить, чтоб они работали, но не больше. И тем более не называть «сиротами», ставя на одну сторону с людьми.

– Хватит, – прервал его второй чужак, – с ними можно разговаривать лишь так, – и он звякнул монетами в вытащенном из-за пазухи кошеле.

Жрец не понял сказанного на другом языке, зато прекрасно уловил порыв. Усмехнулся – не всегда деньги решают все.

– Сколько, уважаемый, хочет за нее? – спросил чужак, для верности ткнув пальцем в нужную рабыню.

В воздухе запахло выгодой. И пусть жрец отринул земные страсти, но против этой устоять не смог бы и сам настоятель. Жрец не раз слышал, как отчаянно тот торговался с каменщиками или торговцами. Беспокоило одно – неверные не умели торговаться. И удовольствие он сегодня явно не получит.

Улыбнулся, как можно мягче:

– Уважаемые, вы, верно, по незнанию приняли ее за рабыню? И до сегодняшнего утра, пока богиня не обратила на нее свой милостивый взор, она действительно была ею. Но теперь это – возлюбленное дитя, а они не продаются.

Чужак недоверчиво вскинул брови, кинул тоскливый взгляд на дерхов, достал второй кошель. Развязал, ткнул под нос жрецу блеснувшие на солнце серебряные монеты.

– Здесь достаточно, чтобы купить всех рабов на улице, а не одну полудохлую девчонку, которая, я не уверен, доживет ли до дома.

Второй чужак закашлялся, маскируя возмущение. Анди его понимала, и сама была возмущена подобной расточительностью. Храм приобрел ее за половину медяка, а тут… Но внутри стало тепло от надежды или тепло стало раньше, когда к ней прижались дерхи? И голова меньше кружится. И стоять легче. И дышать.

Жрец задумался. Посмотрел внимательно на девчонку, потом на дерхов. Едва не подпрыгнул от догадки: звери выбрали себе нового хозяина, и теперь чужаку некуда деваться. Звери не уйдут без нее… А уж отпустит ли он девчонку… И глаза его заблестели от радостного предвкушения. Чужаку даже жетон не поможет купить собственность храма и перейти дорогу богине.

– Как вы могли, господин, – жалобно причитал слуга, – отдать половину запаса астайса*? Дешевле было нанять банду местных головорезов, они бы выкрали девчонку из храма. А если остатка не хватит?

– Хватит, – хмуро буркнул тот, кого назвали господином, прибавил шаг и ответил ядовито:

– А девчонка бы не дожила до храма, ее бы прибили у нас на глазах, чтобы унизить и показать, кто в городе хозяин.

Анди поняла, что отстает, но сил идти быстрее не было, она и так плелась из последних, а признаться в том, что вот-вот упадет – мешала гордость. Удивительно, как быстро она восстала из пепла. Стоило только узнать, что за нее заплатили стоимость равной небольшому дворцу, как плечи сами распрямились, во взгляде появилась уверенность. Здравый смысле нашептывал, что ее купил сумасшедший. Ну и пусть, – решила Анди. Главное, чтобы кормил, одевал, а там… можно подумать о побеге.

Цепи с нее сняли. Господин брезгливо потребовал убрать даже кандалы и ошейник. Сумасшедший, – читалось во взглядах окружающих – необычный торг собрал целую толпу зрителей. Но сумасшедший заплатил за троглодку столько, что возражать никто не посмел, и надсмотрщики привели кузнеца.

Кажется, Анди не дышала, пока шел торг. Не смела верить, когда эти двое ударили по рукам. Сердце птицей билось в груди, когда снимали браслеты. Мир качался перед глазами, когда делала первый шаг за новым хозяином. И только присутствие дерхов удерживало от обморока или истерики.

Все произошло столь быстро, что Анди чувствовала себя растерянной. Она уже смирилась со смертью, ждала ее, как избавление, а тут… чужак, дерхи и новый ветер, который непонятно, что принесет.

      Он меня спас, – думала Анди, глядя в спину высокого аргосца и с усилием переставляя ноги. Мужчина был странный. Непривычно светлая кожа, серые глаза, в которых стыл холод глубокого колодца, морщины-заломы у губ, точно их обладатель привык недовольно поджимать губы. А еще от чужака несло высокомерием. Анди нагляделась на таких на торгах. Смотрят на всех, точно с высоты бархана на звериный помет. И как с таким себя вести? Непонятно. Зачем она ему? Из-за зверей?

Анди нахмурилась. Что она знает о дерхах? Ничего.

– Зря вы, господин, с нее ошейник-то сняли. Это же настоящая дикарка. Черная, мелкая, а глаза, – Жарклана передернуло, – помяните мое слово, это отродье пустыни еще заставит нас плакать горючими слезами. Клянусь памятью моей незабвенной матушки, сбежит от нас и денежки прихватит. У этих же… ничего святого.

– Дерхи не дадут, – равнодушно проговорил Ирлан.

Жарклан в который раз оглянулся, удостоверился, что девушка следует за ними.

– Неужели вы собираетесь тащить ее в Аргос? – спросил в ужасе. – Она же не понимает нашего языка, а что скажет ваша матушка? Она не переживет, если это отродье переступит порог вашего особняка.

– Следи за языком, – поморщился Ирлан, – девчонку отмоем, накормим, а с манерами… Нам, знаешь ли, не до манер. Кто только вчера говорил, что придется идти на поклон к ковену, чтобы нам выделили проводника? А так, – остановился, обернулся, покачал головой, – если выживет – сами справимся. Зато без соглядатая от ковена обойдемся.

Жарклан тоже остановился. Посмотрел обеспокоено на отставшую рабыню, предложил:

– Может, носильщика наймем?

– Два дома осталось, – отказал Ирлан, – да и не люблю я на людях ездить…

Но тут девчонка тоже остановилась, покачнулась и стала медленно оседать на мостовую.

Ирлан выругался, зашагал обратно, подхватил девчонку на руки и под причитания слуги:

– Она же грязная, господин, еще заразу какую подхватите, – зашагал к дому, бросив приказ:

– Целителя мне найди, лучшего. Если не доживет, к ковену пойдешь сам договариваться.

      Тело ломил дурной жар, точно Анди отлежала полдня на солнцепеке в долине смерти. Ужасно хотелось пить. С тоской вспомнился дом. Прохлада родной пещеры. Сводящий зубы холод воды в источнике. Вернуться бы…

Не удержала стон. И до слуха донесся спор. Мужской. Злой.

Говорили на бальярском. Голос купившего ее человека опознала сразу. Только он ухитрялся мягкий, переливчатый говор бальярского языка сделать острым и тяжелым. Не говорил – кидался словами, и собеседник уже взвизгивал от попыток отстоять себя.

– Вы предлагаете мне, лучшему целителю Хайды, лечить троглодку? Хоть знаете, кто у меня в пациентах? Я? Троглодку? Никогда и ни за какие деньги.

В ногах что-то зашевелилось. Теплый язык лизнул ладонь. Она ощутила невидимое сочувствие. В глазах защипало – дерхи. Не бросили. Охраняют.

Ей бы воды, еще еды и оклемалась бы. Зря чужак только потратит деньги на целителя. Этот небось целый серебряный возьмет.

По скромному опыту Анди, чем больше человек умел надрывать горло, тем дороже стоили его услуги.

– Выбирайте, уважаемый, или вы выполняете свой целительский долг или я прямо сейчас отрежу вам что-нибудь лишнее. Например, язык. Это ведь не помешает вам лечить?

Судя по нервному сопению – еще как помешает.

– Вы не посмеете, – возмутился целитель, но голос предательски дрогнул. Зато холодом в голосе аргосца можно было ведро воды заморозить.

– Вы меня оскорбили. Смертельно. На моей родине такое смывается кровью. Или вы будете спорить с дворянином о чести?

Кто-то громко икнул, а после Анди услышала разительно изменившийся голос целителя, точно бурная река в один миг сделалась гладкой и спокойной.

– Можно было сразу сказать, ваше сиятельство. И не нужны мне заверительные грамоты, ваш меч, эм, можно уже убрать его от моего горла, красноречивее любых бумаг. И давайте займемся больной. Не будем терять времени.

Раздались шаги, а затем ворчливое:

– Зверей хотя бы уберите.

– Они вас не тронут, – заверил аргосец.

– Надеюсь, ибо тогда вам мои услуги обойдутся дороже.

Целитель все еще кипел от негодования, но сдерживался. Два серебряных запросит, – тоже с негодованием поняла Анди. И как только аргосец не разорился с такими замашками? У него же деньги словно песок утекают сквозь пальцы.

Над головой недовольно хмыкнули, потянуло холодом, а потом целитель бескомпромиссно заявил:

– Это будет стоить вам в двойном размере.

Анди едва не поправилась от такого заявления. Дернулась встать и заявить в лицо пожирателю падали, чтобы он сам закопался в песок со своими деньгами, но аргосец все испортил:

– Согласен.

От непривычной покладистости целитель подобрел и видно исключительно от доброты спросил:

– Зачем вам эта девка, ваше сиятельство? Если нравятся троглодки, могу адрес дать, вам свеженькую подберут, а не такую.

– Вы, уважаемый, меньше болтайте, больше работайте, – осадил его аргосец, а вот слуга решил полюбопытничать.

– Какую такую?

– Метка на ней стоит кроме клейма, значит, из детей богини. Уж не знаю, как она к вам попала, спрашивать не стану, но всем известно, что в детей берут тех, кто и сам скоро помрет. А девка – молодая, симпатичная. Почему не купили? Потому что по глупости решила собой с надсмотрщиками расплатиться. Девки, особливо кто из свободных первый раз в рабство попал, думают, что если ублажить охрану, те им бежать помогут. Ну или к хорошему хозяину попасть подсобят. А то, что не каждая после такой ночи выживает, думать не хотят.

И смачно сплюнул на пол:

– Дуры.

– Нет, язык тебе все-таки мешает, – со значением заметил аргосец, и целитель обиженно заткнулся, а Анди выгнулась от пронзившей тело огненной волны. Было так больно, точно в кожу впились тысячи колючек, и она не сдержала стон. Ей вторило грозное рычание и истеричный вопль целителя:

– А-а-а! Он меня укусил! Вы за это ответите! Сейчас же уберите тварь от моей ноги!

И взбешенно-ледяное от аргосца:

– Продолжай лечение. Чем быстрее закончишь, тем быстрее он тебя отпустит. И не ори так, – Анди прямо представила, как он недовольно морщится, – крови нет. Тебя не укусили, а просто удерживают.

Слуга вмешался, постаравшись сгладить ситуацию:

– Валф, милый, выплюнь ножку. Она же грязная. И не вздумай кусать. Еще заразишься.

Целитель аж задохнулся от возмущения.

– Вы все ненормальные, вас самих лечить надо!

– Боюсь, ваши расценки нам не по карману.

Аргосец откровенно насмехался.

– Заканчивай. И учти, если после лечения она не придет в себя и не сможет внятно разговаривать, то…

– Понял я понял, – зачастил целитель. Все же когда дерх зубами сжимает ногу, спорить не хочется.

И следующая исцеляющая волна была в разы мягче предыдущей, а потом еще одна и еще.

– Как ты? – спросили над головой. Анди не сразу поняла, что обращаются к ней. Просто лежала, наслаждаясь тем, что у нее ничего не болит, а тело стало легким как облачко.

– Как она может быть, ваше сиятельство? С тремя сломанными ребрами, ушибами живота, сотрясением головы. Да у нее внутри ничего целого почти не осталось! Всегда подозревал, что троглодки живучи.

– Я не тебя спрашивал, – отрезал аргосец.

– Нормально, – прохрипела Анди, открыла глаза и в мутном после возвращения мире смогла разглядеть темные балки потолка, побеленные стены и обеспокоенные две лохматые морды: одну черную, вторую лазурную, а над ними – белое пятно лица аргосца.

– Воды, – попросила Анди, балансируя на грани с тьмой.

Напившись, откинулась обратно на солому. Прикрыла обессиленно глаза.

– Спать будет долго, – на всякий случай предупредил целитель, – после позаботьтесь, чтобы хорошо ела и отдыхала. С вас два золотых.

Анди не поверила ушам. Очень хотелось придушить вымогателя, но сил не осталось, и она провалилась в глубокий сон.

*Астайс – редкое вещество, обладает целительским свойством, в больших дозах вызывает наркотические видения. Особо ценится жрецами.

Глава 2

– Господин, что вы планируете делать? – Жарклан протянул полотенце, Ирлан взял, вытер руки, лицо, потянулся за рубашкой. Накинул на плечи. Посмотрел на опустившееся к горизонту солнце, поморщился. Непривычная жара выматывала. Горячий ветер из пустыни приносил с собой песок, который противно скрипел на зубах. Тело потело под одеждой, потело без одежды. Ночью становилось прохладнее, но стихающий ветер возвращал в город духоту. Дома плавали в разгоряченном воздухе, шедшем от нагретых за день камней. Запахи жаренного мяса, специй мешались с вонью нечистот, оттеняясь горьковато-пряным ароматом высаженных вдоль дорог деревьев.

Местные обещали, что самум* скоро сменится на ветер с залива, и тот принесет-таки долгожданную прохладу, но Ирлану в это уже не верилось. Он подумал о том, что надо бы перебраться на крышу, как это делали бальярцы. Спать под звездами… Не такая уж и плохая идея.

Повернулся к слуге.

– Раз уж нам посчастливилось вернуть себе путь домой, я планирую прямо с утра заняться делом. За девчонкой присмотришь сам. Не забудь раздобыть приличной одежды и приготовь еды. Постарайся достать что-нибудь из аргосской одежды. Моя матушка не одобряет местной моды.

– Вы серьезно намерены тащить ее домой? – изумился Жарклан. – Да ваша матушка от одной только бритой головы и хвоста на затылке с ума сойдет. А красная кожа, точно ее в баргамском масле сутками замачивали? Не могли дерхи найти кого-нибудь поприличнее?!

– Жарклан, – жестко одернул его Ирлан, и тот запнулся, а лицо сделалось несчастным, – твое ворчание нам не поможет. И кого более приличного ты имеешь в виду? Того прохиндея лекаря? Запомни, самые сговорчивые здесь люди – рабы.

– Так ведь она, – Жарклан перешел на шепот, воровато оглянулся на сарай, – того… порченная.

Ирлан покачал головой. Слуга был родом из восточной провинции Аргоса, а там сильна была община Чистых и очень строго относились к морали. В будущем это могло создать проблемы… Впрочем, с учетом того, что девчонка троглодка, проблемы скорее будут у слуги.

– Жарклан, она – проводник. Единственный, который у нас есть. И если ее приняли дерхи, примем и мы. Запомни это хорошенько.

Жарклан задумался, повернул голову к сараю и снова шепотом спросил:

– Господин, вы не хотите забрать ее в дом? Вдруг она ночью сбежит, еще и дерхов прихватит?

– Достаточно, – разозлился Ирлан, – сам иди в дом. И не забудь оставить на ночь воды и лепешек.

Жарклан недовольно дернул головой, но возражать не стал.

Из сна Анди выныривала тяжело. Тело ломило. Жутко хотелось пить. Еще и грудь давило так, словно на ней покоилась Поющая скала.

Открыла один глаза. Нет, не скала, а лохматая морда цвета ночи. Зашипела, спихивая морду с себя. В ответ ее умыли длинным языком.

– Фу-у-у, – вытерла лицо. Спихнула-таки пушистую наглость. Выдохнула. Полежала некоторое время, приходя в себя, пока ее невежливо не пнули в бок. Пришлось вставать. Сначала на четвереньки, потом, держась за столб, на ноги. Голова кружилась. Перед глазами плясали мушки.

Когда пришла в себя, заметила накрытые полотенцем лепешки, и рот сразу наполнился слюной, но надо было выйти во двор.

Толкнула дверь – не заперто. Шагнула из полумрака сарая на солнцепек. Прищурилась. Богатый двор – большая бочка. И тело сразу зачесалось от одной только мысли, что там вода.

В Хайде умывальни устраивали прямо во дворах. Завешивали кусок пространства ковром, прокапывали канавку к ближайшему дереву, чтоб вода не пропадала. Чуть в стороне, но тоже на свежем воздухе, оборудовали отхожее место. Туда девушка и направилась в первую очередь.