Аристократ. Том 1. Пять грязных искусств

А. Райро

Аристократ. Том 1. Пять грязных искусств

Часть первая. Кто он?

Глава 1.

Очнулся я совсем не там, где потерял сознание.

Приходил в себя недолго, но болезненно, будто собирал душу по частям. Затем глубоко вдохнул…

И тут кто-то хлёстко ударил меня по лицу.

– Рэй!

Нет, я не хотел просыпаться. Мне нравилась та лёгкость, что сейчас во мне царила.

Удар повторился, и куда болезненнее.

– Рэй!

Я еле открыл глаза.

Надо мной высился белый потолок, а сам я лежал на больничной кушетке, укрываясь хрусткой свежевыстиранной простыней. В воздухе витали запахи мыла и хлорки.

– Рэй? – снова позвал кто-то.

Я повернул голову на голос. На меня смотрел мужчина лет сорока в синей форме военного агента. Мне показалось, что я знаю его… да… я должен был его знать, но никак не мог вспомнить, кто это.

Он хмурился.

– Можешь шевелиться?

Я медленно моргнул, чуть приподнял правую руку, потом левую.

– Отлично. Теперь скажи что-нибудь.

А вот это показалось мне невыполнимым, будто я разучился разговаривать. Опять неторопливо моргнул, так и не разомкнув губ.

– Рэй, скажи что-нибудь, – с напором потребовал мужчина. Потом отвернулся, посмотрел в угол комнаты и обратился к кому-то: – Он точно готов?

– Думаю, да, – ответили ему хрипло. – Это моя лучшая работа. После неё мне придётся полгода восстанавливаться, но это стоило того. Посмотрите, тэн, как он хорош. Вросся в носителя, как будто там и был.

Второй голос мне тоже был знаком, только усталость и безжизненность порядком его исказили.

Мужчина в форме снова повернулся ко мне и наклонился ближе.

– У тебя есть время до утра. Херефорд займётся тобой, и тебе придётся схватывать на лету… Но ты ведь способный, не так ли? – Военный усмехнулся.

Затем он покинул комнату, но в углу всё ещё оставался тот, кого назвали Херефордом.

– Ты помнишь, Рэй? – послышался его слабый голос. – Помнишь, что с тобой случилось сутки назад?

Бесшумно ступая, он подошёл ко мне. Долго изучал мою физиономию, а я не мог отвести взгляда от него самого.

Его крупное тело облегал длинный кожаный плащ с поднятым воротником, на голове возвышалась шляпа с широкими полями, лицо скрывала сизая маска без прорезей, из тонкой эластичной ткани или… живой кожи. Да, мне показалось на секунду, что она не искусственная, а живая, что маска – неотъемлемая часть этого существа.

Я хотел было вскочить с кровати, но сил не хватило. Все они ушли на то, чтобы приподнять затылок над подушкой и опустить его обратно.

– Вставай-вставай, – кивнул Херефорд. – У меня нет времени с тобой возиться. Хочу проверить, как ты двигаешься в новом теле.

Я не совсем понимал, что несёт этот человек.

Нет, не так: я не хотел понимать его. Не хотел. Если я осознаю, что он мне говорит, то вряд ли обрадуюсь.

– Вставай! – повторил Херефорд. – Вставай, новорождённый!

Он сделал жест рукой в мою сторону, и невидимая сила мгновенно стащила меня с кровати. Вывод напрашивался сам собой. Очень неприятный вывод: Херефорд – адепт кодо, то есть маг, причём уровнем не ниже фортис, раз вот так запросто управляет моим телом.

Я распластался на полу, кое-как оперся на локти в попытке подняться и тут увидел свои руки… совсем другие руки! Тонкие холёные пальцы, узкие ладони без привычных для меня боевых отметин на костяшках кулаков.

Это были руки аристократа, а не уличного бойца.

Боже милостивый, что они со мной сделали?..

В панике я принялся ощупывать лицо. Но Херефорд щёлкнул пальцами, и меня откинуло на стену.

– Хочешь увидеть себя, Рэй?

Говорить я не мог – голосовые связки не слушались. Я навалился плечом на стену. Передо мной стояло зеркало. Большое, во весь рост, завешанное чёрной тканью. Херефорд снова взмахнул рукой, и ткань соскользнула вниз.

Хорошо, что я не мог говорить, иначе бы заорал во всю глотку, ведь в отражении на меня смотрел совсем другой человек.

Не я.

Это был совсем другой парень. В мятой пижонской одежде, с чёрными волосами и длинным ровным шрамом на левой стороне шеи, от самого уха и почти до ключицы.

Я медленно дотронулся до лица. Отражение сделало то же самое.

– Нет… – и это был не мой голос.

– О, заговорил, – хмыкнул Херефорд. – Это хорошо. А то я уж подумал, что придётся выдавать тебя за немого.

Я, не отрываясь, смотрел на себя… или него.

– Кто… он?..

И опять этот голос. Совершенно другой, чужой голос.

– Это ты, Рэй, – ответил Херефорд. – Теперь это ты. Ну а кто этот парень, тебе знать необязательно. Этого парня уже нет. Есть только ты.

Я сглотнул и снова провёл дрожащими пальцами по лицу. Отражение чужого человека повторило все мои движения.

– Это не я…

– Это ты, Рэй.

Я никак не мог оторвать взгляда от своего (своего!) отражения. Но всё же сделал над собой усилие и, наконец, отступил от зеркала. Повернулся к Херефорду.

Весь его вид говорил, что ему на меня плевать, он делал своё дело.

– Не будем терять время, – сказал он. – Я хочу проверить, насколько быстро ты привыкаешь к новому телу. Посмотрю на твою координацию. Ударь меня.

– Что? – Я невольно сделал шаг назад.

Какого чёрта он от меня требует, когда я еле держусь на ногах, да ещё и нахожусь в теле тщедушного паренька с тонкими «аристократическими» костями и нежной кожей? А ещё у меня существенно поменялся угол обзора – я стал ниже ростом, будто подрезали ноги.

Ну и как мне драться?..

Херефорд скинул с себя плащ, оставшись в облегающем костюме из плотного чёрного материала.

На его мускулистом теле я насчитал четыре кобуры. Одну на голени, вторую наплечную, третью на поясе, и, если мне не изменяли глаза, оружие крепилось даже к спине.

И из каждой кобуры торчали рукояти армейских револьверов, все они были украшены щёчками из слоновой кости. Мало того, левое предплечье Херефорда обхватывали кожаные зажимы для ножей… вместе с ножами, конечно.

– Ударь меня, Рэй, – снова потребовал Херефорд.

Я машинально отступил ещё на шаг, приближаясь к стене с зеркалом.

Как драться с человеком, вооруженным до зубов, не имея при этом сил даже стоять прямо?.. Я смерил противника взглядом, прощупывая его слабые места (если они вообще были). Потом медленно стянул с себя галстук и намотал его на правый кулак.

Ну что же, Рэй, вспомни, чему тебя учили тёмные улицы Лэнсома.

Вспомни, как трещали кости твоих соперников во время боёв в подвале «У Рика». Вспомни, что ты – Рэй Питон, беспризорник, добившийся уважения всего Речного квартала только за один апперкот в челюсть… а не какой-то там хрупкий молокосос.

Я размял шею (тут же накатило головокружение, но я глубоко вздохнул и устоял на месте, даже не пошатнулся). Пока я готовился, Херефорд вынул из кобур все свои револьверы и бросил их на кровать, а вот закреплённые к предплечью ножи оставил при себе.

– Тебя ещё долго ждать? – спросил он у меня. – Подходи, Рэй, не стесняйся, иначе…

Договорить я ему не дал, подскочил и коротко, не разгибая локтя, ударил противника левой в основание подбородка. По слабой руке пронеслась еле переносимая боль, кулак онемел. Костяшки противно хрустнули, и тонкая холёная кожа аристократа мгновенно разодралась о маску Херефорда.

А тот даже не шевельнулся. Будто я бился со столбом.

– Неплохо для начала, – сказал он. – Галстук намотал на правую, а ударил левой. Хитрец.

А потом был его ответ. Резкий и безжалостный.

Глава 2.

Каменный кулак угодил мне в живот с такой силой, что дыхание вырвалось из лёгких хриплым всполохом. Я согнулся и повалился перед Херефордом на колени.

Вот же дерьмо…

Никогда в драке я не падал на колени перед противником. Никогда. Но сейчас моё тело оказалось настолько слабым, что я с минуту не мог дышать, только издавал мерзкие конвульсивные хрипы, как умирающий.

– Я не хочу портить тебе физиономию, Рэй. Она тебе в Ронстаде пригодится, – сказал Херефорд. – Координация неплохая для новорождённого. Да, неплохая… действительно. Но само тело тебе нужно привести в порядок. Оно слишком слабо. Твой удар никуда не годится.

И пока я поднимался с колен, он взял с кровати один из револьверов и протянул мне.

– Стреляй.

– Куда стрелять? – поморщился я.

– В меня.

– Хотите, чтобы я вас убил?

Он покачал головой.

– Меня невозможно убить. По крайней мере, из этого револьвера.

Я с удовольствием бы расстрелял Херефорда из всех его револьверов. Но решение принял совсем другое.

Вместо того, чтобы взять протянутое оружие, я выхватил из держателей на предплечье Херефорда два коротких ножа. И немедля всадил их в его тело.

Один прямо в ярёмную ямку у горла, второй в левый бок, под рёбра.

Херефорд выронил револьвер и отшатнулся, захрипел, обхватив рукоять ножа, торчащего из шеи. Я не стал ждать его гнева, поднял револьвер с пола и разрядил весь барабан в живот адепта.

Херефорд повалился на стену.

Но мне этого было мало. Я хотел причинить ему столько боли, сколько этот ублюдок причинил мне. И пока он приходил в себя, я подошёл к кровати, где валялись ещё три револьвера, взял первый попавшийся, проверил барабан – полный – и навёл ствол на Херефорда.

– А из этого револьвера вас можно убить? Давайте проверим?

Взвод курка – выстрел, взвод – выстрел, взвод – выстрел… и в противника угодило ещё шесть пуль.

Разрядив второй револьвер, я взял третий.

– Хватит! – выкрикнул Херефорд и коротко взмахнул рукой.

Оружие, что я сжимал, накалилось, обжигая мне ладонь. Пришлось тут же отбросить его в сторону.

– Хватит, Рэй, – выдохнул Херефорд. – Я и без того вымотан. Хватит.

Он тяжело поднялся на ноги и с неприятным скрипом вынул ножи из шеи и бока.

Крови на клинках не было (и почему я не удивился?).

А потом отточенным движением руки, почти незаметным, он метнул в меня ножи. Я еле успел увернуться. Но одно из лезвий всё же скользнуло по левому уху и угодило прямо в зеркало за моей спиной. Послышался звон бьющегося стекла.

Херефорд подождал, пока шум стихнет, и ровным – нет, даже равнодушным – голосом сообщил:

– Итак, запоминай, Рэй. Тебе семнадцать. Ты природный адепт кодо, пока ещё инфир. Твой отец принадлежал к одному из благородных родов Лэнсома, но был лишён привилегий, потому что тоже владел кодо. Его казнили пять лет назад. Ваш род убрали из Скрижали Достойных, и династия прервалась. Ты долгое время скрывался и неплохо зарабатывал на Рынке Нищих, но однажды тебя поймали на торговле поддельными побрякушками.

Я нахмурился.

Какого чёрта он несёт?.. Называть меня адептом кодо или относить к благородному роду – сродни безумию. Ни к магии, ни к благородству я вообще отношения не имел.

Херефорд тем временем продолжал:

– Если будут спрашивать о шраме на шее, скажешь, что тебя пытали в Ордене. В Красном Капкане. Все адепты кодо знают, что это такое.

И тут вдруг до меня дошло кое-что важное.

– А настоящий я… где?

– Мы тебя казнили, как того и требовал суд, – спокойно сообщил Херефорд. Настолько спокойно, будто говорил о чём-то обыденном. – Твоё тело уничтожено. Ты перестал существовать для тех, кто тебя знал. Они похоронили тебя вчера. Похороны были очень… хм… скудными. Пришло человек десять. Даже Ребекка. Не знаю, что было дальше, но когда я уходил, она всё ещё лежала на твоей могиле и тряслась от рыданий. Бедная девочка, если ты откажешься с нами сотрудничать, её уже никто не сможет защитить, но… – он усмехнулся, – это не так важно, на самом деле.

Похороны…. Мои собственные похороны.

Мерзкая тяжесть на душе всё росла и росла, но отчаяние и злость воплотились лишь в одном вопросе:

– Зачем?

Херефорд пожал плечом.

– Нам нужен тот, кто выживет в городе адептов кодо. В Ронстаде. Ты ведь слышал о Ронстаде, Рэй? Жуткое, говорят, место. Город-тюрьма, город монстров и бандитов. Город грязных искусств. Чёрное пятно на чистом теле страны. И ты нам поможешь выпотрошить эту клоаку.

Я нахмурился.

Да, я слышал о Ронстаде, но совсем немного: о нём не принято было говорить.

Все знали, что за крепостные стены Ронстада ссылали пойманных адептов кодо, да и то далеко не всех, а лишь слабых инфиров. Остальные, кто был выше уровнем, медионы и фортисы, редко доживали даже до ссылки.

Ронстад имел необычный статус: его считали тюрьмой и одновременно отдельным государством в государстве.

Говорят, там ссыльным адептам дозволялось делать всё, что заблагорассудится. Ронстад имел свои законы, свою элиту и свои правила поведения. Когда-то давно город был метрополией, имел колонии и считался полноценным членом союза Пяти Печатей. Правда, от того союза уже двести лет как ничего не осталось. А Ронстад остался, сам превратившись в грязную истощённую колонию, но до сих пор мнящий себя государством.

«Город кодо-выродков и монстров» – так болтали о нём на Рынке Нищих, шёпотом и по углам. А мне всегда было интересно, как обычные люди умудрились согнать магов в гетто и запереть на столько лет.

– Так вот, – продолжил Херефорд. – Теперь ты объединил в себе способности природного адепта кодо и лучшего уличного бойца Лэнсома. Но тебе нужно привыкнуть и натренировать себя заново. Тело пока хрупкое. Оно, как ты уже догадался, принадлежало аристократу из высших слоёв Бриттона. Самых высших, какие только существуют. Парень был инфиром, совсем начинающим.

– Вы перенесли меня в тело природного адепта?.. – выдавил я. – В тело мага?

– Да. Только ты не сразу сможешь пользоваться его кодо, для этого нужно время. Возможно, пара недель. Поэтому пока тебе придётся принимать овеум. Всё сошлось, парень. Даже твой порок наркомана подошёл нам идеально.

Внутри вместо гнева образовалась пустота.

Адепт кодо – это приговор на всю жизнь. Это казнь или пожизненная ссылка в Ронстад. Когда в семье рождался тот, кто может владеть кодо, то это означало, что вся его семья обречена. И неважно, из высшего света она или из касты обычных горожан, фермеров, военных – у кого угодно могло произойти такое горе. Семья лишалась всех привилегий и статусов, частенько – даже имущества.

Это было прописано в Списке Чистых. Первый и незыблемый закон.

Ему подчинялся даже имперский род.

Дверь распахнулась, и в комнату вошли четверо солдат в сопровождении мужчины в синей форме.

– Ну как? – поинтересовался он с тревогой.

– С ним можно работать, если хорошенько его прижать, – ответил Херефорд. – Но лучше всё же его связать и оставить так до утра, слишком уж он непредсказуемый. – Перед тем как выйти из комнаты, адепт оглянулся на меня. – Прибереги пыл для задания, ловкач, – добавил он. – Завтра ты отправишься туда, откуда мало кто возвращается. И ещё кое-что. Помни о пуле, Рэй. Я могу в любой момент вернуть её обратно. Помни о пуле…

Я уставился на него, прищурившись и тяжело дыша: наш неравный бой стоил мне больших телесных усилий.

– Проверь шрам на правом бедре. Он навсегда останется с тобой, в каком бы теле ты ни находился. Проверь. Думаю, после этого память вернётся к тебе мгновенно.

Херефорд покинул комнату. Гвардейцы тут же окружили меня.

Я же продолжал хмуриться.

Чёрт… наверняка это выглядело странным, но я принялся расстёгивать ремень в брюках: мне не терпелось проверить слова Херефорда о шраме. Я сунул руку в штаны, дотянулся до правого бедра и провёл по коже пальцами.

Сердце замерло, когда я почувствовал корку шрама. Застыл в мрачной задумчивости, поглаживая бедро.

– Может, ты перестанешь это делать? – брезгливо поморщился один из солдат.

Я вынул руку из штанов. Застегнул ремень, оглядывая лица окруживших меня гвардейцев.

Круговерть воспоминаний, как воронка смерча, начала медленно и неотвратимо набирать силу в моём сознании, погружать меня в собственную память, в тот тёмный провал, где хранились причины моего сегодняшнего перерождения. Всего за сутки я лишился собственной жизни.

Всего за сутки…

Часть вторая. Рэй получает пулю

Глава 3.

ЗА СУТКИ ДО ЭТОГО

Кабинетная работа – дело неблагодарное, это я понимал с самого начала.

Мог ведь преспокойно зарабатывать на боях, но нет. Ребекка все мозги мне вывернула: хватит развлекать народ мордобоем. Ты выше этого. Найди нормальную работу. И что я нашёл? Жалкие гроши и полный набор недоразумений.

Далеко ходить не надо: одно из недоразумений уставилось сейчас на меня.

Кажется, его фамилия Хиггинс. Бычара Хиг – так все его называли.

А пацан в свои пятнадцать лет, и правда, походил на быка. Высился надо мной неповоротливой мясной глыбой, да ещё и сунул мне под нос тетрадь со своими убогими опусами.

– Ну и что это? – Я взял заляпанную парафином тетрадь и посмотрел Хиггинсу в глаза.

Вот уже два месяца я пытался прижиться на «нормальной работе». В гимназии, в классе для трудных подростков (больше меня никуда не взяли), и как любой мало-мальски сознательный стажёр надеялся найти на лице ученика хотя бы проблески ума, но отсутствие такового я наблюдаю у него все эти два месяца. Там всё безнадёжно.

– Это сочинение, мистер Питон, – он ухмыльнулся, намеренно сделав ошибку в произношении моей фамилии, а ведь отлично знал, как это меня раздражает.

Вот говнюк.

Его красноватое рыхлое лицо явно просило кулака.

Я бросил тетрадь на угол стола, так в неё и не заглянув, и откинулся на спинку стула. Неспешно охватил взглядом объёмную фигуру Хиггинса.

– Ударение на первый слог, а не на второй. Надо произносить: «Мистер Пи-и-тон», – терпеливо поправил я его, но с удовольствием съездил бы по шее. – Я ведь не коверкаю твою фамилию, и ты, будь добр делать то же самое по отношению к другим.

Ноль реакции.

Никакого мыслительного процесса на лице парня так и не отобразилось. Честно сказать, я его и не ждал, но хотя бы смущения… Малолетний наглец даже глазом не моргнул.

– Так вы не хотите взглянуть на моё сочинение? – напирал он.

– Не хочу.

– Ну пожалуйста, мистер Питон. Я же старался!

И опять ударение не туда. Да что за сукин сын.

Чтобы избавить себя от его общества, я взял тетрадь. Открыл на первой странице и увидел старательно выведенную карандашом задницу. Огромную, во весь лист.

Под рисунком значилось: «Новый дом мистера Питона. Приятного путешествия, сраный бродяга!».

Вот как?..

Бродяга, значит.

Что ж, ничего удивительного. Я с детства привык к оскорблениям. Вырос в сиротском приюте, а в Бриттоне, где полноту и влиятельность рода ценят, как ни что другое, сирот почти не бывает.

Почти. Ведь я-то был.

А вместе со мной в маленьком приюте на окраине Лэнсома проживало ещё восемь детей. Всего девять сирот на всю страну. И сказать, что мы с лихвой познали прелести жизни безродных бродяг, – считай ничего не сказать.

– Это всё, мистер Хиггинс? – поинтересовался я равнодушно.

Лицо Хиггинса тут же преобразилось: он оторопел.

Парень готовился к триумфу явно не один час, но моя реакция его разочаровала, даже обидела. В гробовой тишине он собирался с мыслями секунд десять и, наконец, выдал:

– Зато я знаю, что вы бьётесь за деньги, а это незаконно! А ещё я видел, что лежит у вас в чемоданчике. Вы всё время прячете его под столом… и везде… везде таскаете с собой. Даже на обед. Я сам видел, что у вас там! Я следил. Я видел, как вы открывали его в подсобке мистера Голда. Я видел, видел! Вы пили таблетки овеума! Вы наркоман и нелегальный боец! И я всё это сообщил инспектору Жан-Жермесу.

– Ну надо же, – улыбнулся я (один Господь знает как тяжело далась мне эта улыбка). – Вы очень наблюдательный юноша.

Я встал из-за стола и, обогнув парня, направился к двери.

– Вы никуда не убежите, мистер Питон! Поняли? Вас всё равно поймают! – завопил мне в след Хиггинс.

На этот раз мою фамилию он произнёс без ошибки.

Я подошёл к двери, повернул ключ, заперев кабинет изнутри, обернулся и внимательно посмотрел на Хиггинса. Наверное, моя улыбка вышла слишком холодной – парень вздрогнул и поёжился.

– Вы никуда не убежите, – повторил он, притихнув.

И будто сразу потерял в весе и объёме.

– А я бежать не собираюсь, мистер Хиггинс, – ответил я. – Но, думаю, пока инспектор тащит сюда свой сморщенный зад, я успею снять с тебя скальп.

Хиггинс сглотнул и попятился.

– Вы ничего мне не сделаете… Я всё про вас знаю… Я сообщил инспектору…

– Это не делает тебя бессмертным. Доносы вообще никого бессмертным не делают. Скорее наоборот.

– Вы учитель… вам нельзя… – Хиггинс продолжал пятиться, а я надвигался на него.

– Кто сказал, что учителя любят детей? Да каждый второй мечтает прикончить мелкого засранца, вроде вас, мистер Хиггинс. Но они только мечтают, а я тот самый, который делает. Представляете, как вам не повезло? А, мистер Хиггинс?

И в тот самый момент, когда Хиггинс уже открыл рот и набрал воздуху, чтобы заорать и позвать на помощь, я подхватил его за горло и пригвоздил затылком к стене, а потом приподнял парня над полом.

Хиггинс забил пятками о стену.

– Мистер… Питон… мистер… я не хотел… – захрипел он. – Они сами… они сами мне так велели…

– Кто? – рявкнул я в его распухшее и покрасневшее от напряжения лицо.

– Инспектор… инспектор велел…

И тут мне в затылок упёрся ствол револьвера Жан-Жермеса.

Я бы узнал его из тысячи, даже с закрытыми глазами. Только его «питбуль» (так он ласково его называл) издавал характерные металлические щелчки при взведении курка, будто выщёлкивал гимн всей полиции Лэнсома.

– Оставь мальца, Питон.

Но я продолжал давить на горло Хиггинса, а тот хрипел и бился в моих руках.

– Рэй Ганс Питон! – прогремел позади меня голос Жан-Жермеса. – Отпусти его! Немедленно! Ну? Иначе я тебе башку разнесу. В моём стволе особая пуля. Не дури. Отпусти парнишку.

Инспектор продолжал давить мне на затылок. Ствол его револьвера, казалось, вот-вот вдавится в мой череп, проломив кость.

– Питон, немедленно отпусти свидетеля.

И я отпустил.

На штанах парня, в районе паха, расползлось тёмное пятно.

Он соскользнул по стене на пол, осел на колени и, судорожно раскрыв рот, схватился за горло ладонями. Закашлялся, глядя на меня полными слёз глазами. В них читались ненависть и страх – самое дурное сочетание эмоций. Но на Хиггинса мне было уже наплевать.

Я поднял руки и медленно обернулся.

Ствол револьвера тут же уткнулся мне в лоб.

***

Перед глазами возникло худое выбритое лицо старика Тильдо Жан-Жермеса – жестокого полицейского пса, отдавшего службе добрых сорок лет. С ним рядом стояли трое крепких парней из окружной полиции с ружьями наперевес.

Отлично, Рэй. Просто замечательно.

Овеум сделал тебя бесстрашным дебилом.

Мысленно я успел изругать себя последними словами. Совсем потерял бдительность. Ну почему бы перед уроком не проверить подсобку для учебной литературы?..

– Глупо, мистер Питон, очень глупо, – прищурился инспектор. – Вам проблем в жизни мало? Наркоманите, на овеум подсели. На кой чёрт вам химическое кодо? – Он оглядел моё вспотевшее лицо и добавил: – Про ваши договорные бои я вообще молчу. Очень неосмотрительно.

– Не понимаю о чём вы, инспектор, – ответил я ему. – Какие бои? Какой овеум?

– То, что вы два месяца «У Рика» не появляетесь и заделались стажёром, не означает, что вы избавились от дурной репутации. А ещё мне нашептали, что вас в последнее время ломает. Хм… дозу овеума повышаете? Вы ж сдохнете скоро, мистер Питон, если не слезете с таблеток. Зачем столько страданий из-за химического кодо, я не пойму?

Инспектор скривил брезгливую мину.

Закон обязывал произносить слово «кодо» (а уж тем более «овеум») пренебрежительно, и желательно при этом скорчить гримасу омерзения. Потому что всё, что попадало под запрет Списка Чистых, подлежало клеймить позором и называть нелегальным.

Меня, стало быть, так и обозначат в документах дела:

«Рэй Ганс Питон, двадцать два года, холост.

Стажёр третьей гимназии города Лэнсом. Участник нелегальных боёв в подвале «У Рика». Овеумнозависимый. Не принадлежит ни к одной из тотемных структур, ни к одному из благородных родов. В нарушении Списка Чистых замечен не был… до сегодняшнего дня…».

– Откройте чемодан, мистер Питон, – велел инспектор и кивком указал на мой учительский стол. – Мы знаем, что вы прячете его там, под столом.

– Давайте сами откроем, сэр, – предложил один из подручных инспектора.

Но тот гаркнул:

– Чемодан не трогать! На нём может быть сильфова печать, трансмутационная пыль или ещё какая дрянь. Вы имеете дело с овеумным ловкачом, придурки!