Война кончается не сразу

Райка, услыхав такой расклад, потихоньку убежала за сарай. Спряталась от всех. Сердце колотится, и страшно ей, и отчего-то радостно. Смотрит она, как корова медленно траву жуёт. Большой живот у Бурёнки. Нагуляла летом она телёнка. Вот родится он, мамка покормит его, и заберут бычка или тёлочку. Отдадут в чужой дом. И уже не вернут. «А я всегда могу сюда приходить. Только что мне тут делать? Мой дом дальше по улице, где папка с мамой жили, меня растили, Анютка родилась. Чужая я здесь». Впервые подумала Райка о своём положении. «Чужая Катерине. Только как она за меня просила! Она одна, и я одна. Вместе уже будет не так горько нам с ней». Разболелась голова у Райки. Мысли крутятся как волчок, не зацепить, одни эмоции, всё смешались воедино, не разобрать. Стала она косынку развязывать. Ослабляет узелок, а сама думает, что Катеринин это подарок. «Хорошо, должно быть, жила она с мужем. И еды у неё, поди, больше нашего. И места побольше. Ладно, пойду к ней. Вернуться всегда успею».

– Райка! Райка! – кричала тётка. – Куда запропастился этот чёрт?

– Я здесь, – отозвалась девочка и вышла во двор.

Женщины молча смотрели на неё. Райка виновато опустила голову. Тётка заворчала, что девочка опять сапоги перепачкала. Катерина только улыбалась, глядя, как ребёнок неловко с ноги на ногу переступает.

– Тётя Катя тебя к себе жить зовёт, – наконец сказала Дарья, – пойдёшь?

Сердечко, которое билось птичкой в груди, вдруг успокоилось, затихло всё в голове. Стало так ясно и ровно внутри. Райка хотела ответить, но только кивнула головой. Слова застряли в горле. Вдруг появилось желание убежать, но Катерина позвала к себе. Райка застыла, не зная, что ей делать.

– Ну, иди собирайся, раз так, – сказала ей тётка. Райка рванула в дом, захлопнула за собой дверь и зарыдала. Слёзы лились и лились по лицу, а она, в оцепенении, продолжала молчать.

– Давай недолго, сейчас сразу и пойдёшь, – услыхала она и кинулась собирать скудные пожитки. Несколько тетрадок, карандашей, букварь, пара каких-то вещей, из остального она давно выросла, мамино письмо, папина металлическая коробочка из-под леденцов, в которой он хранил табак, вот и всё. Огляделась. На столе ничего. На кровати теперь её сестра одна спать будет. Или подселят младшую. Это теперь её не касается.

Райка вышла во двор.

– Немного у тебя вещей, – весело заметила Катерина. Девочка ещё крепче прижала их к себе.

Проходя мимо тётки, Райка остановилась. Дарья обняла её крепкою рукой и, Райке даже показалось, всплакнула.

– Ну да ладно. – Она легонько оттолкнула племянницу. – Приходи, не забывай, не чужие ведь.

Катерина хотела помочь девочке нести ношу, но Райка не выпускала ничего из рук.

Дом Катерины был далеко, на другом конце деревни. Хата, как и все, небольшая, в одну комнату с деревянной переборкой для спальни. Перегородка не доставала до стены, и создавалось впечатление общего большого пространства. Посреди находилась печь. За нею кровать. За стенкой ещё одна. У входа стол с буфетом. Здесь и готовили на печи. В комнате стоял ещё один стол для гостей.

Катерина провела девочку за печь.

– Тут тепло. Здесь будешь спать? – Райка согласилась, рассеянно оглядываясь вокруг. – За столом уроки учить будешь. Клади всё на стол, – Райка удивилась, – потом разберёшь. Пойдём, чай попьём.

Пили из высоких керамических чашек, расписанных петухами. У Шамариных были только белые металлические кружки с отбитыми краями да ручками. Ели пустые блины, но свежие и ещё даже тёплые.

Райка осматривала стены. Напротив входа висел портрет мужа Катерины. С него смотрел ещё совсем молодой мужчина с открытым взглядом немного прищуренных глаз. Этот взор неотступно преследовал повсюду. В любой точке комнаты казалось, что хозяин избы внимательно наблюдает. И в хитром изгибе век виделось, что ему известны все проказы и тайны ребёнка. Пониже карточка, где они были вдвоём. Иван на ней выглядел счастливым, а Катерина сдержанно серьёзной и обжигающе красивой. И ещё чьи-то родители.

– Ну, ты пока осваивайся, а я пойду управляться. – Катерина поставила кружку на стол и засобиралась.

– Я могу помочь, – вызвалась Райка.

– Ещё поможешь, – остановила её женщина, – пока привыкай.

Катерина ушла доить корову, собирать дрова для печи. Райка осталась одна в доме.

Сбоку в буфете блестели рюмки и пузатые разноцветные кружки. За нижними дверцами вкусно пахло хлебом и вареньем. За печкой капал рукомойник. В отгороженной комнате кроме кровати стоял высокий шифоньер во всю стену с тремя дверцами. Райка не смела туда входить. Медленно она прошла в большую комнату, взяла со стола папину коробочку и письмо матери, легла на свою новую кровать и прижала вещи к груди.

Подушка оказалась мягкой, от покрывала пахло мылом. В доме было тепло, тлела печь. В тишине равномерно тикали часы. Всё было настолько хорошо и спокойно, что начало казаться ненастоящим. Звуки отдалялись. Райка уснула.

С Катериной они быстро подружились. Женщина старалась для девочки как могла. Та в ответ всё делала, чтобы не огорчать её.

Зимой заболела учительница. Школу распустили. А ближе к весне в деревню приехал новый педагог. Звали её Фурс Мария Васильевна. Она оказалась немного постарше Катерины. Собранная, энергичная, новая учительница единственная в деревне ходила в сапогах, вместо фуфайки носила пальто и шапку, на волосы, собранные в пучок. Платья у неё было два: синее и коричневое, разного фасона, пока неизвестного местным бабам.

Поселили учительницу в Райкином доме. Девочка ревниво смотрела на знакомые окна, проходя мимо, стараясь избегать встреч с неизвестным человеком.

Мария Васильевна приступила работать в две смены. Дисциплины в классах не было, но ребята побаивались новую учительницу. Фурс решила не терять этого шанса, сразу всё взяла в свои руки, рассадив учеников так, чтобы забияки не отвлекали тихонь, сильные могли помогать слабым. Она начала знакомство с детьми, записывая себе в блокнот какие-то пометки. Однажды ребята попросили её тоже рассказать о себе. Эта идея им показалась забавной.

– А почему у вас такая странная фамилия? – спрашивали ребята. – Бабы говорят, что вы еврейка, и у вас всю семью расстреляли, а вы из Германии сбежали.

– Сама ты еврейка! – прокричал кто-то в ответ. Дети зашушукались. Послышалось недовольное сопение.

Мария Васильевна внимательно слушала их. Она то улыбалась, то хмурила брови, думая, что ей ответить.

– Ну и сказочницы ваши мамы, – наконец произнесла она, прикрывая ладонью порозовевшую щёку. Пальцы у неё дрожали. И дети начали смолкать при первых же её словах.

– Фамилия моя совсем не еврейская, а имеет древние церковные корни, с абсолютно славянским происхождением.

– Так значит, вы из поповких? – подшутил кто-то. Дети хотели захохотать. Но Мария Васильевна их остановила.

– Моя фамилия так стара, что, возможно, была ещё и до крещения Руси, когда и попов, как ты говоришь, не было.

– А когда это было? При царе Горохе? – не унимались ученики.

– Ну православие на Русь принёс князь Владимир, из Византии, а не царь Горох.

Дети засмеялись. А неугомонный ученик смутился и притих. Множество глаз следило за каждым движением молодой женщины.

– А правда, что Бога нет? – снова проснулся непоседливый ученик.

– Я могу на твой вопрос сказать лишь одно: если слово есть, то и есть то, что оно обозначает. Люди не придумывают слов просто так.

– Значит, есть и приведения? – зашептались девчонки.

– А почему мы его не видим?

– Ну мыслей мы твоих тоже не видим, – рассмеялась Фурс. Ребята тоже веселились. Казалось, что они прониклись уважением к новой учительнице, и не только не решались срывать её занятия, а всячески останавливали тех, кто рад был бы это сделать.

Райка не ходила в школу. Пока старая учительница болела, она свободно вздохнула, что её не станут принуждать к учёбе. После появления Фурс детей поделили строго на классы, и девочка снова попадала к младшим. Проходить опять этот позор Райка не желала. Катерина только тяжело вздыхала. Ругаться с ребёнком она не стала, а научить её ничему не могла.

И всё же однажды Райка встретилась с Марией Васильевной. Это произошло на дороге, недалеко от школы. Фурс возвращалась с работы, Райка шла за ней. Она пристрастилась подглядывать за уроками второй смены. Там рассказывали много интересного. Ребят её возраста в это время на улице не было, и ей становилось скучно. После занятий она тайком пробиралась домой, чтобы избежать насмешек детей.

Учительница заметила маленькую тень за своей спиной, замедлила шаг, и Райке ничего не оставалось, как поравняться с ней. Пришлось и здороваться.

– Здравствуй, – ответила ей учительница, – что-то я тебя не видела в школе. Как тебя зовут?

Девочка пожалела, что не смогла улизнуть от неё.

– Райка.

– Какое красивое имя. Так почему же ты в школу не ходишь?

Райка не отвечала, продолжая злиться и на себя, и на учительницу.

– А где ты живёшь? – не отставала от неё учительница.

– У тётки Катерины, – процедила сквозь зубы девочка.

– У тётки, – повторила женщина, – а родители твои где? Мама?

– Нет родителей! – зло почти закричала Райка, – мамка уехала, папку убило. А вы теперь в нашем доме живёте, – тут Райка прикусила губу.

Мария Васильевна призадумалась. Она изучала маленькую девочку. Но перед ней стоял не по годам взрослый, совсем не робкий ребёнок. Странно было, что она не посещает занятия. Одета Райка была хорошо, добротно, сразу видно, ни в чём девочка не нуждалась. Сердитая Раиса тоже внимательно разглядывала учительницу. На остальных баб та похожа не была, и одежда другая, и речь. Смеяться над ней и назидать, по всей видимости, женщина тоже не собиралась, что девочку очень порадовало.

– Красивые у тебя родители, – неожиданно сказала Фурс. – Их фотокарточка на стене висит. Ты не подумай, я ничего у вас не трогаю. И скоро съеду. Вот отремонтируют мне комнату при школе…

– Да живите сколько хотите, – перебила её Райка. – Живите, пока мамка не приехала, – уже спокойнее добавила она. Ей было приятно услышать ласковые слова в адрес родителей.

– Спасибо. – Учительница с любопытством смотрела на Райку. – Так чего же ты в школу не ходишь? Сразу видно, что ты сообразительная и боевая. Вот как держишься с незнакомым человеком.

Раиса посмелела от похвалы.

– А чего они смеются? – обиженно ответила девочка.

– Смеются?!.. – Женщина слегка пожала плечами. – Дети всегда над чем-нибудь смеются. А ты не слушай, – предложила она, – ставь цель и иди к ней. Мало кто что про тебя говорить будет, ты сама себе начальник. Сильные люди, конечно, слушают других, но решения принимают сами.

Райка собиралась спорить с Фурс, как это делала с тёткой Дарьей и Катериной, но последние слова учительницы упали в нужную почву. Они ещё не дали ростков, но и не погибли. Раиса интуитивно чувствовала что-то новое в этом незнакомом человеке, что-то такое, в чём она нуждалась, даже не понимая определения этому, и вот наконец встретила.

– Ладно, Раиса, приходи к себе домой, когда захочешь. Расскажешь мне про своих маму и папу. А я про своих. – Учительница весело засмеялась и пошла дальше.

Райка хлюпала по расплывшейся дороге к себе. Весна дышала с каждого деревца, с каждого куста. Вдруг захотелось чего-то нового, необычного, но она не могла даже сама понять, что с ней происходит. Ноги вязли в грязи, ветер обдувал морозной влагой. Почему-то захотелось петь и смеяться, но вместо этого только заблестели глаза и защекотало в носу.

Ночью она ворочалась, не могла уснуть. Ветки черёмух бились в стекло. За перегородкой не спала Катерина.

– Ты не заболела? – утром спросила девочку женщина.

– Нет… Просто меня позвала… Я вчера встретила эту… новую учительницу. Она позвала в гости… ко мне домой. Можно? – вдруг спросила Райка.

– Конечно, можно, – облегчённо улыбнулась Катерина. Хотела что-то спросить, но передумала.

5.

Райка вошла в знакомую комнату. Здесь ничего не изменилось, только на столе появились стопки тетрадей и книг. Кровать была аккуратно заправлена. Рядом с ней на стене висела вешалка со вторым платьем учительницы. В спальне родителей всё было как в тот день, когда уезжала мама с сестрой.

– Я сюда захожу только пыль вытереть, – заметила Фурс, убирая книжки и тетрадки. – Давай пить чай! У меня варенье есть, вишнёвое.

Они пили чай. Райка всё оборачивалась, разглядывая комнату, которую давно не видела. Учительница не сводила глаз с девочки. Вот на стуле папин свитер. Мама вязала, да не закончила. Уехала. Оставила на потом. Не наступило его время. Так он и висит никому не нужный. Нет больше папки. Да и вернётся ли мама сюда? На комоде у окна папина гармошка. Он часто играл на ней. На все праздники папу звали. Даже когда собирался на фронт, сыграл для Райки весёлую песню. Пел и смеялся, а мама тихо плакала за печью, укачивая маленькую Аню.

– Это твоего папы инструмент?

Райка молча покачала головой.

– Наверное, твой папа был добрым и весёлым человеком.

Девочка удивлённо уставилась на учительницу. Никто с ней не разговаривал об отце с той самой похоронки. Тётка поплакала тайком и всё, будто и не было его вовсе.

У Райки навернулись слёзы.

– Да что вы знаете о нём?! Вы же ничего не знаете! – закричала девочка и бросилась к подушке на своей кровати. Постель пахла учительницей. И она расстроилась ещё больше. Ничего у неё не осталось! Ни папы, ни мамы, ни сестры, даже в её доме живёт чужой человек, спит на её кровати.

Фурс подсела к ней, хотела погладить по голове, но остановилась и продолжила.

– Да, ты права, я ничего не знаю о твоём отце, но ты не единственная потеряла на войне близких людей. У меня под бомбёжкой погибли все… – Учительница притихла, сглотнула ком в горле, потом тяжело задышала через открытый рот. – Снаряд попал в дом в нашу квартиру. Знаешь, это так странно, вокруг столько квартир пустых, а он попал именно в нашу. И не оставил никого, ни мамы, ни папы, ни сестры с её сыном. У тебя есть этот дом, который полон воспоминаний, а мне даже прийти некуда. У тебя есть надежда, что мама с сестрой где-то живы, и вы можете встретиться. А у меня осталось только осознание того, что ничего нет. Но надо продолжать жить, учить детей, помогать вам строить будущее. Ведь вы наше будущее.

Девочка перестала всхлипывать и серьёзно посмотрела на женщину.

– А в каком городе вы жили?

– В Сталинграде.

Райка вытерла слёзы и переспросила.

– Прям в самом Сталинграде? И оттуда к нам?

– Да нет, нас в самом начале эвакуировали, когда бомбёжки участились. А вот семья моя навсегда там осталась.

– И куда же вас увезли?

– Южный Урал. Башкирия. Слышала про такое место?

Райка с трудом представляла себе Сталинград. Башкирия в её понимании находилась где-то за пределами страны. А Урал вообще был границей мира, за которой ничего совсем не было.

– А моя мама тоже на Урал уехала, – с надеждой вставила девочка, – может, вы встречались?

– Может, и встречались, – ровно отвечала Фурс, – но я ведь не знала, как она выглядит. Там много народу. Всех не упомнишь! Но человек живёт надеждой, и ты ею живи.

– И вы ею живёте? – оживилась Райка.

– Я живу будущим моих учеников.

– Да какое у нас будущее? Картошку копать да коров доить! – отмахнулась Райка.

– Ну, не скажи, – возразила женщина, – каждый человек для чего-то нужен. У каждого своя роль в свой черёд. А моя задача вас подготовить к встречам с разными испытаниями, научить вас решать непростые задачи. В жизни пригодятся не только арифметика и письмо. Чтоб человеку расти, ему нужно в первую очередь понимать себя, научиться понимать других. Неграмотному человеку очень трудно в жизни, даже чтобы найти маму, надо уметь читать, писать, разговаривать…

– Да что ж, я говорить не умею! – всплеснула руками Райка.

Фурс рассмеялась.

– Умеешь, но мало говорить, надо уметь выразить свои мысли, грамотно составить документы, понимать, куда и к кому тебе обратиться.

Райку впервые посетила мысль, что она и в самом деле может однажды, когда повзрослеет, отправиться искать маму и сестру. Но для этого ей, действительно, надо уметь и читать, и писать, не бояться спрашивать людей, знать, о чём спрашивать. Ах, какой огромный мир был за пределами её села! Как далеко находился тот самый Урал и как велик он казался Райке! Было страшно и волнительно, но ещё страшнее было не встретить никогда больше своих.

– Вы научите меня? – слёзно попросила Райка, – я буду очень-очень стараться!

– Если ты захочешь, то можешь перевернуть мир, – заулыбалась учительница.

– Прям уж-таки мир! – засомневалась девочка.

– Ну да. Надо только правильно определить точку опоры.

– Это как? – удивилась девочка.

– Ну, это… – Фурс пробежалась взглядом по комнате, – вот стол ты можешь перевернуть?

– Нет, конечно, он тяжеловат для меня, – отвечала Райка.

– Всё сначала кажется невыполнимым. А если подумать? Подставить под него черенок и надавить на один конец?

Райка много раз видела, как вывозили навоз в алюминиевой ванне из стайки. Наполняли её доверху и тащили в конец огорода, а потом переворачивали. Поднять её нельзя, тяжёлая. Наклонить тоже невозможно. А если под неё засунуть лопату или вилы, и надавить, содержимое тут же опрокинется на землю.

– Поняла, – согласилась девочка.

– Ну, так с любым человеком, – обрадовалась Фурс, – помоги ему поверить в свои силы, и он перевернёт мир. А когда человек найдёт опору внутри себя, то он сможет изменить не только самого себя, но и всё, что его окружает.

Райка заворожённо слушала, не понимая и даже не желая понять, что удерживает её у этого человека. Этот маленький бойкий чертёнок впервые в жизни встретил того, чьё мнение оказалось выше и авторитетнее мнения самой Райки. А Фурс упоительно рисовала картину будущего, где девочка живёт с мамой в большом городе. Не зная этого, учительница уже перевернула зыбкий мир в душе ребёнка и нашла ключи от её закрытой от всех души.

6.

Райка проснулась от белоснежной тишины, струившейся из окон. Комнату заполняли серые сумерки. Не было слышно ни ветра, который накануне рвал деревья, ни вообще ничего. Мир снаружи словно уснул, и проснулась только одна Райка.

– Раечка, погляди на улицу, – позвала Катерина встревоженным и восхищённым голосом одновременно.

Девочка живо выпрыгнула из тёплой постели и на цыпочках проскочила к окну. За стеклом на неё смотрел снег. И только небольшая голубая полоска сверху светилась солнечным днём.

– Замело так замело, – простонала Катерина. Она вышла из комнаты в шерстяных носках и шали поверх ночной рубашки. Растрёпанные белокурые волосы женщина не успела прибрать. Вот уж три года Рая живёт у своей тёти Кати, и всё не налюбуется её красотой. Она цвела, как цветёт, безнадёжно и страстно, цветок поздней весной. Вот-вот налетит ветер и оборвёт его лепестки, и исчезнет мимолётная красота. Женатые мужики и молодые парни заглядывались на женщину. Но Катерина и не замечала их. Догорало её время. И она, зная это, всем сердцем любила свою Раечку, не задумываясь ни на минуту о том, что однажды её может забрать настоящая мать.

Больше семи лет девочка не видела свою маму. Тёткины дети подросли. Теперь они виделись и в школе, и на базаре, и у сельсовета. Не было нужды ходить к Шамариным.

– Не замёрзла, Раечка? – кутаясь зябко в шаль, прошелестела Катерина. – Чай, пол-то холодный. Не стой босая. Приболеешь. Рожжество на носу. – Райка прыгнула в кровать под пуховое одеяло, пошитое ей тётей в подарок на день рождения. – Сейчас затоплю.

– Чем же вы затопите, тётя Катя? Дом во как занесло! Дрова-то не найти.

– Не переживай. Я всегда оставляю на утро у печи, чтоб просохли. И ещё в сенцах у двери. – Она открыла поддувало и начала кочергой сгребать золу. Потом вынесла её в сенцы и ссыпала в ведро. Забросила дрова на тлеющие угли и поправила заслонку трубы. Печь ожила и заговорила, потрескивая и пыхтя.

Катерина снова засобиралась в сенцы, теперь уже за дровами. Но Райка опередила её, вступив в тёплые валенки, снятые с печи.

– Давайте я.

– Куда? – возмутилась Катерина. – Иди одевайся.

– А вы?

– А я по-быстрому. – И она снова вышла в сенцы. Большой клуб морозного воздуха ворвался в хату и расползся по дому ледяным туманом.

Райка пошла к себе одеваться. На пол грохнулись новые дрова. Запахло берёзой, и елью, и морозной кружевной свежестью.

Раиса была уже не маленькой девочкой. Недавно ей исполнилось тринадцать. Она вытянулась и походила на ивовую веточку. Лицо её засыпало прозрачными веснушками. Волосы отросли в длинную косу. Пальцы окрепли от постоянной работы в земле. Она сохранила прежнюю подвижность и открытость. Худенькое тельце состояло не просто из кожи да костей, а из самых прочных в природе жил.

Она оделась потеплее: чулки, рейтузы, длинную шерстяную юбку с вязаной безрукавкой сверху.

– О! Куда это ты собралась? – удивилась женщина.

– Снег чистить, – задорно ответила девушка.

– Сне-е-ег? – передразнила её тётка. – Давай завтракать. Потом и пойдём.

Они доели вчерашнюю картошку с жареным луком. Пили крепкий чай и смотрели в окно. За снежной стеной где-то наверняка беспокоился голодный скот.

После трапезы они обе взяли совок для золы, пустое ведро и пошли прорывать себе ход из снежной тюрьмы.

Снег был сыпучий и непослушный. Он скатывался обратно в дом. Райка и Катерина отважно разгребали его, отбрасывая в стороны и наверх. Вскоре у них получилась площадка вокруг крыльца. Дом засыпало почти на два метра. Но в стороне от строений и заборов снегу было значительно меньше, и едва доставало Райке до груди, а Катерине было вовсе по пояс.

Прокопав ход до забора, женщины выбрались на улицу. Там шумел трактор и множество людей. Дорогу уже успели расчистить.

Весь день копошились деревенские в снегу. Коровы грустно молчали в загонах, равнодушно пережёвывая солому с настилов и слизывая снег. Собаки оголтело носились без привязи. К вечеру задымились трубы бань и домов. Бабы ставили опару. Все готовились к сочельнику.

7.

Райка собиралась на колядки. Катерина суетилась вокруг неё, кутая потеплее. «Рано тебе ещё», – приговаривала она. Девочка возмущалась, но молчала, хмуря брови.

У дороги её ждали подруги. Здесь были две сестры, девушки шестнадцати и семнадцати лет, дочка Катерининой соседки, на два года старше Райки, и старшая Шамаринская дочка. Они возбуждённо смеялись, их голосистый перезвон разливался в морозном воздухе и плыл вверх к круглой луне. Молодёжь направилась по домам. Решились заходить только к знакомым.

Всюду ужинали большими семьями. Богатыми столами не хвастались, но каждая хозяйка загодя пекла и стряпала, поэтому среди обычных блюд из картошки и солений красовались аппетитные булочки, поджаристые калачи, ватрушки с белоснежным творогом и ароматные пирожки. Девушки стучали в дверь. На вопрос: «Кто там?» – под дружный хохот самая смелая отвечала: «Коляда! Коляда! Открывай ворота!». После непродолжительной возни в доме из раскрытой двери выливался яркий свет и манящий запах угощений. Девушки скромничали, не проходили, стыдливо приплясывая на улице. Но взрослые звали их в гости, совали домашнюю стряпню и благодарили за поздравления.

В первом же доме их встретил подпивший хозяин. Он пустился в пляс с молоденькими гостьями. Хозяйка насилу усадила его за стол и принялась угощать гостей. Они смущённо опускали глаза и толпились у входа, не решаясь пройти. Раздухорённый глава семейства рвался в провожатые. Жена его не пускала. Зато пошёл провожать хозяйский сын. Парень брёл поодаль и просился в компанию носить угощения. Девчонки хихикали и ничего не отвечали ему. Вскоре к нему присоединились ещё двое из соседних дворов.

Сначала юноши шли следом, присвистывая и играя друг с другом в снежки, толкались в сугробы и всячески дурачились, привлекая внимание. Потом все незаметно слились в одну большую компанию. Среди них появился ряженый. На голове у него была шапка с торчащей отовсюду соломой. Она закрывала его лицо. Старый тулуп он вывернул наизнанку и подпоясался солдатским ремнём.

Ряженого теперь пускали вперёд. Ошарашенные хозяева расходились в стороны, пропуская пританцовывающих девушек с колядками. У дверей оставались парни, притопывая ногами и гогоча. Тихий семейный ужин прерывался вихрем весёлого озорства. Раззадоренные парни шутили всё откровеннее. Девчата отвечали им нескромным смехом. Райка веселилась со всеми от души.

Вся братия прибыла к дому сестёр. Выяснилось, что одна из них уже улизнула со своим женихом.

– Ну, всё, мы гадать, – блестя глазами и заигрывая, прощалась вторая сестра.

Парни запротестовали.

– А с нами как?

– А мы вас с собой не звали! – смеялись над ребятами подружки.

– Так позовите! С нами лучше будет! – Они громко захохотали. Но девчата были непреклонны.