Короли пепла

Кейл запаниковал. Со всех сторон произрастали нити жара, и он взмахнул сквозь них рукой своего духа, хватаясь за все, к чему мог прикоснуться, и отшвыривая это прочь.

Последовал рев, напоминающий ветер в туннеле, и Кейл почувствовал, как люди вокруг него наклоняются и спотыкаются от силы огня, тоже испуганные пожаром, разрастающимся вокруг, но слишком дисциплинированные, чтобы нарушить строй.

С оглушительным свистом воздуха все горящее взлетело.

Некоторым из врагов за мостом удалось закричать. Красно-оранжевое пламя в пятнах летящей смолы широким конусом рванулось в воздух. Люди на его пути словно испарились. Огонь с ревом пронесся мимо них, над ними и к деревьям позади. Сухая, нагретая летней жарой древесина, теперь забрызганная дегтем и усеянная насыщенными горючим иголками, тут же вспыхнула.

Кейл, пораженный не меньше всех остальных, смотрел, как разгорался лес. Он ведь даже не потянулся к горам, или к сильным ветрам наверху, или к реке. «Окна» Кейла почти не открылись. Его энергия оставалась пространной и готовой искать больше света, больше энергии, больше смерти. Перед ним валил дым, а его мезаниты убивали в дрожащей тени, пока мир вокруг Кейла пылал.

– Горе врагам Мезана! – прокричал Оско вслед убегающим врагам, и остальные подхватили возглас. Бойцы в заляпанных дегтем сапогах – опаленные, но невредимые – переступали через умирающих и, обходя их, пронзали копьями или рубили заостренными нижними кромками щитов.

Кейл шел вперед в потрясении и ужасе не только от того, что натворил, но и от того факта, что его союзники используют подобные щиты, просто чтоб добивать раненых.

Асна похлопывал его по руке; клинки кондотийца так и остались в ножнах. Оско хлопнул Кейла по спине, шевеля бровями в знак одобрения.

– Уже на полпути, островняк, – сказал он, затем мотнул головой в сторону пламени. – «Делаю, что могу», он говорит.

Асна засмеялся и присоединился к хлопкам по спине, а мезаниты громко затянули походную песню, уже почти забыв про битву.

Кейл осмотрелся и сделал вывод, что они не потеряли ни одного бойца. Он смотрел, как распространяется огонь, и гадал, как далеко тот продвинется, сколько людей лишится крова или умрет, и сколько животных, и сколько столетних и тысячелетних деревьев погибнет.

Он ненадолго задумался, могут ли деревья тоже испытывать страдание и важно ли это. Но разве Бог не сжигает их сам лучами солнца? Разве не он создал нити, и топливо, и мезанитов, и все остальное?

В тот момент Кейлу отчаянно не хватало Амита – наряду с Ли-йен, Тейном и Лани, Тхетмой и Фаутаве. Ему лишь хотелось поговорить с кем-то, кто не считал убийство легким и славным делом – с кем-то, кто мог бы обнять его и сказать, что все хорошо, и он не виноват. Но только это неправда.

Он подумал, что, наверное, смог бы остановить огонь, но уничтожать было куда проще, чем защищать. Такая попытка лишила бы его сил, в которых он отчаянно нуждался, чтобы выжить.

Перед ним лежала долгая дорога, полная врагов, которых уже собиралось все больше – вероятно, даже целая армия у границ Нонг-Минг-Тонга. И одному Богу известно, что лежит за пределами.

– Мне жаль, – прошептал он, мысленно повторяя «важно, зачем это я делаю», как сакральную молитву. Но в глубине души он знал, что может все равно ошибаться.

ГЛАВА 20

У РЕКИ КУБИ.

1562 ГОД П. П.

ШЕСТОЙ МЕСЯЦ ВОЛИ

Рока взмахнул пальцем, указывая на Восточный берег реки.

– Нет, сделаем ее наклонной, вот так.

Кровь прилила к его лицу – в такую жару это было проще простого. Он знал, что голос у него слишком громкий, а тон слишком резкий.

Главный строитель Хеми прищурился, а королевские строители в сотый раз с начала утра взглянули украдкой, не сдвинувшись со своих параллельных позиций на берегах Куби.

– Она должна пролегать диагонально к потоку, чтобы максимально увеличить длину гребня, – объяснил Рока, – видишь?

Главный строитель Хеми таращился, не мигая. Рока сдержал вздох.

На мгновение он вспомнил свою прошлую встречу с королем и проклял его. Как и обещал Фарахи, раз в луну они любовались восходом солнца за игрой в чахэн. Они обсуждали течение своих жизней, или множество вещей, которым научился Рока у наставников, или хлопоты с Главным строителем Хеми. И всякий раз, что бы ни делал Рока, он проигрывал. Любую выбранную им стратегию, безотносительно ее дерзости либо осторожности, Фарахи как будто всегда предугадывал и противодействовал ему, все время давая «советы». Этот парень бесил.

«Иногда ты должен идти к своим целям окольным путем, Рока. Учись влиять на Хеми – договариваться с ним, идти на компромисс. Ты должен сохранить… лицо островитянина, его честь, а? Пока он будет делать, как ты просишь».

Рока стиснул кулаки и чуть не швырнул одну из фигурок с балкона.

«Зачем вы позволяете реке разливаться?»

Фарахи моргнул и улыбнулся, хотя Рока спросил вовсе не в шутку.

«Мы ей не позволяем. Так бывает. Мы мало что можем сделать».

«Вы не пробуете, так откуда вам знать».

Они поспорили, и Рока объяснил свои соображения о том, как обуздать течение и укрепить берега реки, вдохновленный наблюдением за фонтанами Пью, что разозлило его еще больше. В конце концов монарх пожал плечами.

«Даже если ты прав, это грандиозный проект».

Рока промолчал – да, так и есть, и что с того?

«Для начала убеди Хеми, и мы сможем это обсудить».

«Хеми – трус, чей ранг превосходит интеллект. Как его убедить?»

Король засмеялся – его смех всегда был кратким и резким, как внезапная боль. Не дождавшись от Роки ответа, монарх покачал головой.

«Ты не слушал. Говори с людьми терпеливо, как ты можешь. Давай им то, что они хотят, когда это выгодно тебе или обходится тебе недорого. Начни с этого».

Рока и не подозревал, что может быть «терпеливым».

Ушло четыре дня только на то, чтобы убедить Хеми вместе посмотреть на реку, и каждый вечер он, скрежеща зубами, выполнял сотню работ в своей Роще, считая живых ленивыми паскудами, недостойными своих предков.

От слов и предложений короля у Роки вяли уши. В Аскоме вождю не требовалось ни о чем «убеждать» своих вассалов. Он приказывал, и ему подчинялись. Слова да интриги были уделом женщин, так как в их кругу насилие было запрещено. Для мужчин ставки были гораздо выше, и в любом случае мужчины управляли фермами, деревнями и шахтами, а потому не имели времени на такую чепуху. Ну а для Роки все это было трусливой Северной херней, выдумкой слабых, порочных мелких…

– И как именно мы построим такое сооружение прямо в текущей реке?

Рока моргнул и воззрился на пузатого коротышку – «вождя» строителей. Он попытался сделать хотя бы один нормальный вдох полной грудью и стерпеть жаркое послеполуденное солнце Шри-Кона без желания придушить ближайшего из вонючих, потеющих островитян, до кого сможет дотянуться. В конце концов он вздохнул и попробовал сделать, как предложил Фарахи. Нагнувшись, он показал Хеми, что имел в виду, с помощью палочек на песке, используя свой лучший «терпеливый голос».

Конечно, этот тип оказался не таким уж тупым, как думал Рока вначале, и заслужил свой ранг не совсем безосновательно. Чинуша средних лет, он имел трех жен, живущих в трех домах, заполненных его детьми. Он был «оранг-кайя», то бишь землевладельцем с правом голоса, и имел деловых партнеров и друзей по всему Пью. Он был толстым заносчивым созданием, чей статус и манеры превосходили знания и ум. Но полным бездарем он не был.

Сплюнув на землю черную табачную массу, Хеми с пустым лицом и полуприкрытыми глазами разглядывал палочки Роки.

– Она не выдержит, – заявил он, – а если и выдержит, будет мешать рыболовству, и я по-прежнему не вижу смысла.

От гнева Роки наконец проснулся Букаяг и на их родном языке прошептал:

– Довольно. Я утоплю его в реке.

Рока одернул своего брата. Он дышал и наблюдал за птицами, пока не успокоился, затем повернулся обратно к своему «мастеру».

– Тебе незачем это видеть, Хеми.

В его Роще артель мертвецов уже вырубила каменные «ступени», которым предстояло стать основанием постройки. Они подготовили почву и обожгли огромную глиняную облицовку, что будет возвышаться над берегом реки подобно полузамкнутой трубе.

– Скупи недвижимость вдоль реки, – сказал он, встретившись взглядом с Хеми. – Скажи своим людям, что я дурак, если хочешь. Король заплатит тебе, а ты – им. Сделай, как я говорю, и к следующему году затопления прекратятся. Еще через пару лет, когда недвижимость останется невредимой, цены вдоль реки взлетят. Требуй признания своих заслуг во всеуслышание. Скажи, что каким-то образом тебе это удалось вопреки моему вмешательству, и ты станешь героем, который укротил воды Куби. – Тут он повел плечами. – Если мы облажаемся, продай снова по цене покупки и свали всё на меня.

Он знал, что его тон и выражение лица неправильны – что он бросил вызов гордости этого мужчины и подзадорил его отказаться без надобности. Но они были наедине, и он рассчитывал, что люди вроде Хеми практичны.

– Единственное, что меня волнует, – это рабочие и люди, которые зависят от реки. – Главный Строитель сплюнул и покачал головой, скрестив руки на груди. – Но если так изволит король, хоть это и неблагоразумно, пускай никто не говорит, что я отказался. – Он встал и махнул дряблой рукой.

Рока заверил его, что у него на родине уже есть подобные сооружения, и что король желает построить одно такое здесь. Конечно, и то, и другое было ложью.

У него дома ничего подобного не было. В Аскоме реки разливались не часто. Рока видел, как у островитян вода, равномерно и управляемо текущая по круглым трубам или через V-образные выемки, поступает в фонтаны и бассейны даже вопреки нараставшему сзади давлению. Какое-то время он недоумевал, почему народ Пью не делает того же с реками, но предположил, что ответ есть, и это был просто еще один вопрос среди многих, пока сезон дождей не вызвал наводнение.

И тогда, вместе со всеми остальными, Рока смотрел, как дома, причалы и жизни людей уносило прочь, а Фарахи лишь пожал плечами и сказал, что такое случается часто. В этих разрушениях туземцы винили своих богов, а сами ничего не предпринимали, так что их доводы не имели значения.

Когда потоп истощился, Рока взял длинные деревянные палки и прогулялся вдоль Куби. Он измерил глубину, ширину, затем пустил вплавь листья и засек время. Он прошел с одной стороны Шри-Кона до другой, чтобы увидеть, насколько река может безопасно подняться вверх по течению, какова высота, глубина у моря, что произойдет, если вода сдвинется, можно ли приподнять берега, сколько людей, зданий и животных потребуется переместить. Затем Рока составил план.

Теперь он оторвался от созерцания палок и выпрямился, возвышаясь над островитянином рядом с ним.

– Верни своих работников, Хеми. Отметки вполне точные.

Хеми закатил глаза.

– И зачем я привел рабочих, если мы их не используем? Мы могли бы и сами вбить твои проклятые колья.

Теперь, глядя на противоположный берег, Рока почувствовал, как его настроение улучшается. Он знал, что получил согласие, в котором нуждался, и уже видел всю конструкцию у себя в голове.

– Они понадобятся нам все, и даже больше. – Он вручил Хеми записку, которую подготовил вместе со всеми необходимыми предметами: камнями, деревом и инструментами. – Нам понадобится больше людей, ведь сезон близится. – Он повернулся и посмотрел на Хеми, зная, какой эффект произведут его слова. – Первое, что мы сделаем, архитектор, – повернем эту реку.

Челюсть Хеми отвисла, и Рока понял, что надо было провернуть все это иначе, более осторожно, и ни в коем случае не смаковать шок. Но был не в состоянии удержаться. Хитрость – удел слабаков.

* * *

– Ну, расскажи нам, как прошел твой день.

Рока взглянул на Кикай – из ее глаз сочилось отвращение.

Его пригласили отобедать с королевской семьей, и теперь он сидел за огромным прямоугольным столом в одном из множества обеденных залов дворца. Король расположился рядом с Хали, своей наложницей (что отличалось от жены, хотя Рока не совсем понимал, в каком смысле). Его малолетние сыновья сидели со своими няньками, кроме самого младшего, который хихикал и улыбался на руках у отца.

Кикай, разумеется, уже поговорила с Хеми либо со своими шпионами. Вне сомнения, перед трапезой она предупредила брата о «безумстве» Роки.

– Плодотворно, принцесса. – Рока ловко насадил кусок посыпанной травами и солью курятины на шпажку, затем аккуратно поднес его ложкой ко рту. В гробовом молчании он прожевал и проглотил. – План сработает. Но нам нужно будет сдвинуть реку. Временно.

Даже Хали округлила глаза. Кикай посмотрела на брата, но тот, не обращая внимания на их беседу, корчил рожи своему сынишке.

– И как… – лицо Кикай приобрело приятный розовый оттенок, – куда именно вы ее направите?

Рока пожал плечами.

– Недалеко, и не всю ее – ровно столько, чтобы построить дамбу.

Принцесса и, возможно, великая матрона Шри-Кона заерзала на сиденье.

– И ты уже делал это раньше? Успешно?

– Само собой. На моей родине. Много раз.

Кикай не сводила с него глаз, и Рока понял: она ему не верит.

Фарахи поднял младшего сына и, поставив его ножками на стол, вынул у него изо рта облизанную ложку.

– Я и не подозревал о твоем интересе к ирригации, сестра.

Розовый оттенок сменился красным, и руки принцессы крепко сжали нож и салфетку.

– Ты намерен вот так запросто это позволить? Сдвинуть Куби?

– А почему бы и нет? – Придерживая мальчика, Фарахи подтолкнул его вперед.

– Потому, что это разрушительно и рискованно, и, духи правые, есть более важные дела.

– Более важные, чем здравие и безопасность моего народа?

Кикай качнула головой и отвела взгляд.

– Король Трунг плюет на твои законы, а ты бездействуешь. Сонм твоих врагов собирается вокруг тебя, а ты бездействуешь.

– Что мне, по-твоему, делать, сестра? Они хотят меня убить, их удовлетворит лишь моя смерть. – Фарахи не повысил и не изменил голос вопреки ярости сестры. Он улыбнулся малышу и его матери. Кикай встала.

– Направь флот, армию и убей его! Завтра же! Чего ты ждешь, проклятье?

Разномастные слуги, рассредоточенные по залу, со звоном и шарканьем замерли, вдруг сильно заинтересовавшись гобеленами, напольной плиткой и окнами.

– Думаешь, Трунг этого не учел, сестра?

– Он слишком самоуверен. Он верит в мифы собственной семьи и считает своих союзников храбрее, чем они есть. Но его флот в два раза меньше нашего.

– Да, он кажется слабым, и все же провоцирует нас. Ты считаешь короля Трунга дураком, сестра? – Фарахи пощекотал ухо сынишки, и тот засмеялся.

– Нет, не дураком. Но он высокомерен из-за своих друзей и своего имени.

– А может, высокомерна ты.

Веки принцессы распахнулись. Она швырнула свой нож через весь зал и направила палец с накрашенным ногтем прямо на Року.

– Мне надоел твой богом клятый питомец. Мне надоели его проекты, его уродство, его помехи. Он ненормальный. Он знает слишком много и учится слишком быстро, и он околдовал тебя, Фарахи. Почему ты не хочешь меня выслушать?

Особенный, подумал Рока. Да, всегда особенный. Проклятый Носсом. Меченый. Демон.

– Довольно, сестра.

Наконец в голосе короля послышались какие-то эмоции. Кикай усмехнулась.

– Зачем все эти новые охранники, брат? Думаешь, я не заметила? Ты его боишься, вот почему, и это правильно.

Рока задумался, пытаясь определить, встречалось ли ему больше охраны с тех пор, как он прибыл. Да, возможно, но не когда они с королем сидели за игрой. Наверняка это значило, что король не испытывал страха? И все же подобная мысль раздражала.

– Какая тебе разница? – почти услышал он рык Букаяга. Но правда была проста: он не хотел, чтобы Фарахи боялся его.

– У меня больше охраны, потому что мои собственные вельможи, судя по всему, снова пытаются убить меня, сестра. – Король встал с малышом на руках. – Как в отношении всего нового и трудного, ты даже не пытаешься понять. – Фарахи посмотрел на Року. – Скажи моей сестре, сколько языков ты выучил?

Рока испытывал неловкость, оказавшись в ловушке между ними, но, похоже, здесь – как и в Аскоме – король правил единолично. Если ему предстоит выбрать, кому присягнуть, то выбор казался предельно ясным.

После того, как он выучил разговорный язык Пью, Фарахи предложил ему попробовать освоить и другие. Это удалось так же легко; слова теперь были собраны и упорядочены в разных комнатах рунного зала Рощи, отсортированные и соответствующие тому, что, по его мнению, было родственными группами.

Рока положил нож и ложку на стол и сел навытяжку в попытке смотреться хотя бы как прирученный зверь.

– Семь, Фарахи.

Король фыркнул.

– Семь языков за шесть месяцев. И чья была идея нагревать наше железо исключительно на древесном угле, видоизменить кузницы, добавить воздух, чтобы получить то, что мои кузнецы зовут величайшим металлом в мире?

– Моя, Фарахи.

– И скажи моей сестре, твой народ действительно перемещал крупные реки и строил «дамбы», как ты предлагаешь, или это тоже твоя идея?

Тут он замялся, но ненадолго.

– Нет, король, но я уверяю тебя: это сработает.

Фарахи пересек зал с сынишкой на руках и остановился рядом с креслом Роки.

– Возьми его. – Он посмотрел на охранников. – Оставьте нас.

Хали дернулась было к ребенку, но замерла.

Рока вспомнил, когда в последний раз прикасался к другому человеческому существу не затем, чтобы убить, и осознал: много лет назад. Он никогда не держал ребенка, но встал и протянул руки – так, как это делали другие.

Мальчик, Кейл, оказался довольно милым. Он не плакал и не капризничал на руках у незнакомца, даже такого странного, как Рока. Он был мягкий, такой маленький, что его можно раздавить в ладони, и показался Роке похожим на девочку.

Дети в Пью – и, очевидно, везде кроме Аскома – обычно рождались поодиночке. Но это не делало их отклонениями от нормы. Ребенок улыбнулся и потянулся, как будто хотел пососать оставшийся у Роки мизинец. В Аскоме у него бы еще не было имени.

– Я доверяю ему, сестра. – При этих словах король смотрел на Року. – Он не бешеный зверь и не бессердечный монстр. Он всего лишь человек. Блестящий, достойный человек. И он мой друг.

Рока ошарашенно смотрел в ответ. В груди внезапно защемило, когда его назвали этим туземным словом «друг». Это означало неформальную преданность и, наверное, имело смысл в стране, где ты родился под началом вождя, которого не выбирал; в мире, где родство – это еще не всё.

Он подумал о Трунге, собачонках и девушке в яме, затем – о своей матери.

«Мир темен, холоден и жесток, сын мой. Схвати его за горло и удуши».

Когда-то это был дельный совет, нужный. Но в данный момент Рока не хотел ему следовать.

Кикай взирала на него с ненавистью в глазах, а мать мальчонки вспотела от страха. Но отец Кейла, великий король и мудрый человек, смотрел на Року добрыми глазами, улыбаясь.

В тот момент Рока подумал: вероятно, мир в самом деле мог бы измениться при помощи слов, и вероятно, путем постройки плотин, более совершенных кораблей и кузниц великие умы, объединенные дружбой, могли созидать, а не разрушать.

«Мир пожирает и выплевывает слабость», – сказала Бэйла. Затем умерла в поле.

Рока знал, что это тоже правда, как знал, что Букаяг улыбается теми же губами, что и Рока. Он помнил вкус человечины, даже покачивая малыша у себя на коленях. И в своей Роще – растерянный, полный надежды и ужаса – Рока вытер слезы.

* * *

– Виноват.

Фарахи вздохнул над книгой. Они с Хали наконец остались наедине, и он слышал, как она слишком усердно расчесывает волосы, но в остальном ведет себя чересчур смирно.

– Я знал, что он не причинит ему вреда. Я бы не стал этого делать, имейся хоть малейший шанс. – Фарахи водил глазами по странице в своей книге, не читая. Кейл сейчас был со своей нянькой, а его братья в другой комнате – и все наверняка спали под охраной преданных людей.

– Я тебе верю.

– Тогда что не так?

Обычно, когда она злилась, то говорила «ничего», и ему приходилось давить, и лишь гораздо позже он узнавал правду.

– Ты и Кикай. – Она произнесла через плечо: – Тебе надо это исправить.

Фарахи отложил книгу и вздохнул. Как обычно, Хали удивила его, и хотя в данный момент это его раздражало, прямолинейность была одной из причин его любви к ней. И, конечно же, она была права.

– Я постараюсь.

Наконец она посмотрела на его отражение в зеркале и улыбнулась. Причесываясь, она сбросила бретельки с плеч, так что ее тонкая сорочка соскользнула вниз. Фарахи следил за ней взглядом.

– Завтра я возьму ее в плавание, – добавил он, – только нас двоих.

Сорочка продолжала сползать, и Хали, выгнув спину, отложила щетку, встряхивая своими длинными волосами.

– И?

– И я извинюсь за то, что сказал сегодня вечером.

Она встала; сорочка упала на пол. Затем нагая Хали поползла к нему по простыням, будто кошка.

– И?

– И я ненавижу эту игру. – Он отбросил книгу и стал ждать, зная, что совсем неубедителен.

– Ты любишь побеждать в ней. И? – Она остановилась, и в зеркале позади он увидел отражение ее округлостей.

– И я расскажу ей все о моих планах насчет Трунга.

Уж какие есть, подумал он, и я не сказал когда.

Она улыбнулась и придвинулась ближе, скользя вверх по его ногам, пока не легла ему на грудь, целуя в шею.

– Ты победил, – вздохнула она, словно смирившись, и с опущенными ресницами воззрилась ему в глаза.

Фарахи никогда не требовалось говорить ей, чего он хочет или как. Она читала его так же, как он читал свои книги, мгновенно откликаясь на каждое его прикосновение, как будто они были мужем и женой всю свою жизнь.

Они занимались любовью, пока не погасли свечи, давно забыв об игре, и спали как убитые.

Фарахи явились его безумные сны о смерти и разрухе. Проснувшись, как всегда, еще до пробуждения города, он покинул постель так, чтобы не потревожить любимую. Позже он сидел в одиночестве за одной из множества конторок в комнате, выходящей на восток, и записывал то, что увидел.

Разумеется, он снова умер. На этот раз он был старше, но еще далеко не стар, и по-прежнему правил островами. Над Северным морем разыгрался великий шторм со стороны Нонг-Минг-Тонга, невозможный и неестественный. Фарахи видел корабли, похожие на его собственные; друзей, ставших врагами, а врагов – союзниками. Но это было нечто зыбкое, невнятное и, пожалуй, невозможное. Наверняка всего лишь сон.

Просыпаясь после таких снов, он первым делом всегда думал о Хали и ее сыне. Он знал, что слишком сильно печется о них. Он дал ей слишком большое влияние, благоволил ее отцу гораздо больше, чем тот заслуживает, игнорировал своих жен и даже почти не спал с ними с тех пор, как появилась Хали. Несомненно, они шептались со своими семьями или слугами, и о его симпатиях знали все его враги. Ну и что?

В действительности его королевский статус был под защитой. У Фарахи две влиятельных жены, а у них – молодые, здоровые сыновья. Его флот вышколен и наконец-то с подобающим жалованьем и менее коррумпирован, чем когда-либо при его отце. В Шри-Коне осталось мало тех, кто осмеливался противостоять королю открыто, и ни один из островов не осмеливался бросить вызов Шри-Кону. И все же Фарахи мало что мог сделать, кроме как держаться за власть, а многочисленные проблемы островов продолжали обостряться.

Наглость Трунга о многом говорила. Старик терял разум – либо и правда самонадеянный, как думала Кикай, либо располагающий друзьями и планом. Не секрет, что многие вельможи Шри-Кона ненавидели сыновей Алаку и их столетнее правление. Возможно, местные царьки взбунтуются, если Фарахи начнет войну, хотя он планировал это и у него хватило бы людей, чтобы сражаться на оба фронта. Он едва мог поверить, как сильно они его ненавидят, хотя и знал, что на самом деле не он объект их ненависти. Он – последний из Алаку, и они подобрались так близко. Он – постоянное напоминание об их провале и существующем положении дел. Но они глупцы, если думают, что, убив его, станут жить лучше. Только один мог быть королем.

– Мой господин?

Фарахи узнал голос одного из своих телохранителей, поэтому продолжил смотреть, как золотые и красные лучи пронзили облака и тьму, повиснув на миг в утреннем совершенстве – когда свет и жизнь одержали победу над бесконечной ночью.

Он представил, как в его спину вонзается нож, стоит ему отвернуться, и подумал, что это, по крайней мере, был бы хороший способ умереть.

– В чем дело?

– Варвар, мой господин… он снаружи. Он хочет вас видеть.