Новое рабство

Анатолий Барбур

Новое рабство

Глава 1. Отправка на сельхозработу

Ранним сентябрьским пасмурным утром трамвай, покачиваясь из стороны в сторону и постукивая железными колёсами по рельсам, словно укачивал невыспавшихся пассажиров, едущих из района Юнус-Абад в сторону центра города. Подавляющее большинство из них привычным рейсом в будний день ехало на свою работу. Все были одеты повседневно, ничем особо не отличаясь друг от друга. Разве что кто-то – богаче, а кто-то – не очень.

Но три пассажира, державшиеся особняком на задней площадке, всё же выделялись своим видом из общей массы. Не то что они выглядели небрежно или грязно, но всё же не так, как все. В поношенных курточках и кирзовых сапогах. Рядом с ними лежали три больших тюка и стояли увесистые, туго набитые сумки.

Неопытному взгляду могло показаться, что это едут три представителя людей без определённого места жительства со своим скудным скарбом. Однако глазам ташкентцев подобная картина в начале осени была хорошо знакома. Пришла пора студентам отправляться на хлопковую кампанию добывать белое золото и делать великую страну богаче. Пассажиры смотрели на этих троих и понимающе улыбались им. Многие сами когда-то в молодости проходили через нечто подобное.

– А классно нам повезло в этом году с сигаретами, – радостно заявил Жора (так зовут одного из них), обращаясь к Денису.

– Ещё бы! Подфартило нам с ними в этот раз, – поддержал его тот. – Об этом можно было только мечтать. Если б нас не послали на работу на табачку, не получили бы мы тогда халяву с сигаретами и пришлось бы немалые деньги тратить на их покупку.

– Когда же вы оба избавитесь от этой дурной привычки? Прекрасно знаете, что курить вредно.– пожурил их Антон.

Буквально на днях администрация института выделила группу студентов после занятий на уборку строительного мусора во вновь построенном цехе ташкентской табачной фабрики имени Джахон Абидовой. Когда они закончили свою работу и направились к проходной, то по пути наткнулись на большую, расположенную под навесом кучу табака. Вместе с ним там находились и сигареты, какие порванные, а какие и нет. Девчата и некурящие ребята, те сразу ушли домой. «Зависимые» же остались отобрать себе из этой кучи нормальные и целые сигареты. При этом старались найти «Интер», «Ту-134» и тому подобное.

– Ну и дураками же вы были, когда в той куче выискивали лучшие марки. Хорошо, что мимо прошли работники и сказали, что они все делают из одной. Неужто это правда, – засомневался Антон.

– А чё! Запросто! Это же Узбекистан, – убеждал его Тоша.

Антон в силу своего старшего возраста и некоторого авторитета, негласно полученного благодаря службе в армии, взял на себя обязанности как бы «смотрящего» среди троих. Он среднего роста и худощавый. Волосы прямые русые. Родом из города, расположенного на берегу Каспийского моря. Службу проходил в Волгограде, недалеко от Мамаева кургана. За два года насмотрелся на статую Родины-матери. Характер уравновешенный. Вид серьёзный. После школы поступил на вечернее отделение нефтехимического института им. Губкина в своём городе. Параллельно с учёбой трудился на нефтеперерабатывающем заводе полтора года. Затем служил в армии. После неё поступил на дневное отделение института связи в Ташкенте.

Георгий ростом ниже Антона, но немного полнее его. Лицо у него было шире, чем у остальных двоих, и ему хорошо подходила не то что кучерявая, но очень волнистая шевелюра каштанового цвета. Родом Жора из Северного Казахстана. После школьной парты сразу сел за студенческую. В институт поступил по направлению совхоза. Заядлый радиолюбитель. Постоянно что-нибудь паяет.

Денис из того же города, что и Антон. В армии он не служил. Зато после школы успел поработать год водителем грузового автомобиля с кунгом на санэпидемстанции. Ростом такой же, что и Тоха, но телосложением крепче. Волосы прямые тёмные. Носил аккуратные чёрные усики. Характер у него уравновешенный и выдержанный. Вид серьёзный.

Все трое были однокурсниками. Проживали в районе Юнус-Абада в съёмной квартире одной вдовы, мужа-прапорщика которой сбила машина на глазах его малолетнего сына совсем недалеко от их дома. Это событие сильно травмировало психику мальчика. Траурное состояние надолго вошло в дом Анны – так звали вдову. Чтобы как-то скрасить своё гнетущее состояние, по её же словам, она и взяла на постой к себе троих студентов института связи. Благо в просторной четырёхкомнатной квартире места было много.

Жили они дружно. Завтракали и обедали обычно в студенческой столовой. Дома, на квартире, питались в складчину. Была у них общая касса, в которую все вкладывали по десять рублей. Как только деньги заканчивались, они снова пополняли её той же суммой.

Сейчас эти трое выглядели немного упитанными, так как на днях вернулись на учёбу из своих городов, где провели летние каникулы. Отъелись на домашних харчах – матери хорошо постарались, откармливая своих сыновей. Но эта упитанность обычно быстро проходила. После летних каникул сразу же парней ждала хлопковая кампания. Коротко, по-студенческому, эта страда называлась одним словом – «хлопок».

– Странное дело, – задумчиво сказал Антон, обращаясь к Денису, – мы с тобой не профессионалы, а подстригли друг друга совершенно одинаково. Как будто у одного мастера были. Коротковато, конечно, но зато не успеем зарасти шевелюрой к окончанию сбора хлопка.

– Это точно, – ответил ему товарищ, поглаживая рукой свою короткую причёску.

– И ещё раз очень тебя прошу, Дениска, не лезь ты во всякие сомнительные команды на хлопке, как в прошлом году. Чёрт тебя дёрнул стать летучим голландцем, – настойчиво уговаривал его Антон.

Год назад им не повезло с бригадиром, у которого были авантюристические наклонности. Он организовал особую команду из шестерых крепких парней, которых все называли летучими голландцами. Эти ребята по ночам уходили в свободные поиски небольших хирманов. Так назывались места скопления хлопка. Часто бывало, что другие бригады студентов, или сельских работников, или даже школьников скидывали свой сбор урожая, который не поместился в тележку, на землю. На другой день привозились пустые тележки, и хлопок с хирманов загружался в них.

Ночью этот неохраняемый хлопок становился лёгкой добычей летучих голландцев. За несколько ходок это белое золото они переносили в другое надёжное место и утром перегружали в свои тележки. Днём летуны спокойно отсыпались в кошаре. Каждый из них давал бригаде намного больше хлопка, чем кто-либо другой. Такое воровство называлось бомбёжкой.

Но сколько бы верёвочка ни вилась, а конец всё равно должен быть. Однажды ночью воришки попали в засаду и еле унесли ноги, но Денис успел засветить свой фейс. Пришлось ему потом скрываться от работников правоохранительных органов, которые, вместе с видевшими лицо похитителя, его разыскивали.

– Да ладно тебе! – ответил Денис Антону. – Всё же обошлось тогда.

Диалог три товарища были вынуждены временно прекратить, так как подъехали к нужной остановке возле родного института. Кое-кто из пассажиров участливо помог им выгрузить вещи из трамвая, и ребята, взвалив свои тюки с пожитками себе на плечи, медленно пошли к колонне автобусов, до которой надо было идти где-то метров сто пятьдесят.

– Ну вот уже и начинаем привыкать таскать тяжести. На хлопке тюки повесомее будут. Лиха беда начало. То ли ещё будет, – с наигранным оптимизмом сказал Жорик, – вперёд и с песней навстречу трудовым подвигам!

– Да! То и будет! Да ещё и не то! Как вспомнишь прошлые хлопки, так вздрогнешь, – сказал Антон, не разделяя этого оптимизма, – спины бы и пупок там не надорвать от таких тяжестей…

Вот она – довольно длинная колонна, состоящая из новеньких блестящих львовских автобусов. Все они были покрашены в один цвет и выглядели, как на параде. Но надо было ещё найти тот автобус, который был закреплён за нашей группой. И тут недалеко послышался вечно громкий голос Абдуллина:

– Ударим коробочкой хлопка по мировому империализму!

– Связистом можешь и не быть, но хлопкоробом быть обязан!

Он был мастером на подобные шуточки. Значит, там находится и вся группа, и то транспортное средство, которое она атакует своими вещами. Прошли ещё метров пятьдесят – и вот она, наша группа, и радостная встреча с ней. Кто пришёл раньше, уже успел в заднюю дверь загрузить свои тюки, тем самым заставив ими задние сиденья и примыкающие к ним полы.

Народ к автобусам всё подходил и подходил. Поэтому постепенно сзади образовывалась целая гора разного скарба, почти достигая собой потолка. Никто не подавал студентам команды поступать именно так с тюками, в которых были завёрнуты в покрывала матрасы, подушки, простыни и прочие принадлежности. Это была уже годами установленная традиция, передаваемая от старших курсов студентов младшим. При долгой дороге в джизакские степи желающие могли хорошо и с комфортом выспаться на этой мягкой горе, и многие так и поступали.

У всех было особое, приподнятое настроение.

– Ой, какие вы оба смешные с одинаковыми и короткими причёсками. Вас кто-то один подстригал? – весело воскликнула Ира, как обычно, потирая свои ладони о бёдра. Почему она так часто это делала, никто не знал. У каждого свои причуды.

– Ой, ты смотри, и правда! Прямо как под копирку! – вторила ей Алла.

– Да нет, – ответил Тоша, многозначительно переглянувшись с Олегом, – мастера у нас как раз были разные.

Ира и Алла, они сестры-двойняшки, но такие непохожие. И рост, и характеры абсолютно неодинаковые. Даже памятью друг от друга отличались. Ира быстро и легко всё усваивала, но после экзамена по любому предмету сразу забывала сданный материал. У Аллы было по-другому. Информацию она усваивала с трудом, но уж если запомнила, то надолго.

Антон как-то был с ними в одной бригаде по лабораторным работам. Штудировали втроём методичку, чтобы получить допуск от преподавателя к выполнению заданий «лабочки». Парень и Алла внимательно всё изучали. Ира в это время постоянно отвлекалась на посторонние разговоры. При получении допуска почти на все вопросы учителя отвечала именно Ирина, спасая тем самым бригаду от провала. После Антон спросил её, каким образом она могла всё запомнить, если не слушала того, что ей прочли.

– Ну так вы же читали! – удивлённо ответила она.

Мозг Иры работал, как магнитофон, исправно записывая информацию, не утруждая себя её обработкой.

Кое-кого из местных студентов, проживающих в Ташкенте, провожали родители. Как бывает в таких случаях, они давали своим любимым чадам последние отеческие наставления. Это не ешь! А это ешь! Это надевай! Когда жарко, снимай! Никогда далеко не уходи! Ночью хорошо спи! И ещё всякое другое в этом роде.

Наконец в рупор раздалась долгожданная команда:

– Всем садиться в автобусы! Колонна сейчас тронется!

Это прозвучало вовремя, так как начал моросить дождик. Благодаря тому, что автобусов было много, сидячих мест хватало на всех. И вот наконец вереница нашего транспорта медленно тронулась с места. Провожающие и отъезжающие напоследок махали руками и что-то кричали. Возбуждение достигло своего апогея. Даже когда уже прилично отъехали, эмоции ещё долго продолжали бить через край.

– До скорой встречи, родной и красивый Ташкент! До скорой встречи! Жди нас, скоро мы к тебе вернёмся!

Вот только встреча-то могла быть и не очень скорой. Всё зависело от достижения плана государством по сбору хлопка-сырца. А план был нешуточный – шесть миллионов тонн. И завышенный от реального на целый миллион. Но тогда простой народ всего этого не знал. Свято верил в идеалы партии и правительства.

Вскоре колонна проехала Юнус-Абад. Трое друзей на прощание помахали своему дому со съёмной квартирой. Далее вереница автобусов выехала на бетонку джизакского тракта. Сколько же хлопка увидели мы по пути! Сплошные, бескрайние хлопковые поля. Пока ещё глаз радуется этой красоте. Сколько труда ожидает народ Узбекистана по сбору этой белизны. Но молодым студентам казалось, что всё им будет по плечу. Они тогда ещё не знали, какие потрясения, помимо сбора хлопка, ждут их впереди. Какие будут развиваться события. А ждало их то, ради чего всё это и пишется, дорогой читатель.

Глава 2. Приезд на место

Много раз мне доводилось слышать, как студенты России жили в колхозах во время сельхозработ. Проживали они или в домах колхозников, или в бараках, или в школьных спортзалах на старых панцирных койках. В домах! На койках! Кошмар! С ума сойти можно! Бедненькие! То ли дело жизнь студентов во время сбора хлопка в Узбекистане. «Курорт», да и только. В этой главе я и хочу описать это самое «курортное» житьё.

Ехали студенты по трассе весело. Слушали музыку и пели песни. Позади летние каникулы. Сил много. Ближе к вечеру автобусные колонны стали понемногу разъезжаться в разные стороны. Это происходило потому, что бригады студентов, а вернее их расположения, находились друг от друга на значительно удалённых расстояниях. Если бы всех студентов одного института собрали в каком-нибудь одном определённом месте, то тогда каждый день организаторам студенческой кампании по сбору хлопка приходилось бы развозить бригады по разным полям, поставляя для этих целей много автобусов.

Это всё равно позже приходилось делать, так как возле одной бригады поля постепенно вырабатывались и рано или поздно вставал вопрос о доставке студентов на удалённые поля для выполнения работ. Только тогда автобусов требовалось в гораздо меньшем количестве. На порядок меньшем.

Обычно одной бригаде предоставлялась одна кошара. Так называлось небольшое здание с одним помещением и земляным полом. Зимой и в непогоду в нём держали скот, а в период сбора студентами хлопка там располагались сами студенты. К их приезду работники совхозов временно строили деревянные настилы в два этажа, называемые в народе нарами. Такое «комфортабельное» жильё ожидало поголовно всех студентов, сборщиков хлопка. Ни тебе домов деревенских жителей, ни приличных бараков, ни спортзалов с кроватями. Колыма с нарами и только.

Бригада состояла примерно из ста человек, а это четыре студенческие группы. Стало быть, в один пункт обычно отправлялось четыре автобуса. Для старшекурсников института все эти нюансы были хорошо известны, и потому каково было удивление нашей группы, когда колонна из двадцати автобусов приехала в одно место и дана общая на всех команда: «На выход!»

– Это ещё что за новости? – удивился Антон. – Никогда раньше такого не было, чтобы столько автобусов в одно место пригнали.

– Может, здесь только одна бригада останется, а остальные подышат воздухом, сходят по нужде и поедут дальше? – высказал своё предположение один из однокурсников.

– А вы почему не выгружаете свои вещи?! Ждёте особого приглашения?! – возмущённо спросил подошедший преподаватель Прокопченко, исполняющий в период хлопковой кампании обязанности бригадира.

Он в институте преподавал высшую математику, а за его фамилию студенты прозвали его «Копчёным». Был он невысокого роста, с весьма интеллигентным видом и такими же манерами, за которые имел ещё и второе прозвище – «Пьеро». При ходьбе имел привычку оттопыривать в стороны кисти рук. Выглядело это забавно. Немалую роль он будет играть в дальнейших событиях, происходящих в жизни нашей бригады.

– Так мы, что, все здесь остаёмся? – послышался удивлённый вопрос.

– Ну да, – ответил преподаватель.

– И что, все в одной кошаре будем жить?

– А что вас, собственно, смущает? Смотрите, какая она большая.

И действительно. Здание было весьма внушительных размеров, как в длину, так и в ширину. Такой огромной кошары студенты никогда ещё не видели. Они сначала даже и не догадывались о том, что это строение предназначается им, студентам, для проживания, и поначалу предполагали, что это какая-то ферма.

– Давайте, давайте! Скорее выгружайте свои вещи. Автобусы ждать не будут, – уже раздражённо выпалил Копчёный, то есть Прокопченко.

– Ну и дела!

– Никогда ещё такой огромной кошары не видел!

– Не кошара, а прямо скотный двор какой-то!

Так удивлялись и ворчали новоявленные хлопкоробы, выгружая свои вещи из автобуса. Возмущение – возмущением, а вещи надо было выгружать быстрее и не только потому, что необходимо было скорее отпускать автобусы обратно в Ташкент. Ещё в институте студенты, согласно дружеским отношениям, решали между собой, кто с кем будет жить в кошаре рядом, в одном отсеке. Объединялись в небольшие альянсы. Поэтому надо было также торопиться занять удачное место для одного общего отсека своей группировки. Для компании из двух человек сделать это было проще. Но были коллективы и по четверо, и даже шестеро. Этим уже медлить нельзя, иначе придётся дробиться порознь.

Девочки, как правило, спешили занять места на нижнем ярусе: туда легче было забираться, и присесть на нары всегда можно. В этом случае действовал принцип верхней и нижней полок пассажирского вагона поезда. Однако не всем девчатам доставались нижние нары. Это объяснялось тем, что их всегда было больше, чем ребят. Мальчики тоже имели свой плюс, селясь на верхнем этаже: там в холода всегда теплее. Но в обоих случаях желательно селиться ближе к углу, где меньше проходного двора, и как можно дальше от входных дверей, от которых постоянно дует. Многое ещё зависело и от расположения самих нар. В общем, все эти вопросы скорее должны были решаться на месте. Кто не успел, тот опоздал.

Но когда все зашли внутрь кошары, то все свои планы и предположения пришлось оставить за входными дверями. С таким расположением нар никто и никогда, даже из бывалых студентов, не сталкивался. Посередине находился общий большой «коридор». От него шли повороты в короткие проходы участков, между которыми имелись деревянные перегородки. Обычно в небольших кошарах нары строились вдоль стенок, и если позволяла ширина помещения, то ещё один ряд был по центру, с проёмами по краям. Тут же всё было совсем необычно.

Долго раздумывать было некогда. Надо успеть занять места, обустроиться и поужинать: на дворе уже маячила ночь. Когда узнали, где было выделено расположение нашей бригаде в этой большой кошаре, в каком закутке, начали производить активную оккупацию мест на нарах, быстро поменяв планы. В основном эта оккупация заключалась в укладке матрасов на нары. Где лежит твой матрас, там уже твоё место, где натянута верёвка и на неё повешено покрывало или даже простынь, то это уже занятый отсек.

Со всех сторон раздавались деловые команды:

– Давай сюда прибивай! Да гвоздь побольше возьми! Этот совсем уж маленький! Не выдержит нагрузки туго натянутой верёвки!

– Натягивай верёвку! Да посильнее!

– Ребята! Кто-нибудь помогите нам, девочкам, гвоздь прибить. А то у нас не получается!

– Давай я помогу вам!

– А ты зачем положил сюда свой матрас?! Не видишь, что мы уже весь отсек заняли?

Конечно, не всегда всё было гладко, случались и ссоры между группировками, но никогда не случались драки. Все же свои люди. Пошумев немного, быстро принимали решение, удовлетворяющее обе стороны конфликта. Да и адвокатов кругом хватало:

– Ребята! Вы не ругайтесь, пожалуйста! Сейчас разберёмся.

– Ничего страшного. Ну подвиньте немного это сюда, а это немного туда, и всё будет в ажуре.

– А это можно здесь повесить, и никому оно мешать не будет.

– Вот видите, как всё здорово получилось! А вы переживали.

Обычно в первый вечер каждый ужинал тем, что привёз с собой из дома, так как кухня была ещё не обустроена. Повар и весовщик-учётчик бригады всегда назначались из числа студентов ещё в Ташкенте. Первый понятно, для чего нужен. Второй принимал у студентов и взвешивал на поле хлопок. Записывал результаты в учётную тетрадь. Готовил и подавал сводку наверх. В общем, вёл всю бухгалтерию бригады.

Нужен был ещё комсорг бригады. Его кандидатура тоже назначалась в Ташкенте, но на месте необходимо было провести формальное комсомольское собрание коллектива для протокола. Фактически комсорг просто являлся помощником бригадира, вернее, его мальчиком на побегушках, но так как эта должность называлась «комсомольский организатор», то проведение комсомольского собрания было обязательным. Каждый надеялся на то, что выберут не его. Комсорг отвечал за всю бригаду. Да и вкалывать на поле надо больше других, показывая ударным трудом пример. Любой из них мог побывать в штабе факультета за плохой сбор хлопка, но комсоргу нельзя.

Постепенно голые нары начинали приобретать тот жилой вид, который просуществует в кошаре до самого конца сезона хлопковой кампании. Многие, особенно девчата, старались придать уют этому убогому жилью: находиться-то здесь долго придётся. Кто-то небольшую картину на заднюю перегородку повесит, кто-то – зеркальце, кто-то – красивую занавесочку. Некоторые, если находили, прибивали к стойке дощечки, делая таким образом ступеньки для более лёгкого взбирания на верхний ярус.

И вот наступила ночь. Все успели обустроиться и перекусить. Был объявлен отбой, и постепенно начали затухать бурные обсуждения заселения и другие разговоры. Наконец все бригады кошары уснули. Завтра студентов ждал первый день. Теперь дни будут только рабочими. На хлопке выходных не бывает. Горбатились даже седьмого ноября. Только очень сильный ливень мог приостановить сбор белого золота. Простой дождь и снег руководители в расчет не брали. Приходилось иногда вкалывать и тогда, когда все хлопковые поля были в снегу. А белое на белом, сами понимаете, как-то совсем не видно. Всё это и другое будет потом. А сейчас студенты мирно спали.

Глава 3. Честь и достоинство

Наступило первое утро. В шесть часов объявили подъём. Сонные студенты нехотя выползли с нар и пошли к ручным умывальникам пробуждать себя окончательно холодной утренней водой. Позавтракали горячим, слегка подслащённым чаем из титанов и хлебом с десятиграммовым кусочком масла, выданными на кухне.

– В армии и то лучше кормили, – проворчал, потягиваясь, Антон, – там к этому всему на завтрак ещё и каша какая-никакая полагалась. А в воскресенье ещё и два яйца, здесь про них вообще забыть придётся.

– Ага. А в тюрьме сейчас макароны дают, – подшутил Денис.

– Да в тюрьме и то лучше. Там по крайней мере от такой работы и такого быта себя рабом на плантации не чувствуешь, – не унимался бывший служака. – Там спят на приличных кроватях.

– Тоха, а ты что, сегодня не брился? – спросил Жора Антона, после того, как внимательно пригляделся к его небольшой щетине на лице. – Ладно у меня она почти не растёт. Ты погляди, и Денис небритый.

– Денис пусть поступает, как знает, а я решил бороду отпускать, – ответил тот.

– А чё так?

– Да неохота холодной водой бриться. Отвык уже от этой армейской необходимости. Я там в своё время вдоволь такого удовольствия наиспытывался. Особенно зимой. Если бы здесь повар не кидал сразу в чай сахар, тогда можно было бы добавлять этот чай к воде для бритья. Как раз тёпленькая водица и получалась бы. А так, холодной, не хочу.

– Так потому и добавляет. Так все начнут чаем и умываться, не только бриться. Его для питья не хватит, – заметил Жорик.

В этот момент кто-то подал команду на построение. Как я уже писал, в кошаре было пять бригад. Это получается, в общей сложности около пятисот человек. Здесь были и так называемые европейские потоки, и национальные, и интернациональные. На понятном языке это означает русскоязычные, узбекские и другие. К последним относились казахи, киргизы, таджики, туркмены и даже кавказцы.

У каждой бригады своё построение. Пока не выбрали комсоргов, построением командовали бригадиры. Нашим, как я уже писал ранее, стал Прокопченко.

Как подобает в таких случаях, он загнул пространную вступительную речь. В ней ожидаемо звучали такие слова, как партия, народ и Родина. А в какой-то момент прозвучала и такая фраза:

– Вам выпала большая честь своим самоотверженным и ударным трудом увеличить богатство нашей Родины белым золотом!

– А мы не достойны такой чести! – крикнул кто-то из глубины строя.

Раздался дружный и громкий смех всей бригады.

– А ну прекратили безобразничать, – недовольно закричал Прокопченко. – Кто это крикнул?!

Тишина. Он опять не унимается:

– Я ещё раз спрашиваю, кто это крикнул?! Не отвечаете! Тогда свои шуточки держите при себе, если не хотите оказаться в штабе на разборе. Там с вами так пошутят, что на всю жизнь отобьют охоту юморить.

Ага. Так тебе и сказали, кто тут такой умный шутник нашёлся. Дураков нет. По голосу это явно был Громов. Кроме него некому было. У Антона в армии был сослуживец Котрин, которого прозвали «Контрой» за его подобные выходки в строю. В своё время он так же ответил замполиту ракетного дивизиона, когда тот обрадовал строй почётом заступить в новогоднюю ночь в наряд караулом из тридцати трёх человек на охрану военных складов гарнизона. Замполит тоже сказал тогда, что, мол, вам выпала большая честь. Тоша в институте рассказал эту историю как байку своим однокурсникам. И вот теперь Ванька Громов, воспользовавшись возможностью, решил блеснуть этой шуткой.