Последний день

Боюсь, эту антиномию, господин доктор, твоему разуму решить не под силу. Твой слабый ум все пытается провести границу между жизнью и смертью, а «тля», тем временем, играется нарисованными им линиями, заглядывает ему в рот, отводит его глаза, парализует его конечности… Доктор, оставь ты свой разум в покое, просто скажи смерти: «Здравствуй!» Так и ты сможешь, наконец, отдохнуть.

Помедленнее, господин доктор. Раз уж ты решил всерьез поразмыслить о том, что ест «тлю» и что поедаемо ею, то задумайся лучше о вещах, которые она никогда не разъест. Возьмем, к примеру, твои глаза. Они погибнут от «тли», но ни увиденные ими картины, ни схваченный ими свет не падут жертвами разложения. Глаза пропадут, но не пропадет образ; уйдет зрение, но не уйдет свет.

А уши? Твои уши истлеют в прах, но звуки, ими принятые, продолжат свое существование, прямо как воздух, когда-то волновавший твои сгнившие легкие. От твоей крови, питавшей мысль, чувство и движение, не останется и следа, чего не скажешь о самих мыслях, чувствах и движениях. «Тля» постепенно изничтожает дерево и насекомое, скалу и корову, но она бессильна перед лицом той воли, из которой произошли новые, ни на что не похожие деревья, насекомые, скалы и коровы.

Ты, глупый доктор, недавно дописал огромный труд о суфиях-арабах. Где же те суфии сегодня? Правильно, их давным-давно съела «тля», а вот их бессмертные мысли по-прежнему лениво плещутся в твоей голове. Опять же, кумиры, песни которых ты слушаешь, поворачивая рычажок своего небольшого проигрывателя, безнадежно истлели, как истлеет и сам этот аппарат, но вовек не истлеют их великолепные голоса. Кто знает, быть может, ты, некто ал-ʻАскари, тоже являешься неким механизмом, просто более интересным и сложным, чем этот проигрыватель? Ведь ты отправляешь в никуда мысли, голоса и образы, при этом сам получая их из ниоткуда… Механизм этот с легкостью рассыплется в пыль, но голоса, мысли и образы, что суть ты сам, останутся на пока что непустой Земле.

Вещи исчезают, но что-то в них не исчезает никогда. Это «что-то» – нетварная и бессмертная воля к созиданию и уничтожению сущего. Ты вот боишься часа, что вычеркнет тебя из бытия, как будто тебя никогда и не бывало. Но страшно не это, а то, что ты продолжишь жить, принимать и отдавать звуки, образы и мысли, не имея права на остановку. Чувствовать себя частицей водоворота, из которого тебе никогда не выбраться, – это ли не ужасно? Растаять, развеяться, быть стертым, как стираются водяные письмена!..

Ах, если бы все было настолько просто!

Во что я ступил? Я практически себя не узнаю. Тот Муса ал-ʻАскари, что заснул незадолго до полуночи, – это кто-то другой, отличный от проснувшегося ровно в полночь Мусы ал-ʻАскари. Тот Муса ни о чем серьезном даже не желал слышать, а этот только и делает, что задает вопросы о жизни и смерти и ожесточенно, с остервенением думает. Он не может спрятаться от своих мыслей, что неудержимо рвутся вперед, отказываясь выжидать или, тем более, стоять. Его мысли – охотничьи псы, напавшие на след дичи и потому самоотверженно продирающиеся сквозь заросли, кустарники и скалы; их носы уже неотличимы от самой пыльной земли, их языки, забывшие вкус воды, свисают из полуоткрытых пастей… Эти «псы» не отступят, пока не найдут жертву и не укажут на нее хозяину…

Чуткие ноздри моих мыслей уловили запах очень редкой, если не сказать экзотической, добычи. Я его не слышал до тех пор, пока голос не приказал мне проститься с «Последним днем». Моя мысль очень долго сладко спала и пробудилась вместе со мной сегодня, в полночь. И вот, я теперь продираюсь сквозь заросли, кустарники и скалы, спеша увидеть свою жертву. Я уверен в том, что она существует, ибо чую ее запах… Разве что очень хочется спросить: где же пряталась моя цель ранее? Почему я начал догадываться о ее существовании только сейчас? Насколько я помню, ее не было в воздухе, которым я дышал, в воде, которую я пил, в еде, которую я поглощал без разбору, как не было ее и во всем, что я когда-либо видел, слышал или осязал. Она дрожала в одном из многочисленных карманов моего естества, который мне еще не доводилось выворачивать.

Да и сам я – огромный карман, скрывающий другие карманы, что, в свою очередь, прячут мириады маленьких кармашков. В каждом из них лежат клад и тайна, ведущая к еще большей тайне. Этим я похож на жемчужину, которая, хоть и состоит из слоев перламутра, имеет своим центром невидимую песчинку – тайну своего бытия. Так я чувствую себя в эту минуту, и этого чувства я не испытывал сроду.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Свет во тьме (лат.).

2

Нуайме М. Сабʻун («Семьдесят»). Бейрут, 2011. Т. 1, с. 150–152. См. русский перевод первого тома трилогии: Нуайме М. Мои семьдесят лет / Перевод с арабского С. Бациевой. М., 1980. В своем письме академику И.Ю. Крачковскому (1931) Нуайме пишет: «Я родился 22 ноября 1889 г.» (Автобиография Михаила Нуайме // Крачковский И. Избранные сочинения. М.-Л., 1956. Т. 3, с. 225).

3

Там же, с. 155.

4

Ср. с «высокогорьем» детства свящ. П.А. Флоренского (Флоренский П. Детям моим. Воспоминания прошлых дней // Генеалогические исследования. Из соловецких писем. Завещание. М., 1992).

5

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 1, с. 57–58.

6

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 1, с. 113–114.

7

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 1, с. 207.

8

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 1, с. 208.

9

Автобиография Михаила Нуайме // Крачковский И. Избранные сочинения. М.-Л., 1956. Т. 3, с. 224. Упомянем также о том, что летом 1956 года Нуайме посетил Москву по приглашению Союза писателей СССР. Этот визит литератора в Союз продлился три недели.

10

Сухова Н. «Арабская колония» в Киеве: студенты-сирийцы в Киевских духовных школах (конец XIX – начало ХХ в.) // Труды Киевской духовной академии. 2012. № 17. С. 181–192.

11

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 1, с. 265–270.

12

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 1, с. 404–405.

13

Автобиография Михаила Нуайме // Крачковский И. Избранные сочинения. М.-Л., 1956. Т. 3, с. 228.

14

со ссылкой на свою украинскую коллегу И. Билык, предполагает, что подлинной причиной отчисления лучшего студента курса стала любовная интрига с замужней Варварой, чей муж «Котя» в конечном итоге дал свое согласие на развод. См.: Дьяконов Е. Очерки истории арабской литературы. М., 2012.

15

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 2, с. 37–38.

16

Там же, с. 39.

17

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 2, с. 46.

18

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 2, с. 156.

19

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 2, с. 194.

20

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 2, с. 233–234.

21

См., напр.: Нофал Ф. Искусство и «гнозис»: философия творчества ʻА. ал-ʻАккада // Вопросы философии. 2017. № 4. С. 202–210.

22

Цит. по: ал-Джубури Дж. Хаватир ва зикраййат баʻда рахил Михаʼил Нуʻайма (Мысли и воспоминания после ухода М. Нуайме) // ал-Аклам. 1988. № 5. С. 107.

23

Николаева М. Концепция мира и человека в романах Михаила Нуайме (к проблеме синтеза культур) // Pax Islamica. 2009. № 1(2). С. 226–245.

24

Но в “Записки” мои всё это войти уже не может, потому что это – уже совсем другое. Старая жизнь отошла совсем, а новая едва начинается» (Достоевский Ф. Подросток // Достоевский Ф. Собрание сочинений в 15 тт. Т. 8. Л., 1990. С. 687).

25

Нуайме М. Сабʻун. Бейрут, 2011. Т. 2, с. 59.

26

Ср. сцену «потустороннего» сна-аллегории ал-ʻАскари с третьей главой «Сна смешного человека» Достоевского. В этой связи обращают на себя внимание мистические «спутники» героев обоих произведений, общая тематика их размышлений о смерти и «умиротворение», получаемое ими от их видений.