Явор

– Это тебе за то, что забрал мое, – впечатывает кулак в мою челюсть. – А это, – удар острым носом ботинка прилетает прямо в ребра, – за то, что трахнул мою жену.

Очередной пинок, и я погружаюсь во тьму…

***

СУДЕБНОЕ ЗАСЕДАНИЕ

– Миссис Тейлор, вы вынесли вердикт? – обращается судья к присяжной.

– Да, Ваша честь. – Женщина протягивает бумаги помощнику, и тот передает их судье.

– Подсудимый, прошу встать, – хрипло рокочет седовласый судья. – Миссис Тейлор, каков вердикт?

– Суд присяжных считает подсудимого виновным, – мерзким голосом лишает меня свободы старая белобрысая стерва.

В последнее время мне прямо везет на блондинок. Теперь эти суки табу для меня.

– Спасибо, миссис Тейлор. – Судья переводит взгляд на меня. – Вынесение приговора через час.

И опускает руку, стуча деревянным молотком по столу.

Мы сидим в кабинете, который декорирован в английском стиле. Все настолько консервативно, что к горлу подкатывает комок рвоты.

– Раймон, я мог бы помочь, но дело в руках Дизербода, этот старый мудак за всю жизнь не брал ни одной взятки.

– Спасибо, Доминик, ты сделал все, что в твоих силах.

Отчим падает в кресло и нажимает на глаза большим и указательным пальцем.

Дверь рывком впечатывается в стену, и в кабинет влетает разъяренная Эстер, тут же налетая на Раймона.

– Ублюдок! Ненавижу тебя!

Хлесткие удары прилетают ему по лицу, но Рамо даже не пытается остановить жену, лишь спустя минуту подрывается с места и хватает ее за плечи.

– Успокойся! – рычит Раймон.

– Если ты не вытащишь моего сына, больше никогда не увидишь своих родных детей! Ты понял меня?! – разлетается звонким дребезгом крик Эстер.

Она отталкивает Раймона и подбегает ко мне.

– Как ты мог со мной так поступить?!

Она падает передо мной на колени. Надрывной плач приемной матери неприятно отзывается в груди. Сука! Ненавижу женские слезы, а то, что я являюсь причиной ее истерики, просто убивает. Яростно сжимаю зубы, и поганый скрежет будто раздирает меня изнутри. Скулы пульсируют, а мозг отказывается воспринимать происходящее.

– Эстер, – прочищаю от горького кома горло, – все будет нормально. – Опускаюсь на корточки и мягко заключаю ее лицо в ладони. – Спасибо тебе за все. И скажи Малинке, что мне пришлось уехать, не попрощавшись.

Мысли о моей девочке болезненно пронзают сердце, и я не могу сдержать слез. Сколько теперь не увижу ее?! Сейчас ненавижу себя за то, что в последнее время почти не уделял внимание кудрявой ягодке с розовыми щечками и большими глазенками.

***

– Мистер Шелби, ваш клиент готов к зачтению приговора?

– Да, Ваша честь, – спокойно произносит адвокат.

– Вы хотели бы что-нибудь добавить, прежде чем суд вынесет приговор?

– Ваша честь, мой клиент обвиняется в преступлении, которого он не совершал. Прошу вас принять это к сведению.

На лице старика появляется ядовитая ухмылка, и он переводит взгляд на меня.

– Вы приговариваетесь к отбыванию заключения сроком не менее пятнадцати лет в государственной исправительной тюрьме Аттика. – Меня словно бьют в висок кувалдой. Звонкий писк в ушах парализует подобно ультразвуку. Почва уходит из-под ног. Пятнадцать лет… – Приговор вступает в силу незамедлительно.

Оглушающий удар молота окончательно лишает меня кислорода. Но внезапно затуманенное сознание возвращает к реальности шум в зале.

– Девушке плохо, вызовите врача…

– Воды…

Мне надевают наручники и грубо, из-за того что ноги отказываются слушаться, толкают на выход. В толпе я замечаю девушку, которая неподвижно лежит на полу, а вокруг суетятся люди. Ее лицо прикрыто волосами. Белоснежными прядями с золотым отливом. У меня не остается сомнений, что это она.

И тут болезненный толчок в спину заставляет меня двинуться дальше.

20

ЯВОР

ПО ДОРОГЕ В АТТИКУ

– Первый раз? – раздается за спиной старческий голос.

Молча оборачиваюсь. Одариваю скептическим взглядом седого старика с редкими зализанными прядями и возвращаюсь в исходное положение, устремляя пустой взор в пыльное стекло вонючего автобуса.

– Мой тебе совет, парень, не показывай свои страхи. В противном случае именно туда тебя и поимеют ублюдки. – Для душераздирающего диалога у меня нет настроения. И я откровенно игнорирую старика. – Осторожничаешь?! Это хорошо. Это правильно, – кряхтит и перебирается на соседнее сидение поближе ко мне.

– Старик, че привязался?

– Чуб твой белобрысый приглянулся, вот и решил помочь. Я дядя опытный, на третий заход уже иду.

Позитивность соседа меня слегка ободряет.

– Дед, с головой проблемы? Че тебя туда манит-то? – усмехаюсь.

– Ну, мало кто умеет обходить старые грабли. Ноги ведь чешутся, вот я и прыгаю на них как одуревший, – смеется. – Аттика для меня второй дом, но для тебя, парень, это гиблое место. Больно в глаза бросаешься, да смазливый. Там таких любят.

От сказанных слов конечности сводит мучительным спазмом. А по горлу словно растекается раскаленный металл, собираясь в болезненный ком. Сглатываю и снова смотрю в окно. Сквозь решетку пробиваются лучи солнца и бьют прямо по глазам. Жмурюсь. Ненавижу. И тут грозовая туча спасает меня, заслоняя раздражающее своим позитивом солнце и сменяя все на приятный сумрак.

– Бей первым, – вырывает меня из оцепенения хрип старика. – Толпой все равно забьют, поверь, я насмотрелся на таких, как ты. Но если тебя заметит Зверь, считай, билет в райский уголок тебе обеспечен. А мое чутье подсказывает, что ты ему понравишься. – Старик ненадолго замолкает, а после продолжает: – Запомни, кого стоит опасаться, юнец. Оранжевая роба – это такие как ты, вновь поступившие, или те, кто сидит по средней тяжести. Незначительное преступление – синяя роба. С небольшим психологическим отклонением – зеленая. Ну и на десерт – желтая, самая опасная категория преступников… и Зверь – лидер среди них.

Мой скептицизм улетучивается, и я как сухая губка впитываю советы старика. Страх сменяется отчаянием, а после злостью, и так по нескончаемому кругу эта ядерная смесь пульсирует по венам, прожигая меня изнутри. Я не боюсь боли, но неизвестность пугает. И лишь один вопрос мучает меня больше всего: кто такой этот Зверь…

***

Раздеваюсь, прохожу в знаменитую «фотозону», мне дают в руки номер, и ослепительные вспышки от фотоаппарата ослепляют уставшие глаза. Дальше все как по сценарию: снятие отпечатков пальцев, изъятие всех имеющихся при мне вещей, вплоть до сигарет, денег и телефона. Следующий этап – выдача легендарной оранжевой формы, к которой прилагаются белые носки и сланцы. Да они, сука, эстеты. Затем визит в изолятор, где я переодеваюсь, и меня даже кормят завтраком. Правда, есть его невозможно. Водянистая каша, без соли и сахара, без всего. Кушайте, блядь, на здоровье.

Следом, не церемонясь, надзиратель ведет меня в камеру, и тут начинается жесть. Пока шагаю по коридору, отморозки высовывают ублюдские рожи сквозь решетку и шипят как гиены:

– У-у-у-у, какая сладкая блондиночка к нам пожаловала…

– Малыш, твоя попка такая же сладенькая, как лицо…

– Сегодня я трахну тебя, белая сучка…

Меня словно поглощает вакуум небытия. Мозг абстрагируется от здешней реальности, и я больше никого не слышу, только звон в ушах как при контузии. А потом меня заталкивают в камеру и хлопком закрывают за спиной решетку. Вот она новая жизнь, Явор, будь как дома. Тягостные мысли заполняют пока еще незамутненный разум, но скоро его не будет. Я точно это знаю, иначе мне не выжить.

В полдень дверь моей камеры открывается.

– Спускайся на обед, белобрысый, – небрежно бросает надзиратель и уходит.

Непроизвольный вздох вырывается из груди. Перед выходом цепляюсь и висну на решетке, ловко раскачиваясь, отрываю руки от трубы и приземляюсь уже в коридоре. Отряхиваю кисти, нервно разминаю шею и направляюсь в столовую. Драться мне не впервой, но чувствую, сегодня может быть моя самая кровавая битва.

В столовой беру поднос и подхожу к раздаче. Передо мной возникает миска с неприятным содержимым… бобы вперемешку с сельдью. От одного запаха блевать охота, но если хочу выжить, я должен есть. Нужно воспринимать это как топливо. Беру кусок несвежего хлеба и чашку с жидкостью, которая отдаленно напоминает компот.

Пока ищу свободное место, ловлю на себе презрительные взгляды шакалов. В окружающей атмосфере ощущается напряжение, сдавливающее меня в невидимые тиски. Я должен забыть, что такое страх. Но отчуждение не позволяет мне расслабиться. Я чужой. А чужаков нигде не любят.

– Иди сюда, Чуб, – окликает меня уже знакомый хриплый голос. Нахожу глазами того самого старикашку. – Иди сюда, парень, – машет рукой.

Не раздумывая, пикирую к нему как истребитель. А когда присаживаюсь за стол, мне становится немного легче.

– Спасибо, – сипло срывается с пересохших губ, и я тут же припадаю к компоту из сухофруктов.

Однако жидкость застревает в горле, когда на плечо опускается грубая рука, пригвождая меня к месту. По лицу седого соседа понимаю, что ничего хорошего это не предвещает. А еще я ненавижу, когда меня трогают без моего согласия. Как он там сказал? Бить первым?

Ловко перехватываю волосатую конечность и протыкаю насквозь вилкой, прибивая прямо к столу, прежде чем на поверхность брызгает вонючая кровь.

– А-а-а, сукин ты сын! – пронзает со спины разъяренный рев, и в то же мгновение меня рывком скидывают со скамейки.

21

Глазами судорожно рыскаю по помещению, оценивая всю тяжесть ситуации. Упырь, которому я поранил руку, летит в мою сторону и одним ударом укладывает на боковую. По габаритам он шире меня в плечах и выше на голову. Но это не мешает мне занять доминирующую позицию. Заламывая мясистую руку шакала, выворачиваю ему пыльцы в противоположную сторону. До упора. До мерзкого, режущего слух, хруста.

– А-а-а, – издает очередной вой его гнилой рот, но сломать ему челюсть не удается.

Неожиданно мне заламывают руки за спину, а после грубым рывком снимают с окровавленной туши и швыряют в толпу. Не успеваю сориентироваться в пространстве, как облаченный в кастет кулак рассекает мою щеку, отчего я окончательно теряюсь и болезненно падаю на спину.

Обжигающая струя крови мгновенно растекается по лицу, приводя меня в боевую готовность. Сейчас я не испытываю ничего, кроме ярости.

Приподнимаюсь, облокачиваясь на колени. Зло вытираю рукавом кровищу и лениво стряхиваю ее на пол. Сердце бьется с такой силой, словно костолом собрался выломать мне ребра. Я раздраженно сплевываю в сторону и обвожу окружающих пристальным взглядом. Пусть, суки, видят, что не боюсь их.

– Вставай, белобрысый ублюдок! – брызжа слюной, рычит перекаченный афроамериканец, чем-то напоминающий Кинг-Конга. Его черная как ночь кожа должна бы вселять ужас. Но все. Процесс запущен. Прожигающий мои вены адреналин полностью отключил функцию самосохранения. – Твой персональный ад начнется с меня, блондиночка, а затем каждый день тебя будут трахать в задницу все желающие. Я лично прослежу за этим. – Небрежно сплевывает под ноги и поднимает меня за грудки, но не успевает нанести удар, потому что я впиваюсь ему зубами в ухо и, несмотря на утробный рев, отгрызаю кусок. Из-за резкой боли его хватка слабеет, и он отталкивает меня, судорожно сжимая поврежденный орган, напоминающий окровавленный слуховой аппарат. – Пидор-р-р… – прерывая сдавленные стоны, орет негр, и вновь из его рта вырывается надрывной рык.

Я демонстративно выплевываю окровавленный кусок уха на белый пол и вульгарно сплевываю еще сгусток крови. Вот только гориллу это приводит в ярость, и он рывком бросается в мою сторону. В секунду сносит с ног и укладывает на лопатки. Его ноздри яростно расширяются, пока он обездвиживает меня, коленями прижимая мои руки к полу. Гневно заносит трясущийся кулак для удара, но внезапно возвышающаяся над нами громадина резко выворачивает его руку в другую сторону, вынуждая моего противника разразиться душераздиращим воплем, после чего давящая на меня тяжесть исчезает, позволяя пошевелиться. Медленно приподнимаюсь на локти и замираю.

– Кто начал? – искаженный хрипотой голос словно прибивает к земле, и я устремляю взгляд на мужика, от которого за версту веет опасностью.

Воздух сжимается и не проходит в легкие, словно его выкачали из помещения, а исходящая агрессивная энергетика парализует все тело. Надо мной нависает бритоголовая скала из мышц, покрытая татуировками, а лицо скрыто железной маской. Взгляд угольно-черных глаз устрашает своей дикостью. Желтая форма и оглушающая вокруг тишина указывают на одно – передо мной стоит Зверь.

– Так кто это сделал? – повторяет и пинает кусок уха в мою сторону. Поднимаюсь на ноги и смотрю ему прямо в глаза. Я привык провоцировать опасность, и сейчас делаю это на автомате. – Поприветствуйте новичка, – дает приказ своим шавкам, отстраняясь назад.

Толпа из местных дикарей окружает и теснит меня. Ни слова не говоря, бугай резким выпадом впечатывает в мое лицо костлявый кулак. Я не замечаю, как оказываюсь на полу. Мне начинают прилетать беспощадные удары, взрываясь по всему телу острой болью. Я стараюсь прикрыть голову руками, но по онемевшим вискам понимаю, что это бесполезно. От очередного пинка поясницу пронзает резью. Глухой сдавленный звук вырывается из моего окровавленного рта, пока я пытаюсь поставить блок, но не успеваю, и что-то тяжелое разбивается о колено, пронзая его тупой болью.

– Хватит, – спокойно, как ни в чем не бывало, басит Зверь, и все моментально расступаются. – Встань, – новый приказ, на этот раз мне. Конечности парализованы нервной судорогой, но стиснув зубы, присаживаюсь, опираюсь на одно колено и медленно поднимаюсь. Зверь делает шаг навстречу и кладет руку на мое плечо, крепко сжимая его. – Вот теперь, парень, твоя задница в моей банде. Ты явно из желтых рядов. Белый Тайсон, – усмехаясь, главарь упырей небрежно взъерошивает копну моих волос. Его злорадный смех прорывается сквозь намордник гулким эхом. А в сумасшедшем взгляде читается азарт. – Идем, подлатаем тебя, – хлопает по спине и подталкивает вперед.

Толчок болезненно отзывается во всем теле, отчего я оступаюсь и неудачно подворачиваю правую ногу. Режущая боль стрелой пронзает колено. Но дискомфорт отходит на второй план, когда он обнимает меня рукой, сжимая плечо мертвой хваткой.

– За что ты сидишь? – Перекатываю во рту сгусток крови и сплевываю его.

– Тебе лучше не знать, – чеканит зверюга. В нем чувствуется стержень. В каждом движении читается уверенность и господство над всеми. – А ты отчаянный малый, мне нравятся такие. Теперь тебя никто не тронет. Хотя после твоего зверского нападения на нигерское ухо, ты бы и без моей помощи продержался среди этих гондонов.

– Давно сидишь?

Боль в колене мешает нормально передвигаться, но мне приходится идти. Покоящаяся на моем плече рука зверя не позволяет остановиться.

– Давно ли я сижу? Дай-ка подумать, – он открывает дверь в светлую комнату, и я не спеша прохожу внутрь, – десять лет. Можно сказать юбилейный экземпляр.

– Сколько осталось?

– Слишком много пиздишь, юнец. – Заваливается в стоящее в углу кресло. – Пожизненное у меня. Располагайся, – указывает мне на кушетку.

– За что на тебя намордник натянули? – Пропускаю его угрозу мимо ушей. Больно интересный персонаж.

– Кусаюсь я. Сильно. Перегрыз глотки минимум десяти надзирателям. В прямом смысле, Белый. – И я ни капли не сомневаюсь в его словах. Мощные руки Зверя готовы переломать любые кости. А огромные мышцы словно выточены из стали. – Хорош пялиться, Белоснежка, – усмехается. – И ты подкачаешься, срок-то не маленький дали.

Нас прерывает вошедшая женщина. Ее медные волосы выделяются на фоне белого халата, длина которого слишком консервативна.

– Снова издеваешься над молодыми? – шутливо подмигивает Зверю и, соблазнительно покачивая бедрами, надевает перчатки.

– Сама знаешь, воспитываю, – ехидно выдает Зверь.

Она ловко осматривает меня умелыми ручками, параллельно делая записи в карточке.

– Ну что, боец, – подводит итог, заполняя журнал, – как минимум два сломанных ребра. Точнее покажет рентген. Сильный ушиб колена, завтра выпишу тебе мазь. На рассеченную щеку необходимо наложить шов. Ну и по предварительным данным, сотрясение, скорее всего средней тяжести. Об это свидетельствует заторможенная реакция зрачков.

Откладывает тетрадь с ручкой в сторону и приступает к моей починке. Через полчаса экзекуций рыжая кокетка отстраняется и снимает с себя окровавленные перчатки, выбрасывая их в урну. Пока она копошится в шкафу, я пытаюсь прийти в себя, сидя на кушетке. Щеку неприятно стягивает шов, а мутная голова начинает гудеть от боли. Мне явно требуется отдых.

– Выпей, – протягивает в стаканчиках лекарства и воду. Я недоверчиво окидываю ее взглядом. – Тебе надо снять напряжение и боль. Будешь спать как младенец, – улыбается накрашенными губками.

Скала поднимается с кресла.

– Пей, тебе говорят.

Тон Зверя не требует возражений, и я закидываю таблетки в рот, делая вид, что глотаю. Мне нужно сохранять ясное сознание. Доверия у меня нет ни к кому. Гостеприимство Зверя тоже напрягает. Нужно быть начеку, предательством я сыт по горло, и удар от шакалов больше не пропущу.

Он подходит к медичке со спины и по-хозяйски запускает ручищи ей под халат. Сучка моментально льнет к нему, прикрывая глаза, а после срываясь на прерывистое дыхание.

– Можешь идти, Белоснежка, я отблагодарю твою спасительницу.

Зверь обхватывает шею рыжухи широкой ладонью и сдавливает. С приоткрытых алых губ тут же вылетает хрип и, почувствовав себя третьим лишним, я спрыгиваю с кушетки. Болезненно приземляюсь на ноги, отчего колено начинает ритмично пульсировать. Сморщив лицо от дискомфорта, направляюсь обратно в камеру и по пути выплевываю таблетки.

Неуклюже прихрамывая травмированной ногой, прохожу вдоль клеток с упырями. Они тут же приближаются к решеткам. Словно почуявшие запах падали гиены. Я ощущаю исходящее от них желание уничтожать, но никто из заключенных не то что не рыпается, даже ни одной гнилой усмешки не показывает в мою сторону. Только встретившись взглядом с безухой гориллой, мне становится не по себе. В его налитых кровью глазах пылает жажда мести.

– Я перережу тебе глотку, сосунок, – рычит сквозь сжатые зубы Кинг-Конг. – Сладких снов, блондиночка. – Его лицо искажает ублюдский оскал. Я шагаю ближе к негру и, показав средний палец, плюю ему в ноги.

– Белобрысый! – орет надзиратель. – Давай на место, щенок.

Медленно ковыляю до камеры и, пошатываясь, захожу внутрь. Дверь тут же защелкивается на замок, а я заваливаюсь на койку и понимаю, что такой усталости не испытывал ни разу в жизни. Вот оно – новое начало моей «триумфальной» жизни. Но, по крайней мере, я отстоял свое место под солнцем. Чертов Раймон, надеюсь, ты успеешь вовремя вытащить меня из этого ада. Ведь если потребуется, я отгрызу ублюдкам еще не одно ухо. Пора выпускать своего внутреннего демона.

***

Противное скрежетание прорезает мой еще сонный слух. Я с трудом поднимаю тяжелую голову и заплывшими глазами всматриваюсь, откуда исходит шум.

– Вставай, белобрысый, к тебе посетитель, – говорит надзиратель и напоследок мудак со всей силой бьет палкой по клетке, отчего острый звон болезненно просачивается в затуманенное сознание.

22

ЯВОР

Захожу в комнату для свиданий и встречаюсь с полным ужаса взглядом Эстер.

– Господи! – прикрывает она рот руками.

Зачем этот идиот, привел ее сюда?

– Эс, все нормально…

– Нормально?! Вы два идиота! Господи, – снова начинает реветь, – что они с тобой сделали?! – Она мечется по комнате, словно разрываясь от безысходности. – А вы?! – Глаза горят праведным гневом, когда моя приемная мать бросается в сторону надзирателей. – Ублюдки, вы допускаете все это!

– Замолчи, Эстер! – Раймон едва успевает ее оттащить.

– Ты видишь, что они сделали с моим мальчиком?! – отталкивает она мужа и, вытерев слезы рукавом, надевает на лицо маску безразличия. – Я сегодня же заберу детей, и домой мы вернемся только тогда, когда ты вернешь туда Явора! – Она направляется ко мне. – А ты… ты сильный, Явор! Ты боец! Помни это! Ты сможешь все преодолеть, не забывай о том, что мы тебя любим и всегда ждем домой.

Ее глаза снова заполняются слезами, и она обнимает меня, хотя знает, как я этого не люблю, но ей это позволительно. А затем незамедлительно уходит, не удостоив своего мужа даже взглядом.

– Присядь, – устало просит Раймон.

Я хромаю до стула и, шипя сквозь зубы, опускаюсь на него. Сегодня болевые ощущения умножились во сто крат.

– Смотрю, друзей ты себе уже нашел?!

– Как видишь, – отвечаю безразлично.

– Явор, послушай меня внимательно. Через год я вытащу тебя. Постарайся только не нарываться на неприятности, – окидывает меня взглядом, – хоть это будет и проблематично…

– Я думаю, сатана вытащит меня раньше, и мои мучения закончатся.

– Я знаю, что тебе нелегко…

– Нет! Ты не знаешь!

– Я приложу все усилия, чтобы обеспечить тебе защиту, пока не вытащу отсюда!

– Засунь эту защиту себе в задницу! – встаю из-за стола и скрещиваю руки за спиной, давая понять надзирателям, что пора меня выводить.

– Явор!

– Поговорим через год, Раймон! Не приходи больше!

От его обещаний мне ни холодно, ни жарко, а вот то, что меня всего ломает, начинает всерьез волновать. Я слаб и уязвим. А здесь это недопустимо, если человек хочет выжить.

Возвращаюсь к себе в камеру, без сил заваливаясь на койку, но выдохнуть и расслабиться не успеваю. Звонкий звук сигнализации заставляет меня подорваться с кровати. Шум подкованных ботинок и крики надзирателей раздаются по всем этажам. Я медленно подхожу к решетке и, свесив руки через решетку, просовываю голову в проем.

– Еще один самоубийца, – раздается голос из соседней камеры. Я поворачиваю голову в сторону собеседника. Татуированный мексиканец подходит ближе. – Каждый день здесь кто-то сводит счеты с жизнью. А ты, я смотрю, крепкий орешек, – скалится, оголяя два золотых зуба. – Пауло, – протягивает руку, но я не отвечаю ему рукопожатием.

– Явор, – бросаю сухо. Парень поджимает губы и убирает руку.

Наш диалог прерывают приближающиеся шаги и шорох, будто тяжелый мешок тащат по земле. Так и есть. Два надзирателя волокут за ноги тело. Мужчина так сильно избит, что его опухшее лицо невозможно рассмотреть из-за множественных ссадин и синяков. Внезапно они останавливаются напротив моей камеры, а худощавый тюремщик с блядскими усиками, делает шаг ко мне навстречу.

– Слышь, белобрысый, не вздумай и ты подвесить свои яйца, мне сегодня и с этим дерьмом, – пинает тело, – хватит возни.

– Да ладно, Керн, на одного дрочилу меньше будет. Тем более этот больно проблемный, – плюет в мою камеру второй надзиратель с торчащими из-под кепки грязно-рыжими волосами.

Я нервно сжимаю губы и растягиваю их в неприятной улыбке. Слова Раймона о хорошем поведении еще слишком свежи в памяти, чтобы косячить, и я сдерживаю порыв послать их.

– Ссышь?! Правильно педрила, сиди и не высовывайся. Ты мне сразу не понравился, говноед. – Дубинка прилетает по моим рукам, и я отскакиваю от решетки, сдерживая мучительный стон и зажимая руки коленями, чтобы приглушить боль. – Понарожают отморозков, а нам возиться с ними. – Бросает на меня брезгливый взгляд и догоняет своего компаньона. А потом они уходят, волоча за собой безжизненное тело.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.