bannerbanner
Быстрее течения (венок историй)
Быстрее течения (венок историй)

Полная версия

Быстрее течения (венок историй)

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Юлия Белтова

Быстрее течения (венок историй)

Есть люди, плывущие по течению. Есть те, которые плывут против. Я плыву быстрее течения. Против течения мне не нужно (мне удобнее по), но мне просто необходимо плыть быстрее! Я плыву стремительно, бешено размахивая руками, обгоняя и течение, и корабли, поднимая фонтаны брызг, крича, пугая рыб, топя маленькие суденышки. Подводные лодки идут ко дну, купальщики и водолазы, попадая мне под руку, получают стресс на всю оставшуюся жизнь или становятся инвалидами, водная фауна в страхе разбегается: «Атас!» А я шумно, энергично и эффектно рассекаю волны, главное – быстрее, чтоб всё успеть, чтобы постоянно чувствовать вкус воды, хватая ртом воздух и задыхаясь от восторга!

Вот так я живу.

А ещё я верю, что я центр Вселенной, и, хотя знаю, что это не так, в данном случае вера одерживает победу над знанием.

Когда ко мне придёт Волшебник, я знаю, какое загадаю ему желание, оно у меня давно и хитро сформулировано.

Боюсь смерти и надеюсь, что буду жить вечно, по крайней мере, постараюсь договориться об этом, с кем надо. Но не уверена, конечно, в успехе, я же всё-таки адекватная! …(написала женщина, которая верит в волшебников)

Я страдаю хроническим синдромом Питера Пена. Категорически не хочу взрослеть и всё время забываю, что это уже случилось. Завожу с подругой свой любимый разговор о бессмертии, о способах вечной жизни:

– Может, когда я вырасту, придумают таблетки от смерти?  – спрашиваю с надеждой.

– Когда ты что сделаешь?.. – удивлённо уточняет подруга.

Ну да, вырасту. Сейчас-то я ещё не выросла. Я всё ещё та самая…


Маленькая Юля


В детстве я думала, что я мальчик и поэтому всем говорила, что меня зовут Виталик.

Я была пацанкой и непоседой, быть девочкой Юлей в белом платьице мне ну вообще никак не улыбалось, нет и нет, и не просите! Я – Виталик, я всем так представлялась, даже рисунки и поделки на всякие конкурсы (маленькая Юля была большой активисткой) подписывала: «Виталик, 5 лет». Родители и в сущности все окружающие относились к этому спокойно – может, всерьёз не воспринимали, а, может, спорить побаивались (маленькая Юля была большим диктатором). Мне повезло со взрослыми – в основном попались адекватные, не боялись моих увлечений и не удивлялись моим играм (маленькая Юля была большой фантазеркой)

Как и любой человеческий детёныш, маленькая Юля всегда находилась в состоянии игры. Любимым занятием была игра в «как будто».

– Мам, давай я как будто щенок и, как будто потерялась, а ты меня ищешь. А сейчас пусть я как будто Мальчиш-Кибальчиш, давай? А вот ещё давай как будто я врач, а ты всякие больные дети, которые пришли ко мне на приём. А сейчас пусть цветочек как будто преступник, а я как будто палач и я ему как будто отрублю голову…

Однажды мы с мамой сидели в очереди в поликлинике, и я доставала её игрой «в шапку». Я вообще очень любила играть в меховые шапки – подкидывать их, как мяч, надевать их на самые неожиданные места, представлять, что шапка это собака или сундук с сокровищами, или пещера дракона… На это раз, в поликлинике, шапка была гнездом.

– Мам, а давай там как будто птенчики и как будто яички, а твоя рука как будто змея, и змея как будто хочет птенчиков съесть, а яички украсть, а твоя другая рука как будто…

И так до бесконечности. Привычная мама послушно исполняла роль похитительницы яиц, а сидевшая рядом тётенька, через полчаса озверевшая от моих «как будто» (я всегда разговаривала очень громко), застонала и сказала маме:

– Женщина, как я устала от вашей девочки!

Ой, ну вот прям, как будто у самой дети не играют в «как будто»! Не играют? Ну и дураки!

Помимо нормальных игр – в домик, в путешественников и в бой подушками, маленькой Юле нравились и нестандартные развлечения. Игрушки я не очень любила. В моем детстве они, конечно, были достаточно убогими, может быть, поэтому любимой игрой у меня было – выбрасывание игрушек с балкона. Сначала это было спонтанно, а со временем превратилось в веселый ритуал. Что-то находило на меня, и я чувствовала острую необходимость швырнуть с шестого этажа пару-тройку вещиц. Обычно соседские ребята, гулявшие во дворе и уж знавшие мою традицию, с удовольствием ловили падающих медведей, пупсиков, машинки, конструктор. Однажды им повезло, и я выбросила с балкона целую железную дорогу с комплектом поездов. Но надо сказать, немного поиграв с выкинутыми игрушками, ребята всегда приносили их, вручая моим родителям. Родители, тоже зная мою страсть к выбрасыванию, не удивлялись, а говорили:

– Ааа, да-да, заносите.

В куклы я вообще никогда не играла. Телячьи нежности маленькая Юля не любила. Игры в куклы ограничивались тем, что я снимала с них скальпы и делала из этих скальпов гнёздышки – верхняя часть кукольной головы легко откручивалась, а, если её потом перевернуть, то была очень похоже на гнездо (длинноволосые куклы предварительно стриглись под горшок). Потом я лепила из пластилина уродливых птичек, вырезала дырку в подушке, обваливала пластилинового монстрика в перышках и усаживала в перевернутый кусочек кукольной головы. По всей квартире в самых неожиданных местах у нас стояли такие гнёздышки с птичками. Однажды маме почему-то надоело заштопывать подушки, и она выступила с предложением не населять больше квартиру пернатыми. Гнёздышки продолжали появляться, но вместо птичек в них теперь лежали пластилиновые яички, из которых потом якобы должна была вылупиться свежая партия пластилиновых птенчиков.

Единственной куклой, которую я не обижала и которой оставила голову нетронутой, была дурнушка по имени Дылда, безобразная и нелепая. Вот её я, как ни странно, любила. Возможно, потому что сама никогда не была красивой девочкой и с пониманием относилась к гадким утятам.


«Очень страшненькая, но очень пафосная девочка просит мальчиков во дворе называть ее не крокодил, а Lacoste» (анекдот)

Каждая девочка мечтает быть принцессой. Стоп. Сразу  – нет! Не каждая. Никогда я об этом не мечтала. Я представляла себя в других образах.  Быть самой собой мне было не интересно, и я постоянно придумывая себе имена и биографии. И как та страшненькая девочка из анекдота, тоже настоятельно рекомендовала всем в дворе называть меня тем именем, которое в данный момент носила. Многие даже соглашались. Ведь страшненькие девочки иногда бывают лидерами, которых слушаются.

После мальчика Виталика я превратилась в девочку с псевдонимом Жу Вишневская. Потом мне почему-то захотелось, чтобы меня звали Галина Леонидовна Майорова. А потом я стала гномом Листиком. Родители со всей серьезностью относились к моим  увлечением, поэтому дома поддерживалась легенда о том, кто я на этот раз, мне шились костюмы и оказывалась посильная помощь в поисках нужного реквизита. Гном Листик жил «в домике» под столом, изнутри обклеенным звездами из фольги, где стояли  кастрюльки с крупой и лежали дровишки. Я именно так себе представляла гномовское жилище. Так же пластилином к столу крепилась тряпочка (дверь) и шнурок (звоночек). На имя «Юля» гном Листик не отзывался. На слово «она» в свой адрес презрительно фыркал. У гнома имелась волшебная тетрадка,  где можно было найти историю его рождения, адрес, имена-явки-пароли друзей-гномов, гномовские праздники  (любимый праздник – «Сладостная конфетенка») и  список добрых дел, которые Листик, как любой порядочный гном, себе планировал.

 В 9 лет я прочла Марка Твена. Его книги меня покорили. Я читала их запоем, пересказывала друзьям, и, конечно, не могла не играть в  персонажей «Тома Сойера». Так я стала Гекльберри Финном. Широченные мужские штаны, подвязанные веревкой, папин старый пиджак, шляпа, которую мужчины надевают в бане… Я ходила в таком виде на улицу и – Боже праведный! – лазила по помойкам! А что? Гек всегда так делал! Я нашла на помойке  ржавую керосиновую лампу и везде с ней таскалась. И моя гордость – трубка! Игрушечная, но выглядящая, как настоящая. Не помню, откуда она появилась, но она есть у меня до сих пор. Я демонстративно «курила» трубку на улице, приводя  в восторг детей и в ужас – их родителей. Когда к моим маме и папе приходили друзья, меня просили нарядиться Геком и выйти к гостям. Я делала это с удовольствием.

– Показать, как я умею плеваться? – с готовностью спрашивала я. (Гек Финн, как известно, был мастером плевков)

– Не надо, мы верим! – говорили мне, пряча смех.

Но, если друзья приходили к моему старшему брату, он почему-то предупреждал:

– Только попробуй показаться в таком виде! Секир-башка тебе будет!

В пятом классе я превратилась в Электроника. Заливала всем, что я  робот,  и сама искренне верила в это. Игра продолжалась недолго, потому что я скоро влюбилась в самого Электроника и уже не хотела быть им, а хотела быть его подружкой. Девочка созрела!

Фильм «Семнадцать мгновений весны» заставил меня переименоваться в Роберту Шнайдер. «Штандартенфюрер СС, член НСДАП, истинная арийка, характер нордический, стойкий, в порочащих связях не замечена». Я и две мои соратницы  – Бетти Штраус и Эрна Штосс (завербованные мною подружки Милка и Анжелка) составляли досье на одноклассников, вели документацию под грифом «Совершенно секретно» и писали друг другу шифровки. Даже коллекция отпечатков пальцев у нас имелась. Хорошо ещё, что у нас хватало ума не кидать зигу при встрече…

 Во времена повального увлечения фильмами про индейцев, я поменяла имя на Элизабет Бренди и стала  храброй девушкой-ковбоем. Имела набор оружия, друзей и врагов в виде пластмассовых фигурок ковбоев и индейцев, и богатую биографию, живописно изложенную в толстом блокноте. Мама купила мне совершенно чудесный чемоданчик-саквояж, в котором хранилась масса нужных вещей – пряжки от ремней, картинки с ковбоями, лассо, пистолеты с пистонами (кто-нибудь помнит, что такое пистоны?)  и важные бумаги – собственноручно нарисованная карта моего города (я родилась в Лон-Ридже, если вы не знали),  а так же перечень всех его достопримечательностей (портов, рек, озер, скверов, фонтанов, памятников) и богоугодных заведений (баров, ковбойских салунов и кабаре). Лиз Бренди просуществовала долго… Не один год…

Не знаю, почему, но ещё я играла в ад. По периметру моей комнаты были развешаны нарисованные мной на ватманах рожи ужасных чудовищ и чертей. На окне, загораживая дневной свет, также висели на нитках жуткие бумажные плоские монстры. Нитки крепились пластилином прямо к стенам и к гардине.

Но вот на дверях в ад, то есть в мою комнату, совершенно неожиданно жили два толстых розовых ангелочка, нарисованных моей мамой. Иногда на них прыгала кошка, разрывала их в клочья, и тогда я снова просила маму рисовать мне ангелов. Про ад, рай и ангелов я, выросшая в семье атеистов, узнала из спектакля театра Образцова «Божественная комедия».

Приходившие к нам в гости взрослые умилялись ангелочкам, но заходя ко мне в комнату, вздрагивали от ужаса, мысленно крестились и намекали моей маме, что хорошо бы показать меня врачу.

Кстати, мне и самой было страшновато. Я вообще боялась темноты, а уж из-за того, что комната была завешана страшными мордами, засыпала я только с включенным светом. Зачем маленькая Юля создавала себе экстрим и пугала сама себя – загадка. Может, мне, тепличному растению, адреналина не хватало?..

Всё тот же образцовский спектакль создал мотивацию к ещё одной игре – «в Архангела». Того, которого выгнали из рая, и он стал несчастным и отрицательным. Мне очень нравился этот персонаж и актер, который его играл. Текст его роли я знала наизусть. Я надевала устрашающего вида черно-красную накидку, к которой мама пришила сделанные из газеты крылья и разыгрывала для Дылды или для бабушки, или для того, кто попадался под руку, сцены из «Божественной комедии».


А вот обожаемая мной игра «в привидение» была связана не с мистикой, а лишь с огромной любовью к книжке о Карлсоне, которая была зачитана до дыр и которую я до сих пор могу процитировать с любого места.

Периодически я портила простыни, вырезая на них дырки для глаз и наклеивая всё тем же пластилином звёзды из фольги. Карлсон, кстати, звезд вовсе не клеил, это было моим ноу-хау.

Нацепив на себя простыню, я выходила на балкон и долго стояла так, громко и настойчиво издавая привиденческие звуки, привлекая внимание прохожих. Эстетическое наслаждение я получала, когда кто-нибудь от неожиданности вскрикивал и застывал, рассматривая меня – привидение должно было внушать людям священный ужас.

Эта игра прекратилась, когда две ничего не смыслящие в интеллектуальных играх девицы, чья фантазия ограничивалась банальными «дочками-матерями», стоя на балконе дома напротив, обсмеяли меня, выкрикивая на всю улицу:

– Эй ты, пугало огородное!

Своим глупым смехом они до глубины души оскорбили моё чувство прекрасного и в привидение я больше не играла.


Ещё я очень любила нырять в ванной, спасая предварительно утопленных мной пластмассовых индейцев, и пересчитывать ёлочные игрушки, составляя опись и записывая всё под кодовыми названиями типа «Больш. крас. сосулька с блестючками», «Шишка зелён. с отбит. краешк.», «Грибочек дурацкий, фиолет.»


Но самой моей любимой забавой была – «Игра в несчастную нищую девочку, живущая без родителей на улице, которая мёрзнет под дождем и вдруг находит кучу денег». Название замысловатое, но на самом деле играть в неё очень просто. Я вас научу. Для этой игры необходимо всего лишь лирическое настроение, мокрая одежда, немного фантазии и расковырянная сова-копилка.


А вот чего не любила маленькая Юля, так это общения с чужими взрослыми людьми. Взрослые мне вообще не нравились, точнее сказать, я их терпеть не могла! Ну, кроме своих родных взрослых, конечно. А всяких  там надоедливых маминых подружек, плохо пахнущих  дяденек в транспорте,  толстых и грубых продавцов в магазинах, да и вообще всех взрослых вместе взятых, я на дух не переносила. Во-первых, они вели себя не естественно, а во-вторых, мне казалось, что все они претендуют на мою маму. А мама должна была принадлежать только мне. И бабушка тоже. И тётя.

Однажды к моей тёте на курорте начал клеиться тогда ещё не очень известный артист, потом ставший звездой кино, назовём его С.Н. Он познакомился «с нами» на пляже, и стал настойчиво   приглашать тётушку вечером в  ресторан. Предлагал уложить меня спать и пуститься в загул. Я устроила скандал с бросанием камней в этого Ромео и пафосными обещанием утопиться в море, и не пустила тётю на свидание. Она до сих пор  тайком вздыхает типа: «Ах, какой был мужчина!»

Если мы с мамой шли гулять и встречали  одну из её несносных знакомых, я терпела их общение секунд 30, а потом пряталась за маму, и оттуда оскалившись, рычала на тётку, сверкая глазами.

– Вот дикарка она у тебя – смеялись тетки – просто Маугли!

– Я тебе это припомню – шептала я  и реально припоминала, придумывая им потом обидные клички и рисуя на них злобные карикатуры.

 Но были ещё взрослые, которые одним своим видом вгоняли меня в непроходимую тоску.  На таких я смотрела с грустью и безнадёгой, и в моем взгляде ясно читалось: «Как же ты живешь-то такой? Зачем? К чему?..» К таким «тоскливым» взрослым относились всевозможные сторожа и вахтёрши, люди, играющие на гитаре, и почему-то фотографы. Ещё всех взрослых я делила на «вредных» и «полезных», и к «вредным» относила тех, кто работает в детских садах. Кроме моей тётушки, конечно, ведь она была воспитателем, и только из-за этого я разрешила отдать меня в сад. Но полюбить детский сад я так и не смогла. До сих пор помню унылое, серенькое утро, когда папа везёт меня туда на санках, и противный запах из столовой…

Однажды в саду нам читали сказку про Цветик-Семицветик. Потом мы обсуждали эту историю, и воспитательница задала всем вопрос:

– А какое бы вы загадали последнее, одно-единственное, самое главное желание?

 Все стали наперебой желать, «мир во всем мире», «волшебную палочку», «чтобы  мама никогда не болела», «чтобы я стала принцессой»…

 Я и моя подружка Неля посовещались, пошептались и, воспитанные в духе коммунизма, выдали своё совершенно искренне желание:

– Мы бы хотели, чтобы Ленин ожил!

 Воспитательница залилась счастливыми слезами!  В этот момент она, наверное, чувствовала себя гением дошкольной педагогики –  вот мол, каких девочек сознательных воспитала!.. Мы в один день стали популярными и  любимчиками взрослых. Нам на полдник дали хлеб с двойным слоем вареной сгущенки, а вечером сказали нашим мамам, что они могут нами гордиться.  Одногруппники  завидовали и злились, что сами не догадались сказать что-нибудь такое же политически грамотное. А мы с Нелькой зазнались, хотя и так были на особом положении: я – племянница одной из воспитательниц, она – внучка заведующей. Нам разрешалось в разы больше остальных, но я-то вообще считала, что мне можно всё.

А вот слово «нельзя» маленькая Юля просто не признавала. Как только я слышала «Нельзя делать того-то и того-то, а то будет то-то и то-то», мне сразу хотелось сделать именно это! Проверить.


– Юлюшка, нельзя заплывать за буйки – беспокоясь за меня, маленькую, на пляже, пугала бабушка –  Если заплывешь – оштрафуют.


Я очень боялась, что меня оштрафуют. Но всегда заплывала за буйки. И ждала. Ну? Когда придут оштрафовывать?  Страх и азарт одновременно. Адреналин!


– Бабуль, опять не оштрафовали! – жаловалась я на берегу бабушке.


– Это до поры до времени – говорила бабушка. – Просто повезло, что не видели.  В следующий раз точно оштрафуют!


До сих пор подплываю к буйкам с некоторым волнением  – всё кажется, что какой-то грозный  недовательзаплыватьзабуйки за мной следит.


– Нельзя смотреть на сварку – ослепнешь – говорил мне папа.


У вас тоже так говорили в детстве? А вы тоже экспериментировали ради проверки? Лично я просто не могла себя заставить не посмотреть на сварку!  Идешь себе по улице и издалека видишь – варят! Отворачиваешься. Страшно! Ослепнуть-то не хочется. Идёшь, в другую сторону смотришь или вообще зажмуришься на всякий случай, но как только поравняешься, не удерживаешься и  – тыдынц!  –  посмотришь! А потом весь вечер дома дрожишь от страха. Вот сейчас… Наверное, сейчас я ослепну! Кажется, уже начинаю слепнуть! Ой, плохо вижу уже!..


Я, кстати, до сих пор, когда прохожу мимо «варящих», не могу не глянуть одним глазком!.  И сразу сердце замирает от страха – вдруг ослепну?!


– Нельзя есть виноград с косточками – аппендицит будет! Нельзя гладить бездомных животных – заведутся глисты! Нельзя курить не в себя – будет рак губы! Нельзя грызть ногти, а то проглотишь ноготь, и он в животе прорастет!


Всё враньё! Я проверяла.


В общем-то, маленькая Юля была вполне себе приличной девочкой из хорошей семьи. Просто дух противоречия, так свойственный детям, регулярно вырывался из меня, как чёрт из табакерки. Однажды, наверное, классе в пятом, мне очень захотелось быть плохой. Нигилизм хотелось проявить, протестовать против чего-то. Но я не знала, как это сделать. Дома всё было более чем счастливо и не находилось поводов протестовать, в плохую компанию во дворе меня не  принимали, а быть в оппозиции с миром хотелось. Тогда, чтоб как-то зарекомендовать себя плохишом  и повстанцем,  я нарисовала голую женщину. Просто вот взяла альбомный лист и старательно изобразила  тощенькую тётку, сидящую верхом на каком-то то ли булыжнике, то ли кубе, вызывающе и  красиво, как мне казалось, положив ногу на ногу. Потом нарисовала ещё одну, которая  расчесывала волосы и нагло ухмылялась. Потом ещё двух, лежащих на морском берегу в позе тюленей. Мне очень нравились мои полотна. Хотелось, конечно, бросить вызов общественному вкусу и притащить их в школу, подложив на стол училке, но я не решилась, слава Богу, всё-таки я была достаточно хорошо воспитана. Тогда, упиваясь собственной смелостью и чувствуя себя чуть ли не  Че Геварой, я показала свои творения  маме, типа: «А чё у меня есть!» Но маму  не впечатлило. В глубине души она, конечно, была шокирована странными девичьими фантазиями, но понимая, что громким возмущением только подогреет моё чувство противоречия и усилит интерес к тётям в стиле «ню»,  моя мудрая мама просто сказала:

– У этой грудь некрасиво получилась. А вот эти две очень смешные, не показывай никому, а то обхохочутся. Ты не рисуй больше женщин. Лучше собак. У тебя они так славно получаются.

Рисовать собак  было совсем не по-диссидентски. Но обнажёнку писать тоже расхотелось, потому что меня совсем не радовала перспектива вызывать у народа  смех.

– Тогда!.. Тогда…Тогда я буду курить! – отчаянно выпалила я.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу