Легенда о Триле

Марина Роземанн

Легенда о Триле

Глава 1

Однажды, на задах базара,

Неподалёку от бульвара,

Что хоть и величается «Цветным»,

Но цвета в нём, по правде, мало,

Сидел, нахохлившись сердито,

Глядя на дым столичный и бандитов

В обличье жирных голубей,

Проводников зараз и вшей,

Толпящихся неподалёку

И явно погруженных в склоку, -

Герой наш – юный воробей

По кличке Триль.

Был он весь серенький как пыль,

Невзрачный, мелкий, как мотыль,

Что, впрочем, и неудивительно:

Будь он другим – незамедлительно

Его бы называли по-другому

И посчитали бы животным незнакомым.

При нем еще была сестрёнка,

Такая шустрая, прям – шестерёнка,

Всё той же масти

Простенькой, неяркой,

Именовалась кстати –

Варькой.

Пока сестра по сторонам глядела, -

Ей до всего-то было дело,

Невыспавшийся брат сидел

И хмуро песню свою пел.

Точнее – тихо напевал,

Хоть внутренне и бушевал.

«Ох, и пошлятина вся эта серятина!» –

Так прямо мрачно ныл и завывал, -

Для воробья и впрямь –

Довольно непривычно,

Уж как-то очень зло, самокритично.

«И надо же было такому случиться:

Серым, невзрачным таким уродиться,

Да еще в таком неприглядном месте,

Где всё скучно так, кучно,

Для жизни совсем несподручно:

Еще и без собственного насеста!

Даже солнце тут слабовато,

Светит сдержанно так, без обхвата.

Тут так ленивы

Его все лучи, так нерадивы,

Блёклы на стеклах их переливы,

И сивы, ох как сивы!»

Так вот сидел Триль, грустил,

Самому себе кровь всё мутил,

И выводил так, выводил:

«Ах, родина, родина,

Ну что ж ты у меня такая… уродина…

Пусть и гордая ты, и необъятная,

Но до чего же ты всё-таки неопрятная,

И для жизни – ну совсем неприятная!

Такая вся – из себя особенная,

Обособленная,

Под радости бытия,

Да и простого житья –

Ну нисколечки не приспособленная!»

Заслышав убогие те песнопенья,

Вмиг прекратила Варька обозренье

Ближайших мусорок и урн,

Хранилищ многих тыщ кулинарных культур,

Уличной пылью пусть и приправленных,

Едкой гнилью щедро разбавленных,

Однако всё еще вполне питательных,

Всё еще годных к употреблению,

Удобных для непритязательного

Воробьиного пищеваренья, -

И дала брату без промедления –

Своё обязательное

Насчёт его пения

Мнение.

«Ну, узнаю влияние

Вовы Белова,

Дружка-артиста

Из авангардистов!

Всё те ж пустые излияния!

Когда он голоден или взволнован,

По духу и здоровию негоден,

То есть – просто недоволен

Тем, что народ

Из года в год,

То есть, всё снова и снова

Картин его не понимает,

Не принимает,

Не обсуждает,

И – даже их и вовсе не ругает,

Не критикует,

С ним как с творцом,

Творения венцом,

Не спорит, не воюет, -

Вот тогда он тоже,

С такой же вот мрачной рожей -

Всё сыплет такими словечками,

Как семечками.

И солнце-то ему тут, видите ль, мешает,

И цвет его, и свет,

И общее отсутствие монет.»

На что Триль отвечает резонно,

Хоть и немного отстраненно:

«Ты, это, Варь,

Художника мне тут, давай, не хай!

Творцам и так живется очень трудно

Средь серости и бедности занудной!»

«Не спорю,» – возразила Варька,

Упорная как Ванька-встанька,

«Скажу, однако, братец, к слову:

Другу-художнику Белову,

И впрямь порой бывает туго,

Когда дела идут не столь упруго,

Как он хотел бы.

Куда ни глянь – сплошные у него ущербы,

С его искусством,

Вечным соратником беспутства,

Вот он и ноет иногда.

Вполне понятная тоска…»

«Его тоска» -

Заметил Триль ей свысока, -

«Вполне достойна и веска!

А ты, сестра,

Не смыслишь ни черта!

Всё хаешь, хаешь,

И не понимаешь,

Что такое его поведение –

Необходимейшая черта

Его всё ввысь и ввысь стремленья,

Его труда,

Его суровейшего над собой суда!

Да-да, -

Его сомнения,

Его томления,

Его божественного,

И столь естественного

Собою неудовлетворения…»

Ну, Варька всё это слушать не стала,

А брата уже по привычке прервала.

«Ах, Триль!» – сказала, -

«Забудь ты, ради Бога, эту муть!

Не в ней же суть!

Не наш, не наш ведь это стиль!

Хотя художник нам и друг,

Нам его ссудных мук,

Поверь, не надо!

Мы ведь с тобой другого склада,

Да и из другого, скажем прямо, стада!

Точнее – из иной мы стаи!

И наша с тобой жизнь – другая,

Активная, не боль зубная!

Нам некогда страданьем упиваться, -

Нам надо выживать стараться,

Хоть мелочью,

Но-таки каждый день питаться,

И серостью,

И бедностью

Своею удовлетворяться!

А твой художник –

Он – что картежник:

Сегодня – царь, завтра острожник!

Художнику тоска нужна,

Чтоб от нее искусством отбиваться!

И ты, брат-воробей,

За ним решил тут увиваться?

Не тот ты зверь,

Поверь!

Не будь смешным!

Пойдем-ка лучше, пошуршим!

Вон там, за этим чудно серым домом –

Какой там бак для пищевых отходов!

Мечта!»

«Да уж!» – скривился Триль,

Будто касторки проглотил, -

«Такая вот мечта,

Сестрица,

Как раз нашей жизни чета.

Тут прямо впору удавиться!

Ну не могу я с тем смириться,

Что я лишь серая, земная птица,

К тому же, карликовой стати,

Живу как вор, всё на подхвате,

А лучший мир мне только снится!»

А Варька снова возражает,

При этом уж и голос повышает.

«Еще одна художникова фишка!

Не поддавайся ей, братишка!»

«Художник-друг тут ни при чём!» –

Триль в спор-таки втянулся,

Огрызнулся, -

«И сам я знаю, что почтён

Сомнительной природной честью -

Быть серостью

И жить тут в бедности!

То есть – не в ярком поднебесье,

Как подобает птицам моего полета,

А тут с тобой, средь грязи и помёта!»

С улыбкой Варька до сих пор справлялась,

Но тут не выдержала, засмеялась.

«Ишь ты, какой ты у нас нежный!

И мученик, и дурачок прилежный!»

Триль еще пуще посмурнел:

«Скажи еще – блаженный!»

На Варьку строго посмотрел.

«Ну и скажу!

И покажу!» –

Всё не сдавалась Варька, -

«Кончай дурить, давай-ка!

Да дух себе и мне мутить!

Нам еще урны теребить!»

А Триль на то ей говорит:

«Настанет час –

Я покажу на собственном примере –

Какой я асс!

Точнее -

Кто я таков на самом деле!»

А Варька всё не понимает, -

«Как это кто?» – почти ругает

Она заносчивого брата,

Что на глазах вдруг превращался в хвата, -

«Ты – воробей,

А петь собрался будто соловей!

Держись-ка, братец, поскромней!»

«Да уж куда скромней…» –

Вздохнул тут Триль печально, -

«Да, пусть я не певец,

Не соловей,

С даром природным и похвальным,

Ибо других я всё ж кровей…

Но что скажу тебе, сестра:

Хотя и нету на земле

Птиц посерей меня и победней

Но всё равно я, поверь –

Ярчайший,

Можно даже сказать – величайший

В этом мире Спец,

Ибо я… Я… Я, Варька, – и борец!»

«Боре-е-ец?!»

Вот если б имелись у Варьки губы,

Она их тут точно бы изогнула

С гримаской презрения

Над Триля немыслимым откровением.

А так – всего лишь раскрыла клювик,

Собралась было в брата, ну, пусть не плюнуть,

Сперва – просто на него дунуть:

Чтобы уж поскорее очнулся,

И в привычный свой лад вернулся.

Да не успела.

Тоска Триля опять вслух запела.

«Со скромностью мириться мне вредит!

Мне этот жалкий быт претит,

И не годится мне наш тусклый серый цвет!

Нет от него спасенья! Нет!»

«Бред!» -

Вернуть успела Варька только

И улыбнулась жалобно

И горько.

«Его нам тут не надобно!»

«А вот и нет!

Совсем не бред!

Мне эта серость вся – во вред!»

Нет, совсем не по Варьке

Были Триля чуднЫе байки.

«Чудак!

Зачем, скажи, зачем ты так!?» -

Она возмутилась,

Аж вся скривилась, -

«Ну чем наш быт тебе уж так противен?

Не будь наивен!

Он в наших бедах не повинен!

И чем тебе наш серый цвет так плох?

Нам от него ведь чистый прок!

Он так спокоен, безопасен,

Как таковой – собой прекрасен!

Он для прикрытья идеален

И в нашей жизни – так прикладен!

По мне – так он даже весьма обаятелен,

Ибо надежен он и обстоятелен.

Нам ведь с ним, Триль,

Будто с добрым приятелем:

Пусть он и не так уж цветаст,

Не любит контраст,

Да и сам – без особых прикрас,

Но нас –

Он уж точно никогда не предаст!

И не кинет!

А вот какой-нибудь там «вырвиглаз», -

Он ведь тако-о-ой – он на все горазд!

Последнее, не постыдясь,

Отнимет, -

Лишь бы все на него глядели,

И ему славу пели, пели, пели!»

Триль слушать дальше не захотел.

Только всё на глазах грустнел, хирел.

«Чем он мне, спрашиваешь, плох

Твой, Варька, вечный и серый цвет?» -

Пробормотал, сглотнув вздох,

Повернувшись к сестре боком, -

«Так вот тебе мой ответ:

Это же цвет распустех!

Ну и дурёх!

Таких как ты, моя сестрица,

Всегда готовых со своею судьбой смириться!»

Тут уж Варька резко возмутилась,

Вся заметалась и забилась.

«Какой сегодня мерзкий тон у тебя, однако!

Отвратительный ты,

Ну просто возмутительный

Забияка!

Кончай бухтеть и щетиниться,

А то ведь я могу и обидеться!»

«Ага, – хмыкнул Триль, -

И пару минуток со мною не видеться.

Это, милая, даже не водевиль…

Впрочем, за неименьем других радостей –

Наказанье такое – не без приятностей…»

«Ах ты! Ах ты! –

Зашипела Варька,

Уже без утайки,

«Ах, вот какой ты мне брат, ты, ты, ты…?!

Надоело с тобою возиться!

Не желаю с тобою водиться!»

«Ах, сестрица!..

Да и я был бы рад от тебя смыться!»

«Ну и скатертью дорожка!

Хоть отдохну от тебя немножко!

Дурак! Мечтатель!

Зануда и щёконадуватель!»

«А ты наивная дурында,

Тебе самой-то быть такой – не обрыдло?»

«Ах так? Ах так?!

Ну так!..

Ну так!»

Они еще долго так препирались,

И обзывались,

Но мы их спор на этом месте оборвём

И сказ наш вбок немного отведем.

Ведь пока брат с сестрой препираются

И обзываются

Занятнейшие дела порою случаются.

Глава 2

Со стороны Цв

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.