Графиня де Брюли. Роман

Игнат Игнатьевич так проникся своим желанием, что Роза для него теперь стала целью всей жизни, и он рьяно принялся воплощать свою мечту в жизнь. В течение нескольких дней Игнат Игнатьевич скупил все долговые расписки Каренина, после чего приступил к решительным действиям. На бедного аптекаря обрушился весь город. Кто-то уговаривал, кто-то запугивал, кто-то шантажировал. Стоило Розе отлучиться ненадолго, как отца извещали о случившемся с ней несчастье.

Игнат Игнатьевич, посчитав, что причиной несговорчивости Розы является ее отец, решил изолировать его. Во время прогулки по парку Каренина на глазах у Розы и Арсения арестовали жандармы, обвинив его в краже. На следующий день аптекаря нашли в камере задушенным, но тюремные власти признали случай самоубийством.

После похорон ростовщик зачастил в дом Карениных. Одаривая Розу дорогими подарками, он уговаривал ее выйти за него замуж. И однажды Роза поняла, что кражу, арест и самоубийство отца подстроил ростовщик. Это случилось в тот миг, когда Игнат Игнатьевич дрожащими от возбуждения руками застегивал на девичьей шее жемчужное ожерелье.

– Это вы? – в полусознательном состоянии прошептала Роза.

– Да, мой ангел, кому же еще быть? – не понимая, расплылся в улыбке ростовщик.

– Это вы убили моего отца! – сорвала с себя ожерелье.

– Что ты? – замахал руками ростовщик. – Господь с тобой! Как я мог?!

– Подлец… Какой подлец… – Роза в ужасе закрыла лицо руками, но не расплакалась.

– Ишь чего удумала! – собирая рассыпавшийся по полу жемчуг, бормотал Игнат Игнатьевич.

Больше ростовщик в доме Карениных не появился. Приставы описали недвижимость, имущество, аптечное оборудование.

Роза сидела на простом табурете, случайно оставленном в доме. Смотрела на пустые комнаты, голые стены, и ей казалось, что все кончено. В этот миг она впервые почувствовала себя взрослой и одинокой. Потом перед ее глазами по пустой комнате, как в быстром танце, пронеслись лица. Веселые, смеющиеся лица всех тех, кто когда-то, отчаявшись, с последней надеждой на чудодейственное лекарство приходили к ее отцу в аптеку, а где-то наверху, над веселившимися парами, как в облаках, раскачивалось улыбающееся слащавое лицо Игната Игнатьевича. Потом ее ослепила вспышка такой силы, что в глазах у Розы потемнело.

– Роза! Роза! Очнись! Не умирай! – откуда-то издалека, как эхо, доносился до нее звонкий крик.

Она открыла глаза и увидела перед собой красные, распухшие от слез глаза Арсения. Роза улыбнулась от счастливого сознания, что ей просто привиделся дурной сон, что она жива и с ней ничего не случилось.

Эти счастливые минуты ощущения жизни у нее пройдут быстро, незаметно, как будто их и не было вовсе. Скоро она поймет, что той жизнерадостной, счастливой Розы больше нет и уже никогда не будет. Она убедит себя, что без счастливого прошлого не может быть и счастливого настоящего. Она поймет, что никогда не избавится от боли, которую ей причинили, никогда не забудет безнаказанное убийство отца, а удовольствие и наслаждение ей будет приносить только месть.

В ту же ночь Роза с Арсением собрали уцелевшие от описи пожитки, какие-то пузырьки, ничего не стоящие аптечные склянки и ушли из города. Они направлялись в Краков. Но очень скоро выяснилось, что запасенных продуктов и денег, оставшихся после похорон, им не хватит, чтобы добраться до места. А еще через какое-то время Арсений снял с себя маленький золотой крестик.

– Возьми, Роза. Только попроси ростовщика сохранить этот крестик. Когда я выросту, я обязательно выкуплю его, я заплачу за него любые деньги.

– Ну что ты, Сеня, этого нельзя делать, грех это! Это единственная память о твоих родителях. Смотри, что на обратной стороне написано: «Спаси и сохрани раба божьего Арсения».

– Я потом его верну! Возьми, Роза, возьми! Вот он, этот крестик, нас и спасет, и сохранит…

Роза, конечно, в первый раз не взяла крестик. Но после двух дней голода, когда чудом добрались до первого польского городка, у них не оставалось другого выхода. Их ждала голодная смерть.

– Чем больше пани даст нам денег, тем больше пани получит, когда я приеду выкупать крестик! – совсем не по-детски поставил условие Арсений, пытаясь говорить на польском языке.

– Хорошо-хорошо, – пообещала хозяйка придорожного публичного дома на окраине небольшого городка – я дам вам достаточно, даже немного больше, чем этот крестик стоит.

На самом деле денег хватило, чтобы не чувствовать голода два дня, а впереди предстояла тяжелая дорога по голодной незнакомой Польше.

К вечеру они добрались до первого постоялого двора. Роза вспомнила публичный дом и малолетних барышень, которых она там видела. Потом она вспомнила, как когда-то владелец кондитерской лавки угостил ее медовой плюшкой, а потом расхваливал ее платье, чулки, обувь и, пообещав что-то показать ей, пытался ее раздеть.

Эти воспоминания убедили Розу, что она уже взрослая, во всяком случае, выглядит не младше тех, кого видела в публичном доме. Не имея ни малейшего представления о жизни проституток, сейчас она старалась представить себя в публичном доме наедине с незнакомым дядей. Пыталась представить, как с нее снимают одежду, а потом что-то показывают, при этом еще и платят деньги.

И Роза решила сама на этом заработать. Совершенно не представляя, что нужно делать, за что в публичном доме девочкам ее возраста платят деньги, она отважилась сделать этот отчаянный шаг.

Глава 6

Поздно вечером Роза и Арсений остановились на ночлег в придорожных кустах. Роза притворилась спящей, терпеливо дождалась, когда уснет Арсений, и, сотворив на своей постели подобие спящего человека, отправилась в корчму. Она шла через освещенное луной поле на мерцающие вдалеке огни. В руке она сжимала маленький флакончик с быстро действующим снотворным. Подходя к постоялому двору, Роза почувствовала запах жареного мяса и куриного бульона, наружу из корчмы вырывались пьяные мужские голоса. Роза спрятала под платок волосы, вымазала лицо дорожной пылью и решительно распахнула дверь в мрачное помещение.

В корчме было шумно, но с появлением на пороге девушки шум постепенно стих. Вот уже слышались только редкие голоса, потом умолкли и они. Наступила тишина. Всем было понятно, зачем в такой поздний час в корчму пришла эта девчонка.

– А ну-кась, ночная блудница, подь сюда! – рявкнул чей-то пьяный голос.

В полумраке Роза не смогла определить, откуда прогремел этот грозный рев.

– Я не блудница… Я сбилась с дороги… – робко озираясь по сторонам, Роза медленно приближалась к столу, остановилась, огляделась, но не испугалась. По сторонам сидели пьяные смеющиеся мужики. Их заросшие головы задирались к потолку, а потом, как отрубленные, падали вниз, касаясь грязных досок стола, и так по несколько раз, как перед образами во время молитвы. Ни носа, ни глаз на этих лицах видно не было, только маленькие черные дыры глазниц и открытых ртов, похожие на дупла в темной коре засохшего дерева.

– Ну, заблудшая коза, подь сюда! – сквозь смех снова рявкнул тот же голос.

Роза быстро повернула на голос голову и увидела огромного смеющегося мужика, тычущего в нее пальцем. Роза подошла к нему вплотную.

– Ну, скажи теперь, чего хочешь? – рявкнул голос, перебивая хихиканья, доносившиеся со всех сторон.

– Знамо дело, чего они хотят! – пропищал чей-то голос, и комната снова взорвалась смехом.

– Мне бы поесть чего, дяденька, а я… – и замолчала, не зная, что сказать.

– Кто ж тебя задарма кормить-то будет? Этак каждый хотел бы!

– А я отработаю, не беспокойтесь, дяденька! Все исполню, как скажете! – стараясь выглядеть послушной, залепетала Роза.

Комната снова заполнилась хохотом.

– А ну повернись-ка! Теперь в другую сторону! Сколько ж годков тебе?

– Восемнадцать! – не моргнув глазом, солгала Роза и удивилась, что никто не засмеялся.

– Восемнадцать, говоришь? – сказал мужик, растягивая слова, и покружил Розу на месте.

Рассмотрел ее со всех сторон, будто покупать собирался, потом одним пальцем потянул на себя блузку, выпучил глаза и заглянул за пазуху.

– Ишь ты какая… – удивился, увидев молодую девичью грудь. – А ну-ка подыми подол повыше! – серьезно, без улыбки потребовал мужик.

Роза наклонилась до самого пола, чтобы подобрать юбку и исполнить приказание.

– Оставь девку в покое! – послышался вдруг откуда-то звонкий чистый голос.

В дальнем углу сидел барин, в сюртуке и белой рубашке с галстуком.

– Пошла вон отсель! – почти шепотом, грозно прогремел голос мужика, и Роза невольно направилась к столику барина.

– Садись! Я распоряжусь, чтобы тебя в мою комнату отвели да накормили. Хозяин принесет тебе еду. Там и переночуешь. Нельзя тебе в такой поздний час одной оставаться! Не бойся! Тебя никто не обидит. А наутро посмотрим, что с тобой можно сделать, – сказал барин.

– Я не боюсь! Я что угодно для вас…, вы только скажите, что сделать надо? Все, что пожелаете!

– Ничего… Ничего не надо… – успокоил барин и улыбнулся. Улыбка его Розе показалась искренней, доброй.

Вскоре полная решимости Роза оказалась в комнате молодого барина.

– Тебя как зовут?

– Папка с мамкой Глашей звали! – придумала на ходу и без запинки выпалила Роза.

– Тебе, что ж, и вправду восемнадцать лет?

– Так папка с мамкой наказывали…

– А родители-то твои кто? Может, беглые какие? Да ты не бойся! Я тебя в обиду не дам!

– Я не боюсь! Мы никакие не беглые! Мы даже крепостными мы были, но при барине жили, к порядку я приучена. Только в доме у нас все померли. Я одна теперь. Но я послушная и работать умею!

– Послушная, говоришь…? Понятно… А ну-ка, Глашенька, снимай с себя одежду, посмотрим, сколько тебе лет на самом деле?

Роза по-детски, не стесняясь, сняла блузку, сарафан, нижнюю рубашку и, оставшись нагишом, сорвала с головы косынку, встряхнула рыжими кудрями, и это у нее получилось совсем не по-детски.

– Да-а-а… Хороша ты, Глаша! Ну, подойди-ка поближе, дай мне на тебя посмотреть.

Роза подошла вплотную к барину.

– Какая же ты, Глаша, вся ладная! А ну-ка, голубушка, сядь мне на колено.

Роза, не стесняясь, устроилась на коленях у барина и руки ему на плечи положила. Когда-то в детстве она любила сидеть вот так на коленях у отца, обнимать его шею руками, слушать тихий добрый голос и незаметно засыпать.

– А хочешь, Глашенька, со мной в имение ко мне поехать? – загорелся барин.

– Я, как скажете, так и сделаю! Только вы, барин, сначала прикажите принести мне еды побольше! Чтобы много-много еды было!

Арсений проснулся сразу же, как только Роза ушла. Это ведь только сытый человек спит крепким и долгим сном, а сон с пустым животом – наказание. Сны у голодного человека мучительные, на пытку похожие. То кусок мяса, то пряник медовый своими запахами разбудят. Арсений быстро понял, что остался один. Сначала ему не хотелось верить, что Роза его бросила. Потом он, размышляя, почему она могла это сделать, понял сестру и смирился со своим положением. Нет, он не осуждал ее, наоборот, подумал, что такое решение правильное, поодиночке легче выжить. Он решил с наступлением рассвета оставить вещи и уйти в город просить милостыню. Теперь он так и не смог уснуть. Он лишь притворился спящим, когда увидел, как осторожно, стараясь остаться незамеченной, возвращалась Роза. Ему захотелось вскочить, броситься к ней навстречу и расплакаться, но он подавил в себе это детское чувство. А когда Роза бесшумно улеглась. Арсений почувствовал запах корчмы. Пахло чем-то вкусным, похожим на тот запах, который ему снился, и он не смог сдержаться, устоять перед таким соблазном.

– Роза, ты не спишь? – шепотом спросил он.

– Нет… – так же шепотом ответила Роза.

– Я чувствую запах вареной курицы…

– Вот она! – Роза вскочила. – Смотри! И не только курица! Смотри, сколько у нас теперь много еды!

Барин распорядился принести в его комнату обильный ужин, но Роза не притронулась к нему, пока снотворное не начало действовать. А когда барин уснул, она собрала все в подол и через окно выбралась наружу.

– Правда, вкусно?

– Угу! – Арсений несколько раз покивал головой в знак одобрения, с набитым ртом ничего другого произнести он не мог.

– Сейчас поедим и пойдем в город. У меня есть деньги. Много денег. Теперь мы с тобой не пропадем.

Наутро барин проснулся с головной болью и не совсем при памяти. Помнил рыжую девчонку, ее точеную фигуру, смуглое нежное тело, и это все.

Хозяина постоялого двора спрашивает, а тот и знать не знает.

– Не видал, барин, как нищенка уходила.

Сунулся барин в карман, бумажник открыл, а в нем вроде как денег не хватает. То ли сам девчонке денег так много дал, то ли она их без спросу взяла, – припомнить он так и не смог.

– Неужто обокрала? – перепугался хозяин корчмы.

– Нет-нет! Ничего, братец, не случилось. Хотел девчонку к себе в имение на работу взять, да вот проспал. А как часто она у вас появляется?

– Так ведь, это… – задумался хозяин, – как бы не соврать, барин, но я ее в первый раз вижу! Раньше этой нищенки здесь никогда не было. Другие приходят, на ночь остаются… Потом, поутру, от них хлопот не оберешься! А эта, так выходит, что в первый раз к нам приблудилась. Так вы того, не расстраивайтесь… день-два, глядишь, появится…

Особенно барин и не расстроился. Деньги у него еще оставались, и он задержался в корчме на другую ночь, в надежде снова повстречать рыжую босоногую девчонку. Видно, приглянулась она ему. Он уже и планы строил, размечтался, представлял ее в своем поместье в разных нарядах… Одного себе барин простить не мог, что уснул нечаянно, да досадовал, что денег ей мало дал. Такую ночь, как ему казалось, ни за какие деньги не купишь.

Только на третий день с утра, потеряв всякую надежду, барин тронулся в путь. Проехав верст сорок, его коляска обогнала странных путников.

– А ну-ка придержи лошадей! – распорядился барин. – Развернись-ка и сдай назад.

Барин как завороженный спустился с коляски, разглядел смазливую девчонку со всех сторон, с трепетом в душе сорвал с нее косынку. Роза с презрением посмотрела на барина и вырвала косынку у него из рук. Барин смутился. Все сходилось! Девчонка выглядела так, как прошлой ночью, но волосы у нее оказались не рыжие, а каштановые, да и той блузки с сарафаном на ней не было. Досада была велика. Эх, если бы об этом знала Роза. Барин совсем не жалел о потерянных деньгах. Более того, он, видно, потерял голову и готов был отдать все оставшиеся деньги за еще одну встречу с рыжей бродяжкой. Арсений внимательно наблюдал за этой сценой и в любую минуту готов был встать на защиту сестры.

На следующем постоялом дворе барин впал в депрессию и много пил. К вечеру, когда он был изрядно пьян, в трактир вошла та самая рыжая босоногая девчонка. От радости барин в один миг отрезвел, а Роза вначале напугалась, оробела и хотела было убежать. Но, уловив настроение барина, взяла себя в руки, осмелела, притворилась веселой, счастливой от неожиданной встречи и, вспоминая толстый кошелек барина, умело, как будто всю жизнь занималась этим, продемонстрировала все коварство, которым только может природа наделить женщину. А потом, уже в комнате барина, она с удовольствием от начала до конца повторила свой спектакль. Только теперь, перед тем как усыпить барина, она потребовала от барина его коляску и денег.

Этой же ночью Роза и Арсений отправились в Краков, а барин, оказавшись к утру совершенно пустым, умолял трактирщика дать ему коня под седлом, но совсем не для того, чтобы догнать малолетнюю мошенницу и сдать ее полиции. Барин настолько потерял голову, что торопился доехать до ближайшего знакомого, взять у него денег, коляску и мчаться на поиски рыжей босоногой девчонки.

– Где ты взяла лошадь? – подозрительным тоном спросил Арсений.

– Мне барин отдал… Помнишь, тот, который остановил нас на дороге? Это его коляска. Видишь? – Роза указала пальцем на непонятный рисунок на дверце коляски, похожий на герб.

– Да. Это та самая коляска… – разочарованно протянул Арсений. – Только почему он тебе ее отдал?

– Помнишь, тот барин с меня косынку сорвал?

– Да, сорвал. И что?

– Я оказалась очень похожа на его дочь, которая умерла от чахотки. А ты подумал, я украла?

– Ничего я не подумал! – сердито ответил Арсений.

– Я не украла! Не бойся! Для барина это ничего не стоит, у него много колясок, он богатый.

– Роза, почему ты врешь? – взорвался Арсений. – Не мог он тебе отдать коляску с лошадью просто так! Ты от меня что-то скрываешь! Волосы перекрашиваешь! Я знаю, ты уже не одну ночь куда-то уходишь…

– Честное слово, Сеня, мне ее барин сам отдал! – улыбнулась Роза и озорно, заговорщически толкнула брата плечом. – Посмотри на меня внимательно, я же очень красивая. – Роза покрутилась на месте, подняла свои уже каштановые волосы вверх. – Ну, смотри! Разве не так?

Арсений, смутившись, опустил голову вниз.

– Ну и что с того, что ты красивая? Подумаешь…

– А ты знаешь, что красота дорого ценится?

– Не знаю! Отстань от меня! Поехали, пока нас не поймали и не забрали в полицию!

– Поехали! – улыбнувшись, согласилась Роза. – Все у нас с тобой, Сеня, теперь будет по-другому! – обняла и прижала к себе Арсения.

Арсений поверил Розе. Правда, в какой-то момент у него в голове мелькнула мысль, что Роза тоже должна была что-то дать барину. Но об этом он быстро забыл. Да и о том, что его сестра могла дать барину, он еще не знал, хотя и вспомнил придорожный публичный дом, в который собирался вернуться за своим крестиком, вспомнил и сидящих там накрашенных, как в цирке, малолетних девиц, одна из которых выглядела намного моложе Розы.

Глава 7

Краков показался Розе большим и богатым, ничем не напоминающим ее родной город. По дороге она смогла купить для Арсения обувь, приобрести себе новое платье, шляпку и даже перчатки. Все это надежно скрывало ее возраст. В Кракове Роза, не торгуюсь, продала коляску вместе с лошадью. В центре города она сняла комнату в полуразрушенном доме, в подвале которого жило много беспризорных детей от десяти до шестнадцати лет. В городе было много евреев, у которых при желании детям можно было найти работу. Правда, за работу детям не платили, кормили один раз в день, когда они приходили на работу, а к концу дня давали им по куску хлеба и выгоняли на улицу.

Но так жили не все беспризорники. Кто-то работал, а кто-то воровал. Тот, кто попадал в полицию, уже не возвращался, и никто не знал, куда они исчезали. Поговаривали, что малолетних преступников клеймили и увозили в Гданьск, где их продавали американским фермерам. О переселении в Америку мечтали многие бездомные, об этом много говорили, спорили. Одни считал, что свободная жизнь, даже впроголодь, намного лучше самой сытой неволи. Другие убеждали себя и остальных, что ничего нет хуже, чем жить на свободе, как бездомная собака. Но как бы там ни было, добровольно в рабство никто из бродяг не стремился.

Роза с Арсением не были бездомными. На вырученные деньги они смогли какое-то время оплачивать жилье и скромно питаться. Роза долго не могла устроиться составителем лекарств, но когда показала на деле свои знания в аптекарском мастерстве, ей поручили изготавливать несложные настойки и отвары трав на дому. Арсений тут ей был плохим помощником. Он подрабатывал в соседней мануфактурной лавке. Сначала подносил, уносил тюки, а потом хозяин, обнаружив в нем аккуратного, способного и грамотного подростка, доверил ему измерять и отрезать сукно, бархат, шелк. Так Арсений начал зарабатывать свои первые деньги. Платили мало, но благодаря этим деньгам брат с сестрой смогли удержаться на уровне выше подвала, а это определяло образ жизни, круг друзей и отношения с полицией.

Теперь непростое имя будущей мошенницы было известно только Арсению, для всех остальных она стала просто Розой. А вот цвет ее волос оставался теперь тайной для всех. Со временем даже Арсений не мог представить сестру рыжеволосой. Только, пожалуй, один барин сохранил в своей памяти пышные рыжие кудри ночного призрака.

Роза любила аптекарское дело с детства. Теперь она сама могла приготовить любое лекарство, отвар, микстуру или настойку. Особые способности она проявила в изготовлении дурманящих и снотворных препаратов. Она хорошо знала, как действуют отвары и настойки различных трав и корней. Роза добилась такого мастерства, что всего нескольких глотков человеку хватало, чтобы он отвлекся от реальной жизни, погрузился в несуществующий мир и нашел там успокоение.

Будущая мошенница так увлечется, что порошки, таблетки, капли наравне с косметикой станут верными ее спутниками. До последних дней карманная аптека станет частью ее «маскарадного» костюма, надежным помощником во всех ее делах.

В Кракове, постепенно обретая постоянных клиентов, она научилась приготавливать веселящие настойки, узнала секреты мака и конопли. Выпил человек вина с примесью ее капель и заливается радостным, счастливым смехом. Ко всему прочему, втайне от всех она научилась изменять внешность. Приклеивать накладные ресницы, помадой подправлять форму губ, гримироваться и говорить чужими голосами. Подражая клиентам, она стучалась в дверь своего хозяина-аптекаря и разыгрывала его, а потом, заливаясь смехом, убегала. Роза начала чувствовать превосходство над всеми, кто ее окружал, и это возбуждало в ней нестерпимое желание достичь такого умения, мастерства, чтобы безнаказанно одурачивать всех. Но больше всего ей хотелось однажды прийти к тому, кто разрушил ее дом, кто был повинен в смерти отца. Прийти и наказать этого человека.

В Кракове Роза познакомилась с соседской девочкой ровесницей по имени Иванка. Они сразу подружились, будто были знакомы всю жизнь.

Подружки чем-то неуловимым были похожи друг на друга. Скорее всего, это сходство находилось где-то глубоко внутри юных девиц. Они бросались всем в глаза. Чем крепче становилась их дружба, тем больше и ярче проявлялось их необъяснимое сходство. Многие даже принимали их за сестер-двойняшек.

Подружки взрослели на глазах и уже давно не выглядели девочками с косичками. Взрослые мужчины, не стеснялись присвистнуть и пристально рассмотреть их на улице, а то и просто пристать с бесстыдными предложениями. Девушки уже давно все знали о взрослой жизни, но опробовать на себе это таинство побаивались. Каждый раз, когда их пытались зажать в темном углу, они отчаянно сопротивлялись, визжали, как резанные, кусались. Этим они, конечно, отличались от гулящих девиц, но улица их манила, сулила и легкие деньги, и приключения.

А однажды Иванка неожиданно сообщила Розе, что она давно уже все испробовала и рассказала, как у нее все началось.

– Я давно дала себе слово не стесняться, – призналась она Розе, – с тех пор беру деньги с желающих полюбоваться моими прелестями, потрогать меня. Помню, как-то затащили меня в парадную, рот зажали, платье в клочья разодрали, только чудо спасло: старушка какая-то дверь приоткрыла. Я стала бояться улицы, а потом решила – все, хватит… Ведь все равно рассматривают и руки распускают, как хотят, так пусть уж лучше деньги платят за просмотр. И знаешь, я ни разу не пожалела! Раньше рука не поднималась, а сейчас могу как следует влепить любому, кто без денег под юбку норовит запустить свою руку.

Необычно раннее взросление пробудило в Иванке склонность к любовным приключениям. Потом она рассказала и показала Розе, как надо заниматься любовью.

На самом деле, взрослую жизнь Иванка начала будучи взрослой, когда она познакомилась с Пашкой, младшим сыном бакалейщика.

– Вот с места не сойти, Роза! Я уже и сама решила перестать заниматься показом своих достоинств. Так и решила, что последний раз! – оправдывалась Иванка перед Розой. – Я даже не заметила Пашку. А когда он обнял меня и погладил меня вот здесь… – Иванка задрала юбку и ткнула указательным пальцем выше колена.

– А ты? – удивилась Роза.

– А что я? Он потом выпрямился во весь рост, рот до ушей и улыбается как дурак, но руку не убирает. Я вся задрожала, сама не знаю отчего. А он говорит: «Держи гроши, крошка! А леденец на палочке, – говорит, – за мной…» И тихо на ухо прошептал: «обещаю», – а рукой в это время так медленно-медленно прям по мне провел.

– И что?

– Да ничего… Я, наверное, от страха задрожала вся, чуть не описалась… Он улыбнулся и руку медленно сам убрал, а потом, наглец, спрашивает: «Какого цвета леденец хочешь?»

– А ты?

– А что я? Дура я! Я ему, сама не знаю почему, ничего не соображая, говорю: «Красного!» Промолчала бы, дура, может быть, и пронесло бы, может, ничего бы и не случилось.

– А что случилось? – удивленно, с нетерпением ожидая продолжения рассказа, спросила Роза.

– Что-что?! Сама знаешь что!

Он, Пашка, вор и пьяница, успевший не раз побывать под арестом и даже отметиться в тюрьме, именно он обучил Иванку любовному искусству. Ему было за двадцать, и он уже не был новичком в таких делах.