Проводник. Книга четвёртая. След Чёрной Вдовы

К четвергу Артём вдруг понял, что последние несколько дней он прожил как заурядный алкоголик или наркоман. Он почти не спал и не выходил на улицу. Сумасшествие, но он – здоровый, самостоятельный, неглупый человек стал бояться, что там, где-то в городе, его могут встретить какие-то люди и, навалившись скопом, орать ему в лицо: «Совсем не интересно», «Что за фигня», «Хоть бы уже не спал, а в носу ковырялся», «Нормально чел зарабатывает, поспал где-то – на тебе денег. Сколько ему заплатили?»

Он днями и ночами валялся на постели, ходил в туалет, но вот ванную комнату отчего-то упорно обходил стороной. И это несмотря на жару. Ему казалось, что от воды, падающей из душа, исходит какая-то угроза. Ему даже не хотелось есть, от слова – совсем! Чем жил его организм до этого дня – совершенная загадка. То, что называют «жизненная сила» куда-то стремительно уходила. Даже на свое прибежище – широченный диван, со скомканной, пропитанной по́том постелью он уже не ложился, а попросту падал.

К вечеру четверга одно из таких падений завершилось… Чем оно завершилось Артём понял, когда пришел в себя. В комнате по-прежнему было темно. Он потянулся к лежащему на полу и слабо видимому в полумраке торшеру и нащупал кнопку. О чудо – лампа осталась цела и торшер включился. Паук попытался опереться руками, чтобы встать, но они бессильно расползались в сторону. Опустив взгляд, он обнаружил, что лежит в луже собственной крови!..

Потихоньку начала включаться шумящая голова. Осмотревшись, Артём понял, что на пути к дивану, как видно от серьезного упадка сил, он зацепился за ковер, промахнулся и всем телом ухнул в угол, в котором стояла тумбочка и торшер. Но когда это случилось, сегодня, вчера, позавчера?

От потери крови его мутило, но в то же время, в пику былому унынию и мороку последних дней, в его разбитой голове вдруг начали проскакивать светлые мысли. «Надо к доктору. Конечно, вряд ли это простуда, но надо хоть поговорить с кем-то…»

Список знакомых медиков у Паука был невелик, а тот, кто бы мог его выслушать, понять, а главное, что-то посоветовать, был только один – Лёня Синкевич. Правда работал он в реанимации где-то в Лиде, но соваться со своими страхами и заморочками к незнакомому, но местному не хотелось. Артём явно чувствовал – с ним что-то не так не только в физическом плане. Чужой, казенный доктор выслушает и обязательно потом «приклеит» тебе какой-нибудь неприятный ярлык по психиатрии. Лови потом проблемы с водительскими правами и работой.

С Лёней они познакомились три года назад, можно сказать случайно. В то время Артём еще гонял на байке и по пути на байкфест в Речицу, не доезжая всего километров пять до точки, не зная нюансов дороги стал спешить и сдуру слетел в кювет. Когда Паук кое-как доехал до братьев-байкеров, видя потрепанного товарища, ребята тут же принялись «лечить» его «коня», а заодно нашли для раненного брата среди приехавших на слёт соплеменников доктора – Лёню.

Они здорово сдружились после того случая и много раз встречались на мероприятиях, слетах, фестивалях, гарантированно напиваясь каждую такую встречу.

Еще пару раз кувыркнувшись за это время, три месяца назад Артём продал тот невезучий (как он считал) байк и сейчас, катаясь на своей крошке Тойоте, присматривал себе другой.

Глянув на настенные часы, Паук призадумался. Они показывали 4:32. За окном светало. Рановато для звонка. Внутренне собравшись, он аккуратно, дабы не повредить себе что-то еще, вышел на балкон, взял ведро, швабру и МОП, что сох на подоконнике. Шагая, будто по минному полю, он доковылял до ванной и посмотрел в зеркало. На него смотрела заросшая щетиной, бледная с черными кругами под глазами рожа, правая сторона которой была полностью покрыта запекшейся, бурой кровью. «Алкаш, – заключил Паук, – как есть алкаш! И руки трясутся…»

Снова с затаенной радостью отмечая, что обильная кровопотеря приглушила то, что с ним творилось в эти дни, Артём решил правильно использовать то время, что оставалось до допустимых рамок звонка другу. Все же у того жена, двое детей и будить хорошего человека, загружать своими проблемами в такую рань было бы неправильно.

Паук, беспрестанно дергаясь и превозмогая какой-то внутренний барьер, как-то забрался в ванну и принял душ, смывая засохшую кровь и стараясь не попасть водой на безобразную рану чуть выше лба. Довершая начатое дело, он пошел на кухню и, растеребив древнюю аптечку, обработал рассечение перекисью водорода.

Теперь нужно было привести в порядок комнату. Наполняя ведро водой, Артём снова глянул в зеркало. «Ну, хоть на человека стал похож», – с грустью заключил он.

Шатаясь и покрываясь по́том, он с трудом вымыл пол, поставил на место торшер и даже застелил диван. Часы показывали 8:58, можно было звонить.

Синкевич снял трубку почти сразу:

– О-о, привет членистоногий, – весело поприветствовал он Паука. – Ты, бродяга, собрался куда-нибудь на слет, раз вспомнил обо мне?

– Привет, Лёник, – погасшим голосом отозвался Артём. – Слет, братуха, отменяется. Я даже байк продал.

– Так ты вчера по этому случаю налакался? – Со смешком спросил доктор. – Бубнишь, как инсультник. Вот же, козлина, – с шутливым упреком добавил он, – я тебя предупреждал, что пьянки без присмотра медика обязательно приведут тебя к алкоголизму. Ладно, я шучу. Ну что, присмотрел себе уже что-нибудь двухколесное? Сейчас трудненько найти стоящий аппарат.

Паук, сидя на краю дивана, вздохнул и, огладив щетинистый подбородок, глухо произнес:

– Андреич, помощь нужна.

Доктор, тут же сменил интонацию:

– Ты что, разбился? Где ты, в какой больнице?

– Погоди, – не зная, как начать разговор, стал болезненно морщиться Артём. – Тут такое дело… Надо бы пошептаться.

– Ты в Лиде?

– Думаю, …скоро приеду. Если все будет нормально.

– А что случилось-то?

– Лёник, брат, приеду – расскажу.

– Я до шести буду на работе: Мицкевича дом 1. Подъедешь – набери.

– А ты сможешь выйти? – Всполошился Паук. – Надо бы пока без больницы.

– Да что там с тобой? – Не на шутку обеспокоился молодой доктор.

– Говорю же – пото́м.

– Ну хорошо, набирай. Заезжай со стороны Черняховского 1. Там Центр гигиены. Стань возле парка. У нас, – пояснил Синкевич, – там рядом парк культуры и отдыха. Если получится – сразу выскочу, посидим на скамейке, покурим. Только сам понимаешь, мне далековато, а я заведующий реанимацией. В любой момент могу убежать.

– Понимаю, – вздохнув, ответил Паук, – все, до встречи, я записал – Черняховского 1…

Сказать, чего стоило Пауку выбраться на улицу и сесть в машину – ничего не сказать. Это надо было видеть – какими взглядами провожали его две бабули-соседки, сидящие на скамейке у подъезда.

Артём запустил двигатель, проверил портмоне с документами и донаторскими деньгами. Привычно глянув на датчик уровня топлива, он заключил, что можно было не заправляться. До Лиды его малолитражке бензина хватит точно.

Как он проехал эти 170 километров – одному богу известно. Голова, страдая от шума и боли, с перебоями думала о чем-то своем, а тело вело автомобиль автоматически, благо Паук был опытным водителем.

В начале двенадцатого навигатор привел его в нужное место. Артём припарковал машину и, заметив у остановки общественного транспорта стоящую в тени скамейку, чувствуя себя очень нехорошо, отправился к ней. По пути он успел набрать номер доктора:

– Ты уже здесь? – без приветствия ответил тот сразу же.

– Здесь, возле остановки, кажется она называется «Больница».

– А, знаю где это. Жди. У меня сейчас как раз есть время. Скоро буду.

Паук, обливаясь потом, дошел до скамейки, сел на нее и…

Очнулся он уже в палате. Сверху белый потолок, лампы. По стенам плитка, висят какие-то мониторы, что-то тихо пикает, из руки – капельница, на лице маска.

Где-то вдали стоит «аквариум». Женщина-медик замечает, что он открыл глаза. Она встает, завет кого-то из коридора. Вскоре появляется Лёник. Отпустил бородку, в халате, улыбается:

– Здравствуйте, вы слышите меня?

– Слышу, – как показалось Пауку достаточно громко сказал он, но Синкевич озадачился и, наклонившись к нему, пристально вглядываясь в глаза снова спросил:

– За маской не слышно ничего. Тебе трудно говорить?

Паук отрицательно покачал головой.

– А, понятно, у тебя нет сил говорить.

Теперь Артём кивнул, соглашаясь.

Доктор коротко посмотрел в настенные мониторы, но потом снова перевел взгляд на больного:

– У тебя что-то болит, была травма? Что мотаешь головой – не болит? А, – догадался доктор, – травмы не было? А что это надо лбом?.. Хорошо снес кожу. Крови много потерял?.. А-ну, давай поочередно, аккуратно подними левую руку, …немного, стоп! Дальше не надо. Правую… Хорошо. Теперь левую ногу, тоже немного. Так. Правую.

На-ка, сожми покрепче мою ладонь, – доктор взял Паука за руку, – сильнее, ну же. Сильнее не можешь или просто нет сил? Киваешь? Нет сил? Ты меня слышишь, понимаешь. Помнишь кто ты?.. Имя?

– Артём.

– А куда ехал?.. Понимаешь где ты сейчас находишься? А кто я помнишь?

– Лёник.

– Хорошо. – Улыбнулся доктор. – Контакт установлен. Значит так, братуха, смотри: твои данные идут на гемодинамический монитор. На руке – манжета, на пальце сутуратор. Если с тобой будет что-то не так, я сразу увижу. Попробуем снять твой намордник? Надо попробовать говорить?

Артём снова кивнул и Синкевич снял с его лица маску.

– Ну что? – продолжая внимательно вглядываться в лицо больного, спросил доктор. – Нормально, да? Тогда говорим, – оживился Синкевич, – я сейчас буду задавать тебе вопросы. Нам надо зафиксировать твои личные данные. Отчество…

– Сергеевич.

– Хорошо. Идем дальше. Будь готов, я могу спрашивать и что-то в твоем понимании глупое. Ты в любом случае постарайся отвечать мне, хотя бы кивком. Нам требуется определить твое состояние. Идет?

– Да, – пересохшим горлом тихо прохрипел Паук и испугался своего голоса, но доктор тут же поспешил его успокоить:

– Ничего страшного, братуха. Это нормально. Твои связки отдыхали. Сейчас они придут в норму. Начнем: ты – Артём Паук. Так?

– Так, – просипел Артём.

– Год рождения?

– 29.11.1990-го года, – чувствуя, как все более привычно начинает звучать его голос, ответил больной смелее.

– Хорошо. Когда ты мне звонил, с тобой уже было неладно? – поинтересовался доктор.

– Да, – слабым голосом ответил Паук.

– Так что же с тобой случилось, братуха?..

Паук вздохнул и в следующие минут десять-пятнадцать, на большее его пока не хватало, вкратце рассказал Леониду Андреевичу то, как после поездки в какой-то проклятый дом его начисто скосил какой-то неведомый физический, а, главное, еще и психический недуг. Как на пустом месте его выдергивало на какие-то дикие, необузданные эмоции, как душил днями и ночами беспочвенный страх, как не давали спать кошмары. И это его – уравновешенного, самодостаточного человека!

– Лёник, – жарко шептал Паук, – я был один, дома. Ничего не делал, но во всей этой хрени так измотался, что ноги чуть волочил. Вот! – Он указал на голову. – Зацепился за ковер и башкой в тумбочку…

– Это ерунда, – снова осматривая рану, прогудел себе под нос доктор, – до свадьбы заживет. Только кожу содрал. Зацепил где-то сосуды. Зрачки в норме. Тошнило?

– У меня и до падения тошнило, – отмахнулся Паук, – и хреново стало еще до того, как рухнул в угол. Лёник, но такие эмоции… Они высосали из меня все! Мне сейчас даже трудно руку поднять, чтобы нос почесать …

– Ну да, – продолжая попутно осматривать пациента, заметил Леонид Андреевич, – а еще 180 км до Лиды отмахал за рулем. Как ты доехал-то, бродяга?

– На автомате. – Замечая, что все речи не произвели на друга должного впечатления, упадшим голосом просипел Артём и отвернул голову к стене.

Синкевич, не придавая этому значения, закончил осмотр, после чего наскоро пробежав глазами по бумажному листу удерживаемом зажимом на его пластиковом планшете, заметил:

– Что до твоего блога и канала на ютубе, ничего не скажу – не видел, надо будет посмотреть и почитать. А вот по твоему состоянию, брат, дело плохо. Судя по тем данным, которые у нас есть, из своих тридцати с лишним лет жизни ты не был в отпуске ни разу. Отдыхать не пробовал?..

– Лёник, – упавшим голосом ответил Паук, – я и сейчас уже больше недели в отпуске. Не поверишь, до этой поездки от меня аккумуляторы можно было заряжать. Говорю же, это ночевка в этом чертовом доме меня так подкосила.

– Ты говорил прошло всего несколько дней? – С недоверием спросил доктор.

– Так и есть, – чуть не плача, дрогнул всем телом Артём. – Если оно и дальше будет катиться – я скоро сдохну…

– Ну, ты это, – поднял руки вверх Леонид Андреевич и с улыбкой добавил, – не забывай где находишься. Не надо портить нам статистику. Все нормально. Сюда не привозят тех, кому хорошо. Заметь, в твоей палате ты пока один. И в соседней дядя – один. В подавляющем большинстве случаев людей отсюда выписывают или переводят в стационары. Не ты первый, не ты последний кому так плохо. Будем наблюдать…

– Лёник, – попытался податься вперед больной, – я тебе точно говорю – сдохну! Когда очнулся сегодня – увидел какой-то темный силуэт до потолка…

– Ну хва-а-тит, – кисло сморщился доктор, собираясь уходить. – Твое физическое состояние мы подтянем, а вот с психологическим, брат, у нас тут плохо с такими специалистами. Не наше направление. Прости, меня ждет работа. Надо еще и с соседом твоим побеседовать, слышишь, кашляет? Видать ревнует…

Синкевич снова располагающе улыбнулся, ловко, словно их воздуха, выхватил медицинский молоточек и вдруг стукнул друга по коленке.

– Штиль, – задумчиво заключил он, – м-да… Рефлексы, Тёма, у тебя ни к черту. Ну, ничего. Добавим тебе немного женского внимания, Лида! – Громко позвал он в сторону «аквариума». – Лидия Эдмундовна, поч-ч-ему вы не на посту?..

С этими словами доктор, махнув на ходу поникшему духом пациенту, неспешно зашаркал подошвой мягких тапочек в сторону поста. Было слышно, как Синкевич и медсестра о чем-то долго шептались, но до ушей засыпающего Паука долетели только последние слова Лёника: «Делать все анализы еще раз, слышишь? Глаз с него не спускать. Я скоро приду…»

Перед сдачей дневной смены, как и договаривались, Лидия Эдмундовна зашла к заведующему.

– Спит? – расписываясь в каких-то документах и лишь на миг оторвав взгляд от бумаги, спросил Сенкевич.

– Спит, – подавая ему листки с данными анализов, подтвердила медсестра. – Серый какой-то стал, под глазами все проваливается, как у трупа.

– Но-но-но, – нахмурился заведующий, – никаких трупов пока я тут. Вы уже меняетесь?

– Да, – с облегчением ответила Лидия Эдмундовна и тут же, вдогонку этому спросила, так, между прочим, – а вы что, остаетесь? Народ волнуется – заведующий залип на ночь. С чего бы?

– Останусь на сутки, – казенным тоном произнес Леонид Андреевич. – Отпуска́ у людей. Иногда, когда есть такая возможность, почему бы не дать им отдохнуть, верно? Да и самому подзаработать перед отпуском.

– М-гм, – саркастически заметила медсестра, – врите больше. Просто этот минчанин ваш знакомый.

– Ну и по этой причине тоже, – не стал спорить доктор. – Давайте, что там у него?..

Пользуясь тем, что заведующий занят изучением результатов анализов, медсестра тихо произнесла:

– Он так спит… Если бы не просыпался, когда я брала анализы, думала бы, что он в коме. У меня уже, как у Алисы – предчувствие. Она сегодня меня меняет, может, спросите у нее…

– Ну что ты такое говоришь, Лида? – Отрывая взгляд от листков, нахмурился Леонид Андреевич. – Сначала сестра-хозяйка, потом подхватили санитарки, а сейчас и ты туда же? Сама же ее постоянно подкалываешь…

– Я с ней давно работаю и знаю…

– Что знаешь?

– Леонид Андреевич, – дрогнувшим голосом продолжила медсестра, – вы же сами ей тогда говорили – больше не предсказывать …такого. Она же ни разу не ошиблась. Если Лѝса сказала – умрет, все – покупай венки!

– Лида, – сдерживая себя, чтобы не нагрубить, приподнялся и оперся кулаками в стол заведующий, – я в тот момент говорил полушутя, и ты помнишь это. «Хватит нам дурных предсказаний, не порти нам статистику». Так я сказал?

– Она никогда не ошибается, – понижая тон, стояла на своем Лидия Эдмундовна. – Спросите ее про друга. Мы не просто так в реанимации зовем ее Черная вдова. Все знают, как я отношусь к Лѝсе и ее штучкам. Она вообще меня бесит своей обособленностью, молчаливостью. Ходит такая …типа считает себя выше других. Но мне-то на это пофиг, поэтому и не стесняюсь называть ее в глаза по этому прозвищу. Тут другое, тут… Леонид Андреевич, вот …положа руку на сердце, честно говорю, что-то чую. Если это ваш друг – надо спросить Лѝсу…

– Всё, – вздохнув, сдержанно ответил заведующий. – Иди меняйся, Лида. Я разберусь…

Лидия Эдмундовна повернулась и только открыла дверь, как услышала позади себя:

– Да и…, попроси Лѝсу. Как только поменяетесь, пусть зайдет ко мне.

Та, о ком они говорили, едва только пришла принимать смену – сама, без какого-либо пояснения сменщицы, бросив беглый взгляд в сторону спящего минчанина тут же озадачилась и со вздохом произнесла: «Блин, ну почему на моей смене?»

Лидия Эдмундовна, выслушав это – побледнела и, выдержав короткую паузу сдержанно передала сменщице просьбу заведующего зайти к нему, как только Алиса заступит на смену.

Судя по выражению лица Алисы Змеевец или Лѝсы, как звали ее обычно в быту, она была немало удивлена тому, что дежурить ей доведется с заведующим, но как-либо озвучивать свое удивление она не стала. Медсестра привычно приняла смену, а после этого, как и просили, пошла в кабинет шефа.

– Здравствуйте, Леонид Андреевич, – замерев у открытой двери, тихо произнесла она, – вы просили зайти.

– Ну так заходите, – глухо ответил заведующий, – только закройте за собой, есть разговор.

Алиса вошла, захлопнула дверь, но в кабинет не прошла, осталась стоять у входа.

– Проходите-проходите, – настоял шеф, указывая медсестре на стул рядом с его столом, – у меня есть к вам вопросы.

Лѝса опустила взгляд и молча подчинилась. Леонид Андреевич, молча сопровождал взглядом ее передвижения. Он попросту не знал с чего ему начать разговор. Не найдя ничего лучше, доктор встал и подошел к окну:

– Уже темнеет, – протяжно выдыхая произнес он. – Вот и лето за гору перевалило… Смену приняли? – в пол оборота, через плечо, спросил заведующий.

– Да, – тихо ответила медсестра.

– Все нормально?

– Да, бумаги, сейф…, все в порядке.

– Больные?

– Один спит, второму разрешили почитать.

– Состояние?

– У нас здоровых не держат, – неопределенно ответила Змеевец, – будем смотреть, ночь покажет.

Заведующий повернулся к Алисе и, сложив на груди руки в замок, полуприсел на подоконник:

– Мне нужно…, нужен, – поправился он, – ваш совет. Это касается минчанина, что лежит в блоке второго поста. …Вы понимаете, какого совета жду?

– Понятия не имею, – холодно ответила медсестра. – Вы – доктор, как скажете, так мы и будем все делать.

Синкевич недовольно поджал губы, но усилием воли подавил в себе эмоции и продолжил:

– Я хочу знать, …ваше мнение, …каковы шансы поправиться у этого больного?

Алиса, размышляя о чем-то, на какое-то время опустила голову, но вдруг преобразившись, подняла ее и, ударив во фронт заведующему прямым, жестким взглядом, ответила:

– У нас свами как-то был серьезный разговор по этому поводу, помните? Вы даже кричали на меня, называли «Дитя предрассудков»! А помните, как вы называли то, о чем сейчас просите? – «Пустые домыслы и благодатная почва для сплетен». У нас здесь хорошая слышимость и, заметьте, по большей части женский коллектив. Девочки до сих пор не стесняются посмеиваться за моей спиной. В лицо-то ни одна не рискнет…

– Я понимаю, – тяжко вздохнув, не дал закончить подчиненной доктор, – вам все это крайне неприятно.

– Да мне пофиг! – со странной улыбкой ответила Алиса. – Серьезно. И сплетни эти пофиг, и смешки, и сами девочки. Я просто делаю свою работу. Скажите, плохо делаю?

Заведующий внутренне сжался, никак не ожидая подобного поворота, а потому как-то неуверенно и судорожно выдохнул:

– Хорошо делаете, очень хорошо…

– Тогда я пошла? – стала подниматься Алиса.

– Нет, стоп! – примирительно поднял руки заведующий. – Сядьте. Мы не закончили… Алиса, …Алиса Игоревна, выслушайте меня. Я прошу прощения за свою былую несдержанность, за то, что кричал на вас и дал повод для кривотолков. Беру назад все свои слова. Я серьезно. Хотите, мы сейчас выйдем, и я попрошу прощения при всей ночной смене.

– Я же сказала, – произнесла значительно мягче медсестра, – мне – пофиг! Не нужно ради меня терять свое лицо, особенно перед теми, кто там, за дверью. И не думайте, что я оскорбилась вашими криками и эмоциями, поверьте, мне и на вас – пофиг! Я просто работаю. Что, уволите за «пофиг на вас?» – медсестра снова улыбнулась, – а мне и на это пофиг. Медиков сейчас везде не хватает, без работы не останусь.

Заведующий снял очки и стал массировать уставшие от компьютерного монитора глаза:

– Алиса, я еще раз прошу прощения, – понизив тон, глухо произнес он, возвращая оптику на прежнее место. – Там, на пятой койке лежит мой друг и мне надо точно знать, смогу я сам его вытащить или мне отправлять его каретой в Минск, пока не поздно.

Алиса поднялась и, задвигая стул под стол, холодно ответила:

– В Минск уже поздно, за ним пришли…

Глава 3

      Леонид Андреевич поднял вверх голову и, от навалившихся на него эмоций, сжал зубы до скрипа.

– Алиса-а-а, – с шипением протянул он, – это мой друг! Понимаешь? Как я смогу потом называть себя врачом? За твоим другом – еще несколько дней назад крепким, жизнерадостным человеком пришла смерть, а я ничего не сделал чтобы его спасти? Я все равно буду за него бороться, слышишь?!

– Леонид Андреевич, вы спросили – я ответила. – Спокойно среагировала на этот эмоциональный всплеск медсестра. – Пару минут назад вы спрашивали мое мнение? Это оно… Что с этим делать, решайте сами. Все вокруг уходят: любимые сестры, братья, жены, мужья, дети… Даже врачи. Отчего-то все вокруг считают – раз хирурги спасли сотни людских жизней, то в трудную минуту кто-то спасет и их. Не факт. Рано или поздно наступает момент, когда даже профессора-коллеги просто разводят руками и человек уходит. Разве не так?

– Ты ее видишь? – опуская голову, спросил вдруг Леонид Андреевич.

– Кого? – Не поняла медсестра.

– Смерть!

Алиса пристально посмотрела в глаза заведующего.

– Смерть, Леонид Андреевич, это только обычное состояние нашего внутреннего «я» вне жизни, – тихо произнесла она и тут же продолжила: – Смерть не может приходить или уходить. Пугающий всех персонаж – выдумка. Просто некоторые из тех, кто почему-то вернулся из того, другого мира, видели там темных посланников – Жнецов. Это их люди описывают, как Смерть…

– Постой, – ухватился за «спасительную соломинку» доктор, – «Те, кто вернулся»? Почему-то же они возвращаются, Алиса? Значит, есть шанс как-то сбежать от этих Жнецов, или …я не знаю, договориться что ли?

Медсестра прикрылась рукой и тихо, как показалось доктору, даже со злорадством, рассмеялась:

– Сбежать? – Странно улыбаясь произнесла она. – Договориться? Ну уж нет. Только не с ними. Если за кем-то явился Жнец – все, сливай воду…

– Так ты, – подался вперед доктор, – …у тебя дар? Ты все же их видишь, этих Жнецов? Можешь общаться?

Алиса устало откинулась на спинку стула:

– Это не дар, Леонид Андреевич, это скорее ответственность и большой «геморрой». Обычному человеку это невозможно даже осознать, не то что нести. Но для вас все это клиника определенного заболевания, правда? Должна предупредить, хоть жить с этим далеко не сахар, я даже под пытками никому не сознаюсь в том, что имею такую …проблему. И не смотрите на меня так. Ни один психиатр не докопается…

Леонид Андреевич, наконец, выпрямился:

– Алиса, я смотрю на вас «так» …потому, что мне вдруг стало жутко. – Признался доктор. – Мороз по телу…

– Так бывает, когда они рядом или человек узнает о чем-то таком.

– Он здесь?! – Дернулся заведующий. – Рядом со мной?

Медсестра грустно улыбнулась:

– Здесь его нет, – спокойно произнесла она, – вам ничего не угрожает. Но он рядом. Я видела тень мельком. Был возле второго поста. Думаю, пришел за вашим другом.

– Это …какой-то сюр, – вытирая с лица несуществующий пот, нервно выдохнул доктор. – Я…, я просто не могу во всё это поверить.

– А вам и не надо, – поднимаясь, успокоила Леонида Андреевича медсестра. – Если хотите, я могу пойти и узнать всё о вашем друге. Мне в любом случае надо сходить на посты. Идти?

– Да, конечно, – тщетно пытаясь скрыть волнение, закивал доктор. – Вы будете общаться с Жн…