Гандболист. Часть первая

– А кукуруза нафига? Что мы с ней будем делать? Ее ж варить часа два, – говорит Самвел.

– Не знаю, дыню не успел сорвать, уже возле железки схватил что под руку попалось, – отвечает Сергей.

Мы смеемся. Перочинный нож разрезает дыни на дольки. Аромат безмятежного лета окутывает нас, сладкая мякоть тает во рту. Это наша награда.

Глава 2

Наша семья жила небогато, мы не голодали, но и роскошью похвастаться не могли. Сладкое было желанным подарком. Появится дома коробка конфет, и мы счастливы. Сладости у нас никогда не лежали долго и съедались сразу же. Одним обыкновенным вечером произошло невероятное событие: моя тетя принесла в подарок целый блок жвачек «Турбо». Счастью не было предела, подобный сюрприз в то время стал для меня настоящим чудом. Жвачки мы покупали поштучно в магазине на углу или у бабушек с рук. До этого момента я ни разу в жизни не держал в руках более пяти жвачек одновременно, а блоки желанных лакомств видел лишь в магазинах, по телевизору и когда кто-то из одноклассников раздавал их по случаю праздника. В школе было принято в свой день рождения приносить угощения и по завершении уроков угощать всех. Кто-то приносил специально испеченные пироги, торты или печенье, а другие угощали покупными сладостями. Один из моих одноклассников принес целую коробку киндер-сюрпризов. Глядя на эту гору шоколадных яиц, красиво сложенных на полках картонного дома, я восхищенно думал: «Наверное, его родители – миллионеры».

С большим воодушевлением мы с сестрой ожидали пятое число каждого месяца. В этот день мама получала зарплату, и мы знали, что будут конфеты. Такая сложилась традиция. Причем они появлялись вне зависимости от того, дали маме зарплату или нет. Когда я стал зарабатывать сам, долгое время не мог привыкнуть, что в доме на постоянной основе может быть шоколад. Двадцатого числа каждого месяца – мамин аванс. В этот день она всегда покупала заветную плитку молочного шоколада, делила на две части и вручала нам с сестрой. Свою половину я берег и растягивал сладостное удовольствие, съедая по одному-два квадратика в день. Сестра же действовала более расточительно: наслаждалась своим шоколадом сполна, съедая все и сразу. После чего без доли стеснения просила шоколад у меня. Такая наглость и самоуверенность вызывали во мне одновременно раздражение и восторг. Ведь я так не умел. Казалось, признаки гедонизма отсутствовали во мне уже с детства. Позже нам стали выделяться карманные деньги: по десять рублей с аванса и по пятнадцать рублей с маминой зарплаты. Это были весомые для нас суммы. За полтора рубля можно было купить мороженое в вафельном стаканчике, за два рубля – эскимо, а сникерс стоил два рубля семьдесят копеек.

В то время в округи семей, похожих на нашу, было огромное множество, я бы сказал, большинство. Однако же среди моих друзей находились и довольно обеспеченные ребята. Они носили красивую фирменную одежду и всегда имели личные деньги. В сравнении с ними, мои карманные финансы выглядели грошами. Я не причитал и не жалел себя, а умел довольствоваться малым. Правда, внутри неизменно присутствовало ноющее чувство шоколадного голода, ведь сладкого никогда не было в достатке. Денег всегда не хватало, и мы с друзьями находили способы заработать. Часто выполняли какие-то несложные работы, выносили строительный мусор, искали покрышки для мужиков из гаражей, собирали бутылки и металлолом для сдачи. Зимой за небольшое вознаграждение помогали толкать застрявшие на скользких перекрестках машины с летней резиной. Накануне мы сами забрасывали колею снегом и ждали «клиентов», сидя на бордюрах и заборах, как стая снегирей. Ничего личного, просто бизнес. На Рождество и старый Новый год наступала волшебная пора – ходить колядовать и посевать. К традициям мы относились по-разному. Чем больше благ они приносили, тем крепче была наша вера в них. Праздничные традиции давали немалый финансовый доход и целые пакеты конфет. Два раза в год, шестого и тринадцатого января, выучив несколько специальных песен, набрав полные карманы риса, мы выдвигались на дело. Как только открывалась дверь чужой квартиры, в хозяев летел рис и раздавались наши хоровые песни. Накануне Рождества мы пели: «Коляд, коляд, колядниця. Добра з медом паляниця…», а в ночь на старый Новый год: «Сеем, веем, посеваем, с новым годом поздравляем…» Кто-то ругался и прогонял нас, некоторые вручали веник с совком и заставляли подметать рис, но таких было меньшинство, в основном же люди дослушивали песни, улыбались, поздравляли нас с праздником и выносили конфеты, фрукты или деньги. Завершив труды, темным вечером мы собирались в подъезде у горячей батареи, грели руки и под масляно-желтым светом лампы делили заработанное. Сначала деньги, а потом конфеты и фрукты. После «смены» я приносил домой полные пакеты добра. Сладостей хватало на целую неделю. Новый год и «колядки» хоть как-то поднимали настроение в зимние периоды, ведь зимы я никогда не любил. В Краснодаре они обычно хмурые и серые, с холодным промозглым ветром. Но периодически происходило волшебство, которое не могло оставить меня равнодушным. Бывало, засыпаешь в мрачном промозглом городе, а просыпаешься уже в сказке. Эти эмоции я помню до сих пор.

Утро неожиданно оказалось светлым и ярким. Солнце ворвалось в комнату и озарило ее белым свечением. Я поднялся с кровати, подошел к окну и застыл от восторга. Стекло было расписано причудливыми узорами льда. Грани и завитки поблескивали в лучах всеми цветами радуги. Я нагрел дыханием стекло, растопил теплом своих ладоней небольшой кружок, посмотрел через него и раскрыл рот от восторга. Район оделся в белый пушистый покров снега. Ощущение зимнего волшебства охватило меня, я тут же побежал на балкон и откопал под грудой утвари старые санки. Раньше снег выпадал чаще, нежели сейчас, и лежал больше трех дней, поэтому иметь санки в Краснодаре было совершенно нормальным делом. Этим же днем мы катались на них с горок, которые еще с утра отполировали толпы ребятишек. Когда санки надоедали, пробовали новые способы: съезжать на картонках, пакетах, покрышках или просто стоя на ногах. Но однажды мы удивили всех. Как-то раз на мусорке рядом с домом появился старый советский холодильник. Едва мы его заметили, тут же возникла гениальная, как нам казалось, идея. Всей оравой организованно дотащили тяжеленный агрегат до горки, ценой неимоверных усилий подняли его на самую вершину. Пришла очередь главного этапа. Отдышавшись, мы аккуратно уложили холодильник на бок, всей толпой сели сверху, как на надувной банан, оттолкнулись и помчались вниз по склону. Рациональное мышление подсказывало, что подъем холодильника в гору занял более часа, а спуск – всего около десяти секунд. Но вопрос «зачем?» не возник ни у одного из участников мероприятия. Всем было понятно: так надо, ведь это весело.

Зимой находились и другие занятия. Например, в морозный день на спор облизать турник. Споры в детстве имели огромную значимость. Проигрыш принимался достойно, но отказ от спора приравнивался к трусости, поэтому мы придумывали самые странные и сомнительные пари. Никогда – слышите, никогда! – в лютый мороз не облизывайте турник! Вот летом – пожалуйста, но не зимой.

Лето я любил и всякий раз радовался, когда оно наступало. Мы гуляли, подрабатывали, развлекались. Добытые и заработанные деньги тратились на сладости, жвачки, взрывпакеты, но вскоре появилось новое увлечение – компьютерный клуб. Заветную приставку «Денди» могли позволить себе далеко не все семьи. Но играть в нее хотелось всем без исключения детям. Смекалистые взрослые сыграли на этой слабости и организовали компьютерный клуб. Прямо во дворе частного дома под виноградным навесом располагался стол, на котором стояли телевизор и священная приставка, а напротив – две табуретки. Можно было оплатить час, тридцать минут, и даже десять. Двое счастливцев играли в «Супер Марио», «Танчики», «Черепашки-ниндзя» или в футбол, их окружала орава зевак. Зрители сидели прямо на асфальте, завороженно наблюдали и давали советы, куда жать и как играть. Деньги водились не у всех, без них оставалось лишь наблюдать со стороны. Но даже возможность посмотреть, как играют другие, уже вызывала у нас восторг.

Настоящий футбол нравился мне больше компьютерных игр. Спортивной площадки у нас во дворе не было, но тем не менее мы находили способы играть в него. Два вытянутых корпуса нашего дома образовывали букву «П» и в «сердцевине» оставалось пространство без садовых клумб, там разворачивались и парковались машины. В стене, соединяющей две длинные половины дома, имелся сквозной проход (так называемый «проходной»), а рядом с ним – небольшое углубление. Именно оно и служило нам футбольными воротами. Роль вторых ворот играли два кирпича или бордюры, расположенные немного левее. Перед матчем требовалось разделить всех желающих на команды. Толпа сама выбирала двух капитанов – обычно это были те, кто хорошо играл в футбол. Они-то и набирали себе игроков. Все мальчишки стояли перед двумя лидерами и ждали, пока их выберут. Этот момент был волнительным, особенно для тех, кто оставался в числе последних. Игроки в дворовых командах делились на несколько групп.

1. Активные ребята с лидерскими качествами.

2. Парни без особых спортивных талантов, но крепкие и развитые.

3. Неуклюжие или полные мальчики. Часто их ставили на ворота, чтоб не мешались под ногами.

Но был и еще один тип игроков – странные и таинственные люди. Такие, я уверен, нашлись бы в каждом дворе. Обладая большой физической силой, они стремились бить по мячу, вложив в свой удар всю свою мощь и злость на наш бренный мир. Первостепенной задачей являлось именно ударить, и только потом вставал вопрос «куда?» Немало окон, дверей и бамперов машин пострадало от таких ударов.

Укомплектовав составы, приступали к игре. Вместо футбольного газона воображаемую площадку устилал грубый асфальт, испещренный рытвинами. Ох, сколько же эффектных падений видел двор, сколько кожи и крови я оставил на том дворовом асфальте. Эти мгновения зафиксировались в моей памяти яркой меткой: «Вот я веду мяч на полной скорости, приближаясь к воротам, обвожу соперника, еще больше ускоряюсь и сталкиваюсь с защитником. Одно мгновение – и я уже лечу вниз, выставляя вперед согнутые ноги и руки. Острые камни стесывают кожу коленей и внутренней стороны ладоней. Обида, злость, жгучая боль, потеки крови». К счастью, мы владели навыками самопомощи: для начала надо вытащить каменистые осколки из пыльно-кровавой зоны повреждений и самоотверженно оторвать свисающие кожные лоскуты. Затем тщательно промыть рану в луже и сорвать за углом дома подорожник побольше. Вытереть с него грязь и пыль собственной футболкой, обильно увлажнить слюной, после чего прилепить на рану. Держать, не отрывая, три минуты. И, выждав примерное время, можно возвращаться на площадку.

Играть в дворовый футбол было весьма увлекательно, но непросто. Нам постоянно мешали: то машины, проезжающие прямо посреди площадки, то прохожие и жильцы дома, которые ходили через поле, направляясь к «проходному». Обязательно находился какой-то взрослый, внутри которого жил профессиональный футболист. Пройти мимо мяча без предъявления своих футбольных талантов представлялось делом невозможным. «А ну, малой, накати-ка», – говорили они и наносили посредственный, но сильный удар. Правила нашей игры отличались от классических. Ауты отсутствовали в принципе, часто баталии разворачивались где-то в предподъездных палисадниках и даже под машинами. «А ну, не топчите цветы, я сейчас с веником выйду, надаю по шее!» – кричали бабушки из окон. Если гол забивался в верхние воображаемые углы, это означало, что радоваться рано: предстояло еще морально отстоять свое право на гол и доказать взятие ворот. Вдобавок находилось множество противников наших футбольных матчей – хозяева припаркованных рядом машин, двери и бамперы которых страдали от частых попаданий, жильцы квартир прямо над стеной, в которую мы беспощадно долбили. Отчего, помимо сосредоточенности на игре, требовалось каждую минуту оставаться начеку и смотреть, не появился ли рядом кто-то из строгих взрослых, желающих отобрать наш мяч. Главным «конфискатором» был хмурый тучный мужчина с тоскливым усталым взглядом, живущий прямо над «воротами». Постоянный стук в стену ему явно мешал, и при любом удобном случае он старался заполучить наши мячи. «Отдам только родителям», – строго отвечал он. Но родителям никто не жаловался, и про мячи просто забывали. Имя мужчины нам было неизвестно, однако весь наш футбольный контингент знал его в лицо и мог издалека распознать по походке. Чтобы как-то его называть, мы придумали прозвище. В разгар напряженных матчей, когда вдруг на горизонте появлялся этот особый человек, мы по цепочке передавали клич, и на весь двор разлеталось звонкое: «Дядя Мячик идет, Дядя Мячик!» Мы хватали главное богатство – футбольный мяч, кирпичи (штанги) – и разбегались врассыпную. Ему оставалось лишь угрюмо смотреть нам вслед, грозя кулаком.

После футбола в жаркий летний день больше всего хочется утолить жажду. К счастью, мы знали, где самая вкусная вода. В двух кварталах от дома, на перекрестке дорог частного сектора располагалась колонка. Мы шли к ней целым отрядом, шагая сначала спокойно и размеренно, затем немного ускоряясь, а приблизившись вплотную, кое-кто взвинчивал темп до предела. Этот порыв подхватывали другие, вскоре нервы юных футболистов не выдерживали, и кто-то начинал бежать, подстрекая всю ораву. Каждый рвался скорее испить воды. Бывало, прибежишь первым, весь разгоряченный и красный, наклонишься, широко расставив ноги, чтоб не замочить обувь. Затем надавишь на железную рукоятку и прильнешь сухими губами к железному крану. А оттуда мощным потоком льется ледяная вода. Жаждущие своей очереди мальчишки нетерпеливо наблюдают за твоим блаженным лицом и двигающимся молодым кадыком на хрупкой шее. Пьешь жадными глотками и думаешь, что в этот момент ничего прекраснее и вкуснее этой воды на свете просто не существует.

Нередко обязательства отвлекали меня от важных дворовых дел. Как всегда в неподходящий момент на балконе пятого этажа появлялся кто-то из моей семьи и окликал меня. Ребята по цепочке передавали информацию.

– Ну чего там? – раздраженно спрашивал я, стоя под балконом.

– Купи хлеба, – говорили мама или сестра и скидывали монетки в пакете.

Я шел за угол дома, покупал румяный кирпич и нес домой, по пути откусывая хрустящую корочку. Аромат свежего хлеба шлейфом тянулся за мной по ступеням подъездной лестницы. Дома, срезав погрызенную горбушку, я намазывал ее сливочным маслом и посыпал сахаром – деликатес нашего детства. Белые гранулы медленно тонули в сливочной мягкости. Я жадно откусывал большой кусок и жевал, прикрыв глаза от удовольствия.

Глава 3

Дворовая жизнь протекала ярко и разнообразно, при этом была знакома и понятна. Но в один из теплых солнечных дней все изменилось. Собравшись с Самвелом и Сергеем поджигать карбид, мы зашли в магазин у дома купить жвачек и увидели чудо – стройных спортивных девушек с необычным – как выяснилось позже, уральским – акцентом. В магазине привычно приятно пахло шоколадом и выпечкой, но теперь там появился новый волнующий запах женских духов. Еще не понятый и не осознанный трепет пробудился внутри. Нам очень захотелось поговорить с девушками, но стеснение и страх сковали нас. Прикрывая застенчивость безразличием, мы пытались делать вид, что ничего нового и интересного в магазине не происходит. Тогда Самвел принял смелое решение и первым начал разговор, что-то спросив у девушек. Они дружно ответили и задали встречный вопрос. Затем подключились и мы с Сергеем. Завязался легкий и непринужденный разговор, перешедший в знакомство. Оказалось, что девушки приехали на чемпионат России по гандболу защищать честь своего города, который называли на старый советский лад – Свердловском. Они были гандболистками и сильно отличались от тех девочек, с которыми мы дружили во дворе. Гандболистки – взрослые, стройные, еще и приезжие, к тому же спортсменки и вдобавок старше нас! Они находились в том возрасте, когда в девочках начинает пробуждаться женская красота. Надо ли говорить, что мы сразу влюбились, правда, еще не осознавая этого?! Бросив все свои дела (камни, палки, бутылки, карбид…), мы отправились с ними на край света – а точнее, на территорию гандбольной школы, смотреть игры.

Раньше я часто видел гандбольные площадки, они всегда были по соседству с нашим домом. Тренировки и свистки где-то на фоне стали привычной декорацией, не привлекающей внимания. До этого момента я смотрел на гандбол через сетку забора небесно-голубого цвета, вершина которого, казалось, упиралась в облака. Но в этот раз я впервые оказался внутри. Отсюда все выглядело гораздо больше. Несколько вытянутых прямоугольников с воротами и странной разметкой простирались вдаль. Удивительно, что с улицы они казались меньше. Вокруг бурлила жизнь. Сразу на всех площадках проходили игры. Там бегали девочки в разноцветной форме, передавая друг другу мяч. Ворота скрипели от забитых голов, звенели штанги, раздавались судейские свистки, слышались крики тренеров и аплодисменты зрителей. Я крутил головой из стороны в сторону, совершенно не понимая, куда смотреть и какой матч выбрать. Мы проследовали за девушками, сели на деревянные трибуны и растворились в атмосфере спортивного сражения. Однако совсем скоро соревновательная составляющая сместилась на второй план, ведь самое важное было не там, а здесь. «Садись сюда», – сказала мне девушка по имени Света. Я сел, смутился, немного покраснел, но был приятно удивлен ее желанием сидеть рядом. Мы все разговаривали, шутили, смеялись. Однако я больше всех общался со Светой. Стройная, коротко стриженная девушка, волосы которой напоминали колючки ежика, меня очаровала. Ее большие глаза цвета неба и приятная улыбка пленили меня. Она вдохновенно рассказывала мне о гандболе, объясняла правила игры и интересовалась моими увлечениями. Я отвечал что-то про дворовые дела, футбол, прогулки с Альфом, смотрел на нее и чувствовал, что сердце мое начинает биться все сильнее. Когда она говорила о гандболе, глаза ее светились счастьем. И вдруг я спросил:

– А что в гандболе самое-самое высшее, вот прямо самое крутое?

– Это Олимпиада, – ответила Света. – Стать олимпийской чемпионкой – круче всего. Я мечтаю об этом.

– Понятно, – задумчиво и загадочно ответил я, зафиксировав в голове ее слова. События на площадке завладели нашим вниманием. Мы посмотрели игру, немного помолчали. Но даже это мне понравилось. Больше всего на свете хотелось продлить тот момент. «Вот так бы сидеть здесь на деревянной лавке, разговаривать со Светой или просто молчать», – думал я.

Все последующие дни мы приходили на игры болеть за «наших» девчонок из Свердловска. Совершенно не понимая правил, мы возмущались несправедливостью судей, которые не засчитывали голы «нашей» команде, хлопали в ладоши и придумывали кричалки, подбадривая спортсменок. На площадке одновременно находилось четырнадцать девушек, но я смотрел лишь на одну из них, на мою Свету. «Боже, пусть она забьет гол! Я могу не есть мороженое неделю, но пусть она выиграет. Я готов принести эту жертву во имя Светы», – говорил я про себя.

Когда я смотрел на Свету, разговаривал с ней или вспоминал ее открытую улыбку, со мной происходило что-то странное. Новое притягательное чувство рождалось внутри. Грудь распирало от счастья, хотелось бегать и кричать от радости. Я был готов подарить Свете весь мир, лишь бы она так же весело со мной разговаривала и улыбалась. Но через несколько дней жизнь развела нас в разные стороны. Соревнования закончились, и «наши» девушки уехали домой. Мы даже не попрощались, этот момент был как-то упущен. Казалось, девчонки из Свердловска всегда будут здесь с нами и тут… Я не горевал – просто еще не знал, что так принято делать в подобных случаях. Ритуалы, сопровождающие нас в любом событии, еще не успели сформироваться. Если бы я знал, как надо, непременно взял бы адрес Светы и писал бы письма, но не случилось и этого. Вместо тоски и грусти внутри меня родилась идея, что мы обязательно встретимся вновь, причем где-нибудь на вершине спортивного Олимпа. Она красивая спортсменка, и я должен быть достоин ее, представ в образе сильного мужчины – олимпийского чемпиона. Эта мысль укоренилась внутри, постепенно превратившись из идеи в мечту, а затем перекочевав в категорию «планы и намерения». Я начал рассуждать логически. Чтобы выиграть Олимпиаду по гандболу, прежде всего требовалось стать гандболистом. Одному идти в гандбол было страшновато, поэтому я предложил Самвелу и Сергею присоединиться. Друзья идею поддержали, и мы перешли к реализации плана.

Мимо нашего дома часто проходил один мужчина, всегда серьезный, неизменно в яркой спортивной форме и красивых кроссовках. Я его запомнил, потому что очень хотел себе такие же кроссовки. Этот человек выделялся высоким ростом и широким размахом мощных плеч. Темные волосы были зачесаны назад, а на лице выделялись густые черные усы. В его орлином взгляде чувствовалась сила и уверенность. Ходил он быстро, бодро, даже слегка подпрыгивая, как боксеры на ринге. Нехитрым дедуктивным методом и шпионской слежкой мы вычислили, что он работает настоящим гандбольным тренером. Как раз то, что нам нужно. План был таков: выждать подходящий момент, встретить его, как бы случайно завязать беседу и между делом попроситься на гандбол. Прийти сразу в гандбольную школу, находящуюся буквально за углом, мы почему-то не сообразили. Вместо этого несколько дней караулили тренера у нашего дома. Фантазия рисовала картинки, как будет протекать разговор и как смело мы будем презентовать свои лучшие качества. «У него просто не останется шанса, ведь от таких смелых и сильных ребят никто не откажется». Мы были уверены в себе и готовы к свершениям, но тренер все не появлялся.

Жаркое лето тем временем неторопливо катилось, как мягкие волны спокойной реки, унося нас к безмятежной дворовой жизни. Занятия находились всегда: футбол, игры в казаки-разбойники, сезон черешни, жерделы, сливы, экспедиции на стройки и в подвалы, химические эксперименты и разговоры на лавках у подъезда до самой ночи. Привычная сладостная жизнь отодвигала спортивные мечты куда-то в сторону, а мысли о гандболе постепенно тускнели. Поглаживая плечи бархатным теплом, пришла осень, желтая и солнечная. В прохладных вечерах уже улавливалось тонкое чувство тоски по лету. Еще в конце августа в доме появились тетрадки и ручки, в шкафу висела белая рубашка, а я обновил стрижку – естественно, «спортивную канадку». Лишь застарелые царапины на коленках, шрам на носу и руки, черные от орехов, напоминали о беззаботном летнем времени.

С первым днем сентября начался новый учебный год. На тетрадках я теперь писал 2 «Б». Мы ходили в школу, занимались уроками, выкрадывали время на гулянки. Казалось, мы уже отпустили некогда навязчивые мысли о гандболе и жили привычной жизнью. Но с мечтами всегда так. Постоянно думая о заветном желании, ты порой находишься за сотни метафизических километров от его воплощения. Но стоит расслабиться и отпустить его в небо, как оно освобождается и улетает, чтоб вскоре принести нам сбывшуюся мечту на своих крыльях.

Одним сентябрьским вечером мы с Сергеем и Самвелом прогуливались по району и оживленно обсуждали, как бы перелезть через высокий забор завода и наворовать там яблок. Сухие листья романтично шелестели под ногами, осенний флер укутал район, но в остальном все было привычно: фонарный столб – преданный старожил, острый угол дома и бордюр, возле которого мы когда-то караулили тренера… Самвел говорил: «Надо, чтоб кто-то оставался на шухере на заборе…», но посмотрел вперед и вдруг застыл. Я поднял глаза и тоже остолбенел. Мы увидели чудо. Прямо перед нами неожиданно появился он, тот самый тренер. Той же узнаваемой бодрой походкой, в ярком спортивном костюме и кроссовках, он двигался стремительно и непринужденно, неся в руке алое пластмассовое ведро, наполненное картошкой. Дыхание мое замерло. Еще несколько недель назад у нас имелся четкий план, мы знали, как действовать, и были уверены в себе, но теперь, спустя время, внезапное появление тренера пробудило в нас сомнение, стеснение и страх. Начались переговоры шепотом, стоит ли его окликнуть или нам уже это все не нужно? Решения все не было, а тренер тем временем проплывал мимо, словно парусник по морской глади. Еще каких-то секунд тридцать – сорок, и наши тонкие голоса уже не смогут долететь до него. Он уйдет, испарится в пространстве, а вместе с ним и наши мечты. Ситуация требовала решительных действий, но стеснение сковывало железной хваткой. Казалось, это конец. Но вдруг Самвел громко и отрывисто крикнул: «Здрасьте!» Тренер обернулся и сделал пару шагов в нашу сторону. Меня бросило в холодный пот. Обратного пути уже не было. Мы робко подошли и еще раз поздоровались, спросив его имя. Мужчина поздоровался в ответ, представился Аркадием Ивановичем, пристально всматриваясь в наши глаза и слушая несвязную робкую речь. Выглядели мы не сказать, что прямо-таки парадно. Чумазые оборванцы с района, будто только что поднявшиеся из подвала на свет. Что, в целом, могло быть действительностью, ведь наши будни тогда проходили как раз в подвалах, на стройках, в гаражах. Воображаемого уверенного разговора и презентации своих лучших качеств не состоялось. Вместо этого, задыхаясь от волнения, мы робко просились в гандбол. Тренер внимательно выслушал нас, поднял бровь, повел усами, затем спросил, сколько нам лет. Задумался. Секунды молчания казались вечностью. После чего он твердо ответил: «В понедельник в шесть в манеже». Восторг и страх разом вспыхнули внутри меня, обдав жаром лицо, – симбиоз чувств, возникающий всякий раз, когда совершаешь какой-то знаковый поступок и шагаешь в неизвестность.