Горький вкус карри под тенью Тадж-Махала: год как жизнь

Пока я приходил в себя ото сна, пришел какой то низенький парнишка из местных и притащил мне двадцатилитровую пластмассовую бутыль воды. Радж Кумар, как себя величал, обеспечивал водой студней. Пустые бутыли нужно было ставить у порога. Он их заново сдавал. Просил за нее двадцать рупий. После аэропорта при обмене у меня естественно мелочи не нашлось. Одни пятисотки. Я предложил было их, но он, округлив глаза, сказал, что разменять не сможет. В Индии это огромные деньги. На выручку пришел Зафар. Одолжил. Этот же Радж Кумар выдал мне подушку, одеяло и простынь.

Не знаю сколько я спал, но принесли всем обед в жестяных тарках, называемых здесь типины. Меня обошли. Я обидно скуксился. Я не хотел есть, просто справедливости ради…

– Саш, пошли в мою комнату. Я поделюсь с тобой,– великодушно предложил Зафар разделить трапезу. Это меня тронуло.

Вопрос еды всегда для меня стоял важно и остро. Друзей всегда зачислял по еде. Как сами к ней относятся, предлагают ли мне. Вот и теперь думал, уже считать ли Зафара другом и братом, или чуть позже? И хотя я после сна есть не хотел, от еды как всегда не отказался, тем более этикет, ради дружбы, знакомства. Обидешь.

Чтоб отойти на несколько шагов, покидая свою будущую квартиру, отведенную мне великодушно индийским правительством, я не мог решиться закрывать ли ее на замок или нет. Я людям доверял как мышь кошке.

Прозорливый Зафар опять это увидел:

– Да ладно, тут все свои, никто не залезет! Просто задвижку засунь. Все поймут, что тебя там нет.

Выдохнув тяжко, я сделал как Зафар говорил. Наверно, ему известней меня местные нравы и обычаи.

Свою комнату Зафар содержал в поразительной чистоте или даже точнее в пустынной чистоте. Голо как-то. Пол как вылизан. На столе только чайник, стакан, типин. На стене висят стиранные зеленые штаны. Ах да – около каменного шкафа стул. Кровать у него одинарная. И над ней плакат с индийской мисс мира Ашварьей Рай.

– Я один живу, – пояснил он. – И никого не пущу. Вон вардан хотел было, я его как начал!

Чувствуется, Зафар был большой задира.

– А кто такой вардан? – спросил я.

– Ну чувак, который за общежитиями следит. Если света нет, воды.

– Ну-ну, понял. Комендант по-русски.

Я понял, что Зафар тут уже порядочно прижился и поэтому объяснит мне кто здесь кто.

– Среди нас мужиков: двое из Вьемтнама – Сон и Хуй.

Я засмеялся.

– Правда это его имя?

– Да, Хуй. Я все хочу рассказать, что значит его имя, – пошутил Зафар.

– Равив-Израиль. Ну тот лохматый, что тебе рукой махал. Он, мне кажется, русский знает. Я как-то сказал при нем «Козел» к нему. Ну не для оскорбления, а так, а он мне «Что? Что ты сказал?» Я наврал что-то. Динеш – румын или венгр, я запутался.

– Он странный какой-то, – заметил я. – Под Иисуса Христа косит, а имя себе индийское взял.

– Да, чуть- чуть долбанутый, – согласился рассказчик.

– Потом Ракеш и другой Динеш-Суринам. Это где-то в Америке. Два Шри-Ланка: Ракита и Чатуран. Ракита еще нормальный, посмеяться с ним можно, вроде так открытый. А Чатуран какой-то мне не нравится. Вроде улыбается, а что-то на уме не договаривает. Такие… как там по-русски? А, во – предатели.

Тем временем мне не терпелось узнать, что дают на обед. Мой новый друг раскупорил тарочки. В одной сухие лепешки роти, в другой- простой белый рис, в третьей – гороховая подлива, в последней намечались кусочки огурца и помидоры. Салат! С него нужно начинать день. Это стало нашим законом. Но почему так мало дают?

Я скромничал.

– Ты бери, Саш, не стесняйся, – увидел это Зафар. – Хочешь салата? А то я его выкину. Не ем.

– Конечно! Я люблю салат! – воскликнул я и осекся: не слишком ли голодно это прозвучало?

…– А среди девчонок – их и куда больше, чем нас пацанов: и японки есть, и тоже шриланок дохрена…

Пока мы ели и разговаривали, зашел какой-то черный улыбчивый парень. Возможно, индиец.

Мне предстояло узнать по очередно полно народу. Мне это страсть как доставляло удовольствие.

Они поговорили про меня. Я понял исключительно интуитивно. Я плюнул в сердцах, что ни капли не знаю хинди. Да что там – ни одного языка, кроме русского, да и то с натяжкой.

– Это кто? – спросил я, как только тот ушел.

– Ракита. Из Шри-Ланки.

– Хм. А я думал индиец.

– Не, просто они похожи на них.

Ели дальше. Я посмотрел на стену над столом и внимание мое привлек клочок бумаги с какими-то краткими пометками. Гадость мелкая, а стало интересно, что же это такое. Спросить постеснялся. Хм, и так никогда и не узнал, что это…

Когда мы кончили обед, пришел сикоди-охранник. Уже другой. Я вздохнул облегченно, что ночной не пристанет ко мне обниматься, предлагать вечную дружбу, спрашивать как спалось и прочую чепуху. Новый что-то доложил нам. Я уловил только «Ларкийо» и из этого построил целую цепь ассоциаций: девушки плюс сикоди равно: пришли девушки, сказали что-то ему, он пришел к нам, значит зовут нас.

– Саш, девчонки пришли за нами. Пошли, – подтвердил Зафар мою догадку.

Я вернулся к себе, накинул на себя рубашку и стал спускаться на улицу вместе с ним. Как же меня распирало любопытство наконец-то увидеть улицу, природу, дома, то есть Индию в ясном свете дня.

Меня встретила жара. Яркость как будто переборщили. Глаза слепило. И новая атмосфера надавилась в полную силу.

                                    3

У ворот я с радостью встретился с сестрой и Юлькой. Еще я встретился со злыми черными угольками. Это была толстая таджичка Мадина.

– И почему это она меня ненавидит? – подумал я и выбросил ее тут же из головы.

Еще нас ждали две грузинки, Ия и Ирина – по старой памяти, по интернетовской древней влюбленности в одну грузинку с сайта знакомств я долго к ним приглядывался, намечая себе в жены. Привычка такая: взгляну на девушку и думаю – жениться на ней или нет? Проживу ли я с ней или нет всю жизнь? И, наконец, – половинка ли? Но грузинки к счастью были не супер. Последнюю в группе звали Таня. Я думал тоже русская, но оказалась хохлушка с водянистыми глазами, русой косой и симпатичной попой.

– И это будет моя компания на весь год, – заключил я.

Всей гурьбой мы направились в институт, стоявший от общаги через дорогу, по которой ездили арбы с лошадями, телеги с быками, рикши велосипедные, моторные, грузовики, или плелись одинокие или груженные кирпичом, песком, щебнем несчастные ослики.

Перед институтом фонтан-бассейн. Сейчас он не работал. Много разных студентов стояли то тут, то там – вот, собственно, и первое впечатление.

Прошли в фойе. На диванчике я увидел троих белых девчонок. Они замахали мне руками и подозвали. Я присел. Подумал, что институт вмещал в себя различных иностранных студентов. Я еще не подозревал, что суть состоит в том, что ежегодно сюда приезжает видешей человек семьдесят, распределяются по группам в соответствии со знаниями, и представлют собой одно единое целое, связанное тем, что они здесь одни, белые, даже если черные (в смысле Шри-Ланка, Таиланд), далекие от дома и надолго.

Я почувствовал по очаровывающим улыбкам трех европеек, что им понравился безумно.

Но они мне не очень: все как одна милые, улыбчивые, носатенькие и страшненькие. Одна Бернадет (и ее имя сразу вылетело прочь) из Австрии (тут же и это забыл), другая –Беатрис из Румынии (все тоже самое) – их двух я долго еще буду путать, как зовут, откуда;

третью звали Сара – итальянка.

– Я думал, в Италии девки посимпатичнее, – в душе скривился.

– Саша. Россия, – улыбался я.

– О, мафия, – пошутила Сара.

– О, ес, – ответил и больше не хотел тратить с ними время. Они меня сексуально не привлекали. Ведь я за индийской женой сюда приехал. Или хотя бы временной женой. Направился за остальными в другое крыло института в секретариат за формальностями. Радовало, что из-за сутолоки приезда нам еще дня два не учиться.

Начало чего то масштабного – это всегда как праздник. Одни знакомства. Всеобщая, или это так казалось, радость и непонимание где ты и что ты. Правда, словно заново родиться. Ушло все, что было до вчера.

По временам я одергивал Наташу и кричал ей в ухо:

– Представь, мы в Индии! Только вчера было что-то другое! Поверить не могу.

Она улыбалась и жмурилась, полностью меня понимая. Мы жали друг другу руки.

Зашли в кабинет Хариша – секретаря, мужика лет сорока с чем-то. Он дал нам троим бумаги заполнить. Сегодня или завтра едем в полицию регистрироваться.

Я обернулся, держа в руках листки и не знал куда сесть. Мелькнули искры между мной и ней. Красивая индианка. Черные глаза, явная благосклонная мне улыбка. Пару секунд мы не двигались с места и словно приковали друг друга. Я оценил ее. Не высока. Волосы приятной волной. В джинсах видны симпатичные ноги и бедра. Я не знал языка и молчал. Мой язык онемел от неожиданного изобилия. Еще вчера я был одинок и даже на горизонте никто не намечался. А сейчас на любой цвет и вкус. Во мне просыпался кобель и уже хотелось возгордиться и швыряться претендентками на мое естество направо и налево. Ах, я олух…

Она опустила глаза и ушла, о чем-то спросив Хариша.

Погруженный в приятное впечатление, я опять надоедал сестре заполнить за меня скучные формуляры.

Закончив с этим, мы как только узнали, что нам сразу дают степендию, стремглав помчались вниз в кассу. Быстрая роспись в журнале. Пересчет купюр. Приятный шелест. Ты сам себе кажешься удачником, каких свет не видывал. Миллионер.

4

Мы всей компанией договорились отправиться на базар. Всем нужно было что-то купить: замки, шнуры для белья, что-то из посуды. Кому-то требовалась обувь и шмотки.

И вот, опять встретившись у ворот, где сидели смешные менты-охранники с ружьями, как в блокадном Ленинграде, мы двинулись в первое, считай, путешествие.

Мы шли неопытной гурьбой, как дурацкое трусливое стадо. На нас постоянно оглядывались, слали воздушные поцелуи, «Хаи!», «Хело!», улыбались и показывали пальцами. Я лично чувствовал себя затравленным зверем, ступая по пыльной обочине, по бокам которой росли кактусы, валялся мусор и кто-то обязательно если не стоял спиной и не мочился на стену, то сидел на корточках, кряхтя и с любопытством бесстыдно глазея на тебя.

Мы шли мимо лавок, мимо шикарного дома, мимо помойки с какими-то разноцветными обрезками, в которых всегда лежала какая-нибудь корова и жевала их. Мимо автослесарни, где чинили рядом с мотороллерами – второй по популярности транспорт – с прошлого столетия черные долбанные велосипеды, на которых ездиит вся Индия. Мимо храма с увешанными красными материями, с алтарем, в котором воткнута какая-нибудь грубо сляпанная фигура божества (в Агре любят носатого Ганеша), и с выложенным плиткой полом, на котором постоянно сидят, свесив ноги, и ничего не делают люди.

Наконец мы дошли до перекрестка. Несколько авторикш праздно прели под палящими лучами. Все было в диковинку и я потянулся было за фотиком, но оцепенение и стеснительность помешали.

Завидев нас, водилы ринулись в драку: кто обслужит. Среди нас послышались призывы: «Зафар!» Тот, дельно переговариваясь то с одним, то с другим, говорил свою цену, спорил, ему завышали, он сбавлял.

Все-таки мы сели. В две рикши. Я впереди у руля, с ужасом, не представляя, за что же мне держаться. Еще больше страшась, как бы во время езды какая-нибудь драндулетина не зацепила мне колено и не оторвала ногу.

– Тихо, Саша, – успокаивал сам себя. – Тут люди как-то ездят и ты сможешь, ничто тебе не помешает, не навредит.

Я с ужасом понимал, что теперь я с компанией обречен ездить так всегда, в неудобстве. Ну что ж, в любом деле приходится, наверное, терпеть издержки.

Водила врубил крутые местные песни с басами и погнал, ловко и рискованно лавируя, бибикая, чуть не врезаясь и не сталкиваясь. Мы все визжали как безумные. Я молился Богу оставить мне мою жизнь. Я знал, что здесь любят ужасное движение без правил, и надо к этому привыкать. Ведь они здесь давно. И до сих пор живы. Нужно доверять. Я еще в эту пору не мог правильно объяснить себе это.

Но зато, мчась, что волосы развевались и захватывало дух, я увидел Индию при свете дня, я увидел основную картину Агры. Толпы людей. Жуткая перенаселенность, о которой я читал в географии еще в школе и тогда не мог и помыслить, что иллюстрации оживут. И все оглядываются на нас.

Подъезжая к некоему мосту, я увидел разных торговцев. Здесь мне скопище людей, машин, рикш напомнило настоящий змеевник. Одни торгуют рыбой. Мухи летают, садятся и откладывают личинки . Другие торговцы стоят с горами бананов, на лотках третьих высятся пирамиды апельсинов. Следующие крутят через мясорубку сок и разливают его в одни и те же стаканы тысячам желающих, лишь слегка ополаскивая водой…

Конечно, я не сразу это все заметил. Все пестрело и кишело перед глазами. В ушах звук мотора и гул людей. Иногда мы, казалось, вот-вот столкнемся с телегой, которую тащат два белых буйвола с огромными рогами. От удивления и страха я только рот успел раскрывать и вжиматься к водиле, оставляя только любопытную голову снаружи.

Я постоянно пытался запомнить дорогу. Но обилие информации затрудняло. Лишь смутно уловил, что мы ехали по прямой большой дороге. Возможно, главная. Миновали огромный отель «Холидей инн» и я взял его за смутный ориентир. И после него все перемешалось в голове.

Наконец остановились около маленького храмика с фотографиями деда в платке, который сидел, положив одну ногу на колено другой. Люди подходили и молились.

– Саш, быстрей глянь, – Наташа наклонилась сзади к моему уху, чтобы нас никто не слышал. – Глянь туда, какая красивая девушка!

Я напрасно вытягивал шею. Поздно. Она уже смешалась в толпе верующих. Я расстроился. Как всегда обвинил сестру, что неправильно зовет смотреть. Мол, надо кричать не гляди, а гляди направо в пятый забор седьмого ряда. А она: «Гляди!» куда? Назад? На небо? В землю? Вперед? Всегда так.

Мы слезли всей гурьбой и расплатились.

Теперь нужно переходить дорогу. Я ужаснулся: как это возможно? Тысячи единиц транспорта, никаких светофоров. Мы стали лавировать, пока не перешли. И это наполнило меня адреналином на неделю вперед.

Впереди базар. Раджа ки Манди. Длинная улица, сплошь состоящая из разновсячинных лавок. Я с восхищением ожидал этой минуты увидеть настоящий восточный рынок. Торговцы кричат нам, зовут. Нахваливают товар и кажут большой палец из кулака. С непривычки крайне трудно всем отказывать. Когда идешь, особо без цели, тогда-то и труднее избежать ненужных трат. Но все, что нужно купить, купить надо сейчас, ведь с нами Зафар, знающий цены.

Вдруг наши окружили кого-то. Я заглянул за плечи. Какая-то приятная улыбчивая индианка здоровалась со всеми.

– И откуда-то познакомиться успели? – недоумевал я. Хотя она так уж, приятная, но не блестяще.

– Это кто такая? – спросил в толпу.

– Тануджа. С нами учится.

– Хм, – заключил я. – Очень информативно.

Продвигались дальше по рядам. Сурадж, мощный кореец, тоже в нашей компании. Хотя над ним смеются и называют хрюшкой. Ну правда, слегка похож. Но издеваться-то не хорошо. Возможно, он что-то почуял и поэтому скоро пойдет в одинокое плаванье.

Мы гурьбой заходили к торговцам тканями, восседающими на подушечках, как персидские вельможи. Просили пить. Воду нам подавали в железном стаканчике. На вкус она жестяная и какая-то густая. Отделались хлебком. Углубились в какой-то проулок. Там Таня заказывала себе шальвар камиз – широчайшие штаны на веревке, а сверху бесзрукавная рубаха по колено, а на горло полагался еще газовый шарф, одеваемый при случаях на голову – могольская древняя мода.

Пока портной, как из сказки, с метром и мелком стоял с ней и оговаривал размеры, фасон, мы сидели вдоль стенки на мягкой лавочке. Нам предлагали чай. Мы вежливо отказались. Мне опять пришла мысль, что как-то все ощущалось странно, по-иному. И одновременно, словно я здесь живу уже давно и не удивляюсь. Или это привычка снобиста вид делать, что меня ничем не удивишь, а потом в это и верить. А ведь так ты и не замечаешь восторга.

Юлька, поддавшись конформизму, тут же заказала шальвар и себе. Я посмотрел на Наташу, мол будешь? Она мотнула головой. Ей все равно больше нравилось ходить в европейской одежде.

Вышли из магазина. Я решил тоже присмотреть себе покупку. Подумал, почему бы не остановить выбор на сандальках. Поперебирал там, поспрашивал цены. От 150 до 300 рупий мне называли. Потихоньку я начал подозревать, что больше 200 давать неправильно. Посоветовался с Зафаром.

Он сначала сводил меня в одну лавку- со стелажами и скамеечками для примерки: ну как у нас. Ничего не подошло. Потащил в другую, сквозь узкую прореху в стене, где открывался свой тесный волшебный мирок с пробегающими крысами, восседающими на подушках и пьющими чай хитрыми торговцами. Все они уже здоровались с нашим узбеком, называли по имени. Я все больше проникался уважением к Зафару.

Теперь вся компания пришла и села на стульчики, ожидая, когда я напримериваюсь. Я выбрал себе одни симпатичные, желтые, замшевые. Трудность выбора сандалей заключалась в том, что в Индии поголовно все носят сандалии с держалкой между большим и средним пальцем ног. Не знаю как они, но я представлял, что эта маленькая финтиклюшка обязательно натрет кожу. Примеряя, я сразу ощущал дискомфорт. Может у индийцев кожа там дубленая? И вот эти последние, хоть и с держалкой, были с виду надежны, прошиты крепко. А главное – сама держалка была деликатна к моей ноге.

Но теперь начали спорить о цене. Долго препирались. Торговец, почуяв тугие видешные кошельки, особенно после стипендии, не хотел сбавлять. Я порывался уходить десять раз. Возвращался на место. Договорились на 250 рупий. Сунул коробку с сандалями под мышку и с непонятным беспокойным чувством убрался отсюда вместе с остальными. Мы еще полазили по рынку. Мадина искала себе бартан – посуду.

Пока все помогали ей советами, я заметил торговца мороженым. Местное. На ниточке висят интригующие пустые морковного цвета вафельные рожки, куда айскримвала половничком черпанет тебе два-три кругляша. Я предложил Наташе. Тем более не дорого- 5 рупий. И ценник висит. Без обмана. На вкус оно оказалось приятным. Кремовым. Тут же наши увидели нас, лижущих, и тоже захотели мороженного. Что тут сказать? Толпа.

Покидали Раджа ки Манди мы так же. Ловили рикш, Зафар торговался, усаживались с великим дискомфортом чуть не на колени друг друга, я неизменно на одной ягодице, пальцами за воздух, водила врубал музыку и мы катили с ветерком. Я опять отметил Холидей Инн.

Около змеевника, где мост, мы притормозили. Там еще один рынок. Как всегда куча народу, фруктовые лотки на колесах, велосипеды, мотоциклы, обгаженные одиночки коровы. Береги ноги, чтоб не отдавили, и смотри, чтоб не провалиться в вонючую канаву, тянущуюся вдоль рынка, или в навоз, или просто в кучу очисток. И опять непонятные незапоминающиеся закутки лавок.

Как ни старался, ориентация вылетала из головы.

– О, Господи, как же тут одному-то? – взмолился я.

– Никак! – приходил безнадежный ответ.

Теперь Мадина искала себе касетный магнитофончик. Песни индийские слушать. Я в душе скривил лицо: неужели кто-то еще пользуется этим? Наверное, Таджикистан недалек от Индии. Хотя Мадина постоянно давала понять всем, что она – цивилизация.

– Ой, ну что они смотрят? Как будто белую женщину не видели.

Мы с Наташей неизменно переглядывались: у нас-то они чурками называются.

– Ой, у нас такого нет, у нас чисто… – Мадину в шок приводили писающие нахально в стену люди, а мне постоянно хотелось спросить: – Неужели у вас не так? А мне рассказывали наоборот.

Но я не хотел ссориться и оставлял ей лицо. К тому же, может, она и правду говорит.

Мы с сестрой купили по замку. Она себе еще веревку для белья…

5

В общежитие вернулись полные эмоций и впечатлений. Меня шокировала грязь и нищета, попрошайки, всеобщее стремление обобрать и обмануть тебя, завысить до небес цену. Голова распухала. Сразу такое вынести тепличному юноше было крайне нелегко. Меня этот день почти уже вымотал, хотя еще не было и шести вечера.

Вернувшись в общежитие, я поменял замок и отдал охраннику казенный. Теперь я точно знал – лазить никто не посмеет.

Ужин в типинах мужикам принесли ровно в семь. Двое: один толстый с усами – Маниш, второй – маленький, лысенький, лупоглазый, с вечной улыбкой, так и остался у меня под прозвищем Хело Сэр!!! за то, что, входя, неизменно так здоровался, вносили на плечах складские пластиковые ящики с жестяными банками.

Зафар в момент, когда лупоглазый ХелоСэр производил эти слова, неизменно хихикал, до слез, хватаясь за живот. И этим доставлял удовольствие маленькому: белый сахаб радуется – Бог тебе удачу несет.

– Всегда, когда его вижу, моя душа вся прыгает, – показывая им вслед, объяснял мне Зафар. – В нем столько… как это по-русски?

– Позитива.

– Да, позитива, что прямо не могу, смешно становится. Душа поет.

Мне начинали нравится его восточные выражения. И вообще этот новый для меня человек весьма симпатизировал мне. Я неясно для себя решил держаться Зафара. Почему- то мужское общежитие ассоциировалось у меня с армией, где я никогда не был и незачем. С разборками, ночным разбужением новичков и мутузеньем их, с оскорблениями, насмешками, тайной враждой.

Меня напрягал лохматый еврей Равив. Ему где-то тридцать с лишним.

Меня беспокоили темно-бронзовые, с китаечностью в чертах, низкорослые мужички. Подозрительные, какие-то враждебные, я часто замечал на себе их взгляды.

– Уж не голубые ли они слегка? – ужасался я и заставлял себя вести еще больше по- мужски. До сего возраста мне везде все еще мерещились насильники и маньяки, вдолбленные мне с детства мамочкой.

Их где-то штуки четыре было, этих низкорослых, коренастых, бронзовых. Я голову ломал кто они, студенты ли, работники ли. От них веяло чем-то даже тюремным и бандитским. Я старался не смотреть им в глаза, как это нужно делать с собаками. Смотреть в глаза: акт вражды и вызова.

Нам принесли еду. Отбросив, как всегда, прочь все страхи и тревоги в подобных случаях, я с азартом раскрывал типин, пытаясь угадать что лежит в следующем. Я быстро начал работать ложкой. Казалось, это халява, хотя мне сказали, что изымают из степендии. А Зафар завыл:

– Фу б..! Опять эту х… дали! – это его обычный стиль разговора, что и доделывало впечатление, что я в армии. – Что за еб…на!

– Да вроде ничего, – встал я робко на защиту ужина.

– Са-аш! Ну как ты это можешь есть? – махнул рукой. – Ничего, вот проживешь с мое, вообще блевать будешь от этого!

Я усмехнулся. Не знал я, насколько он сильно предсказал большую главу книги моей жизни.

                              5

Наступил вечер. После ужина снова собрались у фонтана. С Наташей пришли две монгольские девчонки. И снова их все, кроме нас двоих, активно не принимали в группу.

Зафар снова предлагал поехать на выходные в какое-то Фатехпурсикри. Странно, но почему-то я был равнодушен к путешествиям. Уж слишком далеко от дома, чтоб желать чего-то большего.

– Help us, please! – услышали мы за спиной и обернулись. – We have big problem!

Из-за гаражей выбежала сырая высокая европейка. Вся мокрая до нитки, вид крайне встревоженный. Длинные волосы змеями по спине.

Мы поднялись ей навстречу.

– Что случилось? В чем дело?

Выяснилось, что у нее в комнате прорвало трубу. Ее подруга сейчас зажимает дыру пальцами.

Сикоди, охранники то бишь, безразлично в нескольких метрах сидели на стульях около ворот и играли палками и ружьями.

– У девушек трубу прорвало. Идите! – кинулся Зафар к ним.

– Нет, нет, – отнекивались они. – Завтра вардан придет, все будет хорошо. Саб тхик хо джаега. Возвращайтесь к себе.

– Какой саб тхик? Какой хо джаега? – орал Зафар и махал руками (я думал он их бить начнет). – Каль е бечаре (завтра бедняжки) мар джаеги! (утонут)

А те только посмеивались и в ус не дули.

– Плиз! – настаивала девушка. – Помогите же нам!

Динарка, туркменка, зная, что нравится смазливому пухляку, решила воспользоваться этим, но тоже бесполезно.

– Ладно, Зафар, – обявил я. – Пошли мы тогда. Скажи сикодям, что мы посмотрим.

Зафар хлопнул себя по голове: как эта мысль сама не пришла к нему в голову.

– Нет! Нет! – запротестовали те, насупившись, и замахали ружьями: – Мана! Мана апко!

Из споров я услышал, что несчастные были болгарками. Я видел, как у этой, что звали Алиной, навернулись слезы и началась истерика.