Без надежды

3) Я люблю деньги. Кто бы стал убегать от них?

Я ставлю рюкзак на пол и подбираю купюры. Штук двадцать валяется на полу и еще десять в шкафчике. Их я тоже сгребаю и пихаю в рюкзак. Меняю учебники и закрываю шкафчик, затем с улыбкой надеваю рюкзак на оба плеча.

– Передайте своим папочкам мою благодарность.

Я прохожу мимо стайки девиц (они больше не хихикают), не обращая внимания на их злые взгляды.

* * *

На большой перемене, когда принято обедать, смотрю на поливающий двор дождь и понимаю, что паршивая погода – следствие кармы. Но кого она карает, еще не ясно.

«Я справлюсь».

Обеими ладонями толкаю двери кафе, почти ожидая потока адского огня и серы в лицо. Но за порогом меня встречают не они, а оглушающий шум. Мои бедные уши не привыкли к такому уровню децибел. Ощущение такое, будто каждый посетитель кафе старается говорить громче соседа. Я поступила в школу, где учатся одни лишь состязатели.

Старательно изображаю уверенность, чтобы не привлечь нежелательное внимание парней, девчачьих компашек, изгоев… или Грейсона. Мне удается благополучно отстоять половину очереди, когда кто-то берет меня под руку и тянет за собой.

– Я ждал тебя, – говорит он.

Не успеваю даже толком разглядеть его лицо, а незнакомец уже тащит меня через кафе, лавируя между столиками. Я бы воспротивилась подобному вмешательству, не окажись оно самым захватывающим происшествием за сегодняшний день. Парень хватает меня за ладонь и тащит за собой. Я перестаю сопротивляться и смиряюсь с судьбой.

Даже со спины видно, что у него есть свой стиль, пусть и странный. На нем фланелевая рубашка, отделанная по краю тканью того же оттенка ярко-розового, что и кроссовки. Будь он девушкой, можно было бы сказать, что черные обтягивающие брюки выгодно подчеркивают фигуру. А так они лишь акцентируют его худобу. Темные волосы по бокам острижены коротко и к макушке удлиняются. Темно-карие глаза… смотрят на меня. Я понимаю, что мы остановились, и он уже не держит мою руку.

– Неужели это наша вавилонская блудница? – усмехается он.

Однако слова противоречат доброжелательному выражению лица. Он садится за столик и взмахивает рукой, будто приглашая меня последовать его примеру. Перед ним два подноса с едой, он придвигает один к пустому месту напротив.

– Садись. Нужно обсудить наш альянс.

Я не сажусь. Я вообще ничего не делаю какое-то время, лишь обдумываю сложившуюся ситуацию. Понятия не имею, что это за тип, но он ведет себя так, будто ждал меня. А еще, не забываем, он только что назвал меня блудницей. И судя по всему… купил мне обед? Пытаясь раскусить парня, я искоса смотрю на него, и вдруг мое внимание привлекает его рюкзак, лежащий на соседнем стуле.

– Любишь читать? – спрашиваю я, указывая на торчащую из рюкзака книгу. Это не учебник, а самая обычная книга. То, что я считала утерянным в поколении друзей по интернету. Вытаскиваю книгу из рюкзака и сажусь напротив парня.

– Какой жанр? Надеюсь, не научная фантастика?

Он откидывается на спинку стула и ухмыляется, словно что-то выиграл. Черт, может, так и есть. Я ведь сижу здесь, верно?

– Имеет ли значение жанр, если книга хорошая?

Я листаю книгу, пытаясь понять, роман это или нет. Обожаю романы, и он тоже, судя по его виду.

– А эта хорошая? – спрашиваю я, перелистывая страницы.

– Да. Оставь себе. Я как раз дочитал ее на информатике.

Я поднимаю на него взгляд и вижу, что он до сих пор сияет от осознания своей победы. Я кладу книгу в рюкзак и принимаюсь изучать содержимое подноса. Первым делом проверяю срок годности молока. Еще не истек, хорошо.

– А если б я была вегетарианкой? – спрашиваю я, глядя на куриную грудку в салате.

– Тогда бы съела все, кроме нее.

Я накалываю кусок курятины на вилку и подношу ко рту.

– Повезло тебе, что я не вегетарианка.

Он с улыбкой берет вилку и начинает есть.

– Против кого будем дружить? – Интересно, почему выбрали именно меня.

Он обводит кафе взглядом и, подняв руку, машет ею в разные стороны.

– Против дураков, качков, ханжей, стерв.

Он опускает руку, и я замечаю, что его ногти накрашены черным. Проследив мой взгляд, он тоже смотрит на свои ногти и морщится:

– Черный маникюр лучше всего отражает мое сегодняшнее настроение. Возможно, если ты согласишься примкнуть ко мне, я выкрашу ногти в более жизнерадостный цвет. Например, в желтый.

Я качаю головой:

– Ненавижу желтый. Уж лучше черный – как твоя душа.

Он смеется. Искренне, заливисто, вызывая у меня улыбку. Нравится мне этот… тип, чьего имени я даже не знаю.

– Как тебя зовут?

– Брекин. А тебя Скай. По крайней мере, я надеюсь, что это все же ты. Наверное, стоило убедиться в этом до того, как я солью тебе подробности своего зловредного садистского плана по захвату школы нашим двойственным альянсом.

– Я и впрямь Скай. Тебе не о чем волноваться, поскольку ты еще не слил мне подробности своего зловредного плана. Но мне интересно, откуда ты меня знаешь? Я знакома с четырьмя или пятью парнями из этой школы, и с каждым из них встречалась. Ты не из их числа, так откуда?

На миг в его глазах мелькает нечто похожее на сочувствие. Повезло ему, что это был лишь проблеск.

Брекин пожимает плечами.

– Я здесь новичок. И если ты еще не поняла по моему безупречному чувству стиля, то признаюсь, что я… – он наклоняется, прикладывает ладонь рупором ко рту для пущей секретности и шепчет: – мормон.

– Я уж подумала, ты скажешь «гей», – смеюсь я.

– Ну и гей тоже, – взмахнув кистью, говорит он. Затем складывает руки под подбородком, подается вперед и продолжает: – Я серьезно, Скай. Заметил тебя сегодня в классе и понял, что ты тоже новенькая. Потом увидел, как перед четвертым уроком из твоего шкафчика выпали те деньги, и тебя это ничуть не задело, и понял, что мы просто созданы друг для друга. А еще подумал, что если мы объединимся, то предотвратим в этом году по меньшей мере два подростковых суицида. Ну, что скажешь? Хочешь стать моей самой-пресамой лучшей подругой на всем белом свете?

Я смеюсь. Как тут удержаться от смеха?

– Конечно. Но если твоя книга отстой, мы пересмотрим наш альянс.

27 августа 2012 года. Понедельник 15:55

Получается, Брекин сегодня стал для меня манной небесной… и он в самом деле мормон. У нас много общего, однако больше различий, и это делает моего нового знакомого еще притягательней. Он тоже приемный ребенок, но тесно общается с родной семьей. У Брекина два брата, которых не усыновили, и они не геи, так что приемные родители приняли его гейство (это его слово, не мое) как факт того, что они не родня по крови. Они надеются, усердные молитвы и окончание школы постепенно сведут на нет его склонность. Зато Брекин уверен, что она лишь расцветет буйным цветом.

Он мечтает стать звездой Бродвея, но признается, что у него нет таланта к пению и актерской игре, и потому он не тешит себя иллюзиями, а будет поступать в бизнес-школу. Я призналась, что хочу изучить литературное творчество, потом целыми днями прохлаждаться в лосинах, писать книги и есть мороженое. Он спросил, в каком жанре я собираюсь писать, и я ответила:

– Не важно, лишь бы книга получилась хорошая, верно?

Думаю, это замечание и свело нас окончательно.

Сейчас я иду домой и размышляю – посвятить Сикс в горести и радости моего первого учебного дня или сходить в магазин за дозой кофеина перед ежедневной пробежкой.

Побеждает кофе, хотя Сикс я люблю чуть больше.

Мой минимальный вклад в ведение хозяйства – покупка продуктов раз в неделю. Благодаря неординарным веганским пристрастиям Карен вся еда в нашем доме без сахара, без углеводов и без вкуса, так что я предпочитаю ходить в магазин сама. Беру упаковку из шести бутылок газировки и самый большой пакет с маленькими – на один укус – сникерсами и кладу их в тележку. В спальне у меня есть прекрасный тайник для моей заначки. Большинство подростков прячут сигареты – я прячу сахар.

За кассой сидит знакомая девушка – я видела ее на втором уроке английского. Помнится, ее зовут Шейна, но на бейдже написано «Шейла». Эта Шейна/Шейла – не девушка, а мечта: высокая, загорелая блондинка с чувственными формами. Мой же рост в лучшем случае пять футов и три дюйма, а прямые темные волосы неплохо бы подстричь – и, может быть, даже мелировать. За ними трудно ухаживать, учитывая их длину – на шесть дюймов ниже плеч. К тому же из-за влажного климата я предпочитаю подбирать волосы наверх.

– Мы пересекаемся на естествознании? – спрашивает Шейна/Шейла.

– На английском, – поправляю я.

Снисходительно взглянув на меня, она вызывающе произносит:

– Я и сказала на английском. Я спросила: «Мы пересекаемся на естествознании?»

Кошмар. Пожалуй, мне не хочется быть такой вот блондинкой.

– Нет. Когда я сказала «на английском» я имела в виду, что у нас общие уроки английского, не естествознания.

Она тупо смотрит на меня, затем смеется.

– А! – Ее лицо озаряется пониманием.

Она смотрит на экран и называет сумму. Я достаю из заднего кармана кредитку, стремясь поскорее сбежать от того, что вот-вот может перерасти в еще более недалекий треп.

– Бог ты мой, – ахает она. – Гляди-ка, кто вернулся!

Девушка пялится на кого-то за моей спиной, в соседней очереди.

Точнее, пускает слюни на кого-то в соседней очереди.

– Привет, Холдер! – чувственно произносит она, растягивая в лучезарной улыбке пухлые губы.

Она хлопает ресницами? Точняк. Только что похлопала. Я думала, такое только в мультиках бывает.

Оборачиваюсь посмотреть, что это за Холдер такой, который с лету лишил Шейну/Шейлу даже подобия самоуважения. Парень смотрит на нее и бесстрастно кивает.

– Привет… – Скосив взгляд на ее бейдж, он продолжает: – Шейла.

И отворачивается к своей кассирше.

Он ее игнорирует? Одна из самых смазливых девчонок в школе практически открыто соблазняет его, а он реагирует на нее как на досадную помеху? Он вообще человек? Знакомые мне парни повели бы себя не так.

– Я Шейна, – фыркает она, недовольная тем, что он не знает ее имени.

Я поворачиваюсь к ней и провожу кредиткой по считывающему устройству.

– Извини, – говорит ей Холдер. – Ты ведь знаешь, что на твоем бейдже написано Шейла?

Она опускает взгляд и подтягивает бейдж повыше, чтобы прочитать слово. Затем хмыкает и хмурится, точно погружаясь в раздумья. Вряд ли погружение выйдет глубоким.

– Когда ты вернулся? – спрашивает она Холдера, полностью игнорируя меня.

Я оплатила покупку и уверена, что теперь дело за Шейной, но та слишком занята – планирует свадьбу с этим парнем – и не помнит о покупательнице.

– На прошлой неделе, – коротко отвечает он.

– Значит, тебе разрешат вернуться в школу? – спрашивает она.

Со своего места мне слышно, как парень устало вздыхает.

– Не важно. Я не вернусь.

Шейна/Шейла тут же отстает от него. Закатив глаза, она переносит свое внимание на меня и шепчет:

– Этому потрясному телу хоть чуточку бы мозгов.

Ирония в том, что то же самое можно сказать и о ней.

Она наконец начинает набирать цифры на кассовом аппарате, чтобы закончить операцию, и я, пользуясь случаем, снова оборачиваюсь. Любопытно еще раз взглянуть на парня, которого раздражает длинноногая блондинка. Он заглядывает в бумажник, смеясь над словами своей кассирши. Я сразу замечаю три вещи:

1) Потрясающие белые зубы за соблазнительной кривой ухмылкой.

2) Ямочки на щеках.

3) Меня, кажется, бросило в жар.

Или это бабочки в животе.

Или я подхватила кишечную инфекцию.

Какое странное, незнакомое чувство. Не понимаю, что такого в этом парне, который впервые вызвал у меня нормальную биологическую реакцию на другого человека. Как бы там ни было, подобных ему я еще не видела. Он красивый. Однако не в духе смазливых мальчиков или крутых парней. Пожалуй, нечто среднее в идеальной пропорции. Не амбал и не задохлик. Не грубиян и не святоша. Одет в джинсы и белую футболку, ничего особенного. Волос сегодня явно не касалась расческа, как и моих, их не помешало бы подстричь. Спереди они довольно длинные, и он отводит их со лба, поймав мой пристальный взгляд.

Черт!

Встречаясь с кем-нибудь глазами, я обычно отвожу взгляд, только этот парень как-то странно реагирует, и я продолжаю смотреть. Его улыбка тут же увядает, он вскидывает голову, пытливо вглядывается в меня и медленно качает головой от неверия или… отвращения? Не поручусь за чувство, но оно явно не из приятных. Оглядываюсь в надежде, что не я стала причиной его неудовольствия. А когда снова смотрю на него, он до сих пор пялится.

На меня.

Встревожившись – и это еще слабо сказано, – я быстро поворачиваюсь к Шейле. Или Шейне. Как бы там ее ни звали, черт возьми. Мне нужно прийти в себя. Каким-то образом этому парню удалось за шестьдесят секунд заставить меня впасть в экстаз, а потом до чертиков напугать. Столь противоречивая реакция вряд ли пойдет на пользу моему лишенному кофеина телу. Уж лучше бы он смотрел на меня с безразличием, как на Шейну/Шейлу. Выхватив чек из пальцев Как-там-ее-зовут, я сую его в карман.

– Привет.

Его низкий, требовательный голос тут же лишает меня способности дышать. Не знаю, ко мне он обращается или к Как-там-ее-зовут, так что беру пакеты с покупками и надеюсь добраться до машины раньше, чем этот тип завершит оплату.

– Кажется, он к тебе обращается, – говорит кассирша.

Не обращая на нее внимания, я хватаю оставшиеся пакеты и спешу к выходу.

Дойдя до машины, с глубоким вздохом облегчения открываю заднюю дверцу, чтобы положить покупки. Что со мной творится, черт возьми? Привлекательный парень пытается привлечь мое внимание, а я… сбегаю? Обычно в таких случаях я не тушуюсь. Наоборот, становлюсь до неприличия смелой. Впервые в жизни у меня появилась возможность испытать влечение к кому-либо, и я сбежала.

Сикс меня убьет.

Но этот его взгляд… Он меня встревожил. Я испытала неловкость и смущение, и вместе с тем была польщена. Я не привыкла к подобным ощущениям и тем более оказалась не готова испытать их все сразу.

– Привет.

Я замираю. Сейчас он точно обращается ко мне.

До сих пор не могу разобраться, бабочки у меня в животе порхают или действует кишечная инфекция, однако мне не нравится это глубинное, нутряное воздействие его голоса. Одеревенев, я медленно оборачиваюсь, осознавая вдруг, что не настолько уверена в общении с парнями, как предполагалось из моего жизненного опыта.

Одной рукой он прижимает к себе два пакета с продуктами, другой потирает шею. Жаль, что дождь уже прошел, иначе бы этот тип здесь не стоял. Он смотрит мне в глаза, но вместо прежнего презрения выдает натянутую кривую улыбку. Увидев его вблизи, могу сказать, что причина моего внезапного недомогания точно не кишечный вирус.

Просто это Он.

Причина в этих взъерошенных темных волосах, серьезных голубых глазах… ямочках на щеках, и в мускулистых руках, которых хочется коснуться.

«Коснуться? Да ладно, Скай! Приди в себя!»

При взгляде на него перехватывает дыхание, а сердце пускается в галоп. Такое ощущение, что если он вдруг улыбнется мне столь же соблазнительно, как это пытался сделать Грейсон, трусики слетят с меня в рекордный срок.

Наконец я перестаю глазеть на его тело, мы снова встречаемся взглядами, и он перестает тереть шею и перекладывает покупки в левую руку.

– Я Холдер. – Он протягивает правую руку для пожатия.

Я гляжу на нее и отступаю на шаг, так и не пожав. Странно все это. Подошел с невинным видом, представился… не верю! Может, если бы он не сверлил меня взглядом в магазине, я бы подпала под очарование его телесного совершенства.

– Что тебе нужно? – Я стараюсь за подозрением скрыть восторг.

Он коротко смеется, сверкнув ямочками на щеках, качает головой и отводит взгляд.

– Ну… – Нервозность не вяжется с его уверенным видом.

Его взгляд мечется по стоянке, словно в поисках выхода, и он со вздохом снова смотрит на меня. Такая неоднозначная реакция чертовски напрягает. Вот он смотрит на меня с презрением, а в следующий миг практически бежит за мной. Я обычно неплохо разбираюсь в людях, но если бы мне пришлось сделать выводы о Холдере по последним двум минутам, я бы сказала, что у парня раздвоение личности. Его метания от небрежения к проявлению внимания сбивают с толку.

– Может, это прозвучит банально, но где-то я тебя уже видел. Не подскажешь, как тебя зовут?

Его пикаперский подкат меня разочаровал. Значит, он один из этих. Ну, вы поняли. Офигенные парни, которые могут снять кого угодно в любое время и в любом месте – и знают об этом. Парни, которые всего лишь криво улыбнутся или сверкнут ямочками на щеках и спросят имя – и вот уже девушка растаяла и готова на все. Парни, которые субботним вечером влезают в окно спальни.

Я глубоко разочарована. Закатив глаза, нашариваю за спиной дверную ручку и лгу:

– У меня уже есть парень.

Развернувшись, открываю дверь и сажусь за руль. Пытаюсь закрыть – что-то мешает. Его рука удерживает дверь открытой. В его взгляде беспросветное отчаяние, от которого у меня по рукам бегут мурашки.

И это от одного лишь его взгляда? Да что со мной такое?

– Твое имя. Вот все, что мне нужно.

Может, объяснить ему, что мое имя ничем не поможет в его навязчивых попытках знакомства? Я, наверное, единственная семнадцатилетняя особа на всю Америку, у которой нет аккаунта в интернете. Не выпуская ручку дверцы, прожигаю его предостерегающим сердитым взглядом.

– Не возражаешь? – отрывисто произношу я, опуская глаза на руку Холдера, мешающую закрыть мне дверцу.

Взгляд соскальзывает на татуировку на его предплечье, где мелким шрифтом написано:

Hopeless

Смеюсь про себя – нет, сегодня я точно мишень кармического воздаяния. Наконец-то встретила парня, который мне понравился, а он бросил школу и носит татуировку «Безнадежный».

Снова раздраженно дергаю дверцу, но он не позволяет ее закрыть.

– Твое имя. Пожалуйста.

Он произносит последнее слово с таким отчаянием, что невольно начинаю ему сочувствовать.

– Скай, – резко произношу я, внезапно проникнувшись состраданием к боли, таящейся в его голубых глазах.

Легкость, с которой я поддалась его требованию, подкрепленному одним лишь взглядом, вызывает во мне разочарование. Оставив в покое дверцу, я завожу машину.

– Скай, – повторяет он себе под нос. На миг задумавшись, качает головой, словно я дала неверный ответ, и склоняется ко мне: – Ты уверена?

Уверена ли я?! Он что, думает, будто я словно та Шейна/Шейла – не знаю собственного имени? Закатив глаза, достаю из кармана удостоверение личности и сую ему под нос.

– Уж конечно, я знаю свое имя!

Не успеваю вернуть удостоверение в карман, как он выхватывает его у меня и начинает рассматривать. Изучает его некоторое время, затем, крутанув между пальцами, возвращает.

– Прости, ошибся. – Он отходит от машины и, закаменев лицом, смотрит, как я кладу удостоверение в карман.

На миг пристально вглядываюсь в его глаза, дожидаясь еще каких-нибудь действий, но он лишь играет желваками, наблюдая, как я пристегиваюсь.

Он так легко забил на идею пригласить меня на свидание? Серьезно? Берусь за ручку дверцы, ожидая, что он сейчас снова удержит ее и выдаст очередную избитую пикаперскую фразу. Но этого не происходит: Холдер лишь отходит дальше, когда я закрываю дверцу, и мне вдруг становится страшно. Если он и впрямь пошел за мной не для того, чтобы пригласить на свидание, то ради чего?

Он проводит рукой по волосам и что-то негромко произносит, но окно закрыто, и я не слышу. Не сводя с него глаз, задним ходом выезжаю со стоянки. Он стоит и неотрывно смотрит на меня. Включив передний ход, я поворачиваю зеркало заднего вида так, чтобы в последний раз посмотреть на этого странного типа. Он уходит, напоследок вдарив кулаком по капоту чьей-то машины.

Правильно сделала, Скай. У него тот еще характер.

27 августа 2012 года. Понедельник 16:47

Разложив покупки по местам, я выгребаю из тайника горсть шоколадок, сую в карман и вылезаю из окна. Подняв окно Сикс, забираюсь в ее спальню. Почти пять вечера, и она спит, так что я на цыпочках подхожу к кровати и встаю на колени. У подруги на лице маска, а спутанные русые волосы прилипли к щеке, намокнув от слюны. Склонившись к ее лицу, кричу во все горло:

– СИКС! ПРОСНИСЬ!

Она вскидывается так быстро, что я не успеваю уклониться. Ее локоть врезается мне в лицо, и я падаю на спину. Схватившись за ушибленный глаз, лежу на полу и смотрю на подругу снизу вверх. А она сидит на кровати и хмурится на меня.

– Ну ты и стерва, – стонет она и, отбросив одеяло, встает и направляется в ванную.

– Ты мне глаз подбила, – жалуюсь я.

Не закрывая дверь ванной, Сикс садится на унитаз.

– Вот и хорошо. Так тебе и надо. – Взяв туалетную бумагу, она пинком захлопывает дверь. – Надеюсь, ты не зря меня разбудила и тебе есть что рассказать. Я всю ночь паковала вещи и не выспалась.

Сикс никогда не была «жаворонком», да и «голубем» ее тоже не назовешь. Откровенно говоря, она и не «сова». Пожалуй, ее самым любимым временем суток я бы назвала те часы, когда она спит. Может, именно поэтому она так не любит просыпаться.

Чувство юмора Сикс и ее прямолинейность – главная причина того, почему мы так хорошо ладим. Фальшиво-позитивные притворщицы меня бесят. Вряд ли в словаре Сикс есть слово «позитив». Ей не хватает лишь черного прикида, чтобы выглядеть как типичный хмурый подросток. А фальшь? Она выскажет тебе все напрямую, хочешь ты того или нет. В Сикс нет ничего фальшивого, кроме имени.

Когда ей было четырнадцать, ее родители решили переехать из Мэна в Техас, и она в знак протеста перестала откликаться на свое имя. На самом деле ее зовут Севен[3] Мари, и, чтобы позлить родителей, она откликалась только на Сикс. Родители по-прежнему зовут дочь Севен, но все остальные – Сикс. Наглядный пример того, что она такая же упрямая, как и я, и это лишь одна из многих причин, почему мы стали лучшими подругами.

– Думаю, ты обрадуешься, что я тебя разбудила. – Я перебираюсь с пола на кровать. – Сегодня случилось нечто исключительное.

Сикс открывает дверь ванной и подходит к кровати. Ложится спиной ко мне и накрывается одеялом. Откатывается, взбивает подушку и устраивается поудобней.

– Дай угадаю… Карен подключила кабельное телевидение?

Я ложусь на бок, кладу голову на ее подушку и обнимаю подругу сзади.

– Попробуй еще раз.

– Ты с кем-то познакомилась в школе, забеременела и выходишь замуж, а я не смогу стать подружкой невесты на твоей свадьбе, потому что буду на другом конце света?

– Близко, но нет. – Я барабаню пальцами по ее плечу.

– Что тогда? – раздражается она.

Ложусь на спину и глубоко вздыхаю.

– После школы я пошла в магазин и там увидела парня. Сикс, он капец какой красивый! Жуткий, но красивый.

Сикс тут же поворачивается ко мне лицом, ухитряясь при этом заехать локтем в тот же глаз, который уже пострадал несколько минут назад.

– Что?! – восклицает она громко, ничуть не заботясь о том, что я снова стону, держась за глаз.

Она садится на кровати и отводит мою руку от глаза.

– Серьезно, что ли?!

Я продолжаю лежать на спине, стараясь не обращать внимания на боль в глазу.

– Да. Я как увидела его, так сразу и поплыла. Он такой… просто вау!

– Ты с ним говорила? Взяла у него номер? Он позвал тебя на свидание?

Никогда не видела Сикс такой оживленной. Что-то мне это не нравится. От ее расспросов голова кругом идет.

– О боже, Сикс, угомонись!

Она хмуро смотрит на меня.

– Скай, я четыре года за тебя переживала, боялась, что с тобой это никогда не произойдет. Я бы не волновалась, будь ты лесбиянкой. Или бы тебе нравились только тощие, мелкие фрики. Да хоть сморщенные старики с еще более сморщенными членами. Но мне было бы трудно смириться с тем, что ты никогда не сможешь испытать похоть. – Она с улыбкой падает на кровать. – Похоть – лучший из всех смертных грехов.

Я со смехом качаю головой.

– Не соглашусь. Похоть – фигня. Ты зря мучилась все эти годы. Я, как и прежде, голосую за чревоугодие. – Достав из кармана шоколадку, кладу ее в рот.

– С тебя подробности, – требует Сикс.

Я отползаю назад, пока моя спина не упирается в изголовье.

– Даже не знаю, как это описать. Я глаз от него не могла отвести. Могла бы любоваться им целый день. Но его ответный взгляд меня напугал. Он посмотрел так, словно мое внимание его взбесило. Потом он пошел за мной до машины и потребовал, чтобы я назвала свое имя, и такое ощущение, будто он злился на меня из-за этого. Словно я причинила ему неудобство. Сначала хотелось лизнуть ямочки на его щеках, а закончилось все тем, что я была бы рада оказаться подальше от него.