Божественная комедия. Ад

Данте Алигьери

Божественная комедия. Ад

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Песня первая

Поэт рассказывает, что, заблудившись в темном, дремучем лесу и встречая разные препятствия для достижения вершины горы, он настигнут был Вергилием. Последний обещался показать ему муки грешников в Аду и Чистилище и сказал, что потом Беатриче покажет поэту Райскую обитель. Поэт последовал за Вергилием.

1 Когда-то я в годину зрелых лет

В дремучий лес зашел и заблудился.

Потерян был прямой и верный след…

4 Нет слов таких, чтоб ими я решился

Лес мрачный и угрюмый описать,

Где стыл мой мозг и ужас тайный длился:

7 Так даже смерть не может устрашать…

Но в том лесу, зловещей тьмой одетом,

Средь ужасов обрел я благодать.

10 Попал я в чащу дикую; нигде там

Я не нашел, объят каким-то сном,

Знакомого пути по всем приметам.

13 Пустыня предо мной была кругом,

Где ужасом невольным сердце сжалось.

Я увидал перед собой потом

16 Подножие горы. Она являлась

В лучах светила радостного дня

И светом солнца сверху позлащалась,

19 Прогнавшим страх невольный от меня.

В душе моей изгладилось смущенье,

Как гибнет тьма от яркого огня.

22 Как выброшенный на берег в крушенье

В борьбе с волной измученный пловец

Глядит назад, где море в исступленье

25 Ему сулит мучительный конец;

Так точно озирался я пугливо,

Как робкий, утомившийся беглец,

28 Чтоб еще раз на страшный путь тоскливо,

Переводя дыхание, взглянуть:

Доныне умирало все, что живо,

31 Свершая тот непроходимый путь.

Лишившись сил, как труп, в изнеможенье

Я опустился тихо отдохнуть,

34 Но снова, пересилив утомленье,

Направил шаг вперед по крутизне,

Все выше, выше каждое мгновенье.

37 Я шел вперед, и вдруг навстречу мне

Явился барс, покрытый пестрой кожей

И с пятнами на выгнутой спине.

40 Я, как врасплох застигнутый прохожий,

Смотрю: с меня он не спускает глаз

С решимостью, на вызов мне похожей,

43 И заграждает путь, на нем ложась,

Так что я думать стал об отступленье.

На небе утро было в этот час.

46 Земля очнулась после пробужденья,

И плыло солнце в небе голубом,

То солнце, что во дни миротворенья

49 Зажглось впервые, встречено кругом

Сияньем звезд, с их ясным, кротким светом…

Ободренный веселым, светлым днем,

52 Румяным и торжественным рассветом,

Я выносил без страха барса гнев,

Но новый ужас ждал меня при этом:

55 Передо мной вдруг очутился лев.

Назад закинув голову, он гордо

Шел на меня: стоял я, присмирев.

58 Смотрел в глаза так алчно он и твердо,

Что я, как лист, затрепетал тогда;

Гляжу: за ним видна волчицы морда.

61 Она была до ужаса худа:

Ненасытимой жадностью, казалось,

Волчица подавляема всегда.

64 Уже не раз перед людьми являлась

Она, как гибель их… В меня она

Чудовищными взглядами впивалась,

67 И стала вновь отчаянья полна

Моя душа. Исчезла та отвага,

Которая вести была должна

70 Меня на верх горы. Как жадный скряга

Рыдает, потерявши капитал,

В котором видел счастье, жизни благо,

73 Так перед диким зверем я рыдал,

Путь пройденный теряя шаг за шагом,

И снова вниз по крутизне сбегал

76 К тем безднам и зияющим оврагам,

Где блеска солнца видеть уж нельзя

И ночь темна под вечным, черным флагом.

79 С стремнины на стремнину вниз скользя,

Я человека встретил той порою.

Безмолвие собой изобразя,

82 Он словно так был приучен судьбою

К молчанию, что голос потерял.

Увидя незнакомца пред собою

85 В пустыне мертвой, громко я воззвал:

«Кто б ни был ты – живой иль привиденье,

Спаси меня!» И призрак отвечал:

88 «Когда-то был живое я творенье;

Теперь перед тобой стоит мертвец.

Я в Мантуе рожден в одном селенье;

91 В Ломбардии жил прежде мой отец.

Жизнь начал я при Юлии и в Риме

В век Августа жил долго, наконец,

94 Когда богами ложными своими

Считали люди идолов. Тогда

Я был поэт, писал стихи, и ими

97 Энея воспевал и те года,

Когда распались стены Илиона…

А ты зачем стремишься вниз сюда,

100 В обитель скорби, скрежета и стона?

Зачем с пути к жилищу вечных благ

Под благодатным блеском небосклона

103 Стремишься к тьме неудержимо так?

Иди вперед и не щади усилий!»

И, покраснев, ему я сделал знак

106 И вопросил: «Ужели ты Вергилий,

Поэтов всех величие и свет?

Пусть о моем восторге и о силе

109 Моей любви к тебе, святой поэт,

Расскажет слабый труд мой и творенья

И то, что изучал я много лет

112 Великие твои произведенья[1].

Смотри: я перед зверем трепещу,

Все жилы напряглись. Ищу спасенья,

115 Певец, твоей я помощи ищу». —

«Ты должен поискать пути иного,

И этот путь я указать хочу».

118 Услышал я из уст поэта слово:

«Знай, страшный зверь-чудовище давно

Путь этот заграждает всем сурово

121 И губит и терзает всех равно.

Чудовище так жадно и жестоко,

Что вечно не насытится оно

124 И жертвы рвет в одно мгновенье ока.

К нему на смерть несчетное число

Творений жалких сходит издалёка, —

127 И долго будет жить такое зло,

Пока Пес Ловчий[2] с зверем не сразится,

Чтобы вредить уж больше не могло

130 Чудовище. Пес Ловчий возгордится

Не жалким властолюбием, но в нем

И мудрость и величье отразится,

133 И родиной его мы назовем

Страну от Фельтро и до Фельтро[3]. Силы

Италии он посвятит; мы ждем,

136 Что с ним опять воспрянет из могилы

Италия, где прежде кровь лилась,

Кровь девственной, воинственной Камиллы,

139 Где Турн и Низ нашли свой смертный час [4].

Преследовать от града и до града

Волчицу эту будет он не раз,

142 Пока ее не свергнет в кратер Ада,

Была откуда изгнана она

Лишь завистью… Спасти тебя мне надо

145 От этих мест, где гибель так верна;

Иди за мной, – тебе не будет худо,

Я выведу – на то мне власть дана —

148 Тебя чрез область вечности отсюда,

Чрез область, где услышишь ты во мгле

Стенания и вопли, где, как чуда,

151 Видения умерших на земле

Вторичной смерти ждут и не дождутся[5]

И от мольбы бросаются к хуле.

154 Потом перед тобою пронесутся

Ликующие призраки в огне,

В надежде, что пред ними распахнутся,

157 Быть может, двери в райской стороне

И их грехи искупятся страданьем.

Но если обратишься ты ко мне

160 С желанием в Раю быть – тем желаньем

Давно уже полна душа моя —

То есть душа другая: по деяньям

163 Она меня достойнее, и я

Ей передам тебя у райской двери

И удалюсь, печаль свою тая.

166 Я был рожден в иной и темной вере,

К прозрению не приведен никем,

И места нет теперь мне в райской сфере,

169 И я пути не укажу в Эдем.

Кому подвластны солнце, звезды эти,

Кто царствует в веках над миром всем,

172 Того обитель – Рай… На этом свете

Блаженны все, им взысканные!» Стал

Тогда искать опоры я в поэте:

175 «Спаси меня, поэт! – я умолял. —

Спаси меня от бедствий ты ужасных

И в область смерти выведи, чтоб знал

178 Я скорбь теней томящихся, несчастных,

И приведи к священным тем вратам,

Где Петр Святой обитель душ прекрасных

181 Век стережет. Я быть желаю там».

Мой проводник вперед шаги направил,

И следовал я по его пятам.

Песня вторая

Во второй песне поэт, после обычного вступления, начинает сомневаться в своих силах для предстоящего пути и думает, что не в состоянии будет сойти в Ад вместе с Вергилием. Ободренный Вергилием, он решается наконец следовать за ним, как за своим наставником и путеводителем.

1 День потухал. На землю сумрак лег,

Людей труда к покою призывая.

Лишь я один покойным быть не мог,

4 Путь трудный, утомительный свершая.

Все то, что предстояло мне вперед —

Страдания и обаянье Рая, —

7 То в памяти навеки не умрет…

О, музы, о святое вдохновенье!

Теперь вы мой единственный оплот!

10 Запомни, память, каждое явленье,

Которое заметил только взгляд!

«Скажи, поэт! – воскликнул я

в волненье. —

13 Мой путь тяжел, в пути препятствий ряд…

По силам ли мне подвиг предстоящий?

Ты описал, как раз спускался в Ад

16 Герой Эней[6], тогда еще носящий

Людскую плоть, и вышел невредим:

Сам вечный Бог, на свете зло разящий,

19 Всегда стоял защитником над ним

И чтил родоначальника в нем Рима;

И знаем мы – на этот славный Рим

22 Сошло благословение незримо…

Святынею, источником добра

Да будет град, где власть неутомима

25 Наместников святителя Петра!..

Спустился в Ад Эней, тобой воспетый,

В нем не нашедший смертного одра,

28 Но знаньем и прозрением согретый,

Величье пап из Ада вынес он.

Позднее же с земли печальной этой

31 Сам Павел был на Небо вознесен,

Где стал опорой нашего спасенья.

Но я – тяжелым подвигом смущен,

34 Я трепещу за дерзкие стремленья.

Я не апостол Павел, не Эней, —

Избрать их путь кто дал мне позволенье?

37 Вот почему являться в мир теней

Боюсь с тобой. Уж не безумен я ли?

Но ты меня мудрее и сильней:

40 Покорствую тебе в моей печали».

Как человек, лишенный воли вдруг,

В котором мысли новые сменяли

43 Ряд прошлых дум и помыслов и мук,

Так точно я в пути стал колебаться

И озирался с трепетом вокруг,

46 И быстро стала робостью сменяться

Моя решимость. Призрак мне сказал:

«Ты начал низкой трусостью смущаться.

49 Подобный страх нередко отвращал

От славных дел. Так тени зверь боится.

Но я рассею страх твой. Я блуждал

52 Средь призраков и ждал, когда решится

Над участью моею приговор,

Вдруг слышу, – я не мог не удивиться, —

55 Святая Дева в тихий разговор

Со мной вступила. Счастья не скрывая,

Я Деве покорился с этих пор.

58 Как звезды неба нежили, сверкая,

Ее глаза, и голос так звучал,

Как пенье херувимов в царстве Рая:

61 “О ты, поэт, чей гений засиял

И будет жить до разрушенья света,

Иди! На крутизне пустынных скал

64 Мой друг ждет и опоры и совета,

Препятствиями страшными смущен.

Иль для него погибло все? Ответа

67 Я буду ждать: он будет ли спасен?

Иди к нему и силой строгой речи

Да будет от беды избавлен он.

70 Мне имя – Беатриче; издалече

Явилась я. Меня любовь вела,

Моя любовь с тобой искала встречи:

73 Я помощи твоей с мольбой ждала.

В обитель Бога скоро я предстану

И там, где гибнет всякая хула,

76 Тебя я славословить громко стану…”

И Беатриче смолкла. Я сказал:

“Клянусь, тебе служить я не устану!

79 Ты святости высокой идеал,

Ты образ добродетели чудесной!

Все радости земли, что Бог нам дал,

82 Доводишь ты до радости Небесной!

Тебе легко повиноваться мне…

И если бы, о призрак бестелесный,

85 Твою я волю выполнил вполне,

То все бы постоянно мне казалось,

Что действовал я вяло, как во сне,

88 Что дело слишком медленно свершалось.

Твои желанья мог я оценить,

Но отвечай: как ты не побоялась

91 В жилище преисподнее сходить

Из той святой обители надзвездной,

Которую не можешь ты забыть?..”

94 “Без страха я скольжу над этой бездной, —

Сказала Беатриче, – и, поэт,

Могу тебе совет я дать полезный:

97 Поверь – когда злых помыслов в нас нет,

Нам ничего не следует бояться.

Зло ближнему – вот где источник бед,

100 И только зла нам нужно всем пугаться.

Благое Небо крепость мне дает,

Чтоб не могла страданьем я терзаться,

103 И даже пламя ног моих не жжет.

Там в Небесах есть Дева Всеблагая [7],

И ей-то, Всеблагой, стал жалок тот,

106 Кого спасти ты должен, сберегая.

И к Лючии[8] пришла с мольбой она:

“Спеши помочь тому ты, дорогая,

109 Которому рука твоя нужна”.

И Лючия то место посетила,

Любви и сострадания полна,

112 Где я с Рахилью старой говорила,

И молвила: “Настал ужасный миг!

Что, Беатриче, ты не поспешила,

115 Спасти того, кто в мире стал велик,

Любив тебя? Иль ты не слышишь, что ли,

Знакомый вопль и о спасенье крик?

118 Не видишь, как жилец земной юдоли

В борьбе со смертью грозной изнемог,

Которая страшна в безумной воле,

121 Как океана бешеный поток…”

Никто быстрей не мчался для добычи,

Никто от бед бежать скорей не мог,

124 Как бросилась сюда я, Беатриче,

Покинувши приют святых теней,

И одного тебя на помощь клича.

127 Ты даром слова в мире всех сильней,

И я в твоих словах ищу опоры…”

Тогда на мне безмолвно, без речей,

130 Она в слезах остановила взоры,

И я к тебе на помощь поспешил

Не медля, – мне страшны ее укоры;

133 Волчицу я к тебе не допустил

И на гору открыл тебе дорогу…

Что ж медлишь ты? Иль в сердце не смирил

136 Ты робости напрасную тревогу?

Когда три девы в вечных Небесах

За жизнь твою мольбы возносят к Богу,

139 Когда во мне, во всех моих словах

Находишь ты привет и поощренье,

Ужель в тебе не утихает страх?»

142 Как от холодных ветров дуновенья,

От стужи наклоняются цветы

И утром вновь встают в одно мгновенье

145 Под блеском солнца, полны красоты,

Так точно я от страха вдруг очнулся,

Воскликнув: «Будь благословенна ты,

148 В чьем состраданье я не обманулся,

Ты, бодрость заронившая мне в грудь,

Когда мой стан от ужаса согнулся…

151 И ты, поэт, благословенным будь,

Исполнив повеленье Девы Рая.

С тобой готов начать я смело путь,

154 Желаньем трудных подвигов сгорая.

С тобой мне не страшна пучина зол…

Веди ж меня, путей не разбирая…»

157 Так я сказал и за певцом пошел.

Песня третья

Данте, следуя за Вергилием, достигает дверей Ада, куда оба входят, прочитавши у входа страшные слова. Вергилий, указывая поэту на мучения, которые заслужили трусы, ведет его далее. Они приходят к реке, называемой Ахерон, у которой находят Харона, перевозящего души на другой берег. Когда Данте переехал чрез Ахерон, то он заснул на берегу этой реки.

1 «За мной – мир слез, страданий

и мучений,

За мною – скорбь без грани,

без конца,

За мной – мир падших душ

и привидений.

4 Я – правосудье высшего Творца,

Могущества и мудрости созданье,

Творение Небесного Отца,

7 Воздвигнутое раньше мирозданья.

Передо мной – прошел столетий след,

Удел мой – вечность, вечность наказанья,

10 За мной ни для кого надежды нет!»

Над входом в Тартар надпись та чернела.

Я страшные слова прочел. «Поэт,

13 Смысл этих слов, – воскликнул я несмело, —

Наводит страх!» Вергилий угадал,

Что сердце у меня оледенело.

16 «Здесь места страху нет, – он отвечал. —

Мы подошли к обители печали

Тех падших душ, – Вергилий продолжал, —

19 Что на земле безумцами блуждали»[9].

И мне с улыбкой руку сжал певец;

Я стал бодрей, и вот мы увидали

22 Обитель вечной тайны, наконец,

Где в безрассветном мраке раздавались

Вопль и стенанья из конца в конец;

25 Повсюду стоны, где мы ни являлись,

И я заплакал, выдержать не мог…

Мы ближе, – вопли грешников сливались

28 В смесь разных языков, в один поток.

Хулы, проклятья, бешенства визжанье,

Ужасные движенья рук и ног, —

31 Все в гул сливалось в общем завыванье.

Так ураган крутит степей пески.

Ревет и губит все, без состраданья.

34 В неведенье, исполненный тоски,

Воскликнул я невольно: «О, учитель!

Ужель грехи теней так велики,

37 Теней, попавших в страшную обитель?

И кто они?» – «Ничтожество – они

В толпе людей, – сказал путеводитель. —

40 При жизни на земле в иные дни

Жалчайшими их тварями считали.

Им на земле, – кругом себя взгляни, —

43 Хулы иль похвалы не воздавали;

Теперь – они вступили в сонм духов,

Которые Творцу не изменяли,

46 Но грех давил их тяжестью оков

И не было в них веры в Провиденье.

Великий Бог их свергнул с облаков,

49 Чтоб Небеса не знали оскверненья,

И даже Ад впустить их не хотел:

В Аду гнушалось даже преступленье

52 Ничтожеством и мерзостью их дел». —

«Какие же назначены им муки?

Какой у них, наставник мой, удел?

55 Пронзительны их страшных воплей звуки…»

И отвечал Вергилий: «Лишены

Они надежды; скованы их руки.

58 В их настоящем скорби так сильны,

Что худшей доле, большему мученью

Они всегда завидовать должны.

61 Мир их забыл – и нет конца забвенью:

Их не щадят, но также не казнят,

Приговоривши к вечному презренью.

64 Но прочь от них и брось вперед свой взгляд,

Иди теперь за мной неутомимо».

Я сделал шаг, но отступил назад:

67 Передо мной промчалось знамя мимо,

Так быстро, словно вихорь уносил

Его вперед, вперед неудержимо.

70 За ним летели призраки могил

Несчетной вереницей: страшно было,

Что столько жизней в мире, столько сил

73 Смерть в призраки немые обратила.

Один из них мне словно был знаком:

Известный образ память сохранила.

76 Смотрю: да, это точно он, о ком

Народ с презреньем часто отзывался,

Кто, покривя душой и языком,

79 Высоким отреченьем запятнался [10].

Тут понял я, что этот сонм теней

Собраньем душ отверженных являлся,

82 Презренных для врагов и для друзей.

Их жизнь была не жизнь, а прозябанье,

И здесь теперь, при наготе своей,

85 Достались эти жалкие созданья

На жертву насекомых – мух и ос —

И терпят беспрерывные терзанья.

88 По лицам их, мешаясь с током слез,

Струилась кровь и к их ногам стекала,

Где множество червей в крови вилось

91 И эту кровь мгновенно пожирало.

От них я отвернулся. Вдалеке

Немало новых призраков стояло

94 На голом берегу, столпясь к реке.

«Учитель, – я спросил, – чьи тени эти,

Что переправы словно ждут в тоске?

97 Их вижу я едва при тусклом свете». —

«Об этом ты узнаешь, – молвил он, —

Когда, – я побледнел при том ответе, —

100 Откроется пред нами Ахерон».

Мы дальше шли, и я хранил молчанье,

Пока не увидал со всех сторон

103 Большой реки, бежавшей без журчанья.

Вот подплыл к нам седой старик в челне.

«О, горе вам, преступные созданья! —

106 Он закричал Вергилию и мне. —

Надежды все вам нужно здесь оставить,

Вам Неба не увидеть в вышине.

109 Я здесь, чтобы туда вас переправить,

Где холод вечный царствует и ночь,

Где пламя в состоянье все расплавить.

112 А ты, – он мне сказал, – отсюда прочь!

Среди умерших места нет живому».

Не в силах любопытства превозмочь,

115 Не двигался я с места. «По иному

Пути ты поплывешь, – прибавил он, —

И переправит к берегу другому

118 Тебя челн легкий…» – «Знай же ты, Харон, —

Ему сказал мой спутник хладнокровный, —

Что ты напрасным гневом возмущен:

121 Тот, воля чья закон есть безусловный,

Так повелел, и должен ты молчать».

И смолкнул разом лодочник огромный,

124 И перестали бешенством сверкать

Его глаза в их огненных орбитах,

Но призраки, успев слова поймать,

127 Проклятьем разразились; в ртах открытых

Их зубы стали громко скрежетать;

В их мертвых лицах, язвами изрытых,

130 Явилась бледность. Нагло изрыгать

Они хулы на целый мир пустились,

Творца и предков стали проклинать

133 И самый час, когда они родились.

Потом, с рыданьем к берегу скользя,

К ужасной переправе устремились:

136 Избегнуть общей кары им нельзя.

Их гнал Харон, глазами вкруг сверкая,

Веслом отставших призраков разя.

139 Как в осень листья падают, мелькая,

Пока ветвей совсем не обнажат,

В наряд поблекший землю облекая,

142 Так тени на пути в глубокий Ад

На зов гребца в ладью его бросались,

Теснилися и помещались в ряд.

145 Едва они через поток помчались,

Как к перевозу страшному опять

Уже другие призраки сбегались.

148 «Мой сын, – сказал поэт, —

 ты должен знать,

Что души осужденных прилетают

Отвсюду к Ахерону. Разгадать

151 Они свое грядущее желают,

Спеша переплывать через поток,

И вечно их желанья пожирают

154 Узнать ту казнь, что ждет их за порок.

Еще никто с душой неразвращенной

Здесь чрез реку переплывать не мог;

157 Вот почему отверг Харон бессонный

Тебя, мой сын, и гневом запылал,

Твоим явленьем сильно раздраженный».

160 Поэт умолк, и вдруг я услыхал

Ужасный грохот, – почва задрожала…

Холодный пот на теле выступал.

163 Над головою буря застонала,

И полосой кровавой в Небесах

Извилистая молния сверкала…

166 Меня сковал какой-то новый страх,

И я в одну минуту чувств лишился,

Не в силах удержаться на ногах,

169 И, как во сне, на землю опустился.

Песня четвертая

Поэт вслед за Вергилием спускается в первый круг Ада, где в особой светлой обители находит призраки знаменитых людей древности, которые приветствуют их и продолжают с ними путь. Ряд других знаменитых мужей. Вергилий ведет поэта дальше, в Царство мрака.

1 Раскатом грома был я пробужден

И от его ударов содрогнулся.

Развеялся тяжелый, смутный сон;

4 Раскрыв глаза, кругом я оглянулся,

Желая знать, где я, куда попал,

И над зиявшей бездною нагнулся:

7 Из бездны гул стенаний долетал

До нашего внимательного слуха, —

Внизу под нами вечный стон стоял,

10 То грозен был, то замирал он глухо,

Была темна той бездны глубина,

И если вопль мог долетать до уха,

13 То глаз не мог увидеть бездны дна,

Хоть напрягал усиленно я зренье.

«Пусть эта пропасть вечная мрачна, —

16 Сказал поэт и побледнел в мгновенье, —

Мы в этот мрачный мир теперь сойдем;

За мною смело следуй без смущенья».

19 В лице переменился он. О том

Заметил я: «Уж если ты бледнеешь,

В моих сомненьях ставши мне щитом,

22 Могу ль быть смел, когда ты сам робеешь?»

Он отвечал: «В лице, в моих глазах

Всех чувств моих читать ты не умеешь.

25 Я чувствую теперь не жалкий страх,

Но ощущаю только состраданье

К судьбе теней, томящихся впотьмах,

28 Под безысходной карой наказанья.

Иди за мной. Наш путь еще далек,

Нам медленность не принесет познанья…»

31 И за собой поэт меня увлек

К ограде первой бездны непроглядной.

Хоть вопль теней к нам долетать не мог,

34 Но самый воздух пропасти той смрадной,

Казалось, словно вздохами стонал:

То было Царство скорби безотрадной,

37 Отчаянья без боли, где блуждал

Сонм призраков – мужчины, жены, дети.

Тогда путеводитель мне сказал:

40 «Что же меня не спросишь ты, кто эти

Несчастные? Ты должен все узнать,

Чем были эти призраки на свете,

43 Пока вперед мы не пошли опять.

Так знай: им неизвестно преступленье,

Но недоступна Неба благодать,

46 Лишь потому, что таинством крещенья

Своих грехов омыть им не пришлось, —

Они бродили в вечном заблужденье

49 В те дни, когда в мир не сходил Христос.

Их вера до Небес не воспарила.

Я сам в незнанье их когда-то рос:

52 Неведенье одно нас погубило,

И за него мы все осуждены

На вечное желанье за могилой,

55 Надежды, милый сын мой, лишены…»

От этих слов тоска мне сердце сжала:

Страдать все эти призраки должны,

58 Хоть их чело величием блистало.

Кто скажет им, что в будущем их ждет?

И я хотел, во что бы то ни стало,

61 Проникнуть тайну Неба и вперед

Узнать предел их горького страданья;

И так сказал: «Меня желанье жжет,

64 Поэт. Скажи мне: в Царстве наказанья

Ужель никто доныне не умел

Спасенье заслужить и оправданье