Флот и Фолкленды. Архипелаг раздора. История Англо-аргентинского военного конфликта 1982 года

В завершении года Аргентина произвела небольшую «репетицию». В качестве объекта захвата был выбран маленький необитаемый остров Туле (Моррел) из группы островов Южный Туле в архипелаге Южных Сандвичевых островов29. Высадившаяся 7 ноября 1976 года с ледокола «Хенераль Сан Мартин» и транспорта «Баия Агирре» в юго-восточной части острова, обозначенной на аргентинских картах как полуостров Корбета Уругвай30, партия военно-строительного батальона ВМФ Аргентины начала возведение одноименной метеорологической станции. Никаких официальных заявлений при этом сделано не было. Британцы обнаружили аргентинское присутствие в Южном Туле только в конце декабря, когда вертолет с судна «Эндьюренс» совершил полет, чтобы забрать оставленное там ранее научное оборудование. 5 января 1977 г. аргентинский временный поверенный в делах был вызван в МИД Великобритании для дачи объяснений. Но в целом британская реакция осталась довольно мягкой. Информация о занятии Туле не публиковалась в британских СМИ, дабы не гнать волну. Даже парламент был извещен об этом событии только два года спустя. Аргентинская сторона заверила, что остров занят ею исключительно с научно-практическими целями, и выразила надежду, что этот факт «никак не омрачит отношения двух стран». Строительные работы на Туле продлились четыре месяца. Метеостанция «Корбета Уругвай» была введена в действие 18 марта 1977 г., вскоре после чего ее персонал был эвакуирован в преддверии полярной зимы. Однако в дальнейшем, начиная с сезона 1977—1978 годов и вплоть до 1982 года, она ежегодно эксплуатировалась. Персонал состоял из невооруженных военнослужащих, проводивших метеорологические наблюдения. При этом Аргентина объявила о безвозмездном предоставлении метеорологической информации мировому сообществу.

Отсутствие решительного ответа со стороны Лондона в Буэнос-Айресе сочли за проявление слабости. На самом деле новое британское правительство во главе с лейбористом Джеймсом Каллаганом (премьер-министр Великобритании в 1976—1979 гг.) руководствовалось стремлением вновь усадить аргентинцев за стол переговоров. Примерно в это же время в Уайтхолле получили информацию разведки, что военный план «Гоа» рассматривается аргентинской хунтой. Занятие Туле было расценено как проба сил с целью оценки возможной реакции Великобритании и мирового сообщества. Сама вероятность вторжения первоначально оценивалась как низкая, но затем игнорировать рост на берегах Ла-Платы милитаристских настроений стало уже невозможным.

В конце октября 1977 года премьер-министр Каллаган был не на шутку встревожен предоставленной ему разведывательной информацией Объединенного комитета разведывательных служб. Она содержала предостережение о возможном повторении акции, подобной занятию годом раньше острова Туле, а в случае провала предстоящего в декабре очередного раунда переговоров по Фолклендским островам – готовности аргентинцев перейти к силовому сценарию решения территориального спора. Для пресечения этих планов Каллаган отправил к Фолклендам боевые корабли. Сам служивший на флоте в годы Второй мировой войны, он пребывал в уверенности, что «морская сила» в современном мире если и не является, как в старые времена, «наиболее эффективным средством улаживания международных конфликтов», то во всяком случае способна возвращать их в вялотекущую стадию.

Развертывание отряда кораблей ВМФ Великобритании в водах Южной Атлантики, получившее кодовое наименование «Операция „Джорнимэн“»31, готовилось и проводилось в обстановке большой секретности, поскольку при обнаружении эти действия могли быть истолкованы аргентинской стороной как провокационные, со всеми вытекающими нежелательными последствиями. К Фолклендским островам отправились атомная подводная лодка «Дредноут», фрегаты «Алэкрити», «Феб», суда снабжения «Олуэн» и «Ресэрджент». Надводные корабли и суда снабжения вышли 24 и 25 ноября поодиночке из различных портов Британии и встретились в океане, а субмарина – 26 ноября из Гибралтара.

АПЛ «Дредноут» 12 декабря заняла позицию у побережья Фолклендов. Субмарина патрулировала на перископной глубине на расстоянии 4—5 морских миль от Порт-Стэнли, имея инструкцию не выдавать своего присутствия, а в случае обострения ситуации задерживать любые аргентинские суда, требовать от них «идентифицировать себя и обозначать намерения». Никакой аргентинской военной активности за пять дней ее нахождения на позиции отмечено не было, обнаружено в общей сложности девять судов, преимущественно рыболовных. Фрегаты и суда снабжения все это время оставались в отдалении 1000 морских миль северо-восточнее Фолклендов в ожидании дальнейших вводных, поскольку политики в Лондоне не могли прийти к единому мнению, уместна ли «демонстрация флага» в водах архипелага или следует ограничиться скрытным использованием подводной лодки. 19 декабря соединение получило приказ свернуть операцию и возвращаться. Британские силы покинули воды Южной Атлантики, так же не привлекая внимания, как до того здесь появились.

Никакой реакции со стороны Аргентины не последовало, но в дальнейшем ее позиция стала более сдержанной. Исследователи до сих пор не могут прийти к единому мнению, была ли оправдана посылка кораблей в Южную Атлантику, умерило ли это воинственность Буэнос-Айреса и вообще знали ли аргентинцы о присутствии британской АПЛ у Фолклендских островов в свете той секретности, в которой проводилась операция.

Пришедшие к власти в Великобритании в 1979 году консерваторы во главе с Маргарет Тэтчер предприняли еще одну хитроумную попытку урегулирования набившей оскомину проблемы. В министерстве иностранных дел ответственным за Латинскую Америку был назначен Николас Ридли. Он выдвинул несколько возможных решений, из которых наиболее перспективным казался вариант уступки островов Аргентине с одновременным взятием их в аренду на 99 лет. Такая мера удовлетворила бы чувство гордости аргентинцев и одновременно защитила бы привычный образ жизни населения островов. Для того чтобы убедить в этом фолклендцев, Ридли лично дважды, в июле 1979 и ноябре 1980 года, посетил архипелаг. Однако ничего не вышло. Схема «обратной аренды» была с возмущением отринута как на самих островах, так и в британском парламенте.

В феврале 1981 года Ридли совместно с двумя членами совета Фолклендских островов отправился на переговоры в Нью-Йорк, чтобы сообщить аргентинцам о фактическом снятии с повестки дня любого политического решения. При этом им было предложено самим обратиться напрямую к жителям островов, позиция которых являлась единственным ключом к любым возможным решениям в будущем. Аргентинская дипломатия сделала такую попытку. В одном из залов для закрытых заседаний в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке состоялась встреча заместителя министра иностранных дел Аргентины Карлоса Кавандоли с делегацией представителей Фолклендских островов. Кавандоли пустил в ход все свое личное обаяние и предложил им множество преференций: особый статус региональной автономии, сохранение государственного языка, традиций, денежной единицы, а также телевидение, новые школы, больницы и дороги. Фолклендцы отказались. Переговорный процесс снова зашел в тупик. В июле 1981 года Аргентина заявила официальный протест по поводу его фактической остановки.

Последняя встреча аргентинских и британских дипломатов состоялась в конце февраля 1982 года, когда в Аргентине уже велась подготовка к военной операции. Аргентинцы были, как всегда, напористы и требовали создания постоянной рабочей комиссии по Фолклендским островам с переходным от Великобритании к Аргентине председательством и ежемесячными заседаниями, Британская сторона – традиционно сдержана, но выразила заинтересованность. Переговорщики разъехались, как и после всех предыдущих встреч, ни с чем.

Аргентина накануне конфликта

Общие сведения

Аргентина (полная официальная форма – Аргентинская Республика) – государство на юго-востоке Южной Америки, территория – 2780 тыс. кв. км, по государственному устройству – федеративная республика. Население – 28,7 млн чел. (1981 г.), аргентинцы, главным образом выходцы из Испании, Италии, стран Центральной Европы; более 85% живут в городах. Столица – Буэнос-Айрес. Государственный язык – испанский. Денежная единица – аргентинское песо.

По данным переписи населения 2001 года, 97% жителей Аргентины причисляло себя к «белым» и лишь 2% указали индейское происхождение, хотя на самом деле доля потомков автохтонных народов больше – около 15% (проживающих преимущественно в периферийных сельских районах). Тотальное истребление коренных жителей в ходе «завоевания пустыни»32 и последующая массовая иммиграция из Европы, в основном итальянская, испанская и немецкая, предопределили особый, «европейский» характер этой страны, отличающий ее от соседей – Чили, Боливии и Парагвая, населенных по большей части индейцами и метисами. Расхожие стереотипы о латиноамериканцах как о жизнерадостных, сексуально озабоченных и жестоких «дикарях» в наименьшей степени применимы к жителям Аргентины. И конечно, здесь никогда не было такого беспредельного разгула преступности, как в Бразилии или Мексике, да и много еще где в регионе. Наверное, потому, что уровень жизни и образованности аргентинцев заметно выше. Очевидно, за все это их не любят другие латиноамериканцы; дескать, слишком много в аргентинцах высокомерия и пафоса.

Аргентинское воспитание, даже в «раскрепощенные семидесятые», считалось изрядно консервативным, в чем, по-видимому, сказывалось влияние деятельности ордена иезуитов во времена вице-королевства Рио-де-ла-Плата, а национальному характеру свойственна мечтательность, меланхоличность, предрасположенность к рефлексии. Хотя южный темперамент с присущей ему внутренней агрессией и мачизм в определенной мере проявляются и здесь (в особенности в среде военных). В Латинской Америке без этого никак. А по части лености и пустых обещаний все практически так же, как в Мексике и Венесуэле: традиционное латиноамериканское «маньяна», то есть «завтра», вовсе не означает, что данное обещание будет выполнено хотя бы завтра; скорее всего, оно не будет выполнено никогда. При выборе много работать и зарабатывать либо работать мало и больше отдыхать аргентинец практически всегда отдаст предпочтение отдыху. Под воздействием жаркого климата здесь привыкли все делать медленно, не торопясь, с долгими беседами. Разговаривают аргентинцы красиво, темпераментно и артистично.

Жителя Аргентины можно признать по приверженности к мате и жареному мясу, по употреблению звуков «ж» и «ш», отсутствующих в других диалектах испанского языка33, а также по приятельскому обращению (оно же универсальное междометие на все случаи жизни) «че», вошедшему в речевой оборот еще задолго до Че Гевары. Что роднит аргентинцев между собой – это развитое национально-патриотическое сознание, влечение к массовым протестным акциям и, конечно же, любовь к футболу. Страсти по футболу характерны для континента в целом, но в Аргентине приобрели гипертрофированные масштабы. Согласно проводившемуся опросу, большинство аргентинских мужчин предпочитают футбол сексу. Футбол сводит аргентинцев с ума и считается весомым основанием на время забыть про любые важные дела. Чем принципиально различаются между собой аргентинские и английские футбольные фанаты – тем, что первые устраивают шумные уличные беспорядки в случае выигрыша любимой команды, а вторые – чаще в случае проигрыша. В целом аргентинцы являют собой образованный, позитивный и незлобивый народ, который при ином стечении обстоятельств мог бы добиться гораздо больших достижений в экономической и международной сферах.

В начале XX века Аргентина была одной из самых успешных, динамично развивающихся и политически стабильных стран не только в Южной Америке, но и в мире (наиболее смелые обозреватели даже прогнозировали, что в будущем она опередит Соединенные Штаты), однако в дальнейшем абсолютно не оправдала возлагаемых на нее надежд. Если в 1913 году валовой внутренний продукт на душу населения в Аргентине был сопоставим со швейцарским, вдвое превышал итальянский и составлял половину от канадского, то в 1978-м ее ВВП на душу населения был уже в шесть раз меньше, чем в Швейцарии, в два раза меньше, чем в Италии, и в пять раз меньше, чем в Канаде. Нобелевский лауреат экономист Милтон Фридман едко высказался на этот счет, что не в состоянии уразуметь двух вещей: как Япония с ее скудными ресурсами смогла достичь столь многого и как Аргентина с ее огромными богатствами сделала так мало. Вторая половина XX века стала для Аргентины периодом экономического отставания от развитых государств и последовательной сдачи позиций на международных рынках – процесс, получивший наименование «аргентинского экономического декаданса».

Тем не менее к началу 1980-х годов Аргентина оставалась одной из наиболее развитых в экономическом отношении стран Латинской Америки. В 1981 году ею было произведено 2,5 млн тонн стали, 7,5 млн тонн пшеницы, 17,2 млн тонн кормового зерна, 3,8 млн тонн сои (бобов), 2,9 млн тонн мяса (говядины), 36,3 млрд кВт*ч электроэнергии. Добыча нефти в 1981 году составила 29 млн кубометров, газа – 9,9 млрд кубометров, угля – 520 тыс. тонн. Основные статьи экспорта – зерно, мясо, шерсть, вино, фрукты; импорта – машины, оборудование, топливо, химические товары, оборудование для электростанций. Жизненный уровень аргентинцев был выше, чем в большинстве стран Южной Америки.

Основным активом Аргентины в период ее экономического процветания служили колоссальные фонды плодородных земель, полученные в результате колонизации обширных территорий внутри материка. На землях, отвоеванных у индейцев, создавались огромные поместья, специализировавшиеся главным образом на производстве говядины и выращивании зерновых и масличных культур: пшеницы, кукурузы, льна, подсолнечника. Мощным стимулом быстрого расширения аграрного сектора был возникший высокий спрос на продовольствие на мировом рынке, прежде всего в странах Европы, ставших основными покупателями товаров с берегов Ла-Платы. Вплоть до 1930-х годов на мясо и зерновые приходилось порядка 95% всего аргентинского экспорта. Отсюда в Европу отправлялись рефрижераторы с мясом и сухогрузы с зерном, а с прибывающих пассажирских пароходов на берег сходили тысячи новых мигрантов. Сочетание богатых земельных угодий и постоянного притока цивилизованной рабочей силы оказалось «магической формулой» аргентинского «экономического чуда». Однако вся эта идиллия продолжалась до начала 1930-х годов. Аргентина не смогла вовремя выбраться из медового болота сырьевой экономики.

Тяжеловесный удар по экономике страны нанес мировой экономический кризис 1929—1933 годов, в результате которого сильно упал спрос на продукты традиционного аргентинского экспорта: их объем сократился более чем на две трети, с 1015 млн долл. в 1928-м до 331 млн долл. в 1932 году. В годы Второй мировой войны, в которой Аргентина участия не принимала, избежав всех ужасов и разрушений, и сотрудничала с обеими воюющими сторонами, ее экономика сумела в значительной мере отыграть упущенное. Однако становилось очевидным, что экспортно-сырьевая модель развития национальной экономики нуждается в пересмотре, тем более что послевоенная конъюнктура на мировых рынках сельхозпродукции на фоне успехов аграрного сектора США и Канады складывалась не в пользу Аргентины.

Еще одной слабой стороной аргентинской экономики была высокая зависимость от иностранных инвестиций. С конца XIX века суверенная внешняя задолженность Аргентины и расходы по ее обслуживанию имели неуклонно и опасно растущую тенденцию. В стране неоднократно возникали серьезные финансовые трудности, и только чудом удавалось избегать официального дефолта. Однако на практике аргентинские власти не раз прекращали – полностью или частично – долговые платежи и в связи с этим испытывали политическое давление со стороны зарубежных кредиторов. Многие аргентинские экономисты считают, что их родина чуть ли не с самого рождения оказалась посаженной на долговую иглу. В 1824 году, т. е. всего через восемь лет после провозглашения независимости, власти Буэнос-Айреса взяли у английского банка «Бэринг Бразерс» свой первый международный заем в размере 1 млн фунтов стерлингов (на тот момент – эквивалент 8 тонн золота) из расчета 6% годовых и со сроком погашения в 27 лет, причем из-за жестких условий соглашения и непомерных комиссий посредников в страну реально поступило немногим более половины номинальной суммы кредита – 570 тыс. фунтов. Эти средства были потрачены не на инвестиции в экономику, а на финансирование военных действий против Бразилии. В результате уже в 1828 году власти молодой республики оказались неплатежеспособными и объявили первый в истории Аргентины дефолт по суверенному долгу. Мораторий на платежи в пользу «Бэринг Бразерс» длился вплоть до 1857 года, когда было подписано соглашение о реструктуризации задолженности и возобновились платежи по ее обслуживанию, продолжавшиеся до 1904 года. За это время должник перечислил кредитору суммы, равнозначные почти 5 млн фунтам стерлингов (эквивалент – 38 тонн золота). Таким образом, был дан старт длительной и полной драматических эпизодов долговой истории Аргентины, а у аргентинцев, помимо территориального спора за Мальвины, появилось еще одно основание ненавидеть англичан, как поступает должник по отношению к своему кредитору. Хотя немногим сейчас известно, что во второй половине 1940-х годов был период, когда они поменялись ролями: хорошо нажившаяся на Второй мировой войне Аргентина на некоторое время превратилась в кредитора обнищавшего Соединенного Королевства, и она же вытащила из финансовой ямы франкистскую Испанию, однако затем все вернулось на круги своя.

Рассматривая аргентинскую экономику, следует также отметить ее значительную криминализованность. Если в отношении личной безопасности Аргентина всегда считалась достаточно благополучной страной, особенно на фоне большинства соседей по континенту, хотя тоже не обходилось без политического террора, похищений с целью выкупа и убийств как способа решения хозяйственных споров, то в экономической сфере правосознание ее граждан весьма далеко от законопослушности: налоги уплачиваются только крупными корпорациями, много сделок совершается за «черный нал», широкое хождение имеет доллар США со сразу несколькими, легальными и не очень, обменными курсами, малый и средний бизнес крышуется мафией и спецслужбами, а крупный тесно срощен с коррумпированным госаппаратом. Словом, все то, что нам знакомо по девяностым годам. Только тут это длилось не одно десятилетие, а было почти всегда, поскольку одинаково устраивало как хозяйствующих субъектов, так и государственную власть, независимо от того, кто находился у руля страны, генералы, перонисты или политики либерального толка.

Характерной чертой политического процесса в Аргентине (и для Южной Америки в целом) являлось активное вмешательство в него военных, обладавших высоким социальным статусом и корпоративным самосознанием. В критические моменты истории они брали власть в свои руки, считая себя главным гарантом национальной безопасности и политической стабильности. Первый раз это случилось 6 сентября 1930 года после того, как президент республики Иполито Иригойен, предпринявший попытку реформации экономики вразрез с интересами сельскохозяйственной и торговой олигархии, отказался принять требования, выдвинутые ему в меморандуме верхушки бизнес-сообщества. Он был свергнут военными под руководством генерала Хосе Феликса Урибуру, который затем лично обосновался в президентском дворце Каса Росада, заняв пост главы государства. Тем самым Аргентина вступила в новый период своей политической истории, с военными переворотами, нарушениями конституции и подавлением демократических прав и свобод. Он длился больше полувека – вплоть до 1983 года. Всего в период с 1930 по 1976 год военные в Аргентине совершили шесть государственных переворотов (1930, 1943, 1955, 1962, 1966, 1976 гг.) и неоднократно организовывали вооруженные выступления и другие акции силового давления на гражданскую власть.

Исторически на позиции армии сильное влияние оказывала латифундистская олигархия, чьи представители долгое время формировали верхушку вооруженных сил. Это обстоятельство определяло антидемократический настрой аргентинских военных. Большинство из них придерживалось консервативных взглядов и выступало за создание политической системы, основными чертами которой были бы стабильность, жесткая иерархия и ограничение демократических прав и свобод граждан. Однако именно из среды офицеров, организовавших в 1943 году государственный переворот под лозунгом «За великую Аргентину», выдвинулся крупнейший национальный лидер XX века, Хуан Доминго Перон, харизматичный политик, основавший политическое течение имени самого себя и инициировавший крупномасштабный эксперимент по ускорению социально-экономического развития Аргентины. Последующие четыре десятилетия политической истории Аргентины фактически представляли собой чередование перонистского и военного правления.

В 1946 году Перон был избран президентом. Официальной государственной идеологией Аргентины становится хустисиализм (от испанского justicia – справедливость) или перонизм, аргентинский вариант национал-социализма, выдвигавший доктрину так называемого «третьего пути» развития, не капиталистического и не социалистического, а «национального». Зачастую перонизм называют «разбавленной версией итальянского фашизма». Перон являлся большим почитателем и приверженцем идей Бенито Муссолини, а после Второй мировой войны наводнил Аргентину беглыми немецкими, итальянскими и хорватскими нацистами и военными преступниками, оказавшими немалое влияние на менталитет аргентинцев. Однако вобрав всю присущую атрибутику как каудильизм, подавление инакомыслящих, расизм и антисемитизм, аргентинская модель, в отличие от европейских прототипов, имела несоизмеримо большую социальную направленность и, несмотря на декларировавшееся желание объединить под эгидой «великой Аргентины» все бывшие территории вице-королевства Рио-де-Ла-Плата, не подразумевала достижения благополучия одной нации за счет порабощения других. К тому же само слово «национальность» (nacionalidad) в испанском языке означает прежде всего гражданство, а не этническую принадлежность, а население страны, формировавшееся под сильным влиянием иностранной иммиграции, было еще в значительной мере полиэтническим. Да и внутренняя политика перонистов, стремившихся опираться на поддержку профсоюзов и широких слоев общества, а не репрессивный аппарат, не была по-настоящему жесткой34. Тем не менее именно при Пероне заложены идеологические основы аргентинского ультрапатриотизма, и к 1982 году уже два поколения аргентинцев были взращены под лозунгом «Мальвины наши». Из просто территориального спора «мальвинский вопрос» вырос до масштабов общенациональной идеи, изучаемой в школах, объединяющей все слои общества и имеющей фундаментальное значение для национальной идентичности Аргентины.

Если же обратиться к самому термину «фашизм», который имеет два основных значения: а) в узком и первоначальном смысле означает национал-социалистическую идеологию и авторитарную концепцию государства, основанную на принципах классового сотрудничества и корпоративизма; б) в современной политологии под фашизмом также понимают крайне правые авторитарные формы государственного устройства, политические движения и идеологии, проповедующие диктаторское правление, характерными признаками которых является милитаристский национализм, особое злосчастие Аргентины состояло в том, что в ней долгое время соперничали, чередуясь у власти, оба этих выражения фашизма в лице перонистов и военных хунт, что имело значительные негативные последствия для страны.

Хустисиалистская партия, несмотря на запрет ее деятельности на длительный срок после военного переворота 16 сентября 1955 г., сохраняла огромную популярность и впоследствии неоднократно побеждала на президентских выборах. Была даже такая присказка: «Если в Аргентине проводить честные и свободные выборы, то каждый раз одерживать победу будут перонисты». Они находились у власти в 1946—1955, 1973—1976, 1989—1999 и 2001—2015 годах. В 2019 году президентом страны стал перонист Альберто Фернандес. И хотя со времен Перона политические взгляды идеологов хустисиализма в немалой мере обуржуазились, это демонстрирует, что идеи «фашизма с человеческим лицом» в Аргентине по-прежнему популярны.

В экономической сфере перонистами делался упор на огосударствление экономики, плановое хозяйство и развитие национальной промышленности. Вместо привлечения иностранных инвестиций включался денежный печатный станок, разгоняя инфляцию. Аграрный сектор Перон откровенно не жаловал, поскольку сельское хозяйство являлось источником благосостояния его основных политических противников – крупных латифундистов. Некогда вносившее основной вклад в ВВП страны, оно деградировало, будучи скованным государственным регулированием и не получающее господдержки. И именно этот период – двух президентских сроков Перона – стал для экономики Аргентины знаковым. С одной стороны, был осуществлен колоссальный рывок в направлении индустриального развития страны, чего невозможно было бы достичь в условиях целиком рыночной экономики. Также очень много Перон сделал для улучшения уровня жизни трудящихся и малоимущих слоев общества, благодаря чему приобрел огромную популярность в народе. С другой стороны, экономическая система пришла в состояние сильной внутренней разбалансированности, преодоление которой в последующие годы превратилось в непосильную задачу, а аргентинской промышленности так и не удалось достичь конкурентоспособного с ведущими зарубежными производителями уровня.