Солина купальня

Время шло, съедая надежду и остатки таявшего на глазах светового дня. Двое ребят отправились в лес, добыть сухостойные стволы, какие возможно было отыскать или повалить; использовать их как материал для плота. Вскоре, с пустыми руками, вновь собрались у костра. Все старания были тщетны. Жалели, что никто не прихватил с собой, на всякий случай, хотя бы топорик или лопатку. Василий, пользуясь правом старшего, решил отправить своих бывших «матросов» в поселок, за помощью. Надо же было еще до темноты вызволить оставленного на плоту друга. Однако не успели озадаченные гонцы отойти от костра, как с воды донесся крик о помощи.

– Я здесь!.. Помогите!.. Тону!.. – державшись обеими, окоченевшими руками за бревно, Вовка медленно тралил едва двигая ногами, липкое дно водоема, стремящегося наказать последнего из незадачливых мальчишек, опрометчиво дерзнувших покорять ледяные просторы коварного озера.

Друзья оцепенели, глядя на отчаянного приятеля, отважившегося ради спасения, не ждать понапрасну помощи, а лезть в ледяную воду. И лишь Соля, первым из всех, сидя в еще не просохших штанах перед костром, не в пример другим, не раздумывая, бросился в ледяную воду спасать друга. Ведь в эти трудные мгновения, лишь он один, по-настоящему, знал и чувствовал; какая она из себя – «Солина купальня».

История с носом

Лето выдалось жаркое. Нещадно палило солнце, да так, что на носу у Тараса вначале появилась неприметная с виду шелуха; должно от неконтролируемого загара, иной причины и быть не могло. Днями напролет сбивал Тарас шелуху с носа, а она все появлялась и совсем не желала сходить. Ширилась и множилась, словно специально он эту самую любопытную часть своего лица вовремя не укрыл, не уберег; вот ему и прилетело от солнышка немного лишнего света. Сунет Тарас нос в бочку с водой и нет ее, нормально выглядит нос, как у всех. А подсохнет нос на ветру и вновь шелуха появляется. Не ведал Тарас, как с ней справиться, как одолеть свою внезапно наступившую, носовую беду. Выглядела она скверно и неряшливо, словно его нос никогда за собой ухода не знал. Не мог Тарас ума приложить, и смириться с напастью тоже не мог; загорал, как и все ребята, кепку исправно носил, а не было кепки, из газеты «кубанку» с козырьком делал, и казалось ему, под защитой нос, чего с ним сделаться может. Словом, внезапно стал походить его нос на шкуру потрепанной, бездомной собаки в линьку. Не хотелось Тарасу такие подробности даже самому о себе знать, а уж на люди с этаким носом лезть и тем более. Обеспокоился он, стал переживать и расстраиваться: «Опаршивел» – скажут друзья, засмеют, покажись только на глаза. Тут и за нос стыдно и за себя, такого неухоженного. И как-то даже обидно стало: «За что ему такое?» А нос, день ото дня менялся, странным образом преображаясь; то пятнами шел, то контрастом синевы с желтизной отсвечивал, то вдруг подозрительно розовым становился. И даже такого рода конфуз никогда не испугал бы Тараса; подумаешь, за долгое лето и не такое бывало, но самое страшное ждало его впереди, ближе к исходу летних каникул, когда перекличка в школе вот-вот, а тут на тебе – оказия…

Раздуло нос, разнесло… Нарыв образовался. Оно ладно бы поверху, тут и в поликлинику идти никакой надобности нет, обезвредил бы его сам, что называется, в домашних условиях. А нарыв, с сюрпризом оказался; где-то там, в глубоко потаенных тканях носа засел и проявлять себя на поверхности, вовсе не торопился; зрел себе, с каждым днем распирая нос Тараса все больше и больше. Совсем муторно стало на душе: «Что, если до школы не сойдет нарыв?» А нарыв сходить вовсе не спешил; рано было, зрел себе и зрел, особой болью Тараса не тревожа. И раздувало неказистый нос с неимоверной внутренней силой, упрямо не желавшей обнаруживать и выносить злосчастный нарыв на всеобщий обзор. Поначалу розовый оттенок носа побурел, потом пожелтел, а затем и вовсе стал лиловым, с густоватым синим отливом; одно слово – «баклажан». Не совсем, конечно, но походить стал не только внешним окрасом, но и формой. Такой нос, Тарасу доводилось видеть только однажды – в кино. В одной сказке, подобную физиономию, как выражались друзья, он у подводного владыки, хозяина дна морского, наблюдал. Весь клуб тогда смеялся над «царской мордой». Однако, на свою беду, чуял Тарас, что превзойдет его носище, царский по всем внешним параметрам. Пройдись хотя бы раз с таким носом по селу; незамеченным факт не останется. На год разговоров хватит, а то и кличка какая, неловкая, прицепится. Тарас был серьезным парнем и о подобном даже думать считал непозволительным, а уж на люди, на вид выставлять этакое творение, было и вовсе преступно. Засел Тарас дома, ни шагу на улицу: «Болен и все тут», – так и велел отвечать всем, кто на подворье по случаю сунется. А сам из комнаты ни-ни… Упадет на кровать, а рядом, на подушку, нос кладет, тяжело его носить стало. Мать в сельскую поликлинику гонит. Сестра, коварно ухмыляясь, ночью носовой нарыв, незаметно выдавить грозится. А отец, отшучивается; в клинику не везет на обычной телеге: «Растрясешь» – говорит и сочувственно улыбается. Однако, понимая тревогу и опасения сына, красную лампу из своей рабочей лаборатории все же привез. В практической, нормальной жизни, ее использовали в специальных помещениях на животноводческих фермах, для обогрева новорожденных телят в суровое, зимнее время года. При ее свете, нос у Тараса становился еще краснее, благо что немного уменьшался в размерах, но вероятно от того, что терял все остальные оттенки и не отсвечивал их пугающим сиянием. Этот благой факт все же не умилял способности носа выглядеть с размахом на фоне маленькой головы Тараса. Отец счел процедуры прогревания носа очень полезными, способствующими выходу нарыва на поверхность и в конце концов, как это бывает, он должен будет прорваться сам. Нужно просто подождать.

А Тарасу, от такого безвыходного положения и скверных мыслей плохо стало и даже больше не от того, что синий нос однозначно резать придется, а от феномена явления, которое в самую пору, по мнению сестры, в книгу «Гиннеса» заносить. Рекорд однозначный и бесспорный, вряд ли кто-либо решится его оспаривать. Однако все рекорды положено регистрировать по всем правилам, без исключений. Но Тарас решил свое оставить себе и на люди с этаким носищем не лезть; тут не на год разговоров наберется, а на всю оставшуюся жизнь: и нос, и себя увековечить можно. Тарасу подобная известность – вовсе не слава, а срам один. Врачам оно конечно; полоснул скальпелем и живи Тарас со шрамом на самом видном месте. А как же молодость и любовь, до которой этим экзекуторам дела нет. Он, конечно же, не против иметь авторитет и уважение среди девушек, но не с рыцарским же шрамом на носу. И потом, походить он стал вовсе не на рыцарей, а скорее на цветного бразильского Тукана. Читал он однажды книжку в школьной библиотеке об этих необычных и важных из себя пернатых. У тех нос большой, красивый и даже гармонично вписывается в среду их обитания. Наверняка эти птицы даже гордятся своими носами, в отличие от него. Тарас своим носом не гордился, но жалел его: «Это же сколькой дряни нужно было в нем скопиться, – думал Тарас в тревоге за себя, – чтобы стать столь отталкивающе неприглядным. Откуда?.. Отчего?.. Что явилось причиной необъяснимой, глобальной метаморфозы такой важной части лица?.. За что его так наказала природа? Может причина лежит глубже? Пусть он не всегда был честен сам с собой, а надо бы, но ведь от этого он сам в большей степени и страдал. Но карать за это, сурово и безжалостно уродуя лицо, он считал проявлением бессердечия. Ведь доведись случайно столкнуться с Ленкой, симпатичной девчонкой, живущей по соседству, к которой в последнее время его стремило странным, природным притяжением, и она ему нравилась все больше, то наверняка, навсегда пришлось бы забыть о ней и о ее необыкновенной красоте. Трагизм был бы на лицо; такого стыда они не перенесли бы оба».

Не попадаться никому на глаза, лишь в этом видел Тарас спасение. А до переклички в школе осталось всего два дня. На нее он всегда ходил с особым удовольствием. Долгожданная встреча с одноклассниками и друзьями после затяжных летних каникул, была огромной радостью. Ведь это уже девятый класс и за все лето он ни разу не встретился с Ленкой; наверное, она куда-то уезжала и на перекличку придет совсем изменившаяся, нарядная и притягательная, с цветами и лучистой улыбкой на лице. А вот ему, если сейчас еще и улыбнуться, то самое место на цирковой арене; где-нибудь среди клоунов или если еще вернее, необычных, редких пород обезьян. Есть такие, он точно знал. Может быть, только в этом случае он заслужил бы аплодисменты. И все же, как не оттягивай час «Х», а экзекуции не избежать, и Тарас решил с этим не медлить. Крайний срок – сегодняшняя ночь…

Наметил Тарас ограничиться самым малым количеством свидетелей и на операции, которую решил провести самостоятельно, позволил присутствовать в кулуарах своей комнаты лишь попугаю «Кешке» и коту с оперативной кличкой «Трус», прилепившейся к нему из-за панического страха перед крысами, в чем Тарасу не однажды доводилось убеждаться. Благо, что время позднее и полусонные свидетели никак не могли способствовать разглашению тайны хирургического вмешательства. Однако, все планы вероломно сорвала любопытная сестра Лидка. Поздним вечером она в очередной раз вошла в его комнату; потешиться, полюбоваться раздутым, цветным носом и посочувствовать братцу в его беде. Ее так и распирало дурачиться и ёрничать, что Тарасу пришлось применить силу, чтобы попытаться наконец-то выдворить ее наружу. В пылу шуточной борьбы, как это часто бывает, сестрица случайно, наотмашь, ударила локтем Тараса по носу. Уж ничего более ужасного Тарас от нее не ожидал. Искрометной болью прыснуло в глаза и чем-то обжигающим в лицо. С трепетом относившийся к собственному носу Тарас, хоть и мимолетно, но в мгновение понял, что намеченной плановой операции уже не будет. «Кешка» нахохлил перья, должно быть удивляясь молниеносному преображению своего хозяина. «Трус» взъерошил шерсть и укрылся под кроватью, дабы не угодить под горячую ногу. Сестра замерла от удивления, не успев осмыслить и осознать свою вину.

Нос треснул… К нему вовсе не требовалось прикладывать большого усилия, а его приложили. Началось невообразимое. Извергнувшись вулканом, нос вскрылся и из него лавой полилось что-то неприятное и страшное. Сестра, зажмурив глаза, бросилась помогать опешившему от неожиданности Тарасу; принесла аптечку, много бинтов, тряпок и тройной одеколон; больше под рукой никакой медицины не оказалось. Началась борьба за спасение Тарасова носа. После обильного, но безболезненного извержения, он невероятно быстро опорожнился, превратившись в ссохшийся сухофрукт и от, когда-то лилового, налитого соками «баклажана», осталась одна шкурка, морщинистая, обвислая и потрепанная. Лицо Тараса преобразилось, обретя прежние очертания, и лишь опустевший, выпотрошенный нос, стал выглядеть по-старчески, с оттенком прожитого столетия за спиной… Увидев себя, Тарас ужаснулся больше прежнего; он знал, реабилитация займет время и в два дня, оставшиеся до переклички, носу вряд ли удастся уложиться, чтобы восстановиться в своих прежних размерах. Однако, скоро он успокоил себя мыслью, что экзекуция позади и в крайнем случае, ему придется искать оправдания за неявку в школу, а это не так и трагично теперь, после пережитого им стресса.

Прошло два дня. Нос Тараса шел на поправку куда быстрее своего озабоченного хозяина. Уж больно скоро и нежданно произошло внезапное опорожнение носа, что Тарас никак не мог поверить в проявившее себя волшебство избавления от недуга. Он и злился на сестру, и был ей безмерно благодарен одновременно. Кто кроме нее был способен на такое… Ее назойливое любопытство и не желание оставаться в стороне, вопреки всему, сделали свое дело. Вскоре, формы носа пришли в полное соответствие с представлениями Тараса о сносной внешности, хотя бы на первое время. Однако, немного тревожило обстоятельство, что нос внезапно синел при любом сквозняке или влажной, сырой погоде. Тарас тут же пытался его растирать, чтобы восстановить в нем нормальный, необходимый кровоток. Тогда нос краснел и обретал человеческий вид. Пусть рана не совсем еще зажила, но здесь выручила простая пудра, на время одолженная у матери; она тщательно маскировала рваную рану, образовавшуюся не без посильного участия старательной сестренки. Словом, к школе Тарас оказался подготовлен куда быстрее мыслимого ранее.

На перекличке все бы прошло и осталось незамеченным, если бы не внезапная перемена погоды. Подул холодный, пронизывающий ветер, чего страшно опасался не только Тарас, но и его замазанный женской пудрой нос. В одно мгновение, словно шкурка Хамелеона, он среагировал на атмосферные изменения, производя внутреннюю корректировку цвета, о которой Тарас не мог знать, хотя и догадывался. Нос посинел прямо в строю, на школьной линейке, особо выделяя Тараса в стройной шеренге одноклассников. Конечно же этот факт не ускользнул от пытливого взгляда одного из приятелей.

– Смотрю я на тебя, Тарас, и не могу взять в толк; другой ты какой-то стал. Понятно, что мы все за лето изменились, но вот в тебе определенно, что-то не так. Никак не пойму, что?..

Тарас догадался, что с носом действительно что-то не так. Ну не вертеть же перед носом зеркальцем как девчонка и, чтобы случайно не смахнуть остатки пудры, он принялся аккуратно тереть нос со стороны, где ее было наложено меньше. Восстановить кровоток удалось быстро и нос скоро вновь обрел нужный оттенок, что вновь ввело в заблуждение его, на счастье, не особо назойливого приятеля.

– Это, пожалуй, возрастное, такое с каждым бывает, не бери в голову, смотри лучше на девчонок; вот они уж точно за лето изменились – отшутился Тарас, волнительно улыбаясь и радуясь, что приятелю все же не удалось распознать истинную причину его преображения. Сложнее было смотреть в глаза улыбающейся Ленке, и Тарас на всякий случай потер нос еще разок. И радостная девчонка хмыкнула, ничего не заметив. Тарас ответил ей счастливой улыбкой; уж если Лена ему улыбалась, то вся история с носом ничего не стоит и он был просто уверен; завтра его натерпевшийся за лето нос станет лучше, чем был сегодня…

Борька

Борька был сильно удивлен, по случаю увидев свое отражение в зеркале. Его затрясло от ушей до кончика хвоста… Он всегда считал себя существом куда более привлекательным, чем то, что довелось созерцать. И кто только додумался повесить этот удивительный кусок сверкающего стекла у самого выхода. Сколько он себя помнил и осознавал, такого никогда не случалось. Ну не доводилось ему раньше здесь бывать; рос себе и рос, а до внешности дела и вовсе не было. К чему внешность, какая бы она ни была, когда есть душа и она сама о себе, то есть о нем, думает? А уж ее то он просто обожал. Но, несмотря на явившийся взору образ, Борька любил свои внешние формы, а внутреннее содержание, то и вовсе – считал самым важным из того, что достается от родственников… Из сохранившегося в его памяти прошлого остался лишь загон, в котором он вырос, пытаясь всегда следовать родительскому мудрому совету; просто жить, спать и есть, а думать за тебя есть кому. Чем не позиция? Жила еще в глубинах сознания, память предков с которыми разлучила его судьба в раннем детстве, когда был он еще совсем маленьким, розовым поросенком. И что с того, что он остался сиротой; таких как он, вон – целое стадо. Сиротство оно из тебя «человека» делает, вернее сказать, «свинью»: так выражают свои странные мысли люди, которые всегда разговаривают и снуют всюду. Еще мама говорила: «Больше лежи и нежься, сынок…» А эти люди назойливо окружают тебя коварной заботой, не позволяя порой полежать и понежиться. Сами то, отдыхают… и, ничуть не смущаясь своего вида, делают то же самое, что и он; едят, пьют и прибавляют в весе. Ну если совсем не думать, то кому-то ведь это нужно…

Нет, он вовсе не идиот и совсем не глуп, хотя способен визжать по поросячьи и при этом радоваться. Любить какую-нибудь толстозадую, молодую «соседку» и оставаться довольным; ну просто даже хрюкать от счастья. Да, он Борис, живет «здесь и сейчас», в этом узком и тесном пространстве, и в настоящем времени, как многие прочие из его окружения. Да он, наверное, мог бы, как и они, люди; сидя смотреть фильм о себе и почти засыпать с залипшим на губе попкорном или с пивом у рыла. Он может… Или танцевать на песке в шортах, хотя он не припомнит, чтобы когда-либо их носил, хотя видел, как носят другие. Где видел?.. Нет, он не помнил, но был уверен: с шортами он знаком… От чего он это знает, он не знал; наверное, проходил опыт… А ведь было бы здорово; проснуться в шортах, на теплом песке, в объятиях красотки, а не сопящей под боком «соседки» и улыбаться, как все вокруг. Ведь он тоже умеет это делать. И даже сигара в зубах, наверное, подошла бы ему для важности и уверенности. Как им всем объяснить, что он тоже существо, которое может думать и чувствовать, как они, называющие себя людьми. Только у него нет денег, а у них они есть. Их много, зачем им столько?.. И эти цветные бумажки делают их счастливыми и покорными одновременно; ну прямо как детей… О, это восхитительное поросячье общество; лежа в грязной и прохладной луже, оно счастливо от безденежья одним лишь ощущением бессознательного покоя и блаженства. А они зависимы и наверняка от радости не догадываются, что их так же, как и нас ждет конец. Нас посылают на забой, а их на битву, туда, где идет война… «Откуда я знаю это слово – война?.. Ах да, ведь они сами, на каждом углу, только и говорят о ней. Война локальная, война гражданская, война ядерная, химическая, третья мировая. А почему третья?.. Значит они уже не раз воевали и воюют часто; вон даже считают сколько раз… Даже я, зрелый поросенок, не стал бы это считать и не праздновал бы победу над убиенными душами никогда; иначе ведь одержимым становишься, который только и умеет это делать. А зачем создавать, когда разрушать приятнее?.. Здесь не нужно думать, строить проекты. Жми красные кнопки и все; их до тебя кто-то такой же с думающими „иначе“ мозгами, взял да изобрел. О чем он только думал?..»

Рассуждая о жизни, Борька забылся и, стоя в одиночестве перед своим зеркальным отражением, чувствовал себя скверно: «Зачем все это?.. Ведь он, красив и даже умен, и видит себя только сам, в своем отражении. Кто бы мог подумать, что это большое счастье: вообще ни о чем не думать. Вон даже говорят везде, что разум вреден и ведет «умного человека» не туда… Что поделаешь, если за тебя уже подумали и определили, что таких как я нужно просто съедать и мы только для этого годимся, и только для этого существуем и живем. Нет, я против конечно; чем я хуже их?.. Ведь я живых не ем, а они меня, да!.. Парадокс: и что с этим делать? Когда дни твоего «рабства» уже сочтены и конец жизни предопределен другими, считающими себя разумнее… Ты же уподобляешься куску пластилина, из которого лепят; что угодно и кому угодно. А, нам, «свиньям», это, обидно и они об этом не знают, и не хотят знать… «Ну и что?..» – Задается как обычно безразличным вопросом разум. А ну его, достал уже… Буду жить «здесь и сейчас»; слушать других, есть, спать и ждать своего часа, а вдруг он будет счастливым…

Пропажа

Обычный поход по грибы или вернее сказать, дальняя поездка с друзьями за боровиками ни у кого из компании не вызвала особых беспокойств и хлопот, связанных со сборами. Выехали впятером, сразу же перед субботой, после работы. Кто-то из коллег, делясь планами на предстоящие выходные, сулившие быть днями погожими, по секрету сообщил одному из приятелей о богатом урожае белого гриба, в бору под Кирзой. Места не близкие, но упускать хорошую возможность; преуспеть с заготовкой грибов на зиму, совсем не хотелось. Нашлась и машина; Москвич 2140, известного Московского завода АЗЛК, которую совсем недавно приобрел себе один из участников зреющей акции. Пятерых, заядлых любителей грибов, работавших в одной смене на строительстве тоннелей метрополитена в Сибирской столице, новенький автомобиль вмещал без каких-либо нарушений установленных норм и правил дорожного движения. Поэтому молодому водителю, на этот счет, беспокойства не было.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.