Проклятое призвание

Да, Ляська была адекватной. Сравнительно нормальной. Ведь все остальные были еще хуже.

Нет-нет, я ничего не имела в принципе против детей и материнства… Я даже очень хотела детей, только – не сейчас… Когда-нибудь потом. Когда я вырасту.

Когда у меня будет уже много-много сделано, будет имя, всенародная слава, деньги и любимый человек рядом…

Не такой, как Вик.

Не такой, как Дэн.

Не такой, как все те, кого я знаю.

Я понимала, я слишком хорошо понимала, что дети – это навсегда. Дети сокращают пространство выбора до одного-единственного варианта. Я должна буду быть с их отцом, даже если разлюблю его, даже если мы утратим интерес друг к другу… Дети – это так много обязанностей, это такая жуткая, до оскомы ответственность.

Это необходимость быть взрослым, даже если ты к этому совсем не готов.

Даже если тебе этого совсем не хочется.

И поэтому в душе я как-то тихо завидовала Ляське, завидовала тому, как ловко она со всем этим справляется… И понимала, что я, наверное, так не хочу. Еще нет.

Под конец вечера подружка накормила меня куриным супом (где бы я еще могла его поесть?), мы выпили еще по кружечке чайковского, и я побрела домой. В гордом одиночестве.

Пошел дождь, а я как обычно вышла без зонта. И я шла, жадно глотала влажный, пропитанный запахами прелой листвы и автомобильных выхлопов воздух и смотрела по сторонам. По улицам сновали озабоченные прохожие: хмурые лица, серые тени, куча нерешенных задач во взоре. Бодрые пенсионерки, нагруженные пакетами из сетевых магазинов. Подтянутого вида дамы, выгуливающие породистых собак. Неказистые мужички с запахом вчерашнего перегара, тут все понятно: жена достала, на работе начальник орет да и вообще в жизни хорошего мало. И даже школота по пути попадалась усталая: то ли вторая смена, то ли ползут домой после тренировки.

Какой-то парень курил на остановке, и я на мгновение затормозила, приглядываясь. Высокий, стройный, в хорошем пальто, с интересным, умным лицом. Очень аккуратно одетый, что называется «с иголочки», симметричные черты лица, морщинки вокруг глаз. Уже не очень молод… Тридцать шесть или около того… Меня он не замечал, видимо, думал о своем.

Мне пришло в голову, как хорошо было бы нарисовать его вот так: в осенних сумерках, с сигаретой, совсем одного. Это было похоже на рисунки Вика, только он обычно концентрировался на девушках в шарфах и шляпках. У нас у всех свои фетиши.

Наконец парень поймал мой взгляд. Я смущенно улыбнулась и отвела глаза. Нет, красавчик, я не собираюсь знакомиться с тобой, в моей жизни и так все слишком сложно…

Не смотри на меня, я только камера, что ищет удачный кадр, я бинокль, через который глядит вселенная, я та дверь, из которой попадаешь в неизвестность. Я не твоя судьба и даже не подруга на вечер. Я никто.

Не смотри, не смотри. Пройди мимо. Целее будешь.

Позвони мне, позвони.

Р. Рождественский

8. В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ

Придя домой, я забралась в ванну. После вечерней прогулки под дождем хотелось согреться. Телефон остался в комнате, и вот, выбравшись, я обнаружила пять пропущенных от матери.

Она никогда не звонила один-два раза.

Если ей хотелось меня слышать, она нажимала на кнопку вызова, пока не надоест.

С упорством, достойным лучшего применения.

Вздохнув, я перезвонила. Хотя не хотелось. И что-то внутри, может быть, жизненный опыт, пищало «не надо».

Мать взяла трубку почти сразу.

– О, прорезалась, – прокомментировала она мой звонок. И я внутренне содрогнулась от этого хорошо знакомого, немного ироничного, властного, как будто чуть-чуть манерного голоса. Мне всегда казалось странным, что многие знакомые семьи говорили, что наши голоса похожи – я всегда свой представляла совершенно другим.

И еще страннее было думать о том, что пройдет время, и стану похожа на мать – потому как те же знакомые твердили о нашем сходстве уже сейчас. Себя же я всегда видела совсем другой.

– Смотрела я вчера репортаж с выставки, – продолжала женщина, благодаря которой я появилась на свет. – Почему ты всегда в темном? Ты надень хоть что-нибудь светлое, тебе не пятьдесят лет. Да и туфли ты какие-то выбрала… С открытым носом уже не носят.

– Надела что было, – быстро, на упреждение, огрызаюсь я.

– Так это плохо, что у тебя такой маленький гардероб. Надо думать о том, как выглядишь, девочка моя. Ты хоть маникюр-педикюр делаешь, как я сказала?..

– Маникюр да, а на ногах я не люблю…

– Ну и зря. Ты чего ждешь, пенсии? Кстати, как у тебя с деньгами?

– Ну… немного есть…

– Ладно… Боюсь уже спрашивать… как на личном?

– Ничего интересного.

– Может быть, оно и к лучшему. Этот твой, картавый, не прорезался?

Мать про Вика, с горловым «р» которого не смог справиться даже самый опытный логопед в городе. Мать всегда его терпеть не могла.

– Нет, мама, мы не общаемся…

Вспомнив вчерашний кофе, я стараюсь сделать свой голос максимально убедительным.

– Мне вообще передавали, у него девушка.

Никакой девушки у Вика нет и в помине, но матери об этом знать необязательно. Она разражается гомерическим хохотом.

– Ну, посмотрим, посмотрим. Такой, как ты, ему не найти. А этот… который… ну помнишь, такой видный?..

Это уже про Дэна.

– Нет-нет, мам, он не появляется тоже. Это все в прошлом. Я вообще решила отдохнуть. Побыть одна. Заняться творчеством.

– Ну, может быть, это и правильное решение, – тянет мать, но в голосе ее нет уверенности. – Ты главное, аккуратнее… Прошу тебя… Подумай о здоровье…

– Мама! Я же сказала, я ни с кем не встречаюсь! Абсолютно! У меня сейчас вообще другие проблемы!

– Да?.. Интересно… Интересно, какие такие у тебя проблемы… Кстати, ты вот больше в этом понимаешь… Ты бы какой сайт знакомств посоветовала?.. А то я не знаю… Их так много, глаза разбегаются… Куда ткнуть, не знаю…

– Мама, не вздумай! Умоляю тебя!

– А я что? Я ничего. Так, поприкалываться. Да ладно, ты что, юмора не понимаешь? Шутка!

Маман заливисто хохочет. Я стискиваю зубы. У меня нет никакой уверенности, что это шутка.

– Мама, я тебя очень прошу…

– Анечка, я пошутила, – в голосе матери прорезаются стальные нотки. – Давай не будем об этом больше. У тебя точно есть деньги?

– Да, мама, конечно… Немного, но…

– Ну ладно. Кстати, как там твой папаша?

– Вроде нормально. Штатно.

– Ну передавай ему привет. Ладно. Некогда мне с тобой. Я тут блины пеку. Пока!

– До свиданья, мамочка…

Еще чуть-чуть, и мне пришлось бы вытирать холодный пот со лба.

На душе неспокойно. Если мать спросила про отца и тем более про сайты знакомств, это значит, в ее браке что-то очень не так. Не так, не так, не так…

Порой я искренне сочувствовала ее второму мужу, московскому офицеру, когда-то настолько очарованному веселой обаятельной провинциалкой, что он не задумываясь взял ее в жены и прописал в своей квартире. Павел Игоревич был старше матери почти на двадцать лет, после развода с первой женой он прокуковал в холостом состоянии лет пять, а потом вновь дал связать себя цепями Гименея. Мне всегда казалось с его стороны это поступком, свидетельствующем о безрассудной храбрости – я как никто знала, как тяжело жить с моей матерью. Частые смены настроения, капризность, непрошибаемая уверенность в собственной правоте соседствовали с потрясающей харизмой и чувством юмора. От харизмы и чувства юмора я лично была не в восторге, так как имела удовольствие наблюдать их с рождения, а вот перепады настроения и склонность говорить что думаешь ввергали меня в тоску. Порой мне хотелось, чтобы мать вообще не интересовалась моей жизнью, но это было просто невозможно – я была ее единственным ребенком.

Я представила, к чему может привести их развод, и едва не заорала от бессильной ярости. Возвращение матери в родной город означало для меня лишиться квартиры, деньги с аренды которой позволяли вести образ жизни свободного художника. Только не это!

Впрочем… Неужели маман допустит, чтобы муж ее выгнал? Она всегда действовала строго в своих интересах, в ее жизни просто не было ситуаций, когда она оказывалась в глубоком проигрыше. Маман падала по принципу кошки, приземляющейся на все четыре лапы. Что бы ни случалось, она никогда не уходила в минус. Долги, кредиты, пьющие друзья и подруги – в жизни матери все утрясалось как-то само собой. Если она не справлялась со своими проблемами сама, кто-нибудь приходил на помощь. Тем более что у нее, экстравертной, обаятельной и жизнелюбивой, действительно было везде много друзей.

Подумав об этом, я решила успокоиться. Нет, это, должно быть, так… Волнения момента… Нечего переживать раньше времени…

Замечание маман об отце заставил меня вспомнить и его. Наша последняя беседа, также телефонная, состоялась неделю назад. Отец позвонил с дежурным вопросом о здоровье и текущем состоянии дел и, как и всегда, я поймала себя на четком ощущении, что звонит он как будто не мне и не из-за меня. Потому как, спрашивая обо мне, слушал он всегда как будто невнимательно и не вникая, мои дела были ему неинтересны. А главным был вопрос в конце нашей беседы «Как там твоя мама?» И звонил он только для того, чтобы его задать…

И вдруг я подумало, меня осенило: да у них же как будто не кончилось, не кончилось, хотя они уже много лет не видятся. У них так, как у нас с Виком, что-то продолжается, несмотря на все громкие заявления и пафосные декларации. Только продолжается уже не физически, а в их головах.

Зачем так жить, о боже, зачем, ведь пока ты не выкинул из головы, не выгнал из сердца другого человека, у тебя не будет ничего нормального нового, не может быть…

Зачем же искать вчерашний снег, зачем жить прошлым, зачем вновь и вновь возвращаться к прожитому, к тому, что осталось позади. Разве это не безумие, разве не издевательство над самим собой? Но сколько людей так живет, совершая одну и ту же ошибку – пытаясь вернуться туда, куда уже нет возврата. Потому что нельзя войти в одну и ту же реку. И мы не можем стать теми, что вчера.

И только наша память вновь и вновь обманывает нас, заставляя, как ослика за морковкой, бежать за прошлым в тщетных поисках вчерашнего счастья.

Что бы ни случилось я буду тебя жалеть,

Мой жилет впитывает твои слёзы уже столько лет.

И не перестану тайно тобой болеть,

Продолжая этот бесконечный балет.

«Та сторона»

9. КОТЫ И КАСТАНЕДА

День был тяжелым, конечно, не настолько тяжелым, как вчерашний, но я все же устала и уже точно не собиралась никуда идти. Тем не менее сообщение в телеграме заставило меня изменить свои планы.

Писал Митька, давний товарищ по академии, самый классный из установщиков систем вентиляции и кондиционирования и самый клевый из современных писателей, которых я знала. Справедливости ради, ни среди тех, ни среди других знакомых у меня больше не было, Митька Шпиленок был единственным в своем роде.

«Нета, смотрел новости, выставка просто супер! Заходи ко мне, отметим. С меня пиво и сухарики».

Я тупо перечитала месседж несколько раз, пытаясь вникнуть в то, что скрывается за сухими словами послания. На часах было уже девять, и самым разумным было бы бахнуть чайку и пойти спать.

Однако когда это Нета Нежданова поступала разумно? Если такое и случалось, то за давностью лет никто и не вспомнит.

И плюнув на заслуженный отдых, я снова надела пальто. Хорошо еще, юбку и колготки снять не успела.

Художником Митька был, скажем так, посредственным. На третьем курсе он вообще оставил учебу и пошел работать (кажется, пытался с пацанами чинить бытовую технику и мобильные телефоны, я точно не помнила). А вот книжки писать не бросил. У него было имя в современном сетевом самиздате – Митька творил длинные психоделические детективные романы. Психоделические – потому что, несмотря на то, что дело происходило вроде бы в российской глубинке, вели себя его персонажи, как индейцы из романов Карлоса Кастанеды. Упражнялись в глубоких философских дискуссиях за банкой пива, рассуждали о жизни и смерти, добре и зле, пути, избранничестве, сущности мужского и женского и прочих важных вещах. Порой его герои выходили за пределы сознания – пиво помогало в этом не хуже кактусов. И, в общем, делалось ясно, что не столь и важно, кто убийца. Интрига в митькиных псевдодетективах была больше идеологической.

Литературное творчество Митьки было, скажем так, специфическим продуктом, но в современном мире практически на всякий товар найдется покупатель. Так что и у моего товарища были свои постоянные читатели, с нетерпением ожидавшие новой «проды». Они оставляли длинные комментарии под митькиными текстами, в деталях анализируя результаты пивных посиделок его персонажей.

Внешне Митька представлял из себя высокого (не меньше ста восьмидесяти пяти сантиметров), светлорусого добряка с небольшим, но все же ясно очерчивающимся брюшком под рубашкой. В чертах его лица было что-то прибалтийское. Благодаря росту и какой-то природной харизматичной импозантности Митька был бы весьма привлекателен для женщин, во всяком случае какой-то, творческо-интеллигентной их части… если бы не лень и неуверенность в себе.

Периодически я пыталась поднять его самооценку, уговаривая завести отношения, для начала хотя бы зарегистрироваться на каком-нибудь сайте знакомств, но безуспешно. Те же романтические истории с его участием, о которых мне было известно, остались во временах едва ли не студенческих.

Жил Митька недалеко, до его дома можно было добраться пешком минут за двадцать. Что я и сделала.

Квартира моего товарища – на первом этаже старого двухэтажного дома, выкрашенного краской песочного цвета. Доставшаяся от бабушки однушка, которую Митька делит с двумя котами. Мебель тоже бабушкина, советская, на стене ковер с геометрическим рисунком, у стены – печка, пригодная к использованию. Во дворе дома сохранились дровяники. В мае и сентябре, когда еще не работает центральное отопление (оно в этом доме тоже было), жители с удовольствием топят печки – известно ведь, как сыро и неприятно в это время в наших краях.

В митькином доме даже нет домофона, он как будто приплыл из прошлого века. Стальная дверь обклеена нелегальной рекламой, которую периодически сдирают. Ветер колеблет бумажные огрызки, будто стремясь очистить гладкую поверхность. В подвале живут кошки – их, судя по всему, не менее десятка. Зато, наверное, и крыс нет…

Симбиоз. Это тоже симбиоз своего рода. Полудикие кошки и люди, от тепла и кормежки которых они зависят. Точно как я и те, кто покупает мои картины. Не могу сказать, что я люблю их. По большей части я о них вообще не думаю. Но то, что рождается из моей головы, что выходит из-под моих рук, людям зачем-то нужно. Не знаю зачем.

Можно сказать, что людям одичавшие коты не нужны. Но для чего они тогда их кормят? Жалость – не аргумент. Значит, есть такая потребность – кормить. Если одинокая бабушка выносит на улицу недоеденную еду и куриные косточки, значит, ей это зачем-то надо.

Никто не делает ничего просто так.

А Митьке зачем коты? От них шерсть и лотком надо заниматься, а Митька ленивый. Да все, наверно, для того же.

Чтобы заботиться.

Чтобы было кого любить.

Конечно, он меня ждал. В колонках, подключенных к ноуту, играла «Ария», на кухне, на сковородке, под крышкой доходила картошка. И пиво тоже ждало – а как же. И сухарики. И меня даже умилила эта предсказуемость, эта никуда не девающаяся постоянность. Когда я заходила год назад, все было так же. И два, и три…

И казалось, что так будет всегда.

– Как я рад, что ты пришла, Нета, – говорит Митька, и по голосу слышно: да, правда рад. – Смотрел репортаж с выставки. Ты превзошла саму себя.

– Да брось ты.

– Нет, серьезно. Если сравнить с институтскими работами, контраст огромный. Ты очень выросла… Изменилась… Другая…

– Ну, это нормально. Не изменяется только мертвое.

– Ты живая. И это классно. Ты действительно отлично рисуешь.

– Спасибо, Митька. Ты очень добр.

– За что благодарить? Это ведь правда. Ты на курсе была одной из лучших. Трое вас всего и было. Ты, Гришка Беркут да Елисей. И то, что у тебя получается сейчас, это классно. И заслуженно. Я очень за тебя рад.

Я смущенно молчу. Есть у меня такая черта – не умею принимать похвалу. Даже если вроде как хвалят за дело. Не понимаю, как это на это отвечать, что надо говорить, как себя вести.

А еще в голову лезут невольные сравнения с Виком. Вспоминается, как он вел себя на выставке. И после. Зачем я пошла с ним? Для чего?

Никто никогда не делает ничего просто так.

Все живут в своих интересах.

Значит, и мне зачем-то была нужна та встреча…

И он, конечно, не просто хотел услышать мое мнение о последних рисунках…

Тем более что по сути… Вик – эгоцентрик, не меньший, чем я. И чихать ему было на то, что я думаю. В душе я это прекрасно знала.

А вот Митьке действительно было интересно мое мнение. И то, что я делаю. И то, что буду делать. И я сама.

Беда в том, что мне не был интересен он.

Мы продолжаем говорить о выставке, обсуждаем общих знакомых. Их у нас, понятно дело, много. Можно сказать, сплетничаем. Но в этом переборе знакомых имен нет злости. Я в который раз ловлю себя на внутреннем чувстве недоумения от этого странного контраста. Если бы моим собеседником был Вик, тут бы лились потоки саркастических замечаний. Сам воздух стал бы ядовитым от желчи. Но с Митькой ничего такого нет… Если ему кто-то или что-то не нравится, он так и говорит. Не стремясь поиздеваться. Просто говорит то, что думает.

Митька неглупый. Но мысль его не обрамляется почему-то сложной оборкой язвительных кружев. Он добродушен. И люди его интересуют постольку-поскольку. Он может потрепаться со мной об однокашниках, но по большому счету ему на них начхать.

Об искусстве с Митькой поговорить тоже интересно. Он в этом понимает. При этом честно признаваясь, что сам не художник, что поступление в академию было ошибкой…

– Неужели ты ничего не рисуешь? Так вообще бывает?

– Ну… Раз в несколько месяцев… Сны… Или там картинки к текстам… Но мало… Чисто для себя… Я не отношусь к этому серьезно.

– Что ты сейчас пишешь?

– Тебе не понравится.

– Скажи.

– Очередной том детективной саги. «Двуликие тени». Не читай.

– Да. Мне не понравится. Ты прав.

– Ну и ладно. Останешься на ночь?

– Ну, надо думать. Куда я пойду в такое время.

– Ну ты ложись тогда на диване, а я тут, на полу, постелю. Как-нибудь.

Мы устраиваемся, и мне становится жаль его. Жаль, что я пришла. Снова пришла туда, где никогда не останусь.

Я прекрасно вижу, как он на меня смотрит. Мне хорошо знаком этот тоскующий взгляд голодного животного. Но я ничего не могу сделать, чтобы как-то унять митькины страдания. Любая моя попытка помочь ему сделает только хуже. Не надо давать надежду, если не собираешься ее оправдывать.

Митька хороший. Очень добрый, умный и, что ни говори, по-своему талантливый. Может быть, он и художником бы все же мог стать, если бы не бросил.

Но я его не хочу. Совсем. Меня не греет его доброта, мне наплевать на его ко мне отношение.

Почему я не могу так же относиться к Вику, которого ненавижу, которого презираю? Почему чувство к нему меня все еще мучает?

Не только ведь в прошлом дело, нет…

Может, просто мы действительно подходили друг другу? Мы были одинаково злы. И одинаково равнодушны к окружающим.

Ведь у меня есть кое-что поважнее,

Проездной и BDSM.

«Anacondaz»

10. МАЛЬЧИК И ЕГО ИГРУШКА

Возможно, и Митька в итоге пожалел, что пригласил меня, потому что утром он разговаривал со мной как-то сухо и старался вообще на меня не смотреть. А может, это были обычные перепады, характерные для творческих. Я так и не поняла. Предпочла молча позавтракать на кухне и смыться.

В отличие от Вика Митька был действительно «просто другом» – в том плане, что у нас никогда не было секса. Но это не значит, что из нас двоих никто этого не хотел. Не хотела я.

Пересечь же границы френдзоны для Митьки было невозможно – может быть, потому что для меня он был слишком добрым. Слишком мягким, послушным. Слишком ласковым.

И еще потому что я была зациклена на Вике. Раньше, когда мы учились вместе. А потом это так и осталось. Какая-то нездоровая навязчивая привязанность. Любовный невроз.

После Вика было многое…

После Вика был Барков.

Дэн нашел меня сам. Как ни банально, в интернете. Как правило, попытки познакомиться со мной таким образом ни к чему не приводили. Порой я даже вовсе закрывала личку – просто не хотела ни с кем общаться. Но с Дэном получилось по-другому…

Чем-то он меня зацепил.

Может быть, просто красотой. Физическим совершенством. У него было практически идеальное тело – тело спортсмена, боксера, и начинающей кинозвезды. Правда, кинозвездой Дэн не стал, хотя попытки были. У него не было настоящего актерского дара, он не умел играть. Мог только мужественно молчать в эпизодах, куда-то бежать, с кем-то драться. Сложные психологические роли были Баркову не по плечу. Для них он был слишком прямым.

Да и конкуренция, и отсутствие специального образования, конечно, сказывались. Тем не менее хотя на большие, серьезные роли Баркова не брали, в эпизодических он успел засветиться.

Как известно, «даже в самом простом из самых простых есть двойное дно». Нереализованные актерские амбиции Барков воплощал в отношениях с женщинами – ведь нет более благодарных слушательниц и зрительниц, если они влюблены. А влюблять в себя он умел. Половину успеха обеспечивали внешность и харизма, другую – опыт. Эгоистичный, расчетливый Барков умел нравиться. Приятные манеры (до светского льва ему было далеко, но и обычной воспитанности мальчика из хорошей семье вполне хватало), умение поддержать беседу, некая скупая галантность очаровывали неизбалованных, не очень уверенных в себе девушек. Такие Дэну обычно нравились больше: на них не нужно было сильно тратиться, не надо было вкладываться эмоционально. Достаточно было поманить пальцем, намекнуть на интерес… Это была его обычная массовка, привычный хоровод обожательниц. Не то что для всех из них он был любовью всей жизни, конечно, нет, но таких у Дэна всегда было в запасе не менее десятка – девиц, готовых прыгнуть в койку, только позови. Может быть, они тоже повышали самооценку за его счет, а может, искренне верили, что спортивный красавчик вдруг решит остепениться и оставить свое сердце у их ног – бог их знает.

В любом случае я не принадлежала к их числу. В моем случае все получилось не так.

В нашей паре интерес шел с его стороны. Это именно он писал мне целый год, еще в то время, когда я была с Виком, скидывал какие-то дурацкие мемасики, смешные картинки, набирающие популярность хиты. Я долгое время относилась к этому как ни к чему не обязывающему виртуальному общению. Месседжи висели непрочитанными, я забывала ответить, но Дэн не сдавался, напоминал о себе. Наверняка он писал и другим, бог ведает, сколько их было, но ведь роман в итоге закрутился со мной…

Когда интернет-знакомство переросло в нечто реальное.

Сложно сказать, отношения с Виком треснули из-за Дэна, или Дэн появился потому, что с Виком все уже дышало на ладан. Скорее второе, ведь когда все хорошо, третий лишний. У нормальных людей поисковый инстинкт включается только, когда все уже сильно не так. Конечно, есть среди хомо сапиенсов особи, для которых естественно иметь несколько партнеров одновременно, но таких все же меньшинство. Много партнеров требуют и много сил, невозможно дробить свое внимание до бесконечности.

И Дэн изначально не выделялся на фоне остальных виртуальных поклонников. Парень как парень… Ну, красивый… Спортивный… Обаятельный… Сильный, но достаточно банальный типаж: темные, почти черные волосы, карие глаза, твердый подбородок, высокие скулы… Лицо «настоящего мужчины» и грация хищного зверя. Дэн выкладывал в сториз эпизоды тренировок в спортзале: у него было действительно красивое тело. В движении он был интереснее, чем в статике, можно было вволю любоваться игрой мышц, танцами с грушей – всем этим мужским великолепием, которое завораживало меня как художника. Потом, когда мы стали общаться теснее, Барков рассказал, что одно время ему пришлось подрабатывать натурщиком – и что это было страшно скучно. Сидеть на одном месте, не двигаться – еще бы… Но писать с него было наверняка интересно… Не сомневаюсь.

Я и сама потом извела гору бумаги, пытаясь передать очертания этого прекрасного, совершенного тела. Холодную, грубоватую улыбку. Циничный прищур усталых глаз. Все пыталась и пыталась, и пыталась воспроизвести то, что меня так очаровывало. И злилась от того, что образ не выходит полным. Настоящий Барков был не похож на того парня, что выводил мой карандаш.

Я пыталась срисовывать по фотографиям, выводить образ по памяти. Получалось одинаково… не то что даже плохо…