Нелюди, противостояние III. Остров

– Единицы! – выкрикнул с авангарда Валера. – В войну и ломом с кувалдой под откос поезда пускали, если уж на, то пошло….

– Как это?.. – откуда-то спереди, обогнув Петрова и матюгнувшись себе под нос, спросил Кондрат.

– Логику включи! – Недоумевал Егор, по какой траектории его обогнал товарищ.

– А-а-а – снова споткнулся Кондрат, падая, выругался, – да какая на хрен логика, от голода и бешеной гонки рефлексы отказывают…

– Тихо ты. – Егор на ощупь нашел его.

– Во истину… – пыхтел сзади Матвей Ильич, – поспешишь людей насмешишь…

– Молчать! – Хрипом остановил вероятную перебранку Петров. – Бегом!

Горный ландшафт местности подразумевал не равномерное движение. Подъем. Спуск. Снова подъем и затяжной облегчающий спуск. Подъем. Спуск. Скольжение на мелком камне. Все сопровождалось тяжелым дыханием, сопением, руганью.

– Ушли! – Петров ткнул пальцем в две задержавшиеся, словно дразнящие преследователей фигуры на скале уже на бесполезном для погони расстоянии, – вот тебе и задержка наша откликнулась потерей необходимого темпа.

– Да ну невозможно так, Егор, – Сплюнул Кондрат, тяжело дыша,– мы прервались… на пять минут…

– Может они более короткий маршрут знают? – Валера принес во фляге воды, набранной из реки.

– Ну ты-то Валера чего?! – выдохнул Егор, отпив воды, – какой короткий? Почти на прямом отрезке, без изгибов, без поворотов? Да и мы видели их постоянно.

– А сколько неосвещённых участков было по ходу движения? – поддержал Кондрат предположение байдарочника. Там вполне могло быть ответвление.

-Это верно. Но ответвление – это уход в сторону и возвращение, и если бы твой мозг не был ослеплён погоней, то ты бы понял, что это дополнительное время.

Тем не менее, две фигуры вдалеке на освещенном участке, словно осознав, что уже не преследуемы и демонстрируя своё превосходство, задержались в поле зрения и спокойно «утонули» в темноте.

Подоспел тяжело дышащий Матвей Сергеевич. Шумно допив воду, он отправился набирать флягу.

– Вот тебе и дамба… – Неожиданно рассмеялся Кондрат, глядя вслед учителю. – Это, скорее, амба!

– Смотрите! – перекрикивая смех и Петрова, считающего, что всплеск положительных эмоций необходим в любой ситуации, Валера указывал на открывающуюся в свете луны новую для них панораму, от которой в очередной раз раскрылись рты от удивления.

В метрах сорока от них в бледно-синем свете проявился выступивший из леса комплекс деревянных построек. Погрузился в темноту вновь – рваная туча закрыла луну. И открылся снова.

– Вот и не верь после этого в чудеса… – Проговорил подошедший Матвей Сергеевич. – И в бога…

– И в бесов? Ну вы не перегибайте, – сделал шаг вперед Петров, сглатывая от напряжения слюну. – Чему вы там будущих пионеров и комсомольцев учите в школе, с верой в чудеса да прочее… Тем более здесь на лицо рука человека, а не бога вашего…

Группа медленно поднялась в горку к постройкам из сруба. Теперь различимы были и ведра, бочки на земле. Отсюда уже были видна и тропа, расположенная чуть в стороне от их подъёма и ведущая к реке, а также заходящие в воду деревянные мостки. Омываемые потоком воды, ответвлённым от основного.

– Да и плевать на Катеньку, – Кондрат пнул ногой ведро, что «охнуло» с гулким звуком, подцепил рукой вилы, брошенные на землю, потряс ими, словно примериваясь. Здесь, может, что поинтереснее найдется…

– Это связано с каким-то производством, явно… – Заметил Лужин, с интересом разглядывая творения деревянного зодчества.

– Явно… – Передразнил снова учителя байдарочник, помахивая топором.

– Так или иначе, ночевать придётся здесь, и Петров первым сделал шаг к основному зданию деревянного комплекса. Посмотрим, что за гостеприимный тут народ живёт.

Раздавшийся внезапный шорох заставил вздрогнуть всех четверых, сжать кулаки и свои допотопные орудия защиты в руках. Переглянулись – взгляды у всех, на удивление, полны решимости.

*

До отправной точки – северного порта – добирались на бортах разных самолетов. Даже лётчики-транспортники ввиду срочности задания пассажиров из МВД сняли часть груза и приняли их на свой борт. По дороге, в момент пересадки, Кочубей вводил подчиненных в курс дела:

– …отправили туда команду специалистов, разработчиков приисков, перед самой войной. Так как странным образом стало появляться неучтенное золотишко в северных регионах нашей необъятной страны, а старые прииски по документам давно иссякли. Народ на острове том жил преимущественно высланный, и местная администрация северных земель хотела организовать там какие-то артели по бою морских котиков еще в конце тридцатых. Но всё заглохло по неясным причинам. А золото, как сами понимаете, это уже серьезно. Когда группа разработчиков не вернулась и пропала с ней связь, послали туда поисковиков, наполовину специалистов по профилю, наполовину из НКВД-шников. И эта группа пропала. Разминая шею ухмыльнулся Кочубей. Ну а потом грянул 41-й год, не до этого всего было…

– А после войны? Шмыгнул носом Абакин.

– А вот тут самое интересное и начинается, – Кочубей поскрипел кожаной папкой, видимо, в ней и находилось то «самое интересное». В 48-ом, после отправки очередной экспедиции, появились первые самородки, но как-то все затихло при помощи местного то ли наркомата, то ли секретаря партии… И главное – семьи членов экспедиции, что интересно, уже долгое время не бьют тревогу о задержке с возвращением уехавших в командировку близких. Налицо – давление. Вот так вот у нас добыча драгметаллов идёт. Кочубей взглянул в окно, через которое видно было, как из ангара в «пузо» огромного транспортного самолета механики заталкивали тележки с ящиками. – Это вторая задача. Хорин попросил проработать эти моменты, уж очень не по-граждански, не по-советски себя ведут некоторые товарищи. Дачи строят на Черном море, не чета дворцам капиталистических богатеев…

– Но, – прокашлялась Ксения в кулак, – наша первостепенная задача?

– Первостепенная задача – остров, – похлопал папкой Кочубей, притягивая взгляды всей группы к ней. – Подготовку вы все прошли военную, так что в «поле» работать можете. Разве что вы… Ксения Павловна?

– Курсы… ускоренные курсы офицеров особого отдела при N-ском военном, награжденном орденами Красного Знамени и Ленина училище.

– Ну вот и отлично, – майор улыбнулся и тут же следом нахмурился, и то, и другое делало его лицо одинаково неприятным. – Задача нам по зубам. Да и с нами экипаж военного катера, в котором тоже, судя по всему, не новички в военном деле, а значит…

Он поднялся, реагируя на появление в дверях лейтенанта – служащего аэродрома. Кивнул тому едва заметно.

– Ну вот… Это за нами, – Кочубей поправил на себе куртку пилота, делающую его похожим на летчика-аса. – Рекомендую поспать в самолете, пять-шесть часов сна впрок не будут лишними никому…

Ксении приснилась дочь. Впервые после клиники. Они вместе танцевали и пели. А затем, весело смеясь, бегали друг за другом по новогоднему украшенному залу, усыпанному мишурой. С елкой в центре. Но во сне символ и неотъемлемый участник новогодних торжеств был украшен свисающими ломтями мяса, полосками срезанной плоти… А мишура оказалась застывшими каплями крови. Машенька искала что-то под елкой, видимо, подарок. Туда – под мохнатые лапы ужасно наряженной ели затянули ребенка руки в красивых кожаных перчатках. Ксения кричала во сне, но скованная ужасом не могла двинуться, чтобы хоть как-то помочь дочери… Она проснулась в поту.

– Дурной сон? – не открывая глаз спросил рядом сидящий с ней Кочубей.

Остальные коллеги, покачиваясь, мирно спали, Абакин с Малининым склонив головы друг к другу.

– Ужасный…

– Часто? – Майор только на секунду приоткрыл глаза – «проверил обстановку» и закрыл снова.

– Не очень… – Ксения кошкой потянулась затекшим во сне телом.

Самолет гудел, подрагивая. Скрипели ремни и упаковка грузов.

– Пройдет… – не открывая глаз поддержал её Кочубей и снова затих.

Она же покосилась на его руки. Они были без перчаток. Но Ксения знала – во сне видела именно его руки. Это же сон. А она неоднократно ловила себя на том, что руки начальника нравятся ей. Странно так… Как что-то отдельное, самостоятельное, не как часть его тела. И в веде́ниях и снах эти руки делали пугающие, страшные вещи.

– Я… – начала было Ксеня.

– Попробуй, – прервал ее начальник с пониманием, всё так же без открытия глаз и улыбнувшись добавил: – С самолета же уже точно не выгонят…

Она, отстегнув ремни безопасности, качаясь, ушла в хвост самолета и, убедившись, что на грузах нет маркировки предупреждения о взрывоопасности, закурила. Поежилась от дрожи – смена температуры, никотин, дурной сон, вид рук, связанных с кошмаром. Может, всё вместе…

Визит в городское управление небольшого северного города не дал результатов. Местное начальство отсутствовало на рабочих местах. Словно за сутки предупрежденные главы ведомств улетели – один к больной матери, второй в срочную командировку. Кочубей, не выражая бурно эмоций, с улыбкой похмыкал и объявил:

– Ну что ж, на обратном пути… На обратном пути, – и уже решительный и собранный, садясь вместе со своей группой в машину, крикнул прикрепленному к ним водителю: – Давай в порт!

– Катер какой-то странный… – Малинин с подозрением посмотрел на судно, покачивающееся на волнах тёмного моря.

Один лишь взгляд на неприветливое море вызвал у Ксении холод. Она куталась в армейскую офицерскую дублёнку, которую им предоставило местное отделение МВД среди одежды, изъятой по подозрению в кражах с заводов.

– Трофейный… – процедил сквозь зубы Соловьев, – Я видел такие в порту Севастополя… Там они были ещё с нацистской символикой.

– Чего ты, «Птицын»? – рассмеялся Малинин, подтрунивая над настроением товарища, – Он же теперь на благо Родине служит.

Мужчины ловко запрыгнули на борт. Ксения, получив очередную порцию брызг морской воды, остановилась перед качающимся бортом катера, который возвышался над деревянным причалом всего на несколько десятков сантиметров.

– Ну что же Вы, – подбадривал её Кочубей, поддерживая за локоть, – офицер особого отдела, не приходилось?

С катера ей подал руку Соловьев.

– Нет. Не приходилось…

С их помощью она взобралась на борт судна и, качнувшись, неловко коснулась грудью Соловьёва. Покраснев, она смутилась, и её коллега тоже.

– Товарищ майор, судно временно вверено в ваше распоряжение. …, – старший по званию из шести вытянувшихся на тесной палубе моряков шагнул навстречу Кочубею.

– Вольно, вольно… – Он отмахнулся, с интересом разглядывая катер, – Отчаливайте уже! Что с погодой?

– Так… переменчивая, – усмехнулся молодой лейтенант со смешными усами над верхней губой, – Как и прогнозы наших синоптиков…

– Ну и отлично. – Кочубей пожал руки всей команде, глядя в глаза каждому с весёлым озорным огоньком в своих, – Не верю я спокойствию и тишине… усыпляет.

– Так. … Какое спокойствие? – Лейтенант коротко отдал приказы и едва заметно кивнул на Ксению, – Спокойствие, сами знаете…

– Знаю, знаю… – Потер руки друг о друга Кочубей, – Ну не плыть же товарищу следователю рядом с катером.

Все рассмеялись. Команда невесело, нахмурив брови.

Конечно, Ксения знала о суеверии: «Баба на судне – быть беде. …» Поэтому, фыркнув, заметила:

– Предрассудки! – и наморщила лоб, разглядывая уныло качающийся вымпел катера.

– Товарищ следователь, – курносый лейтенант, быстро оказавшийся рядом, улыбнулся ей, показывая щербинку между зубов.

– Ксения, просто… можно … – Она поправила воротник на шее.

– Товарищ Ксения, вам могу предложить только мою каюту для отдыха, – он пожал плечами, оглядев остальных, – Тесно у нас… остальные могут разместиться в помещении моряков, ну… и кто-то в рубке. Плыть долго. Как, согласны?

Она кивнула, балансируя на ногах и с тоской поглядывая на постепенно удаляющийся и уменьшающийся причал.

– Вот и отлично, – обрадовался снова, показывая щербинку, лейтенант, – Графов, проводи!

Цепляясь за холодные ручки, Ксения следовала за плотной фигурой взрослого моряка. Он, видимо, в силу своего возраста оказался добряком, это выражалось и в его глазах. Задержавшись перед дверью с иллюминатором, он пощипал седые и густые усы, обращаясь к ней, спросил:

– Лет-то сколько?..

– Тридцать три… – Ксения смело шагнула за ним в проем, освещенный тусклой лампой.

– Мм-м, как моей… Ну, дочка, – остановившись, он указал внутрь небольшой каюты, – располагайся. Укачивать будет, вот… – Он протянул ей пузырек, казавшийся миниатюрным на мозолистой ладони крупной руки. – Две в рот и рассасывай.

– …Ну и что ты думаешь? – Соловьев с Абакиным курили на палубе, ежась от порывов ветра.

– Думаю, быстро дойдем, – Соловьев глубоко затянулся, пряча папиросу в кулаке.

– Я о лейтенанте особого отдела… – хмыкнул Абакин, поворачиваясь спиной к очередному порыву ветра, – Вы же там смущались после телесного контакта.

– А-а-а, – протянул Соловьев, вглядываясь в темноту воды за бортом, словно стараясь разглядеть что-то скрытое от глаз, – ничего от тебя не укроется… Прирождённый ты, Гриша, следак.

– Ну так…

– Так, «не приходилось же ей». … – Соловьев сплюнул за борт, переведя взгляд на пару альбатросов, перекрикивающихся в небе.

– А как майора она в отделе уложила, помнишь? – Прикуривая и подключаясь к разговору, Малинин быстро поочередно посмотрел в глаза товарищам, – И открыла точный, я вам скажу, … огонь на поражение, – подошедший к товарищам укутался в черный морской бушлат, накинутый на плечи, – наш подопечный был прямо на линии огня. Мне-то это хорошо было видно. Хорошо холостые, а то бы…

– А ты знаешь, – буркнул Соловьев, – чему их там в школе для особистов обучали, да еще при N-ском-то училище?

– Слушай, «Соловей», – Абакин нахмурился, сплёвывая за борт, – не каждый разведчик в моем взводе так бы отработал, а они тоже не из пансиона…

– Отставить! – Соловьев вытянулся, увидев качающуюся фигуру приближающегося Кочубея.

– Ну что тут у вас?

– Папиросы… товарищ майор.

– Конечно, – с блеском в глазах Кочубей протянул руку к пачке, – что за матрос без папирос…

Шли к острову действительно долго. К счастью, сильных волнений на море не было. Но и сама качка доставляла проблемы Ксении. Болезнетворное состояние не покидало ее. Пыталась спать, иногда это получалось. К вечеру второго дня пути ей стало значительно лучше. Даже смогла съесть несколько ложек из рациона моряков. Над ней посмеивались. Она слышала – стенки катера не бетонные. Не повала вида. Знала – справится.

Утром третьего дня вышла на палубу, улыбнулась «солнцу, осевшему» в тучах. Удивила своим появлением вахтенного матроса. Затем и проснувшихся коллег. И уже бойко отвечала на их колкости.

– Долго нам еще, товарищ майор? – Она, обходя катер, столкнулась с Кочубеем на корме, тот смотрел в бурлящую пену за бортом.

– Никак устала уже? – Усмехнулся тот с прищуром глаз, неизменно уродующим его лицо.

– На суше как-то поспокойнее, – уверенней себя чувствую…

– Согласен, – Кочубей почесал щетинистый подбородок, вглядываясь в серую линию горизонта. – «По своей родной земле советской мне всегда шагать приятно…»

Ксения оперлась спиной на поручни борта, пытаясь понять настроение начальника. В голосе его тоска, несмотря на позитив в словах.

– …Хотя и на советской земле сейчас… тоже не сладко, – Кочубей нахмурился, взглянув на неё, и снова отвернулся к морю, – обстановку же приблизительно понимаешь?

– Так… – Ксения неопределенно махнула рукой, – в очень узком спектре.

– После ареста Берии, – Майор закусил губу, морща лоб, – все перевернулось с ног на голову. Выживают только те, кто, не оглядываясь ни на что, всегда занимался своим делом. Кто не поддавался на уловки интриганов. Те, кто был приближен к вождю, к Берии, сейчас горят как спички. «Партийцы» не дадут жизни. Вот и Хорин наш… – он глубоко вздохнул. Ксения молчала – знала, захочет Кочубей – сам расскажет. – …поучаствовал он в кое-чем, ждёт со дня на день ареста… Наше задание – так… аккорд, последний крик его души. А может и намеренно отослал нас от себя подальше, зная, что в управлении шепчутся о его благосклонности к нашему отделу…

Теперь настала очередь Ксении глубоко вздохнуть, осознавая всю сложность ситуации, в которой оказался её вышестоящий начальник. Однако Кочубей воспринял это по-своему.

– Вы, наверное, хотите узнать, как сложилась судьба ваших коллег из группы «М» и других фигурантов, которые были непосредственно связаны с тем… – он нахмурил лоб и посмотрел вдаль, – как бы это сказать помягче… резонансным делом?

– Не без этого, – Ксения почувствовала дрожь и достала папиросу из пачки. К её удивлению, Кочубей тоже взял одну, хотя обычно не курил.

Они долго прикуривали, прячась от порывов ветра. Кочубей закашлялся, как неумелый курильщик, и снова рассмеялся, но тут же стал серьезным.

– Лётчика вашего… – майор глубоко затянулся.

Ксению затрясло, словно с этой затяжкой он вытянул из неё всё, что накопилось за долгое время. Образ капитана возник в глубине её сознания, и с ним – женский страх за его судьбу, ещё не озвученную, не услышанную, неясную.

– …вы сами понимаете, – Кочубей зубами оторвал часть мундштука папиросы и выплюнул её в море, – быстро нашли нити, связующие вас с ним. От шушуканий по коридорам и диалогов в неуставной форме до прогулок в зимнем парке… Система поглотила его без остатка.

Ей сдавило горло, ноги стали ватными, она крепко ухватилась за поручень борта, выкидывая папиросу за борт. Кочубей поддержал её и подождал несколько мгновений.

– Время было такое… Запутано всё… Вяземский – это вообще отдельный разговор, – с ненавистью сплюнул майор за борт. – Долго выкручивался «вражина», умело аргументируя всё. За него хлопотали, не веря фактам, сверху давили, заставляли перепроверять неоднократно, даже была попытка организации побега…

Затем, видимо, его лекарства перестали действовать (специалисты нашли в кабинете препараты с долго действующим эффектом), запаниковал, задёргался. Истерил, в ногах у следователей валялся, пощады просил. Поставили к стенке… Я понимаю, Ксения, – майор, видя, как она освободилась от его поддержки, вздохнул, глядя вдаль, крепко сжав поручни борта, – что это для тебя слабое утешение после всего, что он сделал. И я тут косвенно причастен, прости, виноват – не разглядел врага. Так он, манипулируя подложными фактами, используя связи, всё подтасовал грамотно…

Ксения втянула голову в плечи, покрытые поверх дубленки шерстяным одеялом.

– Хотите знать подноготную этого профессора медицины в области психиатрии? – Майор развернулся к ней всем телом.

Она интенсивно замотала головой – ещё одно слово об этом чудовище принесло бы ей нестерпимую боль.

– Ну, ну… Пойдём, – Кочубей по-отцовски обнял её за плечи, – уже недолго осталось… Там уже будет суша под ногами, свежий воздух, природа… Да и делом займемся, не до переживаний будет…

Проснулась Ксения внезапно от топота шагов. Сердце молотило, сотрясая всё тело. На часах полночь. Дверь в каюту с предварительным стуком открылась. В проёме едва различимая во мраке голова Абакина.

– Епифанцева! Давай, подъем!

– Что там? – Она потянулась за одеждой. – Прибыли?

– Нет, но положение серьезное. Паника там у моряков…

Через пять минут она была на палубе. Влажность покрыла лицо, освежая и пробуждая. Толпа темнела возле правого борта. Луч прожектора шарил по водной глади.

– Не ошибся? Точно? – Голос лейтенанта, полный тревоги, донесся до Ксении.

– Да ну нет… товарищ лейтенант второго ранга, – вахтенный матрос широко раскрыл глаза, – я их насмотрелся… в памяти плотно вместе с кровью и смертями товарищей осели…

– Да, да… – не отрывался от бинокля командир катера.

– Что, лейтенант? – Кочубей появился на палубе с сонным лицом, но одетый и подтянутый, словно только вернулся из штаба.

– Лодка, – Лейтенант отдал честь, приложив руку к шапке, – товарищ майор, – он ухмыльнулся, пожав плечами, – вахтенный матрос…

Ксения ощутила нехватку воздуха. Моряки, суета, тревога в голосе лейтенанта – всё это она внимала со стороны. Явно опасность. В ненавистном ей море. Отрешённо, тяжело дыша, она слышала доклад, до конца не понимая его.

– …во время несения ночного дежурства заметил погружение немецкой подводной лодки класса 7, типа 7-B, после чего он поднял тревогу, я сам, поднявшись на мостик, заметил след от уходящего под воду перископа…

– Как он ее классифицировал, по каким признакам? – Перебил с тревогой в голосе Кочубей. – Старший матрос?

– Товарищ майор, – голосом, переполненным обиды, каким доказывают свою правоту люди тем, кто потерял в них веру, – я же на торпедном катере три года день в ночь отбомбил, – тело матроса «свела судорога», – мы же охотились за ними на Балтике! Я не мог ошибиться…

– Торпеда! – Крикнул стоящий возле прожектора матрос, указывая рукой вдаль.

Лейтенант, не отрывая глаз от бинокля, закричал, отдавая приказы:

– Рулевой, лево руля! Полный ход! Грач к пушке!

Матросы разбежались выполнять приказы.

Дыхание Ксении, прижимающейся к надстройкам катера, ускорилось.

– Играют они что ли? – пробубнил командир катера, занимая лучшую для себя позицию, – мы ж не танкер… будем маневрировать.

Члены следственной бригады оказались лишними на палубе.

– Держитесь, товарищи, и прикройте головы…

Как и чем Ксения не слышала – грохот стреляющей пушки рвал перепонки. Ворвался в разум. Отрезвил. Стал вдруг толчком к нормальному дыханию. И поиску оптимальной позиции для сохранения жизни.

Сжавшись, она села на корточки, держась одной рукой за металлическую скобу возле двери, ведущей в трюм, второй прикрывая голову. Катер сотрясало от выстрелов. От резкого маневрирования Ксению качало из стороны в сторону. Она уже двумя руками вцепилась в скобу, но это не помогало – билась головой и больно локтем о металл конструкций катера. Рядом хлопала открывающаяся и закрывающаяся дверь. Сквозь шум боя доносились мат, торопливые приказы… Брызги холодной забортной воды накрывали её, дрожащую от страха и внутренне уже приготовившуюся к самому худшему.

*

– Чтоб я так жил! – воскликнул Кондрат, и его восхищённый голос донёсся из соседней комнаты основного сруба обнаруженного ими деревянного комплекса.

Тени от зажжённой, как позже выяснилось, керосинки заиграли на полу открытой двери.

– Да мля… мляха… мляшечка… – удивление учителя, выраженное в несвойственной ему манере, заставило Егора прекратить осмотр спальных помещений. Он лишь поверхностно заглянул в них, посветив фонарём путевого обходчика в темноту комнат.

– Что тут у вас?! – Он заглянул в помещение, откуда доносились возгласы и шум передвижений, и, удивлённый увиденным, сразу же поставил фонарь на пол.

Кондрат держал в руке консервную банку и зачарованно смотрел на неё. Сам же он стоял посреди помещения, заставленного деревянными ящиками, бочками и туго набитыми мешками. Учитель освещал керосинкой всё это богатство. Их тени колыхались на стенах с торчащей из щелей и стыков паклей.

– Чего тянешь? Открывай… – Голос Егора дрогнул, горло перекрыл поток слюны.

Байдарочник, забытый, мгновенно застал их в момент молчаливого вскрытия и поедания тушёнки.

– Да вы что?! – только и смог произнести изголодавшийся часовой. – Как же это? Как?! – Из его рук выпал топор, втыкаясь острым углом в пол возле его правой ноги.

– Ага… угу… давай, давай… – только и смогли произнести поедающие пищу, указывая глазами на складское богатство. Байдарочник не заставил себя ждать. Кто-то стонал от удовольствия. Кто-то просто мычал в согласии с товарищем, ощутившим гастрономический экстаз.

Первым очнулся от «помутнения» Петров. И только потому, что он был старшим в группе, дальнейшие его действия не привели к драке. Егор выбил из рук Кондрата и учителя, взятые ими для нового открытия банки.

– Хватит! – Он вложил в эти слова всю свою силу.

Расширенные глаза жадных «животных существ» – никак не людей – смотрели на него с непониманием. Из набитого рта Кондрата вместе с пищей вырвалось что-то нечленораздельное.