Сокрушители большого жука. Былина первая

– Ты просто невыносим! Я больше не пойду с тобой ни в одно путешествие.

– А я с тобой! Будем путешествовать по-отдельности, нудная ты пакля!

– Нет! Только не это! – воскликнула Искра. – Ну-ка, срочно помиритесь. Я уже спланировала наши новые странствия.

– И куда это ты намылилась, скажи на милость? – спросил её снизу «богатырский конь».

– В Малахитов Град, – ответила девочка и предалась нахлынувшим грёзам: – Где все дома каменные, меж ними дорожки из белого сланца, что в ночи луною искрят и подсвечиваются. А сверху летает Зелёный дворец, где живёт Хозяйка Медных Гор – получеловек-полузмея, глаза у ней изумрудные, а сердце – червонного яхонта!

– Её зовут Эква, – уточнил Горыня. – Глаза у неё обычные, змеиные, никаких камней в них нет. И дворец не летает, это просто так кажется, когда между ним и городом облака шастают.

– Прости, я тебе не верю, потому что ты – тот ещё врун, – насупилась Искра.

– Да? И кому ж ты веришь?

– Огнеславу. Потому что он – Усмиритель Хозяйки Медных Гор. Как говорится в соответствующем «Сказании»: «Повадилась Хозяйка славгородских парубков красть, чтоб они на её рудниках трудилися. Цепями прикованные, без еды и воды, кнутами побиваемые, работали они до полного изнеможения, пока не помрут…»

– Ой, дай-ка угадаю, – перебил девочку Горыня. – Прискакал Огнеславушка и надавал Хозяйке по чешуйчатым щам!

– Бились они три дня и три ночи, не забывай, – с усмешкой вставил Кощей.

– Ну а как ещё богатыри в сказаниях бьются? Это же стандартная процедура! – Горыня загоготал, а успокоившись, продолжил: – У Огонька, видать, карманы с дырками – всю совесть растерял. Не крала Эква никаких парубков. Начнём с того, что раньше медногорцы были беднее утреннего пьяницы. Пока не нашли в своих горах первые изумруды. Стали долбить внутрь гор – а там богатства несметные. И яхонт, и алмаз, и ещё там всякие, подешевле. Короче, попёрло ребятушкам. А Эква, княжна их из рода Змеевиков, баба с придурью, но умная. Не только свои сундуки каменьями набила, но и всем своим землякам. Стало Медногорье богаче всех княжеств в Яви. Но появилась проблема: рудников открывали всё больше, а рук не хватало. Медногорцы – народ малочисленный, к тому же климат там не особо располагает к массовому деторождению. Тогда Эква и придумала «Изумрудную карту».

– Какой-то милый игральный сувенир? – спросил Кощей.

– Нет, балда. Это была замануха для иноземцев. Эква разослала по всей Яви тьму ящериц, к которым была привязана карта, как добраться до Малахитова Града. А на обратной стороне сопроводиловка: мол, хочешь заработать? Добро пожаловать на медногорские рудники. Кирку, шмотки выдаём, оплата сдельная – с добытого пуда один золотник.

– Всего-то? За каторжный труд в холодных подземельях, что неминуемо приведёт к будущим проблемам со спиной и суставами? Я уже о коже и волосах не говорю!

– Слушай, ну это ж золотник алмазов, а не куриной требухи.

– Мал золотник, да до-о-о-орог… – протянул Кощей.

– Именно! Хорошая, кстати, фраза. В общем, надо ли говорить, что план Змеючки сработал. Через месяц на восточных славгородских хуторах ни одного мужика не осталось – все свалили в медногорские рудники.

– Отчего же их не остановил дядя восточный наместник? – попыталась Искра поймать Горыню на фальсификации истории.

– Так он первым туда и рванул. Нанял там каких-то барыг, что места в очереди к рудникам занимали и потом продавали их по убийственным ценам. Наместнику и в рудник-то лезть не надо было. Потом часть работяг, конечно, вернулась. Но за плуг или кузнечные меха их теперь было не загнать. На кой ляд корячиться, если у тебя сокровищ полные карманы? Одни, что поумнее, на заработанное скупили избы в центре Славгорода. Другие, которых побольше, всё прокутили в кабаках да ведьминских игральнях. А третьи вообще не вернулись.

– Сложили буйны головы в каменной горной кишке, – медленно произнёс Кощей, понизив голос для пущей патетики. – И лишь собственное эхо под сводами подземелья оплакивало храбрецов…

– Ты закончил плести кружева ахинеи? – поинтересовался богатырь. – Тогда я продолжу. Да, многие остались в Медногорье, но целёхонькие, максимум с астмой. Переженились там на местных девках, получили избы, единовременную помощь, доступ к лекарям, которые там хорошие, заморские. А когда прознали, что за каждое дитя, рождённое в горах, Эква сундук изумрудов выплачивает, устремились в Медногорье целыми семьями. Вскоре восток Славгородского княжества выглядел так, будто его мор побил: поля заросли, кузни погасли, хаты обвалились, вокруг никого.

– Не верится мне что-то, – возразила Искра. – Радогой говорил: «Настоящий славгородец любит свою родину».

– И волхв абсолютно прав, – живо согласился Горыня. – Только, видать, по старости запамятовал он добавить, что любовь хороша, когда взаимна. Короче говоря, тот факт, что славгородцев с каждым днём становится всё меньше, а медногорцев всё больше, нашего князя совершенно не устраивал. Наказал он Огоньку с Эквой разобраться, чтоб она больше наших к себе не переманивала. Сей же час наказал выезжать. Приходит Огонёк ко мне. Грустный, как вошь на лысине. Говорит: «Гар, можешь подменить? У меня на этих выходных важная встреча». А Огонёк товарищ очень влюбчивый. Была у него тогда деваха по имени Лыбедь. Не в моём вкусе, если честно, но он в неё втюрился без памяти. И у неё родители к прародителям как раз уехали изображать заботу. Ну, я за крынку яблочной наливки и поехал.

– Погоди-погоди, – перебил Кощей. – Ты согласился биться с самым могучим чудовищем Яви, способным превращаться в исполинского полоза и распадаться на тысячу тысяч ядовитых змей, за… за бутылку?!

– Во-первых, не бутылку, а здоровенный кувшин. Во-вторых, наливка была просто крышесносная! – парировал витязь.

– А, ну это в корне меняет дело. Спасибо, что разъяснил.

– Припёрся я, значит, в Медногорье, занял выгодную высоту, заорал по уставу: «Выходи биться, чудище поганое!» Она выползла, глаза вытаращила, шипит. Я её хвать, смотрю, она из кожи вон лезет. Вылезла из кожи, я её опять хвать, горло сжал малёхо, она хвостом по земле забила – мол, сдаюсь. Я ей соответствующую бересту от князя в ядовиты зубы сунул, она подписала. А я за Огонька расписался. Это был договор о том, что славгородцам въезд в Медногорье по работе и деторождению строго запрещён. Или категорически, я точно не помню. Вот так дело было, поняла, малявка? Малявка?

Искра вопрос не услышала – вперилась взглядом в знакомые сторожевые башни, которые увидела первой, будучи временно выше всех:

– Славгород! Мы пришли!

***

Столица княжества встретила Сокрушителей широко распахнутыми Полуденными воротами, через которые шастали туда-сюда крестьянские телеги, набитые разным товаром. Троица вышла на дорогу и пристроилась между повозками, что направлялись в город.

Горыня начал инструктаж:

– Так, малявка. О том, что с нами пришёл Кощей, никому ни слова. Иначе его казнят. Хоть это будет и непросто.

– Мы всем скажем, что он хороший!

– Тогда его казнят с удовольствием. Люди не переносят хороших нелюдей.

– Почему?

– Потому что если есть хорошие нелюди, значит, есть и плохие люди, а это сильно усложняет мироустройство. А народ сложности не любит. Понятно?

– Кажется, да.

– Отлично. Теперь ты, Кощ. Хоть ты и выглядишь как человек, а мы в столице, где всем друг на друга плевать, но особо внимания не привлекай. Балакай на славгородском, «еже-понеже» и всё в таком духе. И смотри, случайно не отруби себе ничего.

– Обещаю мечами и косами по пьяни не жонглировать, – поклялся Бессмертный. – Это твоя привычка, а не моя.

– И, понятное дело, не ляпни никому, что ты Кощей. Говори, что ты… ну, не знаю… Игорь.

– Я не хочу быть Игорем! Игорей пруд пруди!

– Тогда Олег.

– Как-то блёкло и не запоминается.

– Как насчёт Колывана?

– Мы выбираем имя мне или собаке?

– Придумай тогда себе сам.

– Здорображислав.

– Мне не до смеха.

– Что? Прекрасное имя. Означает «славит здоровый образ жизни».

– Я не буду тебя так называть. Звучит так, будто кого-то стошнило буквами.

– Вы с Искрочкой можете называть меня уменьшительно-ласкательно – Здорик.

– Дядя Здорик?

– Да.

– Какой же ты Долбослав, Здорик.

Сокрушители почти добрались до ворот, когда заметили, что перед ними восседает безусый стражник в шлеме на два размера больше. Молодой воин даже не смотрел на дорогу. Всё его внимание было сосредоточено на деревянном коробе. Что именно находится в коробе, с дороги не было видно. Но это что-то явно требовало от стража сноровки и концентрации: вояка пыхтел, тихо матерился и высовывал язык, резко водя руками туда-сюда внутри конструкции.

– Что в телеге? – не глядя, спросил страж Сокрушителей, когда те поравнялись с ним.

– Сухие дрова, чтобы сжечь Княжий терем к чертям собачьим, – отрапортовал Горыня.

– Проезжайте, – ответил страж, не оборачиваясь.

– У нас даже телеги нет, соколик ты внимательный! – возмутился богатырь.

– И вам хорошего дня, – буркнул охранитель ворот и злобно заорал внутрь ящика: – Ну… погоди! Погоди! Куда ж… А-а-а-а… О-о-о-о…

– Что это он делает? – спросил Кощей, кивнув на ящик.

– Сие модная забава, – ответила Искра. – Все отроки ею увлекаются. В ящике сидят четыре перепёлки и несут яйца, которые скатываются с жёрдочек. Твоя задача – поймать все яйца в маленькое лукошко.

– И всё?

– Говорят, если за одну игру соберёшь тысячу, перепёлки расскажут сказку. Я пока собрала только двадцать восемь…

– Растащило стражу, я смотрю, – недовольно проворчал Горыня. – В моё время за такие забавы на посту воевода сто плетей выписывал. Год потом сидеть не можешь и на животе спишь.

Тележий поток внёс Сокрушителей за ворота, прямо в Ремесленное кольцо – район мастеров Славгорода, опоясывающий столицу вдоль городских стен. Тут жили и работали гончары, кожевники, стеклоделы, кузнецы, хлебопёки, косторезы, плотники – в общем, те славгородцы, у кого руки произрастали из плеч.

Сокрушители отделились от вереницы повозок, и очень вовремя: бредущие мимо лошади уже стали фыркать и подозрительно коситься на Кощея, чуя его поганое естество.

Недалеко от ворот роились возницы, приглашая пассажиров на свои многоместные подводы.

– Ерохино, Е-е-ерохино, до Ерохино путь держим, осталось два места! – нараспев зазывал один из них, указывая на свою немолодую телегу.

– Плата какая? – поинтересовалась у него дородная баба с полными лукошками.

– Пять морковок, – деловито ответил возница.

– Отчего ж дорого так, мил человек?! – удивилась женщина.

– А чего ж ты хотела? – вопросом на вопрос огрызнулся нахмурившийся извозчик. – Дорожную подать опять повысили. Низкий поклон князю, тудыть его в грибы! Не хошь ехати – иди пешком два дня, но бесплатно!

– Ладно, ладно, на вот, чертяка ты жадный, – сдалась баба и сунула вознице морковный пучок.

Извозчик поморщился:

– Хоть бы от земли отряхнула! Постоянно грязную суют!

Возница брезгливо швырнул «оплату» в мешок под козлами.

– Залезай, – скомандовал он бабе и легко запрыгнул на телегу. – Всё, едем, люди добрые, Велес нам в помощь! Я так-то перлами заморскими торгую, дело своё имею. Здеся я только ради дикой радости и вдохновления, кои испытываю в пути! – начал возница типовую байку, уставившись в лошадиный круп.

Развитие его истории Сокрушители не расслышали, уйдя далеко вперёд. Теперь они слушали ностальгические россказни Горыни.

– Это сейчас оно зовётся Ремесленное кольцо. А раньше, до изгнания нечисти, у окраин другое имя было – Ведьмин круг. И жила тут сплошная нежить. Ох, какая же здесь была веселуха, скажу я вам! Вот тут, где дегтярня, стояла баня «Тихий омут». Внутри неё была купель с живыми русалками. А у каждой – во-о-о-от такенные…

– Эй! – прервал его Кощей. – Ты точно уверен, что это можно рассказывать в присутствии Искры?

– Э-э-э-э… Очень вряд ли. Но не волнуйтесь. У меня много былин, связанных с Ведьминым кругом.

Горыня погрузился в недра памяти и стал перебирать истории, косясь при этом на Искру, словно примеривая их на девочку. Увы, все они были для неё слишком велики. К тому же Ремесленное кольцо уже заканчивалось, уступая место Опочивальне – району с ровными рядами однообразных изб. По улицам с хмуро-отрешённым видом плелись местные. Многие из них смахивали на сумасшедших. Они шевелили губами, разговаривая сами с собой, и по выражению их серых лиц было заметно, что кроют они по матушке то ли кого-то невидимого, то ли себя, то ли божественный пантеон. Поймав на себе взгляды окружающих, они отворачивались или делали вид, что якобы что-то жуют или кусают губы.

– Унылый какой-то райончик, – произнёс Кощей, осматриваясь по сторонам. – И почему все люди так похожи друг на друга? Все какие-то озабоченные и сплошь в одинаковых кафтанах.

– В Опочивальне в основном селятся ратники, писари, повитухи… Государственные люди, в общем, – ответил Горыня. – То есть те, кто мечтал совсем о другой работе, но со временем смирился с этой. И теперь их объединяет ненависть к тому, чем они занимаются.

– Это же очень грустно, – с сожалением произнёс Бессмертный.

– Не всё так плохо, – возразил Горыня. – За свою вечную усталость и одинаковость будней они получают почти своё жильё, а ещё лукошко репы на каждый Великдень от начальства.

– И это помогает?

– Конечно. У них появляется успокоительное «зато»: «Я терпеть не могу свою работу и каждый выходной истошно ору в стену…

– …зато в тепле и с ежегодной овощной халявой», – подхватил Кощей.

– Точно, друже!

Хаты-близнецы Опочивальни постепенно сменились большими разноцветными теремами, выглядывающими из-за высоких и совсем не гостеприимных заборов. У каждых ворот лениво расхаживали здоровенные личные стражи, вида грозного и бесшейного, одетые в чёрные рубахи. В качестве дополнительного устрашения все они носили ворот нараспашку, демонстрируя шрамы от битв и острожьи клейма.

Вокруг стояла тишь да благодать: шум и дым Ремесленного кольца, оседающие в Опочивальне, сюда не добирались. Лишь изредка по белокаменным дорогам проносились ладные повозки, запряжённые статными лошадьми. Некоторые возницы держали под мышками живого гуся и периодически сжимали его, чтобы птица своим кряканьем предупредила нерадивых пешеходов: свалите-ка с дороги.

– Это что за место дивное? – спросил Кощей, которому район явно понравился.

– Золотая Середина, центр Славгорода, – ответил Горыня и грустно улыбнулся в прошлое.

Раньше, помнилось богатырю, здесь были обычные избы, в которых проживал важный и заслуженный народ: лучшие знахари, гусляры, летописцы, герои битв и походов, лаптари-чемпионы и всякие башковитые изобретатели. Тут ценили бесценное, жалели глупое, презирали пошлое. Пили вёдрами, дружили семьями, говорили афоризмами. И никто не запирал двери, потому что невозможно вынести из хаты славу, ум и достоинство.

В общем, подозрительные были товарищи.

Горыня любил тут выпивать. Нет, ему, разумеется, нравилось пить в принципе. Но делать это в компании умных людей, которые даже подтрунивают над тобой так, что хочется аплодировать, было намного приятней. И хоть Радогой часто гонял Горыню за пьянство, молодой богатырь неизменно возвращался снова, чтобы пропитаться не только заморским вином, но и духом Золотой Середины.

Со временем население Середины поменялось. Потомки знаменитых жильцов, не желая обзаводиться своими заслугами, во всю пользовались родительскими и с годами уверовали, что это их собственные. Они стали напропалую скрещиваться с детьми «новых славгородцев», разбогатевших на медногорских рудниках. Это было логично и неизбежно. У первых заканчивались родительские деньги. Вторые же получали статус и повод громко заявить на всю баню: «А ведомо ли вам, свиньи, что мой зять – сын самогó…»

Идеальный любовный союз. Довольны были все интересанты.

Новое общество Золотой Середины повзрослевшему к тому времени Горыне было не по душе. Поэтому следующим местом богатырского досуга стала знаменитая на весь Славгород Кабацкая улица. Она полностью оправдывала своё название: кабаки ту были в каждом здании. Улица начиналась за следующим поворотом, и богатырь ускорил шаг, чтобы скорее увидеть свои угарно-родные пенаты.

– Сейчас я вам покажу лучшее место в Яви! – оживлённо воскликнул Горыня. – Вот увидите, там меня узнают. Я для Кабацкой – личность культовая!

Богатырь остановился, завращал глазами под прикрытыми веками, вспоминая:

– Так. По левой стороне кабаки: «Синий кабан», «Два меча», «У Гостомысла». По правой: «Друже», «Косое око» и «Полон жбан». Кощей, а ну сходи проверь мою память.

Кощей скрылся за поворотом.

– Знаешь, малявка, – обратился Горыня к Искре, – когда-нибудь мне стукнет девяносто. Я забуду своё имя, начну гадить в шапку и подозревать, что тебя подменили на соломенное чучело. Но, клянусь, чертоги моей угасающей памяти сохранят названия сих замечательных заведений.

– Почему? – спросила девочка.

– Потому что в них случилось всё хорошее, что со мной было в жизни.

– И что именно?

– Я, честно говоря, не помню.

Кощей вернулся, поджав губы и уважительно кивая.

– А! – расплылся в довольной улыбке богатырь. – Я ж говорил – всё в яблочко!

– Нет, ты ничего не угадал.

– Хватит врать. Я же вижу восхищение на твоём бледно-поганочном лице.

– Моё восхищение связано с тем, что открылось вместо кабаков.

– Что?!

Горыня ушлёпал за угол, подозревая нехорошее. И самые худшие его ожидания с лихвой подтвердились.

Кабацкая улица была на месте. Но на ней не было ни одного кабака. Вместо них свои мерзкие безалкогольные двери распахнули ряды кисельных, сбитнедельней и отварошных. Внутри никто не пел, не обнимался и не чистил друг дружке морду – нормальных посетителей заменили причёсанные юнцы, сидящие поодиночке и все как один уткнувшие носы в бересту.

Горыня отшатнулся назад, озираясь по сторонам с видом человека, который вдруг понял, что умер.

– А… а где?! – простонал витязь.

– Тебе чего покрепче испить надобно, земляк? – догадался старый прохожий с лицом медового знатока. – Ступай по оному боку две версты до Опочивальни, ближе нету. Найдёшь там Евсеев переулок, а в нём – червонный теремок. В теремке том два хазара винокурню смастерили. Из щавельного жмыха вино делают и продают его люду под видом ахейского. С двух кувшинов главу складывает! Могу отвести. Я также желание великое нахрюкаться имею!

– Ты узнал меня? – спросил богатырь.

– Истинно так, – кивнул знаток. – Ты Акулина, дщерь бочкаря, на излишества падкая, ибо мало отец тебя колотит. Так двигаем стопы к хазарам али нет? А после попоём!

– Иди куда шёл, дед, – буркнул Горыня.

– Какой я тебе дед, Акулина?! Мне двадцать восемь! – обиделся пьяница, пнул проходившего мимо полосатого кота и продолжил свой зигзагообразный путь.

Горыня почувствовал, как невыносимо заскучал по Лихоборам.

– Ты только посмотри, Акулина, какое здоровое и любознательное поколение тут заколосилось! – заявил Кощей, глядя на посетителей киселен. – Интересно, что они читают?

– Надеюсь, пособие «Как оторваться от бересты и наконец-то найти себе бабёнку», – пробухтел Горыня. – Иначе это потерянное поколение, а не здоровое.

– Они читают Лихого Отрока, – ответствовала Искра. – Так себя один летописец величает, сказаниями коего все тут зело увлечены.

– Это же прекрасно! – одобрительно воскликнул Бессмертный.

– Все, кто его новое сказание прочитает, потом идут к Древу Толковища.

– И что это за древо такое?

– Большая липа, что на площади растёт. Каждому сказанию своя ветка соответствует. На сей ветке можно записочку оставить – понравилось сказание али нет. Лихой Отрок даже иногда им на липе отвечает.

– Потрясающе!

– А просто собраться да в глаза потрындеть нельзя? Или у них ртов нету? – проворчал богатырь. – На кой ляд эти липовые надстройки?

– Боги, Гар, ну что ты бухтишь стариком? – возмутился Кощей. – У молодёжи совершенно другая коммуникация!

– Нет, мне просто интересно! – не унимался Горыня. – А если я ему какую унизительную гадость на ветке накалякаю, что будет?

– Он накалякает тебе гадость в ответ и повесит рядом, – ответила девочка.

– И всё?! Ни мордобоя, ни стенка на стенку? Какой же он тогда «лихой»?

– В нём играют бунтарство и нигилизм, поэтому он «лихим» и назвался, – заумничал Кощей. – Он же отрок, юнцам это свойственно.

– Ну… вообще-то, он не совсем отрок, – уточнила Искра. – Вернее, совсем не. Его зовут Карп Игнатьич, и ему пятьдесят с хвостиком. Карп Игнатьич – княжий… княжий… разумовлиятель, вот. Ему до́лжно каждое утро сказания писать, какие князь велит. А вечером другие разумовлиятели липу обдирают и все записочки вычитывают, чтобы понимать, о чём отроки славгородские думают.

– О, да это просто образец бунтарства, да, Кощей? – подмигнул Горыня.

– Нет, Карп Игнатьич добрый и хороший! – улыбнулась Искра и тут же нахмурила бровки. – Только пьёт много и грустит часто.

– Хм. Видать, человек и правда неплохой, – констатировал богатырь.

Кабацкая улица заканчивалась, впадая в Указную площадь с Княжьим теремом. Не доходя до площади, Сокрушители остановились.

– Дальше мы пойдём с малявкой вдвоём, Кощей, – сказал Горыня. – В Тереме водится пара-тройка штатных умников типа Радогоя, которые раскусят твою нечестивую натуру. Так что пришло время вам с ней прощаться.

– Прощаться? – встрепенулась Искра. – Как это прощаться?! Прощаются же надолго! Или даже навсегда!

– Прости, малявка, я неправильно выразился, – спохватился богатырь. – Конечно же, вы скоро увидитесь.

– Мы только отпросимся у князя, Радогоя и богатырей, возьмём лукошко трапезы и отправимся в Малахитов Град, – озвучила Искра свой план. – Ну, может быть, ещё чуточку задержимся, если в честь моего возвращения решат закатить маленький пир. В таком случае я стяну со стола что-нибудь вкусненькое и принесу тебе.

– Договорились, дорогая моя! – ответил Кощей. – Я буду ждать вас… А, кстати, где я буду вас ждать?

– Ну, иди вон в ту цветочную блевотню и сиди там, – указал Горыня на ближайшую к площади отварошную.

– У меня денег нету, я тебе ещё в Лихоборах сказал.

– У тебя на чёрный день припрятаны три золотаря. Они в мешочке, который привязан к левой ноге.

– Вообще-то там четыре золотаря.

– Поверь мне – три.

– Ты украл у меня деньги?! У своего лучшего друга?!

– Который врал другу о том, что у него нет денег, когда тот традиционно утренне помирал! Так что мы квиты. Всё, дуй в отварошную, я… в смысле, мы скоро! – наказал Горыня и добавил шёпотом: – Получу золото за малявку – и сразу назад.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.