Полная версия
Не ходи служить в пехоту! Книга 2. Война по законам мирного времени. Том 2
Юрий Тимофеев
Не ходи служить в пехоту! Книга 2. Война по законам мирного времени. Том 2
Глава 1
Союз Советских Социалистических республик, Азербайджанская ССР, Нагорно-Карабахская автономная область, город Степанакерт, пункт постоянной дислокации 366-го гвардейского Мозырского Краснознамённого ордена Суворова мотострелкового полка, 23-й гвардейской мотострелковой Бранденбургской ордена Ленина, Краснознамённой, ордена Суворова дивизии, июнь 1989 года.
Вечером было назначено мероприятие по случаю отъезда нашего старшины роты старшего прапорщика Никитенко Петра Николаевича, который договорился с гражданским руководством нашего офицерского кафе.
После ужина кафе закроют, и мы соберемся своей ротой чтобы отметить это радостное для Петра Николаевича событие.
Новиков после того как обнаружил на разводе некоторых офицеров и прапорщиков роты в условно боеготовом состоянии, был кране зол и устроил выволочку сначала Славику, потом Игнатовичу, потом отдельно Игорю.
Я же отпросился на время политзанятий выйти в город, узнать где у них здесь можно найти квартиру.
Проходя через КПП полка, я увидел, что дежурным стоит прапорщик, явно армянской национальности. Решил у него спросить и посоветоваться по вопросу съема жилья.
Прапорщик оказался очень приветливым и разговорчивым. Выслушав мои пожелания, он предложил свои услуги, сказав, что к двум часам дня (обеденное время) вызовет сюда своего племянника и тот нам покажет возможные варианты. Я обрадовался и по окончании политзанятий все рассказал Игорю, который сильно обрадовался, мы договорились вместо обеда заняться этим вопросом.
Проводя занятия по боевой подготовке со всем личным составом своего взвода, я параллельно всячески начал обучать своих сержантов. Особенно Делимханова.
С первых же занятий стало понятно, что самый сообразительный и подготовленный среди них это Пахомов, следом за ним шел Делимханов, потом Рахимов, а Эргашев был очень тупой.
Незримое, на первый взгляд, влияние Делимханова, я почувствовал сразу, во время занятий, потому что вопрос дисциплины отпал сам собой. Вместе с тем при внимательном изучении внешнего вида личного состава я увидел, что часть из них имеет поврежденные лица, а у Эргашева сильно опухло ухо, на котором виден кровоподтек.
Вместе с тем Пахомов и Попов ожили, их никто не трогал, и они немного осмелели. В один из перерывов я отвел Пахомова в сторону и спросил:
– Тебе замполит передал мои обещания?
– Да, он сказал, чтобы бы с Поповым потерпели. Сказал, что вы все видите и понимаете. Сказал, что вы обещали, что помощь придет скоро.
– Помощь пришла?
– Пришла, откуда мы и не ждали. Спасибо, вам товарищ лейтенант, мы с Лехой об этом никогда не забудем.
– Теперь и сами начинайте себя понемногу ставить. К тому же я решил оставить тебя на должности командира отделения. Ставь свой авторитет понемногу, я понимаю, что после такого это очень тяжело, но Делимханов должен тебе помочь.
– Руслан мне во всем поможет. Он сильный и поддерживаемый землячеством которое весь полк боится.
– Попову сейчас поддержка моя нужна?
– Нет. Уже нет. Он просто еще привыкнуть не может что все кончилось.
Руслан оказался очень любознательным пехотинцем, спрашивал и меня и потом еще многих солдат, особенно Пахомова. Я понимал, что его рвение все изучить было основано не только на любви к оружию, но и на желании быть первым в военном деле среди солдат и сержантов не только взвода, но и всей роты. Я же радовался тому что мои опасения что из Делимханова выйдет хороший пастух, но плохой и ничего не знающий сержант, начали улетучиваться на первых же занятиях.
В назначенное время мы с Игорем были на КПП.
Нас не обманул прапорщик-армянин. Действительно возле КПП стоял не новые «Жигули», из которых нам на встречу вышел не молодой мужчина. Со слов прапорщика оказалось, что племянник занят и нас отвезет, его двоюродный брат. Ему мы еще раз объяснили какое жилье нам надо.
Объехали несколько вариантов, нам все не нравилось.
Наконец приехали в частный сектор, который располагался рядом с полком, немного в стороне и выше.
Здесь выяснилось, что в целях безопасности многие дома хотели бы разместить у себя офицеров, так как эта часть города считалась опасной, в нее могли в случае чего попасть азербайджанцы.
Один из домов располагавшийся на склоне нам понравился. В нем нам предложили большую комнату с печкой на солярке, с небольшой террасой и летней кухней с электроплиткой, теплый туалет. Можно пользоваться душевой, со стиральной машинкой. Холодильника не было, но хозяин тут же предложил старый холодильник из гаража перетащить на летнюю кухню, обещал, что к вечеру его жена отмоет. У нас получался отдельный вход.
Долго торговались и договорились на двадцать пять рублей в месяц за двоих, с уборкой один раз в неделю и сменой постельного белья.
Я понял, что обе стороны были довольны. Более того, хозяева почти ликовали и не скрывали радости, после того как мы оплатили первый месяц проживания.
Они благодарили того человека который нас привез сюда, а то в сою очередь пытался делать вид что он очень старался именно им угодить.
– Юра, из нас торговцы как из говна пуля, похоже. – сказал Игорь, взглядом показывая на радующихся местных жителей.
Довольные тем что проблема жилья решился так быстро и непринужденно, мы вернулись в полк.
Курдюмов появился только вечером. Новиков его отвел в сторону и что-то эмоционально ему выговаривал. Курдюмов молчал.
Проводы старшины начались вовремя. В самом начале Новиков предложил:
– Мужики, давайте без этих кавказских тостов. Мы что грузины? Зачем нам надо воздух сотрясать этим красивыми словами. Посидим. Вспомним. Поговорим по-человечески. Я не уважаю все эти кавказские традиции, которые въелись в наш быт. Как считаете?
Все дружно поддержали.
Разговор лился сам собой.
Я же погрузился в свои мысли.
Грустно было провожать этого многоопытного прапорщика, очень хорошего и доброго человека. Я смотрел на него и понимал, что вместе с ним уходит лучшее что было в Советской армии. Другой армии, не той сталинской которая миллионами губила своих солдат в котлах первого периода Великой Отечественной войны и потом в лоб штурмовала под Ржевом или без подготовки форсировала Днепр, не той армии в которой сейчас мне приходится служить, а той армии, в которой когда-то служил киношный герой Перепелица, или в которой в шестидесятых-семидесятых годах послужил мой отец. Для такой армии наш старшина роты был батя, да и для прежнего состава нашей роты он тоже был всеми уважаемый и заботливый батя.
В нынешней роте ему делать нечего, он с другой планеты, он прошлое и всем будет лучше если он уедет. Может быть там, на Украине, ему еще удастся нормально послужить, при тех порядках и с теми отношениями, в которых он принесет большую пользу и которым он привык. Здесь нет. Здесь он больше не нужен. Я бы с удовольствием на его месте хотел видеть молодого прапорщика, узбека.
Страх и сила! Вот это понимает мой личный состав. По-хорошему, по совести это бесполезно. Будут презирать, считать тебя слабым и презирать. А как только начали получать больно от человека которого боятся, сразу стали послушными.
Я вернулся в разговор, когда старшина отвечал на вопрос Славика.
– Знаешь самое тяжелое за всю службу, это мой первый и последний в этом полку наряд по столовой. Такого я не видел нигде. Такой бардак, плюс личный состав разбежался, собрать не могу, ничего не могу. Все валится из рук и ничего не получается. Хорошо, что Александр Иванович, наш командир роты пришел на помощь и прислал мне этого сержанта, нынешнего старшину, который вместо меня рулить будет. Вот что значит хороший командир роты, предугадал и помог. А этот сержант быстро там своих собрал, при мне же несколько человек побил и все пошло как по маслу. Он, кстати, у всех среднеазиатов в большом авторитете. Сам ташкентский, после армии собирается поступать в школу милиции, у них там это как космос.
Мы выпивали, а старшина мне и Игорю неустанно подкладывал в тарелку побольше мясного.
– Молодежь, кушайте побольше мяса, когда выпиваете. Да и вообще старайтесь здесь поменьше пить. Дурное место и дурное время. А так, выбираетесь отсюда поскорее, хоть куда. Хоть в Россию, хоть на Украину, хоть в Белоруссию. Главное отсюда подальше. Дурное место и народ здесь не добрый. Войны не видели, видать, поэтому они здесь такие.
– Как выбраться? Надо где-то знакомства иметь? – выпалил я.
– А ты Юра, смотри. Точнее присматривайся. Здесь на Южном Кавказе все до денег падкие. Здесь культ денег. Многие офицеры, начинают здесь деньги брать. Вот главное на такого выйти, который берет, на кадровика. Берет конечно кадровик, потом он обязательно делится с кем положено, но грязную работу делает именно он. Среди них, здесь, все берут. Вот найди человека, который тебя сведет с ним. Если сам придешь, он тебя испугается. Они боятся таких молодых и еще не испорченных офицеров. Поэтому будешь в штабе дивизии, найди какую-нибудь женщину, солдатку которая в штабе там писарем или делопроизводителем и все такое. Она, конечно, избалована мужским внимание, но очень специфическим. Познакомься с ней, поговори, может быть пригласи куда-то, но будь деликатен с ней. Они там солдатки эти многие разведенки, как правило брошенки. Ну как там получится с ней. Может быть не сразу получится выйти на кого нужно. Возможно она тебя с другой сведет какой-то, а та уже с кадровиком. Скажут какую сумму, что и как. Вот так примерно выглядит это все здесь. Там на Украине такого нет, там по-другому.
Все просто и понятно. Почему я сам до такого не мог додуматься? Тупой что ли? Спасибо тебе добрый человек.
Засиделись за полночь.
Хорошо посидели. Никто не напился. Вот как надо события отмечать. Учтем на будущее – обязательно.
Стали прощаться. У меня комок к горлу подкатился.
Петр Николаевич выезжает в пол пятого утра. Разошлись. Мы с Игорем решили ночевать сегодня в роте.
В конце июня Новикова назначили заместителем командира нашего батальона, с одновременным присвоением ему воинского звания «майор».
Курдюмова назначили командиром нашей роты.
Новиков сдал роту Курдюмову и уехал в отпуск.
На взвод Курдюмова никого не назначили, должность была вакантной, поэтому командовали этим взводом все, у кого есть возможность. То сам Курдюмов, то Игнатович, то я (чаще всех, даже в основном), то Игорь иногда.
Между тем в первом взводе назревала не хорошая ситуация. Дисциплина в этом взводе была на очень плохом уровне.
Первый звонок прозвучал, когда из взвода сбежал солдат киргиз. Игорь его нашел, его задержали внутренние войска на блок-посту при попытке выехать из Степанакерта.
Курдюмов старался, но оказавшись не под жестким контролем Новикова, стал пить каждый вечер и сильно. Чувствовалось что ему стоит не малых усилий с утра прийти на службу.
Рота при Новикове только начала подниматься, а при Курдюмове начала понемногу заваливаться.
Стало очевидным что лучше всего идут дела в моем взводе.
Я прилагал титанические усилия на занятиях, отдельно занимался с сержантами. Дело продвигалось быстро.
У Пахомова нарастал авторитет, как у самого теоретически умного сержанта.
Делимханов имел необыкновенную страсть к оружию и старался не просто освоить все лучше всех, но и показать всем что он это освоил вооружение лучше всех. За ним тянулись все солдаты взвода, но особенно сержанты. Но как они не старались все равно у Делимханова практическое обращение с техникой и вооружением получалось лучше, быстро обучался и Рахимов, при том что руками он умел все делать лучше и сильно быстрее Пахомова.
Бесспорным отстающим был Эргашев, чего не скажешь о его отделении. В какой-то момент я начал замечать, что Эрагшев превратился в объект шуток, а иногда издевок со стороны Делимханова и Рахимова. Пришлось немедленно вмешаться и объяснить, что мне не нужен сержант изгой. Меня поняли сразу.
Вот так мы и продвигались, поступательно, но уверенно.
Действительно, на фоне других подразделений мой взвод выглядел островком дисциплины, порядка и межнационального мира. Временами я этим сильно гордился.
Как только солдаты получили получку я распорядился чтобы Эргашев принес мне пятьдесят рублей. Меня удивило что он даже не поинтересовался для чего я решил собрать деньги. Когда Эргашев мне их принес, то передал, с таким выражением лица, такими движениями рук, что я почувствовал себя баем, которого хочет задобрить бесправный дехканин. Видимо он посчитал это взяткой. Пришлось все ставить на свои места. Я построил взвод, вывел весь тогдашний состав караула и напомнил, как все было, потом объявил, что возвращаю себе свои пять рублей, а остальные деньги будут фондом взвода и храниться будут у меня.
Я часто заступал с большей частью своего взвода в караул и частенько Курдюмов получал хвалебные отзывы от начальника штаба полка.
Единственной связью с цивилизацией в то время были иностранные радиостанции («вражеские голоса») и советское телевидение.
В нашей местности прием «вражеских голосов» на моем японском радиоприемнике Sony был очень хорошего качества. Я слушал приемник везде, особенно в карауле, а вот телевизор мог посмотреть только на квартире, где я проводил очень мало времени. Печатных, периодических изданий, тех, которые были в России здесь не было, только «Правда», «Красная звезда» и то с большими перебоями и опозданием, но читать эту мерзость мне даже в голову не приходило. Поэтому основным средством массовой информации для меня было радио.
Именно из новостей «вражеских голосов» я узнал о том, что в Прибалтике 23 августа 1989 года состоялась акция «Балтийский путь». Люди выстроились живой цепью от Вильнюса до Риги и дальше к Таллину, в знак протеста против насильственного присоединения Джугашвили независимых государств Литва, Латвия и Эстония к СССР, по результатам сговора с Гитлером по пакту Молотова-Риббентропа, а точнее пакту по Джугашвили (Кобы, Сталина) и Гитлера.
К этому времени я уже прочитал многое об этом пакте в журналах. Даже советское руководство в лице члена политбюро ЦК КПСС Александра Николаевича Яковлева начало признавать кое-что. Но, и до этого я уже давно понимал, что население этих республик никогда не соглашалось с включением в состав СССР, именно поэтому в Прибалтике можно было частенько столкнуться с «русофобией». Жители этих республик почему-то именно русским приписывали факт оккупации и не обращали внимания что СССР в то время руководили грузины Джугашвили и Берия. Я не мог понять почему так.
Акция получилась совершенно мирной и доброжелательной. Особенно подчеркивалось, что на нее вышли как коренные жители республик, так и русские, и все были едины. Я думал о том, что наверняка Лена тоже участвует в этой акции, она точно такое не пропустит, не будет бояться и отсиживаться дома. Если бы я был там, я бы тоже пошел, даже если бы служил в армии, переоделся бы в гражданское и пошел. Вот как надо бороться за свои права, вот с кого надо брать пример, не то что в Тбилиси и вообще в Закавказье. Молодцы прибалты, одним словом.
Вот такие мысли были у меня в то время.
Только в эти дни я впервые услышал о том, что после пакта Джугашвили-Гитлера (Молотова-Риббентропа), уже после оккупации Польши между Германией и СССР был подписан договор «О дружбе и границе».
Это был самый настоящий шок! Я ничего не мог понять. Одно время вообще всему этому не верил. Но потом мне Игорь показал статейку на этот счет в… газете «Правда». Сомнения отпали.
Дружба с Гитлером…
Много читал, когда было время.
Я много времени проводил в одиночестве по ночам, в карауле и часто оставался с мыслями наедине сам с собой. Теперь я понимал почему Джугашвили очень хотел скрыть все что связано с этими договорами.
Будучи воспитанным на святости подвига советского народа в годы Великой Отечественной войны, я также верил в святость И. Сталина. Когда на меня обрушился вал правды обо всем этом, то пересмотрел свое отношение к И. Сталину и он стал для меня Джугашвили.
В это же время я обратил внимание на члена Политбюро А.Н. Яковлева. Раньше я бы ни за что не стал слушать или читать какого-нибудь члена Политбюро ЦК КПСС, это просто исключено. Но А.Н. Яковлев оказался совсем другим человеком, очень непохожим на их всех. Умный, образованный он разрывал все шаблоны о советских коммунистах сложившиеся у меня в голове. Дополнительно конечно оценил то что А.Н. Яковлев был самым настоящим фронтовиком, к тому же воевавшем в пехоте, пусть и морской.
Все эти размышления имели вполне прикладной характер, так как сначала у меня возникла тревога за судьбу СССР. Но я себя успокаивал тем что все плохое ограничено только Южным Кавказом, а корень практической антисоветской деятельности и зла, он идёт исключительно от армян, так как они не хотят выполнять требования руководства ЦК КПСС и желают отсоединения от Азербайджанской ССР.
Но когда началось в Прибалтике…
Для меня, лично, именно события в Прибалтике привели к выводу что распад СССР неизбежен. Советская армия СССР не спасет.
Почему?
Никогда не стану применять оружие против мирного протеста. Кавказ я не воспринимал как свою Родину. Это неправильно, но это факт. Тем не менее, и против мирных демонстрантов на Кавказе я тоже не буду применять оружие, это точно. Это мое личное решение. Я не мент! И никогда им не стану! Никогда! Я Солдат, воин и защитник Отечества от внешнего врага! Точка. Это мои убеждения, которыми я никогда не поступлюсь.
Обсудили мы эту тему и с Сергеем. Взгляды наши полностью совпадали.
Буквально через пару дней ко мне в караул пожаловали замполит полка и секретарь парткома полка.
Обычно караул изредка проверял только замполит полка, поэтому я удивился присутствию секретаря парткома полка. После всяких формальностей, зашли ко мне, в помещение начальника караула и замполит сразу, сходу задал мне вопрос:
– Тимофеев, скоро будем рассматривать тебя кандидатом на освобождающуюся должность командира одной из мотострелковых рот. Как смотришь на это дело?
– С удовольствием, но боюсь, что мне рано. У нас еще много в полку командиров взводов, которые выпустились из училища раньше меня.
– Ну рано или поздно это не тебе решать.
– Я от таких предложений не отказываюсь.
– Понимаешь, Юра, другие претенденты на эту должность уже коммунисты, то есть как минимум кандидаты в члены КПСС и только ты у нас комсомолец. В общем-то только по этому показателю, по большому счету ты им уступаешь. Не думал насчет вступления в партию? – спросил замполит.
Эти два офицера были не плохими людьми, хотя я держался от них подальше и хорошо их не знал. Тем не менее я не испытывал к ним каких-то враждебных чувств. Теперь цель их визита ко мне стала очевидна, а их предложение полностью застигло меня в врасплох. Хотя я и предполагал что-то подобное, сослуживцы мне об этом рассказывали, были уже такие их заходы с боку.
Сначала у меня возникло эмоциональное желание отказаться в грубой форме, но я сам резко остановил себя.
Растерялся.
– Что молчишь? – спросил секретарь парткома.
В голове ничего не складывалось, рой мыслей.
Затянуть время?
А что это даст?
Они с меня не слезут.
Как ответить, чтобы не обидеть?
Как открутиться?
В это время к караульному помещению подошел майор Новиков, он обычно в это время приходил расписаться в постовой ведомости о проверке караула, вместо командира батальона.
Я спросил разрешения встретить его и пошел ему на встречу.
Доложил, предупредил его что у меня находятся замполит и секретарь парткома.
Новиков зашел и по форме представился замполиту и секретарю парткома. Пожали руки.
– Вот зашли, заодно предложить Тимофееву вступить в ряды нашей партии, но что-то ответа нет. Смотри Тимофеев, как твой бывший командир роты двигается. Воин-интернационалист, замкомбат, член партии, по всему видать в следующем году в академию поедет поступать.
Новиков покривился.
Я знал от каких слов и был уверен, что Новиков их просто так не пропустит.
– Товарищ подполковник, все так, но не называйте меня больше интернационалистом, я вас очень прошу.
– То есть как? – изумился замполит.
– Не интернационалист я ни хера.
– Опять не понял? Ты что фашист? – замполит был откровенно изумлен.
– Вы что, товарищ подполковник?! Ну какой у меня может быть интернационал с афганцем, с его американским, пакистанским или иранским инструктором? Или какой у меня на хрен интернационал с китайцем который оружие поставлял душманам из которого нас убивали? Я там не оказывал «братскую помощь», потому что они мне не братья эти зверьки. Я там душье от души мочил и похоже напрасно.
– А, ну ты в это смысле. Но вас же вся страна так называет или воины-интернационалисты или просто «афганцы».
– Еще лучше! Ну а если я в ответ буду кого-то называть афганцем? Вам приятно будет? Если вас афганцем назвать? И пуштунам не понравится если их русскими или хохлами называть.
– Ну а как вас называть?
– Участники войны в Афганистане.
– Там войны не было. – включился в разговор секретарь парткома.
– Это вы мне говорите?
– А кому еще? – не унимался секретарь парткома.
– Ох и заносит тебя Александр Иванович, так и до русского национализма не далеко.
– А что в этом плохого?
– Потом появится украинский, эстонский, узбекский и так далее.
– Это все уже и так есть, только русские боятся говорить, что мы русские. Сразу говорят, что нацист.
– Мы советские.
– Я гражданин советский, по национальности русский, могу запись в удостоверении личности офицера показать.
– Я и так вижу. Ладно. Хватит. Я понял вас. Действительно, я уже не первый раз слышу об этом. Уж очень много у нас в полку требований к словам и терминологии стало. Интернационалистом не называй, афганцем тоже, командира роты не дай бог «ротным» назвать. Херня какая-то. Скоро взводеныши потребуют их называть только командирами взводов. – высказался замполит полка.
Действительно, в полку в среде офицеров были очень жесткие требования к терминологии и эти неписанные правила соблюдали все, хоть и не было никаких официальных установок. Командир полка никогда не называл командира роты «ротным», тоже соблюдал эти неписанные правила. В нашей роте уже было не принято называть командира взвода «взводным» и тем более «взводенышем». Мы жестко огрызались на такое обращение.
– И правильно сделают. А что вы хотели? Почти все офицеры живут без семей, нервы мотают, долбоебизм кругом, просто непобедимый. Вот и нервишки пошаливают. Но мне действительно не нравятся такие обращения, лучше уж тогда полностью по уставу, по воинскому званию – ответил Новиков.
– Что скажешь по поводу вступления в партию Тимофеева? – спросил секретарь парткома, явно рассчитывая, что Новиков скажет мне вступать и поскольку всем известно, что для многих и для меня особенно он непререкаемый авторитет, то вопрос будет быстро решен.
– Какая ему нахрен партия? Вон, вижу бодрствующая смена все с заспанными харями. Вижу, что две обезьяны не стрижены. Обязанности изучили? – воскликнул Новиков.
Я его сразу понял. Никаких заспанных у меня не было, с уставами было конечно не хорошо, но и не плохо. Пострижены все были очень хорошо, за исключение двух человек у которых только успели едва немного отрасти волосы. Новиков об этом отлично знал и специально начал меня критиковать при них, чтобы спасти меня от вступления в партию.
После этих слов Новиков осмотрел всех присутствующих и с выражением лица убежденного честнейшего и принципиальнейшего большевика добавил:
– Рано! Вот пусть еще год послужит, сначала хотя бы старшего лейтенанта получит, посмотрим, как он справится. Должен быть стимул какой-то, чтобы вступить в партию надо сильно стараться. Рано. Не заслужил. Это мое мнение.
Присутствовавшие офицеры прекрасно раскусили ход Новикова. Это я понял по выражению их лиц, но придраться было не к чему. Они с ним согласились и вскоре ушли.
После их ухода Новиков как следует проматерился, расписался в постовой ведомости о проверке караула, поговорил немного с бойцами и ушел.
Я от всей души поблагодарил Новикова за то, что он мне дал еще год спокойной жизни, без КПСС, в которую я не хотел вступать и решил, что откажусь открыто, если прижмут к стенке. Новиков и сам очень плохо относился к политорганам в армии и КПСС в целом, но в высказываниях был сдержан, осторожен, хотя видно было как его подмывает очень круто высказаться.
Как же я уважал этого доблестного, умного, опытного офицера!
Даже несмотря на наши с ним денежных отношениях.
Даже не смотря на то что у него с местными были явно какие-то делишки.