Песнь красных песков

Яна Мелевич

Песнь красных песков

Глава 1. Ясмин

Впервые в жизни я чувствовала себя скотиной на рынке.

– Шесть золотых дирханов, сорок голов овец и четыре мешка зерна за девку? Илам Великий, такого откупа достойна царица всей Пандеи1!

Толстые пальцы сдавили подбородок под тонким слоем никаба. Легкая шелковистая ткань хоть и скрывала лицо, не считая прорези для глаз, но не служила достойной защитой от посягательств постороннего мужчины. Все время, пока будущий жених рассматривал меня, я усилием воли подавляла желание отдернуть голову и ударить в ответ.

– Умар, речь о моей единственной падчерице, доставшейся мне от луноликой Фатимы. Великий Мудрец забрал у меня любимую супругу в райские сады, но оставил прекрасную дочь. Уверяю, дорогой друг, Ясмин воспитана в традициях Маракеша. Она целомудренна, молода и родит тебе много сыновей, – растекался патокой Амаль. – Под этим невзрачным покрывалом настоящее сокровище с тонким станом, атласной кожей цвета сливок и богатством волос, которым позавидует любая незамужняя девица. Настоящий шоколад, мягкий и сияющий. А какие глаза? Мудрец, ни один янтарь не переплюнет по чистоте их прозрачность!

Рядом с отчимом неподвижно сидели мои сводные братья – двенадцатилетний Хазар и восьмилетний Юсеф. Такие юные, без первого пушка на коже, но жестокие и нетерпимые к любой женской непокорности. Прямо как их отец.

– Сыновья… – Умар наконец отпустил меня, позволив немного отодвинуться, и погладил пальцами густую седую бороду.

Я с трудом подавила подступившую к горлу тошноту от резкого аромата благовоний. Дым от истлевших палочек сандала по-прежнему витал в воздухе и завивался колечками над глиняными лампами, расписанными умелыми руками лучших мастеров города. Складывалось впечатление, что в доме гостил сам султан Илам I или кто-то из его окружения, а не престарелый вдовец с блестящим, сальным взором из-под густых бровей.

 О мама, ну почему ты ушла так рано и оставила меня Амалю? Этот сын хромого верблюда достоин гореть в чертогах шайтанов, но вместо справедливого суда богов считал выгоду от будущего союза.

– Ведь Азиза всего два месяца назад покинула свет вместе с дорогим наследником. Сгорела в лихорадке. Мудрец, бедная душа, – Амаль сложил ладони в молельном жесте и низко поклонился, даже не удосужился встать на колени при упоминании покойной.

– Туда и дорога шайтановой девке! Распутница, посмела показаться другому мужчине без накидки! – неожиданно разозлился Умар.

Удар кулака по столешнице заставил фарфоровые блюда громко звякнуть. Несколько капель травяного чая оказались на белоснежной скатерти. Пятно быстро въелось в кружево, а я только коротко вздохнула и незаметно спрятала кулаки под широкими рукавами праздничной абайи.

Сиди и молчи, Ясмин. Женщина должна быть покорной, тихой и скромной. Несколько лет воспитания узкими розгами из тонкоствольного тиса научили держать лицо перед людьми. Поэтому я опустила взгляд и уставилась на узорчатый рисунок тканого ковра. Оставалось потерпеть недолго. Просто ждала, когда отчим отпустит меня в женскую половину нашего дома. Там, в моей комнате, под старой кушеткой прятался маленький сверток.

Совсем чуть-чуть терпения, и скоро я буду свободна.

Амаль вновь вернулся к откупу, обещая, что я подарю не только сыновей, но и принесу счастье в дом будущего мужа. При этом он злобно постреливал взглядом в мою сторону, чтобы не смела даже пискнуть. На левом запястье до сих пор чернели следы после разговора неделю назад.

«Не вздумай ляпнуть лишнего, шайтаново отребье. Свой ядовитый язык держи за зубами, а проклятую магию – в узде. Проявишь непокорность – прикажу забить камнями на главной площади! Поняла?»

Я снова вздохнула – негромко, только ткань накидки шевельнулась, – и замерла в ожидании.

– Ясмин, дитя мое, – непривычно ласковым тоном Амаль подозвал меня.

Склонив голову, я покорно поднялась и прошла вперед. Встала на колени, взяла мужскую руку, затем прикоснулась губами через шелк никаба к мозолистой ладони отчима. За каждым движением наблюдали братья и жених. Последний явно остался доволен безукоризненным воспитанием будущей жены.

– Иди, – желтая яшма блеснула на указательном пальце отчима. – Займись ужином, мы с Умаром и твоими братьями еще обсудим последние приготовления к свадьбе.

Из главной комнаты меня буквально вынесло ветром под косой взгляд Хазара. Злобный ифрит не упускал случая наябедничать отцу, потому я постаралась на выходе сбавить шаг и только в пустом коридоре позволила себе расслабиться.

Ноги путались в длинной многослойной юбке, ступни холодил мозаичный пол. Сквозь узкие окна лучи полуденного солнца падали прямо на треугольные рисунки и создавали вокруг атмосферу всеобщей лености. Ладони вспотели, дыхание вылетало из груди рваными клочками. Через длинный коридор я быстро дошла до женской половины в одиночестве.

Какое счастье, что наступил конец третьего месяца. День, когда все жители Амррока, столицы Маракеша, бросали домашние дела и шли на Главный рынок. Торговые караваны с различными товарами, суда из соседних земель приходили в город. Настоящее событие для каждого амрроканца, ведь именно сегодня народ отдыхал согласно воле султана.

Мне тоже хотелось, да кто бы отпустил.

Вбежав в небольшую комнатку, я бросила на покрывало никаб, и шелковая ткань растеклась по грубому льну черной блестящей лужицей. Ни о предстоящем побеге, ни о будущих последствиях я не думала. Само решение бежать пришло в голову почти спонтанно, после разговора с Амалем, когда стало ясно, что ему надоело терпеть своенравную и непокорную падчерицу в доме.

Хвала Мудрецу, в свое время мама научила многим вещам: поменьше болтать, укрощать строптивость и всегда иметь деньги. Думаю, она хотела сбежать от мужа, потому тот мешочек постоянно держала в тайном месте. Подальше от бдительных глаз Амаля и сыновей.

Я смахнула непрошеные слезы и опустилась на пол. Задрав плед, непроизвольно скользнула пальцами по расшитым краям, но заставила себя отвлечься. К шайтанам воспоминания, ведь время уходило. Кто-то из слуг может вернуться или братья вздумают разгуливать по дому, пока отчим с Умаром закрепляли сделку вином. Тогда мне точно не сбежать, никогда.

Аккуратно подцепив небольшой сверток, я услышала звон и вытащила находку наружу. Внутри никаких особых богатств не было: пара золотых сережек с крохотными рубинами по центру круга, сорок медных грунтов, давно потерявших блеск, тонкий браслет с изящным плетением и красная нить удачи. Именно на ней я дольше всего задержала взгляд.

«Помни, Ясмин, ты пери. Колдунья, чей дар – исполнять желания. Но не всех, а лишь избранного человека. Мудрец дал тебе силу, которой нет равных. Храни ее, не раздавай зазря. И помни: за каждое желание придется заплатить свою цену».

Я проглотила плотный ком, обвязала запястье нитью, чуть выше синяков, остальное спрятала в карманах уличного хиджаба и решительно поднялась.

До внутреннего дворика, откуда через узкий проход между зарослями жасмина вела дорожка к задней калитке, я добралась без приключений. Сердце гулко стучало в груди, кровь шумела в ушах. Нет ли кого из прислуги? Вдруг Амаль решил бы показать гостю прекрасный сад?

Несмотря на жаркий день, холодный пот не давал ощутить прикосновение солнца. Я постоянно останавливалась, сквозь хрупкие ветки вглядывалась в окна дома. При желании любой из членов семьи Рашид мог посмотреть из гостевой комнаты на фруктовые деревья, цветы и кустарники. Зелень, конечно, скрывала меня, но не так тщательно, как хотелось бы.

Ах, как жаль, что период цветения жасмина прошел. За белыми цветками, что источали невероятный аромат, меня бы никто не заметил.

Я почти добралась до ворот, когда внезапно услышала крик, от которого внутри все сжалось.

– Папа, папа! Там Ясмин, она убегает!

Юсеф! Когда он вышел в сад? Почему я его не слышала?

Ноги сами понесли прочь под истошные вопли младшего брата. Маленький шайтан звал Амаля, а когда понял, что тот не успеет, бросился за мной. Топот позади подталкивал к калитке, которая мне поддалась с первого раза. Удача осталась на моей стороне, поскольку Юсефа задержал все тот же жасмин: цепкие ветви вцепились в льняные одежды, царапали кожу. Будто любимый цвет неожиданно встал на мою защиту.

– Папа!

– Ясмин, немедленно вернись, шайтаново отрепье!

Крики разносились по узким проходам между домами. Дважды я чуть не вывихнула ногу на каменных выступах, но цеплялась за шершавую стену и спешила вперед. Наверняка на вопли Амаля уже сбежались скучающие охранники города. Если они меня поймают, то от наказания не уйти.

Путь лежал к небольшому одноэтажному строению. В дом уважаемого Карима Мехди. Хаджа лечил людей, был щедр и добр. Всегда относился ко мне как к родной дочери и никогда не отказывал в помощи. Я лишь надеялась, что он и в этот раз не останется в стороне. Мама всегда говорила, что на ее сердечного друга можно положиться в момент большой беды.

Нырнув в темную арку, я наконец заметила нужное здание и поспешила. Где-то во дворах стражники отдавали приказы, визги Амаля долетали даже сюда.

К моему счастью, Карим не слишком любил переполненные рынки днем. Единственный выходной он всегда проводил дома, распивал чай или занимался приготовлением лечебных мазей. Я произнесла про себя короткую молитву, чтобы мне вновь улыбнулась удача. Несколько раз ударила кулаком по деревянной двери и на выдохе крикнула:

– Хаджа! Хаджа!

Господин Мехди открыл почти сразу. На уставшем лице промелькнула искра удивления, две глубокие морщины прорезали лоб. Но еще сильнее он поразился, когда я ворвалась внутрь и рухнула на колени с коротким всхлипом:

– Хаджа, спаси!

Вот так, без всяких прелюдий и долгих объяснений. Ударилась лбом о толстый ворс ковра, после чего замерла в такой позе в ожидании реакции ошарашенного Карима.

– Ясмин, цветочек, что произошло? Братья? Отец?

Хаджа в растерянности подскочил ко мне, схватил за руку и принялся поднимать, но я воспротивилась. Вцепилась в его джеллябу так крепко, что никакая сила не оторвала бы меня. Только с куском халата, капюшон которого Карим предварительно сбросил.

– Помогите, – вновь повторила я и подняла взгляд на замершего хаджу. – Отец хочет выдать меня замуж против воли! Пожалуйста, дядя Карим!

Черты разгладились, возвращая обеспокоенному господину Мехди добродушный вид. Ладонь по-отечески скользнула мне на макушку, сдвинула хиджаб и позволила волосам свободно упасть на плечи тяжелой массой.

– Глупышка, – мягко произнес хаджа, – кто же от семейного счастья бежит? Ясмин, любая девушка в твоем возрасте мечтает найти свой дом. Добрый муж, любимые дети…

Я замотала головой, впилась зубами в нижнюю губу и сдержала яростный крик.

– Нет, нет! Дядя Карим, я не хочу! Не могу! Отец желает отдать меня старику Умару Виталу, торговцу шелком, чья пятая жена недавно умерла от побоев!

– Ясмин… – попытался возразить мне хаджа, однако я не слушала.

– Прошу, помогите мне сбежать, – выдохнула я отчаянно.

Темные глаза Карима распахнулись, рот раскрылся. Он шумно втянул носом воздух, а ладонь с моей макушки переместилась в густые, чуть тронутые сединой, волосы. Упругие кудри на секунду прижались к голове, затем снова вернули себе прежний вид. Широкие плечи приподнялись и опустились, а неожиданная суровость, с которой хаджа поджал губы, приструнила слабый огонек надежды.

– Ясмин, – громко и четко заговорил Карим, – немедленно вернись к отцу, склони голову и моли о прощении. Обязанность дочерей во всем слушаться родителей, ведь они хотят как лучше. Твое будущее предопределено: ты станешь примерной женой для господина Умара и прекратишь повторять те сплетни, что плетут злые языки на улицах!

На последних словах голос хаджи дрогнул, но остался таким же твердым. Ему ли не знать, отчего умерла юная Азиза? Ей едва исполнилось девятнадцать, она легко переносила беременность и на тот свет не собиралась. Только почему Карим так защищал женоубийцу? Ни одно писание Мудреца не позволяло подобного отношения к женщинам. Зато закон – да.

– Дядя Карим, – пискнула я из последних сил, тело содрогнулось от сдерживаемых рыданий.

Сердце колотилось, легкие забили плотные ароматы душистых масел и трав. Время утекало, как песок сквозь пальцы: через минуту или две сюда ворвутся мои будущие палачи.

«Женщина обязана подчиняться главному мужчине в доме», – так говорит духовный закон. А я ослушалась того, кого много лет звала отцом. Сбежала. Подписала себе смертный приговор и теперь стояла на коленях перед Каримом в надежде, что тот спасет меня.

– С ума сошла, дурная девка? Быстро возвращайся в дом, к отцу! Ишь чего удумала, – возмутился хаджа и попытался отойти, но я крепче сжала хлопковую ткань джеллябы.

– Пожалуйста, – из горла вырвался всхлип, – пожалуйста, дядя Карим. Мне нельзя возвращаться, Амиль забьет меня камнями!

Пелена слез скрыла выражение лица хаджи. Сквозь шум крови в ушах до сознания долетали обрывки фраз, но разобрать слова не получилось. Слишком велик страх, он постепенно захватывал все существо. Отступила первая волна восторга от полученной свободы, следом внезапно пришло раскаяние и ужас от совершенного проступка.

Озноб прошелся по телу.

Глупая верблюдица, что я натворила. Шайтан забери в чертоги такую дурную дочь. Своей непомерной гордыней втянула посторонних людей в неприятности. Ведь хаджа тоже пострадает, если меня здесь поймают – одну, без сопровождения. Осудят за распутство и предательство крови вместе с невиновным человеком.

– Вставай, Ясмин, – строгий голос Карима ворвался в бушующий поток хаотично скачущих мыслей.

– Я…

– Быстрее! – рыкнул он негромко и дернул за руку, спешно ставя на ноги. – Беги через заднюю дверь, вверх по улице доберешься до рынка. Видит Илам, там у тебя есть шанс уйти от преследования.

– Но…

– О великий Мудрец, ну что за дочь осла. Сама просила помощи, теперь копытами топчет мой порог!

Меня толкнули в сторону прохода, который скрывал неприметный ковер. Юркнув туда, я вдохнула облачко пыли и едва удержалась от громкого чиха. Зажала нос, поспешив по узкому коридору к задней двери. Почти наощупь сдвинула щеколду, надавила ладонями и ворвалась в шум городской суеты. Набросила хиджаб на голову, скрыв рассыпавшиеся по плечам локоны и лицо, затем сорвалась с места.

Потому что крики стражников где-то в глубине дома отрезали путь назад.

Глава 2. Ясмин

На рынке было шумно и многолюдно.

Ловко лавируя в толпе, я держалась поближе к женщинам: в темных хиджабах мы почти не отличались друг от друга, никто не рассматривал нас. Дразнящие ароматы будоражили сознание, а вид сочных фруктов на прилавках – аппетит. Никакое нервное напряжение не спасало от голода, ведь сегодня у меня не вышло даже позавтракать. Только успевала помогать на кухне да занималась подготовкой к встрече почтенного гостя.

Я услышала над головой громкий крик и непроизвольно посмотрела наверх. Словно маленькая лодка, прячущаяся за гигантскими кораблями, сквозь облака пронеслась огромная птица. Настолько впечатляющая, что люди вокруг прекратили разглядывать товары на прилавках и обратили взоры в бирюзовое небо.

– Хумай! Мамочка, смотри, хумай! – вскрикнула восьмилетняя девочка. Капюшон ее бурнуса слетел, и ветер подхватил полы этого суконного одеяния.

«Ивенты?» – промелькнуло в голове, пока я разглядывала темную кожу ребенка и длинную косу, которая на солнце отливала золотом. Почему-то она так заворожила меня, что на секунду все страхи и посторонние мысли вылетели из головы.

– Шейда, прекрати, – осадила худая женщина ребенка. Она крепко сжала хрупкое запястье, но тянуть не стала: с нежностью, свойственной лишь матери, привлекла дочь к себе.

– Но, мама, хумай – это птица удачи!

– Чутье мне подсказывает, что блеск ее оперения светит сегодня не нам.

Почти бездумно я незаметно сунула руку в карман и нащупала серьги. Сколько сейчас одна такая стоит на рынке? Двадцать-тридцать дирханов, ручная работа ведь. Никакой магии.

Золото блеснуло на мгновение, после чего оказалось у ног юной Шейды, и зоркий глаз девочки, естественно, зацепился за украшение моментально.

– Ой, смотри, мама!

– Шейда, ты что, чужое брать нельзя.

– С неба упало. Говорила же, что хумай удачу на хвосте приносит. Откуда бы взяться серьгам, если рядом никого нет?

Резко отвернувшись, я шагнула к фруктовым прилавкам. Туман в голове рассеялся, от сожаления не осталось и следа. Лишь странное чувство тоски поселилось где-то в глубинах сердца. Ивенты – народ бедный. Из соседней страны они шли в наши края за лучшей жизнью. Кто-то находил, другие возвращались на родину. Женщина с дочерью, скорее всего, из таких. Искали в Маракеше возможность заработать или вовсе найти свое счастье.

Ничего удивительного. Однако глядя на них, я остро ощутила собственное одиночество. Будь здесь мама, видит Мудрец, мы искали бы дорогу вместе.

Куда теперь? Что делать? У меня ведь ни плана, ни решения. Я могла купить лошадь, но пересечь пустыню в одиночестве попросту невозможно. Без сопровождения там легко заблудиться и погибнуть от жажды или в песчаной буре. Корабли и огромные воздушные суда, что иногда забредали в наши порты, тоже не вариант. Сесть на них нельзя, не позволит ни один капитан. Для местных девушек действовало правило: сопровождение только с мужчиной. Никто не рисковал, пряча у себя в трюмах беглянок и неверных жен.

Искать попутчика? Но где?

Из знакомых мужчин у меня были отчим, братья и хаджа. Остальным не позволялось даже смотреть в сторону дочери хранителя городской библиотеки. Он считал, что чрезмерное общение развязывает женщине язык. Ни прислуге, никому из домашних не разрешали якшаться с «позором семьи Рашид». Подруг и тех не водилось. Все уважаемые родители держали от меня подальше своих дочерей, чтобы беды не принесла.

Я глубоко вздохнула и зажмурилась на несколько секунд. Перед глазами заплясали разноцветные круги, а шум рынка постепенно отошел на второй план. Ногти впились в кожу, момент слабости прошел.

Нечего обливаться горючими слезами.

– Не видели? Дочь Амаля Рашида, хранителя библиотеки султана Илама, пропала, – донеслось до моих ушей, и ужас ледяной волной пронесся по телу.

Вместе с солдатами показался гуль. Его серо-белая кожа, обтягивающая скелет, поблескивала на свету, пока уродливое существо принюхивалось к воздуху. Плоский нос втянул сладкие ароматы выпечки и специй, а широкий рот с кучей мелких зубов раскрылся в предвкушении охоты. Один из заклинателей стоял подле существа и крепко удерживал магический поводок, который заканчивался железным ошейником с шипами на тонкой шее гуля.

– О Мудрец, – прошептала я, понимая, что Амаль настроен решительно.

Лысая голова чудовища повернулась туда, где за пестрым шатром пряталась я. Гуль чуть подался вперед, заскреб длинными когтями по мостовой и высек несколько искр из камня. В руках заклинателя появился мой никаб. Тот самый, что я оставила дома.

– Сейчас найдем, – фыркнул колдун, поднося к уродливой морде шелковую ткань. – Куда девке бежать? Она из города без разрешения-то не выйдет, а на главных воротах стражу уже предупредили.

Я бросилась в очередной узкий переулок. Сзади раздался громкий рев. А за ним испуганные крики людей. Оставалось надеяться, что от множества запахов у чудовища собьется ориентир. Пока же я просто петляла между лавками и шатрами. Почти бездумно, отчаянно, спотыкаясь на ровном месте.

– Расступись и поберегись! Кони для султана, ослики для всех! – люди разбежались кто куда, чтобы не мешать каравану.

Спасаясь, я приткнулась к небольшой кучке молодых женщин. От их щебетания и напряжения в целом разболелась голова, но пришлось терпеть. Я разглядывала роскошные гривы животных, что гордо вышагивали по улице. В узком пространстве между лавками и людьми это шествие выглядело забавно, особенно когда погонщик попытался хлестнуть упрямого осла по хребту. В ответ флегматичное животное дернуло ухом, затем боднуло погонщика головой. По базару разлетелся хохот, а торговец запыхтел. На почерневшей от длительного пребывания на солнце коже проступили алые пятна злости.

– Ах ты шайтанов сын! Ифрит ушастый! – заорал погонщик. Пудовый кулак завис у самого носа животного, но вместо ответа осёл скосил глаза и продолжил жевать утащенную где-то ботву.

– Кони такие же бестолковые, Гюль-Гюль? Султан тебя за обман в мешок с кошками сунет и в море сбросит, – крикнул кто-то из голосящей толпы.

– Ты кого обманщиком назвал? На свои гнилые апельсины посмотри!

– Что-о-о?!

Суета позволила мне перебежать на другую сторону, заметив обычных стражников, чьи красные кафтаны мелькнули неподалеку. Они останавливали женщин, задавали вопросы. Один из мужчин попытался стащить с девушки хиджаб, но его остановил товарищ, и я невольно задрожала от ужаса.

Думай, Ясмин, думай! Где можно переждать на огромном рынке? Я ведь сотни раз бывала здесь, покупала товары для дома: овощи, фрукты, ткани, специи, горшки. Взгляд скользнул по знакомым прилавкам и десяткам безликих лиц. В последний момент уцепилась за неприметную надпись, рядом с которой в подвесных кадках цвели пахучие акцинтии – любимое растение всех магов и заклинателей. Хаджа часто захаживал туда за редкими травами и кореньями, потому я поспешила вперед, невольно задержав дыхание.

– Тц, уважаемый Медей, нет ли у тебя серебрушек? Представляешь, дорогой гость золотом расплатился. А я всю мелочь выгреб накануне, жена пошла за тряпками, – толстый торговец обратился к соседу и потряс бархатным мешочком.

Будучи увлечен разговором, он не заметил, как я быстро скользнула в прохладу помещения. Тишина и полумрак лавки немного успокоили разбушевавшиеся эмоции. Кровь замедлила бег по венам. Я оглянулась на полки со склянками, передернула плечами от насекомых и животных в хрустальных сосудах. Спрятаться особо негде, лишь прилавок, а за ним – неприметный проход в жилую часть дома. У небогатых торговцев обычно все так устроено: где спишь, там и работаешь.

Если жена ушла, то до вечера вряд ли вернется. Пока все лавки обойдет, пока поговорит со знакомыми. Наши служанки часто убегали до позднего вечера на рынок.

Я спешно нырнула в проход за плотным ковром и оказалась в коридоре. Тот вился змеей вперед, демонстрируя сразу несколько помещений. Судя по характерным ароматам: одно – кухня, другое – для приготовления различных отваров и зелий. Дальше шли комнаты отдыха.

Удушливые пары царапали горло, будто торговец совсем недавно закончил работу над очередной лечебной мазью. Дыша ртом, я ступила вперед, прислушиваясь к любому шороху, и непроизвольно сглотнула горький привкус трав на языке.

Пробралась в чужой дом, молодец, Ясмин. Два тяжких преступления за один час, смывать которые придется кровью.

– Сейчас вернусь, господин. Не вставайте. О, шайтан подери, где носит этого торговца! – неожиданно донеслись до меня чужие голоса из глубины одной из комнат.

– Успокойся, Али. Мы никуда не торопимся.

Второй голос, глубокий, мягкий и не такой истеричный, как первый. Кто-то остановился в шаге от невысокой арки прохода. И мне бы спрятаться на кухне или в спальне хозяев, а после выбраться в окно. Но я вцепилась пальцами в шершавую стену, прислушиваясь к тихим рыкающим ноткам. Нить на запястье неожиданно обожгла кожу, и боль пронзила руку. Я вскрикнула, а когда поняла, что натворила, – стало поздно.

Через мгновение полотно, отделявшее помещение от коридора, отдернулось, и высокий мужчина в черном бурнусе уставился прямо на меня.

Прежде чем я отскочила, чужак вытянул руку и обхватил мое запястье. Крепко, почти до боли стиснул пальцы в кожаных перчатках. От удивления и возмущения я вскрикнула, но вырываться не стала. Просто распахнула шире глаза, все пыталась понять: почему нить среагировала на него? Это же просто талисман, безделушка.

– Мудрец! – раздался рассерженный крик где-то за широкой спиной незнакомца. – Как ты посмела войти в дом и без спроса прервать наш разговор с господином Полом?!

Второй мужчина дернулся и попытался протиснуться между тем, кого он называл «господином», и стеной. Естественно, ничего не вышло, потому пыхтящий слуга сверкнул глазами на меня. Будто я виновата в том, что тщедушное тельце не нашло лазейки. Хотя сам не больше кипариса: плечи узкие, кожа черная, весь тонкий и гибкий, точно змей пустыни.

– Али, – снова рыкающие нотки, бархат голоса накрыл с головой.

Всего одно слово, и житель соседней Асмалии притих, исподлобья глядя на своего хозяина.

Я покосилась на длинную шею, но не нашла рабского ошейника. Обычно такие, как Пол, возили жителей этой стране в качестве трофея. Или помощника, поскольку передвигаться между пустынями и редкими оазисами Пандеи без сопровождения местных было попросту невозможно.