Ожидание Рассказы

Российская диверсионно-разведывательная группа лежала невдалеке в кустах и наблюдала эту сцену.

– По-хорошему, – сказал командир, – собаку надо наградить посмертно. Всю диспозицию раскрыла, молодец. Уходим.

Их было семеро, они уходили, держась в тени леса на юго-восток к своим.

Когда на востоке небо светлело, а звёзды гасли, группа наткнулась на другую группу – группу «небратьев». Завязался встречный бой. Бой без злобы и ожесточения. Разошлись без потерь: бойцы и той, и другой ДРГ устали и спешили к своим блиндажам, домой.

– Очень плохо, – сказал командир, – по «радейке» своим точняк сообщили. В темпе, пацаны, в темпе.

Российская ДРГ вышла из леса, впереди открытое пространство, за ним в пятистах метрах – жилой сектор.

– «Открытку» преодолеваем бегом.

Бежали через поле.

– «Птичка» справа.

– Засекли, – в голосе командира слышна досада.

Забежали в хату без крыши, отдышались. Командир посмотрел вверх, где жужжала вражеская «птичка».

– К стенам прижимайтесь, чтобы не засекли – сколько нас.

Позывной у командира Мангуп, он из Крыма, из Севастополя, опыт войны с 2014 года.

– Так, – сказал он, – Грач и Тополь останетесь здесь, постреляете, отвлечёте их. А мы по «радейке» «каплю» вызовем. Грач – за старшего. Полчаса постреляете и уходите. В лес зайдёте, по «радейке» сообщите и за вами «каплю» пришлём.

Открыли огонь по «птичке». Беспилотник отвалил в сторону.

– Уходим, – скомандовал Мангуп, – пока они нас не видят.

Грач и Тополь остались одни. Грач старше Тополя лет на пять – десять.

– Следи за «открыткой», Тополь, сейчас появятся, мы их «птичку» обидели, обязательно в накат пойдут.

Грач прислонился к стене, достал пачку трофейных сигарет «Збройные», с наслаждением затянулся.

– Наконец-то покурить можно спокойно.

Тополь пожал плечами и замурлыкал:

Когда мы были на войне,

Когда мы были на войне,

Там каждый думал о своей

Любимой или о жене.

– Тополь, у тебя жена есть?

– Нет. С девушкой живу второй год.

– А чего не женишься?

– А зачем? И так хорошо.

– Ничего ты не понимаешь, парень. Девушка так ждать не будет, как жена. Другой ей предложит выйти замуж. Ей – что? Согласиться? Девушка – не жена, ждать не обязана.

– Моя Варька не такая.

– Такая – не такая, а вернёшься – женись. И детишек заделайте.

– А убьют?

– След на земле оставишь. И ей, опять же, статус – жена. Честная женщина, быстрее повторно замуж выйдет. А девушка с ребёнком – статус как-то так себе.

– Я умирать не собираюсь.

– И не собирайся, – веско сказал Грач. – Если за спиной жена да дети, у тебя есть стимул не умирать, тебе домой вернуться надо. Знать будешь, что за тебя кто-то молиться, переживает. Родная душа. Женись.

– Хорошее дело браком не назовут, – пошутил Тополь.

Грач шутку не принял.

– Глупец, – сказал он, – жизнь не понимаешь, точно тебе говорю. А почему такой позывной – Тополь?

– Живу на Ясеневой улице.

– В логике не откажешь. Это где? В Москве?

– В Москве, у метро «Красногвардейская».

У Тополя защемило в душе: да нет, ждёт, не может такого быть, чтобы не ждала его Варенька, а он как скотина себя вёл. Пообещал сам себе, что как вернётся или в отпуск, обязательно жениться.

На «открытке» какое-то шевеление.

– Грач, накат, идут.

– Покурить спокойно не дают, – проворчал Грач.

***

Варвара посмотрела на часы: пять утра. Сна как не бывало. На душе тревожно и беспокойно. Сон странный. Или не сон? Решила позвонить свекрови. Ну, как свекрови? Они с Женькой второй год живут в гражданском браке, без росписи. Прошлой осенью Евгения забрали на войну по мобилизации. Он ушёл, бывший десантник, ничего не боялся, обещал с деньгами вернуться, взять квартиру в ипотеку. А то что в однушке тесниться? Общая беда, беспокойство за любимого мужчину сблизило двух женщин. В церковь ходить стали, молиться. А чем ещё солдату помочь можно? Раньше только на Крещение за водой, да на Пасху кулич с яйцами святить. А теперь всё серьёзно: молились, причащались, постились, исповедовались. Иконы дома завели, лампадка горела беспрерывно.

Ольга Петровна, мать Евгения, поначалу невзлюбила Варю. Девушка из провинции, Москву покорять приехала. На самом деле Варя приехала в Москву, потому что в их посёлке городского типа работы не было, а жить как-то надо.

Варя набрала номер.

– Ольга Петровна, у вас машина на ходу?

– На ходу. Что-то случилось?

– На душе тревожно и сон какой-то странный.

– Ой, а я всю ночь не сплю, думаю о Женечке. А машина зачем?

– Поехали в Оптину пустынь.

– В Оптину пустынь? Это же далеко.

– Три-четыре часа. Если сейчас выехать, то в девять-десять там будем. Мне во сне на ухо шепнули: «Поезжайте к оптинским старцам, помолитесь за воина Евгения». Только вот вы не спали ночь…

– Ничего, Варенька, я дремала, доедем, ради Женечки доедем.

Голос Ольги Петровны испуганный, опасения Вари приняла со всей серьёзностью.

– Заезжайте за мной на Ясеневую, – попросила Варя.

***

– Грач, танк.

Грач выругался.

– А я всё думаю: что мне для полного счастья не хватает? Танка мне не хватает. Пора давить на тапки, Тополь, больше получаса прошло, приказ выполнен.

Они ползком добрались до забора. В сетке-рабице дыра, через неё, наверное, их группа ушла. Дальше, за сеткой – сад. Грач и Тополь остановились, чтобы понаблюдать за противником.

Вражеский танк развалил хату и стал крутиться на одном месте.

– Нас заваливает, – сказал Грач, – они думают, что мы в погребе укрылись, идиоты. Сейчас бы долбануть по нему из гранатомёта.

– Динамическая защита, бесполезно.

– По гусеницам или каткам. Главное, остановить его, а потом наша арта его добьёт. Ладно, пошли.

За садом опять «открытка» – поле, его надо проскочить как можно быстрее. И здесь не повезло: беспилотник они заметили поздно. Бойцы кинулись к ближайшим кустам, да не успели. С неба прилетел боеприпас от РПГ. Грачу ноги посекло и в левый бок под бронежилет осколок влетел, а Тополю ничего, только щёку оцарапало. Он затащил Грача в кусты, чтобы сверху не было заметно, по рации сообщил:

– Тополь Мангупу. Грач – 300. Ноги.

– Мангуп Тополю. Вы где?

– Тополь Мангупу. На «открытке» перед посадкой, в кустах.

– Принял. Ждите эвакуацию.

– Принял.

Тополь перебинтовал Грачу ноги и левый бок, вколол обезболивающее, как учили. Потеря крови у Грача большая.

– Грач, сознание не теряй, говори чего-нибудь.

– Бок огнём горит.

– В этом месте никаких жизненно важных органов нет, одни кишки.

– Спасибо, успокоил.

– Не за что. Ты, говори, Грач, говори.

– Я тебе говорю: женись. Отпуск будет – сразу в ЗАГС.

– Как скажешь, Грач, лишь бы улыбался.

– Да мне-то что? Это тебе. Тебе, дураку, надо, тебе, чтобы корень …

Последнее слово Грач произнёс еле слышно, глаза закатил, сознание гасло. Тополь хлестал по щекам.

– Не уходи, Грач, слышь? Не уходи.

Сознание возвращалось.

– Куда уходить? – шептал он. – У меня жена, два пацана и дочка. Куда я уйду? Они как якорь держат … как якорь…

Опять сознание проваливалось.

– Грач, Грач, говори, говори.

***

Киевское шоссе кончилось за Апрелевкой, трасса вела к Обнинску, а оттуда, в обход Калуги, на Козельск. Ехали молча. Ольга Петровна признала Варвару прошлой осенью на пункте сбора. Женька уходил, мать криком кричала, Варя бесшумно плакала. Потом две женщины обнялись, прижались друг к другу и плакали, плакали.

В Оптиной пустыни были в первый раз: куда идти? Спросили монаха, он направил их к могилке иеродиакона Илиодора. На могиле пластиковая коробка, в ней конфеты.

– Батончики, – сказала Ольга Петровна, – Женя такие в детстве любил.

– Вот и возьмите ему. Отец Илиодор при жизни всем конфеты раздавал. И после смерти раздаёт. У нас кто-то приносит конфеты, а кто-то их берёт. И вы возьмите.

Перед ними стоял священнослужитель, совсем старенький, с палочкой, вернее с посохом.

– Отец Анастасий, – представился он. – О ком молитесь, чадушки? Берите конфеты, угостите его.

– Нет, не получится, – сказала Варя, – он далеко, он на войне.

– Всё в руках Господа, чадо. Ничего не возможного для Него нет. Отдашь своему воину, не через неделю, так через месяц.

Варя, помявшись, взяла три конфеты.

– Кто ты ему, доченька? – спросил монах.

– Я? – Варя растерялась. – Вот мама его, Ольга Петровна. А я…

– Понятно, чадо, в грехе живёшь, – монах обернулся к Ольге Петровне, – а что же ты, доченька, попустила, что дети твои в грехе живут?

Ольга растерялась. Какое там «попустила», не хотела, чтобы они вообще вместе жили.

– Грешна, батюшка, – только и сумела произнести.

Монах посмотрел на неё своими ясными глазами, как будто всё понял.

– Ничего, доченька, зато, Господь вас через это к себе привёл. Ведь так, чадушки?

– Так, батюшка. Мы с Варварой и приехали приложиться к мощам Оптинских старцев. Вот ходим от часовни к часовне.

– Мне, батюшка, приснилось сегодня, чтобы мы поехали к оптинским старцам и помолились за воина Евгения, – сообщила Варя.

– Что ж, богоугодное дело, видать, трудно приходится вашему воину Евгению. Надо помолиться и поставить свечи за него и за тех, кто с ним. Провожу вас в храм всех Святых. А потом по часовням походите, помолитесь старцам Оптинским.

В Всехсвятской церкви монах подвёл женщин к священнику. Он указал на Варю и сказал:

– Вот, отец Афанасий, чадо сие, в грехе проживала с воином Евгением, но сказано: спасётся через чадородие, если пребудет в вере и любви. Две святые ипостаси женщины: жена и мать. А воин Евгений кровь проливает за Отечество. А сия жена – мать воина Евгения и будущая свекровь сей грешницы. Время придёт – обвенчаешь их.

***

– Калан Тополю. Открытку прошли. Вы где?

– Тополь Калану. Я вас вижу. На четыре часа от вас.

К ним направлялись четыре бойца-эвакуатора с носилками.

– Стоп, – скомандовал им Тополь. – Находка.

– Уссурийск, – ответили ему.

«Свои», – Тополь облегчённо вздохнул.

«Открытку» проскочили, лесопосадку тоже. На дороге их поджидала «капля» – пикап серого цвета, заляпанный грязью. Только вышли из-под защиты деревьев, как над ними повис беспилотник. Грача погрузили в «каплю». Прилёт снаряда Тополь не слышал.

Тополь очнулся от громкого хлопанья. Это брезент палатки хлопал под ветром. Тополь открыл глаза: мобильный госпиталь. Живот чуть ниже рёбер болел страшно.

– Тополь, очнулся? – раздался голос слева, голос Грача.

– А как? – прохрипел Тополь.

– Не знаю. У «капли» что-то разорвалось. Ты самый тяжёлый. Доехали и слава Богу. А я отвоевался, Тополь.

– Ноги?

– Ноги целы, бок.

– Там ничего жизненно важного. Одни кишки.

– Вот они-то и в труху. Одну операцию сделали, ещё две предстоят и два года реабилитации.

– Хорошо.

Тополь устал от разговора.

– Сыновей буду воспитывать, – продолжал Грач, – сделаю их бойцами.

– А дочь? – прошептал Тополь, но Грач услышал.

– А дочь буду баловать, её пусть жена воспитывает.

Вошла медсестра, позывной Колба, внешне похожая на колбу. В левой руке у неё кювета со шприцом и ампулой. На правой руке у неё лежал кусок металла.

– Сейчас обезболивающий сделаю, – сказала она Тополю, – легче будет. А это тебе на память.

На вопросительный взгляд ответила:

– Осколок. Бронник пробил, брюшную полость, до желудка достал, но не пробил. Видно, кто-то сильно молится за тебя. На, на память.

– Дай ему позвонить, той, кто молился за него, – попросил Грач.

– Обязательно, – сказала Колба, – укол поставлю, и позвонит.

Обезболивающее потихоньку начало действовать, голова у Тополя чуть прояснилась. Колба достала из кармана халата простой кнопочный телефон.

– Говори номер.

Тополь назвал, Колба набрала номер и передала телефон Тополю. В трубке он услышал насторожённый голос Вари:

– Алло?

Тополь слабо улыбнулся и произнёс:

– Это – я. Жив. В госпитале. Люблю. Вернусь, женюсь.

И, не дослушав восторженный Варин визг, Тополь нажал на «отбой» – сил разговаривать не было.

– Это по-нашему, – одобрил Грач.

Цокая когтями по полу, пришёл недопёсок – уже не щенок, но ещё и не взрослая собака, помесь восточно-европейской овчарки и эльдертерьера.

– Тобик, – возмутилась медсестра, – ты зачем сюда пришёл? Ну-ка, пошёл отсюда.

– Колба, не гони его, – попросил сосед справа от Тополя, – он лучше любого лекарства. Он настроение поднимает.

– Собака не стерильна, ругаться будут.

– Да ладно тебе.

– Назвали его как-то чудно: Тобик, – прохрипел Грач. – Что за имя? Дворовый пёс, дворянин, и назвать надо было соответственно. Например, Барон, Граф, Виконт.

– Герцог, – подсказала Колба.

– Можно и так, – согласился Грач, – а то – Тобик.

– Тобик, иди сюда, я тебе печенюшку припас, – сказал сосед справа от Тополя и достал из-под подушки галету.

Пёс подошёл, усиленно виляя хвостом, слизнул угощение с ладони и с чавканьем разжевал.

– Да он же у вас голодный. Не кормите собаку.

– Как не кормим? – возмутилась Колба. – Только что мосол сгрыз.

– У кого-то ногу ампутировали?

– Дурак.

Раненные, кто услышал шутку, лыбились.

– Пойдём отсюда, Тобик, – сказала Колба, – это дурачьё тебя ничему хорошему не научит.

И гордо удалилась, пёс, опустив голову, пошёл за ней. Раненные ржали в голос.

***

В телефоне иерея Афанасия раздался радостный женский голос:

– Батюшка, это Варя, Варвара, мы к вам приезжали в апреле со свекровью.

– С будущей, помню. Вас отец Анастасий привёл.

– Да-да, а свекровь уже почти настоящая, мы расписываемся с Женей третьего июня. Мы хотим обвенчаться, Женя тоже хочет. Когда? Вы обещали обвенчать нас.

– Я помню. Благословляю вас на бракосочетание. Сейчас скажу, когда приезжать на венчание… Вот, одиннадцатого, подъезжайте. Сможете?

– Конечно, батюшка.

14.04.2024 г.

Из жизни Зайцев

– Меня Волков совсем достал, – пожаловалась мужу Ирина, – никак зачёт ему сдать не могу. Ответила на все вопросы, а он в конце меня спрашивает: «Заяц?», я ему: «Заяц, Заяц», а он мне говорит: «Ну, Заяц, погоди». Какая дурацкая фамилия у тебя!

– Не у меня, а у нас. Нормальная фамилия. А Алдошкина разве лучше?

– Лучше, по крайней мере никто не скажет: «Ну, Алдошкина, погоди».

– Ириш, зайка моя, я думаю, что всё наладится, сдашь ты свой зачёт.

– Когда? Скоро экзаменационная сессия.

– А он молодой?

– Кто?

– Ну, Волков этот?

– Не знаю, лет тридцать пять, наверное. А тебе зачем?

– Не зачем, просто так. Молодой, потому и шутки у него дурацкие.

– Да тебе хорошо говорить, а мне ему зачёт сдавать, а потом экзамен.

***

Преподаватель Волков собрал все свои конспекты и стал укладывать их в свой портфель, когда в аудиторию заглянул молодой парень лет двадцати семи.

– Вы что-то хотели, молодой человек? – вежливо спросил Волков.

– Моя фамилия Заяц. Она вам ничего не говорит? – так же вежливо ответил молодой человек.

Когда Ирина ворвалась в аудиторию, драка была в самом разгаре: у противников лица в крови, костяшки пальцев сбиты. Она огрела рюкзаком сначала своего мужа, а затем преподавателя.

– Вы совсем с ума посходили? Серёжа, тебе не стыдно драку затевать? А вам, Эдуард Аркадьевич?

– Что тут стыдного? – тяжело дыша, сказал Эдуард Аркадьевич. – Ваш муж, Заяц, заступился за свою жену. Этим гордиться надо. У вас хороший муж. Давайте зачётку, Заяц, я был неправ, неудачно пошутил, ваш муж мне всё доходчиво объяснил.

В зачётке Волков размашисто написал «отлично».

– Сергей, – сказал Волков, обращаясь к Зайцу-мужу, – а не выпить ли нам по кружечке пивка, по случаю удачной сдачи вашей женой зачёта?

– Мой муж не пьёт, – гордо заявила Ирина.

– И я не пью. Но иногда себе позволяю. Выпьем по кружке пива, чтобы вкус не забыть, ничего страшного.

– По две, меньше нечего и заводиться.

– Согласен. Пойдёмте, Сергей, приведём себя в порядок.

Они вышли в коридор, Волков сказал Ирине:

– Заяц, идите домой, с вашим мужем всё будет в порядке, я ручаюсь за это.

– Да, зайка, иди домой.

– А если я назову свою жену волчонком, она наверно обидится.

– Наверное, – согласился Сергей.

– Я знаю одно место, там помимо пива такие чебуреки продают, очень вкусные. Я заплачу, если что.

– Я хорошо зарабатываю, если что.

Они пошли в мужской туалет, оставив растерянную Ирину в коридоре.

На следующее утро Ирина пеняла мужу:

– Ты, дурак, Заяц? А если бы он обиделся? Я бы вообще из универа вылетела.

– Так не обиделся же. Нормальный мужик оказался. Я как муж, как мужчина, обязан тебя защищать, и он это понял.

– Всё равно, дурак ты, Заяц.

Ира пыталась обидеться на мужа, но глаза её выдавали, они сияли счастьем и как бы говорили: «Рыцарь мой».

***

Ирина отняла руку ото лба мужа, он лежал на диване, укрытый шерстяным клетчатым пледом.

– Серёжа, ты весь горишь. Сейчас я тебе лекарство приготовлю. А ты пока температуру померяй.

Ирина принесла кружку с жёлто-зеленоватой прозрачной жидкостью – лекарство, вынула градусник у него из-под мышки, посмотрела, нахмурила брови.

– Тридцать восемь и пять. Зая, где тебя так угораздило? Ну пей-пей, это поможет.

Сергей пил мелкими глотками, Ирина сидела на стуле рядом с ним.

– Горячий, – сказал он.

– А холодный его не пьют. Завтра на работу не пойдёшь.

– Пойду, куда я денусь.

– С такой температурой?

– А что делать? Там завал, без меня не обойдутся. Завтра пятница, день как-нибудь перекантуюсь, а потом за два дня отлежусь.

– Здоровье не купишь, зайка.

– А жить мы на что будем? Я семью должен обеспечивать или как?

Сергей натужно закашлял.

– Ну вот, котик, какой ты работник?

– Хороший, только ты определись: я котик или зайка?

– Зайка. Давай кружку, я тебе сейчас мандаринчики принесу.

Ира взяла у него пустую кружку, ушла на кухню и вскоре вернулась с тарелкой, на которой лежали мандарины. Она села рядом с ним, поставила тарелку на колени и принялась чистить мандарин.

– Серёженька, открой ротик, на тебе мандаринку, тебе нужны витаминчики.

Сергей отвёл её руку с дольками мандарина.

– Что ты со мной сюсюкаешься, как с маленьким?

– Зайка, ты болеешь.

– И что?

– Скушай мандаринчик, зая, не капризничай, тебе нужны витамины.

Сергей под напором жены не устоял и стал покорно есть мандарины с её рук.

– Серёж, может, ты на кровать ляжешь, поспишь?

– Нет, сегодня и пока не поправлюсь, я сплю здесь, и ты держись от меня подальше, а то не хватало ещё, чтобы ты заболела.

– Я не заболею, – сказала Ира ласково.

Она гладила его по голове, он закрыл глаза и ощущал тепло от её мягких нежных ладоней. Сергей уснул.

***

Сергей ходил с телефоном по комнате, Ирина сидела на диване и глазами следила за его перемещениями.

– Мам, ну перестань, – говорил он в трубку.

– …

– Всё у нас хорошо.

– ….

– Нет, почему я это должен делать, я не пойму?

– …

– Что значит: жена дороже матери? В каких единицах измерять? Скажи, тогда я подсчитаю, кто из вас дороже.

– ….

– Я не издеваюсь.

– ….

– Ира всё делает.

– …

– Мам, ну хватит.

– ….

– Я это сделаю, не беспокойся. Пока, увидимся.

Сергей нажал отбой.

– Досталось? – участливо спросила Ирина.

– Да нет, никак не может привыкнуть, что ты обо мне заботишься, а не она.

– Что она от тебя требовала?

– Да ничего, разберёмся.

– И кто из нас для тебя дороже? В каких единицах ты измеряешь? И откуда вообще такие слова?

– От Эдика.

– От кого?

– От Эдуарда Аркадьевича твоего, Волкова.

– Ты с ним общаешься? – удивилась Ирина, встала с дивана и подошла к мужу.

– А что? Хороший мужик, мы с ним на футбол ходили. О-о-о! Он просил тебе не говорить.

Ирина положила руки на шею мужу.

– А ты болтунишка.

Она потянулась к нему и её губы оказались рядом с его губами.

***

Ирине позвонила её лучшая подруга Лена.

– Я тут узнала про один тест, называется «Апельсиновая корка». Проверка: как к тебе относится твой молодой человек или муж. Ты знаешь, Ирочка, не все мужики прошли испытания, многие пары расстались после этого теста, а женатые пары развелись. Тест сразу проявляет, как к тебе относятся.

– И что за тест? – проявила заинтересованность Ирина.

– Очень простой. Ты как бы невзначай просишь мужа принести тебе апельсин. Если он приносит тебе очищенный апельсин от кожуры, значит, он тебя любит, заботится и думает о тебе.

– Глупость какая-то, Ленусь. А в остальное время ему о жене заботиться не обязательно?

– При чём здесь другое время? Это тест такой.

– А если вообще не пойдёт или принесёт апельсин, но не очищенный?

– Значит, он тебя не любит, – авторитетно заявила Елена, – и ты ему безразлична.

– Да ладно! И что? Разводиться?

– Это тест такой, вот опробуй на своём Серёже.

И Ирина решила попробовать. Они сидели на диване и смотрели сериал.

– Серёж, я так пригрелась, принеси мне апельсин. Ну, пожалуйста.

– Хорошо.

Сергей встал, ушёл на кухню и вскоре вернулся с порезанным на дольки апельсином. Ирина хмыкнула.

– Ты чего? – не понял Сергей.

– Да так, не обращай внимания.

Они смотрели телевизор и ели апельсин.

– Хорошо, но мало, – сказал Сергей.

– Конечно, апельсин просила я, а съел его в основном ты.

– Извини, зайка, так получилось, засмотрелся, сейчас ещё принесу.

И он принёс сразу два, порезанных дольками апельсина, а также сухие и влажные салфетки.

– Попкорн в этом отношении лучше, – сказал он, – надолго хватает, и руки вытирать не надо.

***

Елена внимательно выслушала подругу.

– И всё-таки мне кажется, что тест твой муж не прошёл. Он должен был очистить апельсин, а не резать его на дольки.

– Но мы очищаем от кожуры только мандарины, – оправдывалась Ира, – лимоны режем кружочками, а апельсины и грейпфруты – на дольки. Мы так привыкли. И какая разница? Он же принёс апельсин.

– Это показывает, что он тебя не любит и о тебе не заботится.

– Он меня любит и заботится каждый день, как и я о нём. И к тому же, в нашей семье скоро появится ещё один Заяц или заинька, уже шестая неделя идёт. Неужели ты думаешь, что я от своих зайчиков ускачу из-за какой-то апельсиновой корки? Да никогда.

21.04.2024 г.

За Синей Птицей

Алевтина возвращалась домой в родную деревню. Ну, как домой? В дом своих родителей, где она провела детство и в котором она была в последний раз тридцать лет назад. Сейчас там живёт сестра с сыном. Уехала Алевтина в погоне «за Синей Птицей». Ей мечталось вернуться в родной дом проездом, почему-то на белом авто, с богатым мужчиной, вся такая сама из себя и в шляпке с широкими полями. И ведь почти получилось, но не повезло. И вот приходится возвращаться в дом побитой собакой, проситься к сестре в приживалки, пенсия прямо сказать смехотворная и в городе одной на неё прожить тяжело. Пенсию более приличную Алевтина не заработала, да и не стремилась, жила как та стрекоза.

Летнее солнце светило сквозь верхушки деревьев, асфальтированная дорога петляла средь зелёного леса, а ведь, когда Алевтина уезжала, дорога была из хорошо утрамбованного гравия. Как всё поменялось! Дома в деревне где-то богатые, где-то не очень. Но больше всего её поразил её дом, вернее, то место, где находился дом её родителей. Вместо серо-чёрной избы, крытой серым шифером стоял светло-коричневый, можно сказать, терем – двухэтажный рубленный дом.