Допетровская Русь

«Внутренняя часть или площадь городищ, расположенных на высоких побережьях, всегда представляет собою отрезок горы, отделенный от прилегающего поля насыпным валом и выкопанным рвом, а со стороны естественных укреплений ровно обрезанный, так что подход к городищу с луговой стороны очень затруднителен, а подъезд невозможен. Величина площади большей части исследованных мной городищ изменяется от 300 до 450 шагов в окружности; но встречаются меньшие – до 200 шагов, и большие – до 1000 шагов в окружности»; в среднем чаще всего встречаются городища, вал которых охватывает пространство, еле достаточное для того, чтобы внутри его мог уместиться современный средний крестьянский двор. Меньшие городища в большинстве случаев оказываются при исследовании древнейшими.

Форма площади определяла внешний вид городищ; встречаются городища треугольной формы, более или менее отчетливо выраженной прямоугольной, но чаще всего встречаются круглые почти правильной формы и овальные или яйцеобразной формы. Вход во всех городищах помещен обыкновенно с той стороны, которая выходит на открытое поле, отделенное от площади городища рвом и валом, и обращен почти всегда на восток. Обыкновенно городища окружены только одним валом со рвом, но встречаются и такие, где земляные укрепления устроены сложнее: от главного вала выдвинуты полукружьем валы в сторону, ров идет вокруг двумя поясами, разделенными тоже валом, и т. п.; высота вала в отдельных случаях достигает 2 арш. 10 вершк.; по валу вбивали иногда частокол.

При раскопках внутренней площадки городищ исследователи наталкиваются на целые слои всякого мусора и щебня, неизбежно образующегося из разных твердых отбросов хозяйства на жилых местах. Тут попадаются черепки, щебень, уголь, зола, кости животных, птиц и рыб, которыми питались обитатели, случайно затерявшиеся предметы обихода – какие-нибудь маленькие сосуды, обломки ножей и рогатин, грузила от рыболовных сетей, медная и серебряная мелочь – кольца, запястья, серьги, служившие украшением у женщин и мужчин, костяные иглы, топоры каменные и железные и т. п. вещи, часто самого неожиданного вида, а порой и совершенно неизвестного нам назначения. Все такие находки попадаются часто среди золы, угля, что свидетельствует о пожаре, во время которого они погибли и потом остались погребенными в земле. Количество угля и золы иногда бывает так велико, что позволяет смело заключить, что внутри городища были деревянные избы или шалаши, служившие жильем и, быть может, сожженные беспощадным врагом, мстившим «за своих». Около таких городищ почти всегда находятся курганы – это древние кладбища, в которых обитатели городищ хоронили своих покойников.

Раскопки древних курганов и городищ прежде всего свидетельствуют, что они возникли в разное время, и эпохи возникновения их отстоят в отдельных случаях на целые столетия одна от другой. Рассеянные по всему огромному пространству России курганы и городища являются делом рук различных племен, и в науке далеко еще не выяснено с достаточной обстоятельностью и точностью ни время возникновения, ни принадлежность тем или иным племенам этих земляных свидетелей далекого прошлого. Далеко не всегда на бесспорных основаниях приписываются отдельные могилы и городища, или группы их, славянским племенам, финским или иным.

«Могилы славянской эпохи, – говорит проф. Л. Нидерле, – представляют собой группу, до сих пор во многих отношениях еще загадочную. Здесь встречаются тот и другой похоронные обряды – и погребение и трупосожжение; но как они относятся друг к другу хронологически и географически, до сих пор еще с точностью не выяснено. Данные археологии и свидетельства истории противоречат здесь друг другу. Начальная летопись, например, рассказывает, что славянские племена кривичей, вятичей, радимичей и северян сожигали своих мертвых. А на территории, где жили эти племена, мы находим большое количество могил с костями и очень часто находим оба обряда в могилах одной и той же группы. Одни ученые думают, что могилы с костяками принадлежат одному славянскому племени, а могилы с остатками трупосожжения – иному. Другие исследователи полагают, что могилы со следами трупосожжения следует относить к более древнему периоду, а могилы с костяками, судя по находимым в них византийским и арабским монетам, не древнее X века, стало быть, можно думать, что погребение сделалось всеобщим обычаем только под влиянием христианства».

Проф. В.Б. Антонович разделяет славянские курганы на три группы: 1) курганы древлянские, где костяк находится почти на уровне почвы и по контуру окружен воткнутыми в землю гвоздями; оружие и целые сосуды редки, больше мелких бытовых предметов – железные ножики, оселки, украшения – бусы и кольца, клочки одежды и обуви; 2) курганы полянские, где покойник погребен большею частью верхом на лошади, в яме, при нем много оружия и украшений; 3) курганы северянские, где встречаются почти исключительно только сожженные костяки и пострадавшее от огня вооружение и украшения. Но это подразделение особой точностью не отличается, так как в стране полян, например, встречаются погребения, характерные и для северян и для древлян, а в северянской области встречаются и полянские и древлянские.

Курганы ильменского или новгородского края достигают иногда до 15 и более аршин высоты; обыкновенно это крепкие крутобокие насыпи, окруженные по подошве крупными валунами. Распространение христианства не нарушило обычая насыпать курганы над могилами покойников, но несомненно прекратило обычай сжигания трупов. Тогда в силу старого обычая, от которого трудно было отстать, стали жечь только костры на могилах, сжигая при этом иногда остатки «тризны», т. е. поминального пира. Понемногу вывелось и это, но до сих пор во многих местах России, как бы в воспоминание старого обычая, посыпают вырытую могилу золой; существует также обычай посыпать пеплом тело почившего после и даже во время церковного обряда погребения.

Гробницы с остатками трупосожжения считаются более древними. Но и они бывают двоякого рода. В одних, по размерам всегда бульших, труп умершего, как видно по обстановке, был сожжен тут же, на месте, и над его прахом и пеплом и был насыпан курган. По устройству других, всегда меньших по размеру, можно думать, что труп был сожжен где-нибудь в другом месте, может быть, особо для того предназначенном, а затем пепел был собран в небольшую урну, глиняный сосуд, и перенесен на место погребения. Обряд похорон в курганах того и другого вида может быть восстановлен на основании сделанных раскопок довольно отчетливо.

При похоронах, когда курган насыпался на том самом месте, где предавали огню труп умершего, приготовляли сначала насыпь от одного до шести аршин отвесной высоты и от 50 до 200 аршин в окружности. На этой насыпи устраивали кострище из различного дерева – дуба, березы, ольхи, сосны, как можно судить по угольям. Кострище сколачивали железными гвоздями. Что костер складывался очень большой, видно по множеству остатков различных предметов, которые находят в золе и пепле, и по толщине слоя этого пепла, который достигает в некоторых курганах до полуаршина и более. Положив труп в сани или в ладью, о чем свидетельствуют записи очень древнего происхождения, ставили все это на костер.

Труп одевали возможно пышнее. На костер складывали вооружение покойного, сбрую, разные домашние орудия, игральные кости, монеты, хлеб в зерне, домашних животных, особенно лошадей, собак. По некоторым раскопанным курганам можно заключить, что жену умершего постигала горькая участь быть сожженной с мужем. «В Черной могиле (в Черниговской губ.), – пишет проф. Д.Я. Самоквасов, – явственно можно различить два сожженных трупа; характерные человеческие кости: зубы, кости пальцев, позвонки, попадались в двух частях кострища, отстоящих на расстоянии около трех аршин одна от другой, причем при одном костяке были найдены преимущественно вещи, свойственные мужчине: пряжки и бляхи пояса, грудные застежки, массивные пуговицы, стрелы, копья, мечи, щиты, тогда как при другом костяке изобиловали предметы, более свойственные женщине: серьги, бусы, кольца, дутые серебряные пуговицы, ножницы, гребенки. Судя по расстоянию, отделяющему кости, при которых были найдены вещи, более свойственные мужчине, от костяка с предметами женского обихода, надо думать, что трупы возлагались на костер не рядом, а на расстоянии около двух аршин один от другого. После сожжения пепелище засыпали слоем земли, от полуаршина до пяти и более аршин, смотря по предположенной величине кургана. На этом слое в центре его ставили глиняный сосуд с костями животных, быть может, принесенных в жертву при погребении или просто сожженных в честь умершего, с глубокой верой, что эти животные понадобятся в его новой жизни. Тут же клали иногда оружие и кое-что из домашней утвари. Жертву сожигали не возле трупа умершего, а где-то в другом месте и в курган ставили только перегоревшие кости и пепел. Ни в одном кургане не было замечено следов сожжения жертвенных вещей и животных на том месте, где их находили. В Черной могиле, в жертвенной части, между вещами, несомненно сожженными (обугленные кости и шерсть барана, две кольчуги, два длинных ножа), найдены два кованных серебром рога и две золотых монеты, на которых не видно следов огня – значит, эти вещи были положены после того, как жертвенные дары сгорели. Поверх жертвы насыпали землю, иногда перемешанную с камнем и щебнем, слоем от двух до шести и более аршин, смотря по тому, какой величины курган предполагался. Вершину кургана тщательно обделывали, придавая ей сферическую форму». На вершине Черной могилы проф. Д.Я. Самоквасов обнаружил «явные следы памятника, разрушенного временем». По мнению этого ученого исследователя, «может быть, и на других курганах этой формы ставились какие-либо знаки или памятники», потом исчезнувшие. Но вообще на вершинах курганов каких-либо сооружений, знаков и памятников не находят. Только на курганах дальнего юга южнорусской степи[1] до сих пор еще красуются грубо сделанные из песчаника или гранита изваяния, изображающие сидячую или стоячую человеческую фигуру с руками, прижатыми к передней части тела и держащими чашу или рог. Одни такие изваяния изображают людей в одежде, другие – обнаженных. На лицах фигур, изображающих мужчин, можно различить усы, на голове шапку, за поясом нож или меч – с одной стороны и колчан – с другой, на ногах сапоги. Женские фигуры изображены в высоких головных уборах. Географическое распространение этих памятников достаточно говорит за то, что они не могут принадлежать славянам: такие же изображения находят в Монголии, на Алтае, в Кульдже, в Киргизской степи, на Иссык-Куле, что и дает возможность считать курганы, украшенные этими изваяниями, прозванными в народе «каменными бабами», – принадлежащими какому-нибудь из монголо-тюркских племен, которых так много и такой непрерывной волной выбрасывала на простор южнорусских степей монгольская Азия.

Итак, на вершинах несомненно славянских курганов никаких памятников или остатков их не находится. Зато подошва курганов, особенно на севере, почти всегда бывает обложена большими и малыми валунами, что делалось в целях воспрепятствовать кургану осыпаться. Возле многих курганов сохранились или легко чувствуются при исследовании местности так называемые охранные рвы – шириной от двух до десяти аршин, а глубиной до пяти. Эти рвы должны были охранять вершину могильного холма от всякой дерзновенной попытки ступить на нее ногой: еще и сейчас в народе считается большим грехом и недостойным, приносящим несчастье делом ступить на могилу.

Обряд погребения в тех курганах, где находят сожженные кости умершего в особых урнах, несколько разнился от того, когда покойника сжигали на месте кургана. В таких курганах, всегда сравнительно небольших, нет следов самого кострища: покойника сжигали где-нибудь поодаль вместе с жертвами, потому что в урнах среди обугленных останков можно различить кости человека и животных. Так как среди костей находят сплавившиеся и сильно пострадавшие от огня металлические украшения – пряжки, кольца, гривны-ожерелья, то можно заключить, что покойника сжигали в полном наряде.

И летописное предание в своем рассказе о языческом быте славянских племен не противоречит археологическим свидетельствам. «Радимичи, вятичи и север один обычай имяху… – читаем в летописи. – Аще кто умряше, творяху трызну над ним и посем творяху кладу велику и възложахуть и на кладу мертвеца, сожьжаху; а посем, собравше кости, вложаху в судину малу и поставяху на столпе»… Столп, возвышение, надо понимать здесь как курган. Человек, более близкий по времени к описываемой эпохе, нежели летописец, очевидец ее, арабский писатель Ибн-Даста, писавший в X веке, не оставляет сомнения, что это были за «столпы», на которых ставили урны с сожженным прахом покойника. «Когда умирает кто-либо из них, – рассказывает о славянах Ибн-Даста, – они сожигают труп его. На следующий день по сожжении покойника отправляются на место, где оно происходило, собирают пепел и кладут его в урну, которую ставят затем на холме»… «Си же обычаи творяху и кривичи и прочии погании не ведуще закона Божия», – замечает летописец.

Рассеянные около городищ курганы, в недрах которых покоились отцы и деды обитателей городищ, представляли собою видимую памятку об умерших. А для нас эти городища и курганы, памятники далекого прошлого, живые свидетели жизни, быта и нравов наших далеких предков.

Общий вид городищ и находки, сделанные при исследовании их, позволяют заключить, что городища служили укрепленным жильем, а количество городищ свидетельствует, что укрепленное городище было типичной и обычной формой жилья на заре нашей истории у тех славянских племен, из соединения и слияния которых образовался впоследствии русский народ и выросло русское государство.

«От Твери почти вплоть до Ярославля, – говорит исследователь здешних городищ, г. Беллюстин, – по обеим сторонам Волги, столько городищ!.. Так, при устье р. Дубны – городище, теперь село Дубенское-Городище; против него остатки вала, окопов, которые доселе называются городищем; при устье Хатчи – городок, теперь село Белгородок; при устье Медведицы весьма значительные остатки городищ и укреплений; на противоположном берегу от села Пухлимского, на пространстве 9 верст почти непрерывная цепь окопов и укреплений, явно сделанных руками человеческими, которые и доселе называются городищами»… Множество городищ рассеяно по рекам и озерам приновгородского края, по всем мелким и средним рекам, тянувшим к Днепру и верхней Волге, словом, по всей территории, которую летописи наши обозначали, как населенную и славянскими племенами.

Страна славян была усеяна, по бороздившим ее во всех направлениях речным путям, такими городищами, каждое из которых служило укрепленным жильем большой или малой семьи. Окрестный лес, река, озеро, поле составляли владение семьи, и в это владение не могли проникать слабые, невооруженные чужаки. По выражению Н.М. Карамзина, «каждое такое семейство было маленькою независимою республикою» – особенно во всем том, что касалось внутреннего быта и уклада жизни большой семьи, построившей себе городище.

Укреплять свои жилища заставляли тогдашних людей разные обстоятельства. Страна была дикая, глухая, лесная, обильная всяким хищным зверьем, не боявшимся человека. Оградиться самому, спрятать за высоким валом домашний скот заставляла прежде всего эта нужда – страх перед зверьем. Еще страшнее, может быть, были люди, исконное население края, естественно встречавшее враждебно новых насельников, как новых соперников по охоте и лесным промыслам. Тут всегда можно было ожидать нападение с мечом и огнем: за крепким валом, обороняясь за его крутой насыпью, легче было отбить вражеское нападение, дороже продать врагу свою жизнь и жизнь своих близких. Сюда, в укрепленное дворище, сносилась вся добыча охоты, войны, мирного труда, здесь легче было ее охранять и беречь.

Когда с VIII века стало развиваться торговое движение по Днепру и по Волге, когда в стране, заселенной славянами, стали появляться большими и мелкими ватагами иноземные купцы-хазары, арабы, а особенно варяги, укрепленное жилище не потеряло своей полезности. Одной из главных статей тогдашней торговли были рабы. Этот товар пришлые гости, а потом и свои единоплеменники, занявшиеся торговлей, приобретали разными путями; возможность напасть на малочисленную семью, принадлежавшую к другому племени, нежели нападающие, была слишком соблазнительна, так как сулила легкий успех, и потому тогдашние купцы не могли не пользоваться таким соблазном, нападали на отдельные городища, сопротивлявшихся обитателей убивали, захваченных врасплох женщин и детей забирали в полон и везли и вели на продажу туда, где был спрос на такой товар. Поэтому-то в VIII и IX веках укрепленное жилище являлось не меньшей необходимостью для тогдашних людей, чем для их предков. Даже и еще позднее эта необходимость не миновала, особенно в землях ближе к степи, когда падение Хазарского царства открыло дорогу в приднепровские степи сначала печенегам, а потом половцам: все-таки хорошо укрепленное рвом и валом городище не так-то легко могло стать добычей степных наездников. Пока они займутся осадой, пока будут пытаться под меткими стрелами, осыпающими их с валов, пробиться через рвы и насыпи внутрь, пройдет время, может подоспеть помощь осажденным от соседей, да и сами хищники, потерпев урон, потеряв достаточно коней и людей, авось не выдержат и уйдут.

Вот почему городище долго оставалось излюбленной формой жилья в стране восточных славян.

Из таких городищ, служивших жильем отдельным семьям или родам, при благоприятном стечении естественных условий вырастали целые города. Члены всех задруг данной области – люди одного племени, говорят одним языком, имеют одни обычаи, живут одинаково, и потому, как бы ни была сильна внутренняя вражда отдельных частей племени, им легко сговориться действовать вместе, когда им всем грозит одинаковая опасность, например, нападение чужеземцев, или представляется одинаковая выгода, воспользоваться которой можно только сообща.

Внешняя опасность, боязнь нападения людей чужого племени или инородцев заставляет отдельные задруги сообща позаботиться о том, чтобы под рукой у них было такое верное и крепкое место, куда, в случае опасности, можно было бы спрятать имущество, укрыть женщин и детей, наконец, где могли бы с оружием в руках отсиживаться воины.

Для этого где-нибудь на высоком берегу реки, на полуострове, образуемом впадением в эту реку ее притока, на месте, с которого далеко и широко видно во все стороны, единоплеменники насыпают высокий и широкий земляной вал, плотно утрамбовывают его, укрепляют плетнем и по вершине вбивают стоймя частокол – ряд заостренных дубовых бревен. В такой стене проделывают ворота, строят даже башни, конечно, тоже деревянные – камня нет на той равнине, где они живут.

Внутри такого огороженного пространства можно поставить жилища и жить в них под защитой стены. Такое крепко огороженное пространство называют городом – от слова «городить».

Немало и таких остатков больших древнеславянских укреплений рассеяно на нашей равнине. Некоторые из них занимают по поверхности до двух квадратных верст. Собственно, эти остатки большой городьбы и следует называть городищами. Такие большие города являются укрепленными средоточиями для целого племени: тут происходили собрания племени для различных совещаний и суда, здесь же приносились общие жертвы богам. Жить возле города – это значило не только жить близко к месту, где при опасности можно укрыться, но и близко к средоточию жизни всего племени, где и поживиться легче и новостей узнать можно больше. Благодаря этому города становятся обширными и населенными. Если городище стояло на перепутьях торговых дорог, если естественное положение его было прочно, представляло хорошо от природы расположенную позицию, с которой удобно было направить торговый караван, то превращение крепости в торговый город при оживлении торгового движения по славянским рекам не могло заставить себя долго ждать. Естественные удобства привлекали к такому городищу людей, основывавшихся около него на жилье, и тогда вырастал город.

Летописная запись сохранила легендарный рассказ о том, как был основан Киев, ставший потом средоточием всей политической и экономической жизни страны, заселенной славянами. Предание, записанное летописцем, рассказывало, что на горном берегу Днепра, на трех соседственных холмах поселились три брата, занимавшиеся звероловством и всяким лесным промыслом в окрестных лесах, а может быть, державших перевоз через Днепр, как о том глухо упоминает летопись, оспаривая это известие. Эти три брата, Кий, Щек и Хорив, построили себе три жилья и общими усилиями насыпали себе «градок мал» – городище, которое было названо, по имени старшего из братьев, Киевым. Это и был впоследствии Киев. В основе старинного деления Новгорода на пять «концов», частей, тоже можно подметить, что сначала каждый из этих концов был самостоятельным городищем, и лишь впоследствии, но тоже в незапамятные времена, все эти городища образовали один город – Новгород Великий.

Управлялось древнеславянское племя «вечем», т. е. сходкой всех домохозяев. «Обо всем, что им полезно или вредно, они рассуждают сообща», – пишет о славянах грек-современник, и наш летописец говорит, что так было у славян «изначала».

Как не было у славян единой постоянной власти, так же не знали они разделения по сословиям или по богатству; это и понятно: сначала они жили родами, потом большими семьями, и каждый род, семья, сообща занимались всяким делом. Все, что добывалось ими от земледелия, скотоводства, пчеловодства и охоты, шло, главным образом, на собственную потребу семьи или рода, а не для продажи на сторону. Редко-редко представлялся случай выменять у заезжего купца-иноземца на добытые шкуры пушных зверей какой-нибудь товар иноземного производства. Каждая семья сама строила себе жилище, женщины в семье сами делали ткани, необходимые для одежды, «жили скудно и беззаботно, постоянно пребывая в грязи», как говорит, описывая жизнь славян, византийский писатель-современник.

Расположенные всегда вблизи от воды, на берегу реки или озера, городища одним этим указывают, какую важную роль имела в обиходе их жителей река: по реке не только пролегала дорога-путь к соседям, возможная, впрочем, только летом, – река еще круглый год кормила обитателей городищ своими рыбными богатствами. Что обитатели городищ были рыболовы, доказывают многочисленные находки грузил от сетей, обломков острог и даже как будто рыболовных крючков, изготовленных из костей. Обилие находимых в раскопках наконечников стрел, копий, топоров, рогатин свидетельствует, с одной стороны, о воинственном укладе жизни обитателей городищ, а с другой – говорит и о том, что важным для их быта занятием была охота в окрестных лесах за диким зверем и птицей; кости кабаньи, рога оленьи, лосьи и т. п., находимые в городищах, подтверждают догадку об охотничьих занятиях жителей городищ.

Главным занятием славян, кроме охоты, было земледелие. Арабские писатели рассказывают, что у славян хлеб составлял главную их пищу, и особенно любили они просо, что отмечают также и греческие авторы. По словам Константина Багрянородного, хлеб и мясо были обычным жертвоприношением, а следовательно, и обычной пищей, потому что у всех народов издавна велось приносить в жертву богам то, чем сами питаются, выбирая лучшее. Еврейский путешественник X века Ибн-Якуб отмечает, что земля славян обильна всякого рода жизненными припасами, что славяне народ хозяйственный – и занимаются земледелием усерднее, чем какой-либо другой народ. И наши летописные сказания сохранили черты, рисующие славян как земледельцев. «Все наши городи… делают нивы своя и землю свою», – говорила Ольга древлянам.

Археологические находки подтверждают эти записи. В могилах страны полян, древлян, северян и других племен находят железные серпы и зерна ржи, ячменя, овса, пшеницы. Надо думать, правда, основываясь на данных XI века, что известны были славянам еще: горох, лен, мак; из земледельческих орудий письменные памятники знают рало, или соху, плуг, борону, мотыгу, цеп. Пахали лошадями и волами. Судя по археологическим находкам костяков, лошади были неважные, малорослые и слабые. Соха представляла собой подобранный удобно по своему искривлению сук или корневище, круто обожженное там, где соха наших времен имеет сошники. Такое орудие, конечно, еле царапало землю. Но мы и не должны думать, что сельское хозяйство тех времен по своим приемам и орудиям стояло на очень высокой степени развития. Скотоводство тоже с давних пор было одним из занятий славян, и археологические данные – остатки костей домашних животных: лошадей, овец, свиней, волов, коз – свидетельствуют об этом. Остатки птичьих костей, между прочим, кур, и яичная скорлупа позволяют говорить даже о птицеводстве у древних славян. Записи арабских и византийских писателей, говоривших о жертвоприношении у славян, упоминают быков, собак, петухов, овец и тем совпадают с данными археологии. Что скотоводство было вообще широко распространено, указывают свидетельства, говорящие о широком употреблении мясной пищи, материал для которой доставляла и охота. Мясо ели не только воловье и овечье, но и конское, «по тонку изрезав конину ли, зверину ли или говядину, на углех испек, ядяше». Крупный скот, волов и лошадей, славяне юга приобретали у своих степных соседей, как о том рассказывает Константин Багрянородный. Скот разводили и держали славяне не только ради мяса, но и для молочных продуктов. Такие слова, как млеко, сыр, творог, масло – очень древнего происхождения, так же как слова «руно» и «вълна» (волна), обозначавшие шерсть и свидетельствующие, следовательно, о том, что славяне умели стричь овец и изготовлять шерстяные ткани.