Полная версия
Проект ВИЛ
Как опытный бюрократ, она не упускала возможности завести полезные знакомства с влиятельными людьми. Хотя ещё месяц назад наотрез отказывалась выписывать мизерную премию, объясняя это тем, что «всех этих клерков самая дешёвая сеть «Окассио» заменит». Забывая, правда, что такая сетка стоит дороже всех нас, включая наши внутренние органы.
Ровно в девять ноль-ноль внизу меня ждала машина. Я спустился в фойе. Сергей буквально прилип к маленькому окошечку, пытаясь рассмотреть шикарный седан. Старенький стол был готов рассыпаться в пыль под брюхом консьержа. Сергей только что не повизгивал от восторга.
– Ты видал? – он отлип от стекла, оставив на нём жирный след. – По чью душу приехали, интересно? Заблудились может?
– Это за мной, – почему-то мрачно ответил я.
Сергей открыл рот и так и остался сидеть. Всё тот же водитель, всё так же молча, открыл мне дверь и мы поехали в штаб-квартиру. Пару раз я пытался с ним заговорить. Хотя бы о том, сколько обычно тут платят, как тут с отпусками и как у них вообще? Но водитель говорил только, что не может обсуждать это со мной. Очень сомнительно было, что ему запрещено обсуждать свою зарплату, но настаивать я не стал. Ничего, подумал я, вот получу должность, будешь меня ещё до дома официально возить и за пончиками с кофе мне бегать.
От мысли, что я впервые в жизни смогу заставить кого-то носить мне кофе, мне как-то сразу полегчало. Даже перспектива личного водителя не казалась тем, что может затмить возможность получения бодрящего напитка по первому свистку.
Машина неслась по пыльным улицам. Мы проскочили полицейское заграждение: полицейские и взглядом не повели в нашу сторону. Ближе к штаб-квартире, нам стали попадаться такие же седаны, как наш. У всех был золотой змей на боку и все двигались в том же направлении.
Через двадцать минут знакомый лифт уже поднимал меня наверх. На этот раз, меня никто не встретил и я в растерянности вертелся посреди коридора. Я совершенно не мог вспомнить, где находится кабинет Алины. Если, конечно, это был её кабинет. Откуда-то неподалёку доносился мерный гул каких-то механизмов. Послышались шаги и ко мне подошёл мужчина в мешковатом коричневом костюме. Он обладал резкими движениями и военной выправкой. Маленькие, глубоко посаженные глаза внимательно осмотрели мою мятую рубашку и впились в мои глаза, не отрываясь.
– Вы здесь новый? – маленькие глазки продолжали сверлить меня.
– Да, доброе утро. А вы здесь, чтобы меня встретить? Я на должность пресс-атташе. Проект ВИЛ.
Маленькие глаза сузились и превратились совсем в щёлочки.
– Даже внутри этих коридоров, не стоит упоминать названия проектов в разговоре с незнакомцем. Видимо, вы здесь совсем новый.
Я смутился и вновь почувствовал себя мелкой дворняжкой, случайно забежавшей на выставку отборных ротвейлеров и которую сейчас выкинут за шкварник на улицу. По коридору застучали мелкой дробью чьи-то шаги, очень поспешные. К нам подбежали двое в медицинских халатах: коротышка в толстых очках и высоченный худой парень с растрёпанными волосами. Почему-то на мгновение мне показалось, что нас с «маленькими глазками» прямо сейчас увезут в сумасшедший дом.
– Извините, – задыхаясь, сообщил один из «белых халатов», – Залужин… задержал. Пойдёмте, мы вас проводим. Глеб Викторович, вы с нами?
Он повернулся к «маленьким глазкам», очевидно, обращаясь к ним. Мне подумалось, что таких людей называют просто «товарищ майор», но никак не Глеб. Даже если Викторович.
– Нет-нет, – этот Глеб так и не отводил от меня взгляд. – Меня это не касается.
Он отправился дальше по коридору, не оглядываясь. Двое в белых халатах заторопились по коридору, я еле поспевал за ними.
– Ну, как сегодня? – коротышка без остановки поправлял свои огромные очки, норовившие свалиться с его носа. Он спотыкался через каждый шаг.
– Вроде нормально, – отвечал долговязый. – Проснулся, уже поел вроде. Он всё ещё считает, что находится в Германии. Что его к нам на лечение отправили. Видно, уже тогда плохо себя чувствовал, раз так подумал сразу. Вопросы задаёт. Хорошо, что этого прислали, – долговязый мотнул головой в мою сторону. – А то пёс его знает, что ему отвечать?
Продолжая оживленно беседовать, они вошли в какую-то дверь. Это оказалось небольшое помещение с несколькими столами, на каждом красовался фирменный моноблок «Ранасентии». Коротышка взял стул от одного из них, придвинул к другому столу и указал на него. Я сел. Долговязый уселся по другую сторону стола, а второй стал возиться с кофемашиной, стоявшей неподалёку на стойке, напоминавшей барную.
– У нас очень мало времени, – сообщил долговязый. – Но нам нужно пройти тестирование на полиграфе, взять у вас анализы, а потом передать вас службе безопасности. У них там свои методы проверок, нам они их не доверяют.
– Какие анализы? Какие ещё методы проверок? – не понял я.
– Да вы не переживайте, – весело крикнул коротышка от кофемашины. – Все через это проходят. Правила компании. Это не так страшно.
По кабинету стал растекаться запах хорошего кофе. Через пару минут, они подкатили ко мне детектор лжи (по крайней мере, я решил, что это именно он) и подключили ко мне несколько электродов, неаккуратно завернув рукава рубашки и окончательно смяв их.
– Вы умеете хранить секреты? – долговязый вновь сел за стол.
– А что, вы знаете как заработать миллион за три дня? – заговорщицким шёпотом спросил я.
Он продолжал спокойно смотреть на меня.
– Простите, – смутился я. – Умею.
Последовала череда самых стандартных вопросов: очевидно, проверялась моя благонадёжность и верность идеалам нового работодателя. Проблема в том, что я, собственно, не знал этих самых идеалов. Поэтому аппарат часто верещал, принимая моё незнание за враньё.
– Послушайте, – возмутился я, наконец. – Что за архаизм? Вы бы меня ещё пытками проверяли! Давайте я пообщаюсь с вашей нейросетью и всё! Её ж я всё равно не обману!
Они как-то странно на меня посмотрели. На экране моноблока открылось новое окно и в нём показалась Алина, принимавшая меня вчера на работу. Позади неё метался старичок с блестящей лысиной, тоже в белом халате, размахивал руками и, кажется, был крайне чем-то недоволен. Алина тоже не выглядела счастливой.
– Вы закончили? – нетерпеливо спросила она.
– Неа, – радостно ответил коротышка, отхлёбывая пышущий паром кофе. – Мы ещё на стареньком полиграфе сидим.
Алина поморщилась.
– Заканчивайте и передавайте его в «эсбэ».
– Но…
– Нет времени! Матвей Альбертович рвёт и мечет уже! Передавайте его дальше, а с этим всем разберёмся позже.
Она отключилась. Двое как-то сразу сникли.
– «Эсбэ»? – переспросил я.
– Служба безопасности, – уныло ответил долговязый. – Ладно, тогда позже закончим. Пойдёмте, я вас провожу.
Он поплёлся к двери. Та распахнулась и бедняга еле успел отскочить в сторону, чтобы не получить по носу. На пороге стояли двое крупных ребят в таких же строгих костюмах, что был на водителе. Я поспешно встал и пошёл за ними, на ходу расправляя рукава.
Мы шли по коридору ещё быстрее, чем с коротышкой и длинным. Чуть ли не бежали. Эти двое молчали, в воздухе чувствовалась какая-то нервозность, спешка. Перед нами оказался ещё один лифт, который поднял нас ещё выше. Здесь было гораздо тише. Меня завели в просторное помещение с панорамным окном. Возле него стоял Глеб «маленькие глазки» Викторович. Он со скучающим видом созерцал столицу.
Меня посадили за маленький столик с терминалом напротив длинного стола, за которым оказалось с десяток человек. Мужчины и женщины, старые и не очень, они безучастно смотрели на меня. Ощущалось, что всё происходящее им мало интересно и они здесь – по долгу службы.
– Борис Сергеевич, – начал тот, что сидел посередине, – мы должны проверить вашу благонадёжность и неприверженность взглядов наших конкурентов.
Он замолчал. Я неуверенно кивнул. Появилось стойкое ощущение дежавю.
– Итак, – сидевший во главе стола открыл настоящую бумажную папку. – Вы претендуете на должность пресс-атташе в одном из наших проектов.
Я оглянулся на Глеба. Тот слегка поднял брови и кивнул в сторону говорящего. Мол, смотри как надо названия проектов называть.
– Мы зададим вам серию вопросов, – продолжал главный будничным тоном. – Затем вам предстоит беседа с нашей нейросетевой системой. После чего, в случае одобрения…
Дверь раскрылась и в комнату, словно метеор, влетела Алина. Вид у неё был разгневанный. Ничего от вчерашней благожелательности в ней не осталось. Разве что воздух вокруг неё не искрил. Тем не менее, я очень обрадовался ей: прямо чувствовал, что увязаю в бюрократическом болоте, как будто и не уходил из МИДа, а она казалась мне островком благоразумия.
– Послушайте, – зашипела она, встав рядом со мной. Я чувствовал запах её духов. – Это не может подождать? Матвей Альбертович срочно требует консультанта к себе. Его ещё нужно ввести в курс дела!
– Матвей Альбертович здесь ничего не решает, – спокойно ответил какой-то дед по правую руку от председателя. Члены комиссии с готовностью закивали. – Поправьте меня, если ошибусь: проект господина Залужина – головной проект компании. И наверное вполне естественно, что все присутствующие хотят не допускать в него случайных людей.
Алина чуть успокоилась, но кулаки не разжала. Она так и стояла возле меня, словно медведица, защищавшая медвежонка.
– Да сколько можно терять время? – воскликнула она. – Скольких консультантов вы забраковали за два месяца? Нам нужен человек уже давным давно!
Алина обернулась на Глеба, видимо ища поддержки. Он пожал плечами, показывая, что это не ему решать. Мне показалось, что в его хитрых глазах мелькнул огонёк озорства. С дальнего конца стола поднялась седовласая женщина:
– Если бы вы подбирали нормальных кандидатов, то никто бы их не браковал! Вы присылаете сюда такое отребье, что смотреть тошно и говорите, что это знатоки истории! Что они нам жизненно необходимы! И тратите, между прочим, и наше время тоже!
Она плюхнулась обратно в кресло и фыркнула, как боевой конь. Я рассматривал смятые рукава своей рубашки, хмурился и пытался понять, в какой момент времени пресс-атташе превратился в консультанта с обязательным знанием истории?
– И сейчас, – продолжила седовласая, – вы всё ещё тратить наше время. И своё, кстати, тоже.
Алина вздохнула и как будто стала меньше ростом. Потом она наклонилась ко мне и прошептала в самое ухо, обдав меня горячим дыханием:
– Держитесь. Вы именно тот, кто нам нужен. Мы вас не отдадим.
Она вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Председатель повёл плечами:
– Продолжим.
Терминал на моём столике ожил. На экране высветилось «Ранасентия окк. Версия 12.7». Настоящая речевая модель нейросети! С тех пор, как их запретили, они стали доступны только правительству и мегакорпорациям. Конечно, все знали, что эти структуры нарушают запрет, но говорить об этом было как-то не принято. Рядом с камерой загорелся зелёный индикатор: искусственный разум намеревался не только анализировать мои ответы, но и следить за моей реакцией на разговор. Члены комиссии зашуршали листочками, открывая старомодные бумажные папки, что меня удивило: никаких электронных планшетов.
Нейросеть тепло со мной поздоровалась и стала задавать вопросы, абсолютно не связанные с работой в «Ранасентии» и, на мой взгляд, не имеющие ничего общего с проверкой на благонадёжность. К примеру, мне предлагалось выбрать, кого я переведу первым через дорогу: девочку, старушку, женщину или ветерана? Я поинтересовался, куда именно я их перевожу. Сеть не ответила и задала следующий вопрос. Мой любимый цвет, какие я предпочитаю фрукты, помню ли я прошлогодний первый снегопад? Вопросы сыпались из терминала, как из рога изобилия. Всё это продолжалось не менее часа. Все сидели неподвижно, изредка что-то чиркая в своих папках. Только Глеб, наконец, отцепился от окна, переместился куда-то вглубь помещения и сел там, в тени.
Наконец, на экране высветилось «Спасибо за ответы» и терминал выключился. Председатель что-то нажал и повернулся к стоящему на его столе монитору.
– Итак, – сказал он, быстро пробежав глазами по экрану, – ваша благонадёжность составляет пятьдесят восемь процентов.
– Это не очень хорошо, да?
– Да. С большой долей вероятности, вы можете продать наши секреты даже на минимальных условиях. Вас могут запугать, использовать ваших близких для давления на вас. Вас легко убедить в своей правоте. И вы склонны к левым взглядам. Мы не можем предложить работу такому человеку, как вы.
Я сник. Я так обрадовался перспективе работы в корпорации, что совсем не подумал о том, что это так и может остаться только перспективой. Да, лотерейный билет у меня был, но вот только он не оказался выигрышным. Я в пол уха слушал вопросы и лениво отвечал, исключительно машинально. Где-то позади вышел из тени Глеб и, похоже, собирался уходить. Члены комиссии тоже заметно расслабились, стали переговариваться и никто, кроме председателя, не слушал меня.
Зазвонил телефон и все мгновенно замолчали. Даже замерли. Председатель побледнел, зачем-то встал и снял трубку.
– Алло?
Все как будто пытались отодвинуться от него подальше, словно он прокажённый.
– Да, – председатель достал платок и вытер выступившую на лбу испарину. – Только основные тесты, да. Нет, ещё не брали. Наверное не будем. Ведь всего пятьдесят восемь! Да, мне сообщали об успехах и сроках, но…
Он замолчал и закрыл глаза. Кажется, можно было расслышать чей-то злобный голос из динамика трубки. Председатель положил трубку и стал смотреть прямо перед собой.
– Как председатель комиссии, предлагаю утвердить Бориса Еремеева на должность специального консультанта в проекте ВИЛ. У кого-нибудь есть возражения?
Все молчали, потупив взгляд или уставившись в окно. Только Глеб смотрел на меня неотрывно своими глазами-щёлочками.
– Утверждаю, – председатель устало опустился в своё кресло.
Ко мне быстрыми шагами подошёл Глеб. Я машинально встал и он пожал мне руку:
– От всей души поздравляю, – в его голосе не было и тени притворства. – Позвольте, я провожу вас.
Он обнял меня за плечи и вывел в коридор. Я растерянно оглянулся на проверяющих: они собирали свои бумаги и старались не смотреть друг на друга. Видимо, они решили поскорее забыть всё, что здесь произошло. Никто не пытался меня остановить или что-либо сообщить мне.
Как только мы покинули комнату, Глеб отпустил меня, заложил руки за спину и неспеша пошёл по коридору. Его шаги гулко отскакивали от серо-белых полимерных стен.
– Что это было? – спросил я.
– Вы о чем? Ах, о собеседовании? Поздравляю ещё раз.
– Почему меня приняли? Было же понятно, что я не прохожу. Кто это звонил?
– Полагаю, что Габриэль Симонов, – Глеб помолчал. – Это глава компании.
– Глава компании? – ошалело спросил я. – Но почему? С чего такая честь? Приятно конечно, не спорю, но странно.
Глеб дёрнул щекой.
– Понимаешь, для него этот проект – очень, очень, оооооочень важная вещь. И он хочет запустить его как можно быстрее. А они и так выбиваются из графика, – Глеб мотнул головой куда-то вдаль, видимо показывая, где находятся «они». – Не думаю, что Симонов проникся симпатией к тебе. Смею предположить, что ему на тебя плевать. Но без консультанта проект буксует и его это беспокоит.
Я начал злиться.
– Что-то я ничего не понимаю. Меня приглашают на работу, потом говорят, что я не подхожу, потом вдруг сам директор меня берёт, хотя я даже не знаю как он выглядит! И всё это ради мега-супер важного проекта, сути которого мне никто не объясняет! Поднадоело как-то, честно говоря!
Мы остановились перед прозрачными дверьми. За ними красовался кафетерий, а за очередным панорамным окном угадывался балкон с несколькими столиками. Внутри практически никого не было: всего несколько человек. Глеб кивнул на дверь.
– Она тебе лучше объяснит.
Я проследил за его взглядом. Возле окна, за одним из столиков, сидела Алина. Она хмурила изящные бровки.
– А вы?
Почему-то вдруг мне захотелось заручиться поддержкой Глеба. Наверное потому, что на фоне бюрократов он производил впечатление пускай неприятного, но хотя бы вменяемого человека. Видимо, он обладал чертой характера располагать к себе с первого взгляда. Такие люди вроде бы ничего особенного не говорят и не делают, но все вокруг проникаются к ним если не симпатией, то уважением.
– А я в проекте не участвую. Я за ним наблюдаю.
Глеб пошёл дальше по коридору, всё так же заложив руки за спину и насвистывая какую-то песенку. Я хмыкнул и уже хотел толкнуть дверь, но они открылись автоматически и меня встретил сногсшибательный запах свежей выпечки.
Бармен за стойкой приветливо улыбнулся. Я кивнул ему, прошёл к её столику и встал так, чтобы она меня сразу увидела.
– Можно?
Она подняла на меня свои большие красивые глаза и сразу перестала хмуриться.
– Ах, Борис, наконец-то! Присаживайтесь. Как всё прошло?
– Да как-то странно, честно говоря. – Мой уровень доверия эээ, что-то около пятидесяти, – по её лицу пробежала тень. – Но потом кто-то позвонил председателю и меня приняли! Глеб считает, что это звонил Симонов.
– Глеб?
– Угу, Глеб. Стоял там, у окна. В коричневом костюме. Викторович.
С минуту она непонимающе смотрела на меня, затем её лицо просияло.
– Аааа, вы про Мещерякова. Он не здешний. Думаю, это правда звонил директор. Этот проект очень важен для всех нас. И для него тоже. Борис, да вы присаживайтесь!
Я сел. К нам подскочил официант и, глядя в пространство, протянул мне меню. Я машинально хлопнул себя по карману, хотя и без этого понимал, что всех моих сбережений не хватит на местный пирожок с капустой. Алина хитро улыбнулась.
– Здесь всё бесплатно для сотрудников, – она повернулась к официанту, взмахнув огненно-рыжими волосами. – Мой коллега ещё не получил пропуск, так что запишите на мой «айди». Будьте добры, один кофе и два круассана со сливочной начинкой. Спасибо.
Алина сделала глоток из маленькой чашечки. Я посмотрел в окно. Солнце уже клонилось к западу и в его лучах стали появляться первые нотки заката. Город тонул в серо-оранжевой дымке, до такой высоты не могли долететь ни его вонь, ни шум переполненных улиц. Над домами сновали вездесущие дроны, казавшиеся отсюда мухами, снующими вокруг переполненной мусорки. Находиться на такой высоте, так близко к огромному окну было непривычно и страшно.
Передо мной возникло блюдо с двумя явно только что испечёнными круассанами, а рядом оказалась миниатюрная чашечка чёрного кофе. Официант оставил сахарницу, сливки и бесшумно удалился. Я услышал, как урчит мой пролетарский живот и поспешно закашлялся, стараясь заглушить постыдный звук. Запах просто сводил с ума. Алина чуть склонила голову, откинувшись на спинку стула и наблюдала за моей трапезой.
– Вы так не беспокойтесь, Борис. У нас хорошо работать. Поймите правильно: обычно эти процедуры и проверки занимают месяц. А то и больше. Но людей вашего профиля найти нелегко. А предыдущие кандидаты были, гм… В общем, они точно не подходили. А вы нам подходите идеально, в этом никто не сомневается. За пару дней вас введут в курс дела и вы освоитесь. Мы с вами прекрасно сработаемся.
– А можно на «ты»? – внезапно для самого себя спросил я и поднял на неё глаза.
– Можно, – улыбнулась Алина.
Я расправился с едой и вытер рот приятно пахнувшей салфеткой.
– Ты можешь хотя бы теперь объяснить мне на какую работу я подписался? И, кстати, какие-нибудь бумаги мы вообще будем подписывать? Не думаю, что вы хотите взять на меня кредит, но всё-таки…
– Боря, – она стала максимально серьёзной и положила руку на стол, словно хотела взять меня за руку. – Не переживай, я же говорю тебе. На тебя много всего свалилось, но скоро ты освоишься. И бумаги будут все подписаны, тут у нас за нос никого водить не принято. Сегодня тебе ещё надо успеть поговорить с Залужиным – это глава проекта. Он тебе всё объяснит. Работа будет для тебя непривычная, да наверно и не найдётся человека, для кого бы она оказалась привычным делом! Но поверь, что как бы странно это не звучало, с твоими знаниями ты справишься блестяще. Потом тебе дадут освоиться с нудной, ой, нужной информацией для работы. Мы все тебе поможем. Матвей Альбертович прямо сегодня хотел допустить тебя к ВИЛу, но его отговорили. Уж очень он переживает за его ментальное здоровье.
– Так что такое ВИЛ?
Мгновение Алина молча смотрела на меня.
– Идём.
Она решительно встала и повела меня к выходу. Бармен нам поклонился.
– Напомни мне, что нужно выдать тебе костюм, – бросила она на ходу.
Мы довольно долго шли вдоль полимерных стен. Мы сворачивали столько раз, что я бы ни за что не нашёл дорогу обратно самостоятельно. Иногда спускались и поднимались на пару этажей по обычным лестницам. Мы прошли через несколько постов охраны и каждый раз охранники пускали нас неохотно, поскольку никаких документов у меня с собой не было, а видели они меня в первый раз. Спасали только документы Алины, которая, судя по тому, как легко с ней соглашались, была здесь на хорошем счету. Людей стало попадаться больше и через минуту мы вошли в обширное помещение, больше всего напоминающее центр управления полётами: ровными рядами, уходящими в высоту, как в университетской аудитории, здесь были установлены компьютерные терминалы. За ними сидели люди, о чём-то оживлённо переговариваясь, но бо́льшая часть мест пустовала. Напротив терминалов были установлены огромные экраны, показывающие некие помещения. В этих помещениях суетились люди в белых халатах, некоторые из них были в герметичных костюмах химической защиты. Одна комната разительно отличалась от остальных: белоснежные стены, минимум мебели. Почему-то я сразу подумал, что эта комната стерильна. В ней, на простой кровати, лежал завёрнутый в одеяло человек, отвернувшись от камеры к стенке. Под экранами можно было рассмотреть три одинаковые двери.
Стоило нам войти в этот «ЦУП», к нам тут же подошли двое:
– Вы кто?! Это режимный объект! Алина Владиславовна, вы знаете правила, никаких посторонних тут быть не должно!..
– Да тут всё здание режимный объект, – устало ответила Алина, ничуть не смутившись.
Откуда-то сверху донёсся старческий голос:
– Алиночка, свет мой! Наконец-то вы здесь!
К нам спешил старичок с блестящей лысиной. Кажется, именно тот, который что-то яростно кричал по видеосвязи, когда Алина спасла меня от долговязого и коротышки. Игнорируя растерявшуюся охрану он сразу подскочил ко мне и стал с энтузиазмом трясти мою руку.
– Наконец-то! – повторил он, преданно заглядывая мне в глаза. – Наконец-то мы вас нашли! О, эти бюрократы со своими процентами! Я ведь просил! Объяснял! Даже угрожал этим бестолочам! Но без Симонова, как всегда, дело не сдвинулось. Как я рад, что мы нашли вас. Мог ли я представить, что в моей работе мне понадобится историк, ха!
Старичок продолжал трясти мою руки с пугающим остервенением. Алина кашлянула:
– Матвей Альбертович.
– А? Да! Простите, – он отпустил меня, взял под руку и повёл через зал. – Меня зовут Матвей Альбертович Залужин. Я глава проекта ВИЛ. Прошу меня извинить, в последние дни, слава Богу, у нас полно работы, но не уделить вам десять минут я просто не могу! Это будет преступлением! Идёмте.
Он отвёл меня к двери возле экранов и распахнул её. Я оглянулся на Алину. Она вымученно улыбнулась. Залужин затолкал меня в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Он быстрыми шагами направился к своему столу, указав на стул для посетителей. Я чуть расслабился, сев на стул, надеясь получить все ответы у своего, получается, непосредственного руководителя.
– Борис, вы хорошо знакомы с историей девятнадцатого и двадцатого веков? Особенно, со второй половиной девятнадцатого и первой половиной двадцатого? – Залужин уселся в кресло и сложил руки в замок.
– Гм, ну, у меня есть научная статья о причинах кризиса и начала Первой империалистической войны… Крестьянские восстания, предпосылки Октябрьской революции… А по истории девятнадцатого века я писал диплом. Если мы говорим об истории нашего государства, само собой. Так что да, можно сказать, что знаком.
Залужин, услышав слово «империалистической» улыбнулся и энергично закивал.
– То, что нам нужно, – промурлыкал он, чуть крутясь в своём кресле. – Мы не просто нашли вменяемого человека-историка, но ещё и с академическими знаниями нужного периода! Ах, как прекрасно! А ведь нашли в последний момент. Не иначе, как само провидение нас направило. Как вы наверняка знаете, мы пытаемся достичь бессмертия для человека. Амбициозная задача подразумевает копирование биоматериала из заведомо собранных образцов и выращивание нового тела с разумом и памятью, полностью повторяющими оригинал. Нам удалось расшифровать генетическую память, чтобы восстановить личность человека, а не просто вырастить кусок мяса с тем же лицом. Благодаря биотехнологиям и генной инженерии, мы также способны лишить человека врождённых заболеваний, мутаций, даже если они преследовали его в прошлом теле! Мы даже способны вносить изменения в генетический код, существенно замедляя процесс старения! И мы сможем воскрешать человека не дряхлым стариком, если таковым он ушёл от нас, а предоставить человеку возможность выбрать, в каком возрасте он хочет провести вечность! Ведь как только старое тело придёт в негодность мы просто вырастим новое!