Дедушкины глаза

Дмитрий Симонов

Дедушкины глаза

Я пишу этот дневник уже в четвёртый раз. Несмотря на то, что всё давно закончилось, и в моем случае закончилось удачно, я до сих пор боюсь за себя и за своего сына. Да и вряд ли можно назвать счастливой концовку, которой предшествовали тридцать пять лет жизни в страхе, расстроенные нервы и постоянная паранойя.

Сначала я вел дневник, чтобы выговориться. Первое мое душеизлияние на непорочную бумагу было детским и невинным. Его впитала обычная, как и моя жизнь, школьная тетрадь в клеточку из сорока восьми листов. Я сжёг ее сразу же, как услышал от отца: «Завтра проверю у тебя домашнее задание». Даже мысль, что он вдруг случайно заглянет туда и обо всём догадается или – еще хуже – узнает, что я подозреваю его в колдовстве и подмене, наводила на меня такой ужас, что я испепелил дотла все страницы моей детской исповеди. Последующие дневники подверглись той же участи. Я всегда понимал, что записи вести опасно, но оставаться наедине со своими мыслями я не мог. Даже в студенчестве, будучи далеко от дома, я чувствовал, что нахожусь не только под слежкой, но и в опасности. Таков был мой удел, моя ноша, моя жизненная цель. Я всегда мечтал отомстить этому проклятому человеку, захватившему тело моего отца. Человеку, представляющему для меня угрозу, а впоследствии – угрозу для моего сына. Именно последний факт заставил меня действовать решительнее и проявить инициативу. Но обо всём по порядку.

Я родился в семье Горынцевых. Помимо крепкого здоровья и высокого роста, я унаследовал голубые глаза с тёмно-синими крапинками. Многим, кто видел меня и отца, казалось странным, что они у нас в точности одинаковые. Мы слышали много хвалебных слов и рассуждений о непостижимости генетики и о силе рода. Потом я часто придумывал небылицы, вроде того, что это суперсила, с помощью которой отец может видеть моими глазами, а я – его. Но мы были не единственными счастливыми обладателями одинаковых глаз. Такие же были и у дедушки.

Всё детство я провёл именно с ним. До его смерти. Дед жил в доме у леса, и я частенько забегал к нему. Родители могли оставить меня там на месяц. И я был рад пить чай с малиной и чабрецом, слушать предания о нашем древнем роде, узнавать факты о целебных растениях и защитных свойствах камней, запоминать поверья и приметы. Его дом всегда наполняли душистые ароматы, и оттого он казался волшебным. Особенно мне нравилось жечь костёр летними ночами. Дед подкидывал травы – пахло опьяняюще – и что-то шептал себе под нос. Мог ли тогда я, десятилетний юнец, подумать, что это было настоящим колдовством, а дед шептал заговоры, защищаясь от нечисти? Однозначно нет. Только спустя годы я понял, почему мой дедушка так меня любил, холил и лелеял. Для него я был новым сосудом, молодой человеческой тушкой, в которую после физической смерти деда должна была переселиться его душа. Он даже назвал меня в свою честь – Савелий. Наверное, чтобы не привыкать к чужому имени. Отца же моего звали Владимир.

Однажды в ночь на Ивана Купалу дедушка объявил мне, что скоро он покинет этот мир. Я плакал, как может плакать десятилетний мальчик. Он долго успокаивал меня, а потом попросил об одной услуге. Как сейчас помню его дрожащий, но ласковый и убаюкивающий голос.

– Нынче, внучок, люд не верующий. А наш род пошел еще от язычников. Мы всегда жили на этой земле, и у нас было заведено хоронить родственников по-особому. – Он достал два прозрачных камушка, круглых и плоских, как блины. – Я прошу тебя, когда все будут прощаться со мной, подойди, открой мне глаза и положи эти два камня. Не забудь проверить, чтобы они ровно лежали. Если хочешь, чтобы моя душа не горела в аду, это нужно будет сделать. Для меня. Я буду вечно тебе благодарен и обещаю всегда находиться рядом и защищать тебя.

Я отнекивался, он уговаривал. И в итоге два проклятых камня оказались-таки в моей шкатулке. Я был уверен, что мне никогда не придется этим заниматься, но через несколько дней дедушка скончался от сердечного приступа. Уже сейчас, будучи взрослым, я понимаю, что дед выбрал самую верную тактику. Кто, как не ребёнок, пойдет осуществлять последнюю волю покойного? Кто незаметно проберётся и положит два камня на глаза мертвецу? Никто, кроме внука, не сделает этого для любимого дедушки. И я почти что сделал. Но моя наивность была не единственной причиной его выбора. Переселившись в молодое тело, дед получил бы уйму возможностей и максимально продлил бы свою жизнь.

Этот день я помню как сейчас. Синий гроб с постелью из красного бархата стоял открытый. Тело мёртвого деда со скрещёнными на груди руками лежало бездыханным, а мое сердце бешено колотилось. Кулаки сжимали два заветных камня. И хотя ночью я уговорил себя не делать этого, утром я уверенно направился к деду, решив, что должен выполнить просьбу, по крайней мере, в память о нем.

Тогда это казалось мне простым делом. Тем более никто подолгу не сидел у гроба, гости то приходили, то уходили. Если бы сейчас меня попросили сделать то же самое, вручив два камня и пару миллионов в придачу, я бы без зазрения совести отказался. Но мое детство не знало преград.

Оставшись один на один с покойником, я подошел к самому краю гроба. Рядом с ним горела свеча, купленная в храме. Ее пламя тихонько колебалось и коптило чёрным дымом. Поборов страх и сомнения, я трясущейся рукой потянулся к правому веку. До сих пор помню это холодное прикосновение к мёртвому телу. Веко аккуратно приподнялось, и на меня уставился бледно-синий с маленьким крапинками глаз дедушки. Я поднес камень к глазу и положил его. Когда я открыл второе веко, у меня по спине пробежал холодок. В тот самый момент, когда я потянулся ко второму глазу, свеча резко потухла. От страха моя рука предательски дёрнулась, заветный камень выскользнул из мокрой ладони и закатился за спину покойного. В комнате весь день было темно из-за туч, загораживающих солнце, но когда потухла свеча, мрак сковал всё пространство.

В поисках камня я несколько раз опускал руку в гроб, но, касаясь мертвеца, брезгливо отводил ее. Всё это время открытый глаз дедушки смотрел на меня с укоризной. Хотелось закрыть его, но, вспомнив, что мне снова придется его открывать, я решил быстрее найти камень и покончить с этим делом. Ко всему прочему, я ощущал опасность: в любой момент кто-нибудь мог зайти, чтобы проститься с покойником, и поймать меня за этим странным ритуалом. Из соседних комнат и кухни доносились причитания и разговоры, а я чувствовал себя противно и рыскал ручонкой по гробу в поисках «дедушкиного подарка».

По закону подлости, как только я его нащупал, в комнату зашел отец. Я до сих пор помню его негодующий и полный печали взгляд.

– Что ты делаешь? – возмущённо спросил он и прикрыл дверь.

Я не отвечал. Он повторил вопрос. Я уставился в пол и продолжал молчать.

– Зачем ты это делаешь?

– Меня дед перед смертью попросил, – тихо ответил я.

– Попросил о чем?

– Положить эти два камня ему на глаза.

– Я понял. Дай мне камень и иди отсюда. Хватит с тебя.

Я посмотрел на его протянутую руку и заплакал.

– Он говорил, что так надо! Что, если так не сделать, он будет гореть в аду. Что это традиции нашей семьи… – плача, доказывал отцу я.

Если бы я мог сейчас отмотать время назад, я бы отдал отцу камень, он бы положил его в карман, соврав мне, что всё сделал, и мы жили бы долго и счастливо. Но я уговорил своего любимого, обожаемого отца на смерть.

– Я всё сделаю, – сказал он.

Я передал ему камень и объяснил, что потом нужно будет посмотреть в глаза деду сквозь них. Он внимательно выслушал и погладил меня по голове.

– А свечку-то зачем потушил? – спросил он, щелкнув зажигалкой.

– Она сама потухла, – честно ответил я.

В комнате снова стало светло, но пламя свечи дрожало и билось в разные стороны. Я еще раз посмотрел в открытый глаз деда, и у меня в горле застрял ком.

– Иди, я всё сделаю, – сказал отец.

И он сделал. Я не представляю, через какую боль, а главное, какую смерть, прошел мой отец. Но из той комнаты вышел уже не он – оттуда вышел дед. Они поменялись. Однако я понял это не сразу.

Я стоял рядом с дверью и видел сквозь рифлёное стекло, как отец заносит руку над покойником. Когда свеча снова погасла, мне показалось, что мое сердце остановилось, а на голове зашевелились волосы. Затаив дыхание, я всматривался в тёмные силуэты. Вдруг дверь открылась.

– Пап, ты всё сделал? – тихо спросил я.

– Всё, – тяжело и недовольно ответил он.

Я заглянул в комнату, где лежало тело дедушки, и увидел вернувшийся мрак.

– А что свечу не зажёг? – по-детски наивно спросил я.

Он посмотрел на меня с ненавистью и горечью. И хотя губы моего отца улыбались, а тон голоса был спокойным, в глазах отражалось нечто ужасное.

– Мёртвым свечи уже ни к чему. Но если хочешь, иди, зажги, – произнес он и протянул мне дешёвую зажигалку.

И тут произошел случай, который, как гвоздь в крышку гробу, вогнал в меня эту мысль, что мой отец больше не мой отец. Мы расходились с ним в дверях: я двинулся к покойному зажигать свечу, а он – к коридору, ведущему на улицу. Мама появилась из кухни и крикнула:

– Савелий!

Как же страшно мне стало в тот момент, когда и я, и мой отец повернулись на ее оклик. Это можно было бы объяснить тем, что он непроизвольно обернулся на звук голоса. Но потом, в первые годы после похорон, отец еще частенько откликался на мое имя. Это было очень странно и всегда напоминало мне, что я в опасности.

– Как закончишь прощаться с дедом, зайди на кухню, я тебя покормлю, а то ты еще совсем не ел, – договорила мама и скользнула обратно на кухню.

Я же пошел к свече и, чиркнув металлическим колёсиком по кремню, снова вернул теплоту и свет в комнату мертвеца. Пламя больше не колыхалось, не коптило чёрным дымом. Я взглянул на покойного и увидел, что камней на глазах нет. На его щеке осталась тоненькая полоска от слезы. Это явление не столько удивило, сколько успокоило меня. Я убедил себя в том, что отец провел ритуал, и теперь душа деда на небесах плачет от радости. Прогоняя мысль о том, что они поменялись телами через глаза и эти проклятые камни, я еще пытался найти аргументы и усмирить свою фантазию, но, почему-то выходя из комнаты, произнес:

– Прощай, отец.

Я и сам удивился своей оговорке. Этот вопрос: «Почему я попрощался с отцом, а не с дедом?» – еще долго донимал меня. Всю дорогу до кладбища и на поминках я думал и приходил к выводу о подмене, но всё еще сомневался, пытался обмануть себя.

Вскоре наступил момент, который разорвал все мои хитросплетённые паутины лжи и, словно осенний ливень, отрезвил и привел меня в мир холода и страха. После поминок я сидел на качелях, расположенных возле нашего кирпичного домика, у кустов черёмухи. Качели были сделаны из плотной верёвки и длинной палки, отшлифованной наждачкой. Отец давно смастерил их для нас с братом. Так вот, когда я качался, калитка отворилась, и я увидел знакомый профиль. Походка отца расставила всё по своим местам. У деда всегда болела правая нога, и он как бы волочил ее за собой. Как и все старики, дед склонял голову под тяжестью возраста и немощи. Часто он посмеиваясь говорил: «Я просто уже одной ногой в могиле». Отец же всегда ходил прямо, с высоко поднятой головой, нес свое тело быстро и гордо. И тут, когда в калитку зашел этот сгорбленный, волочащий здоровую правую ногу, человек, я вслух произнес:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.