Я всегда хотел тебя сделать своей

Глава 3

– Вадим, ты что такое говоришь?

– То, о чем слишком долго молчал, – его рука спустилась по щеке, коснулась уголка губ.

– Я тебя не узнаю, – произнесла я, отворачиваясь и отводя взгляд. – Вызови мне такси, пожалуйста.

– И куда ты поедешь?

– К маме. Остаться у тебя – плохая идея.

– Боишься, – мужчина не отходил, продолжал стоять слишком близко.

– Нет. Просто не понимаю, чего от тебя ожидать. И я все еще замужняя женщина. Некрасиво проводить ночь здесь.

– Ты сейчас серьезно?

– Да, Вадим. Серьезно. Вызови такси. Вот, – я протянула телефон, взяв его со стола. – Я хочу уехать, – он не двигался, смотрел на меня пристально, и его взгляд пугал. Очень внимательный… жадный! Словно он не мог насытиться. Впервые я видела Власова таким. Всегда спокойный, иногда даже холодный, сейчас не боялся эмоций. – Я хочу уехать, – повторила я, пытаясь вложить телефон в мужскую руку. – Я не останусь. Было ошибкой ехать с тобой.

– Да, ошибок было много, – ответил он, забирая телефон и пряча его в задний карман брюк. – Но я их исправлю, – добавил он, резким движением притягивая меня к себе и целуя.

Власов не позволил мне отстраниться, не позволил отвернуть лицо, крепко сжимая подбородок и проникая языком. Нагло. Словно он делал это сотни раз.

– Хватит! Хватит, Вадим! – выкрикнула я, отталкивая мужчину и стирая поцелуй с губ тыльной стороной ладони. Мне хотелось избавиться от ощущений, от нового вкуса. – Ты мне не нравишься, – выпалила я, не справляясь с новой волной слез и эмоций, ищущих выход.

Это был первый поцелуй с кем-то, кроме Никиты, за последние четыре года. И я не испытывала неприязни, мне понравилось.

Я точно сошла с ума!

Губы и кожу вокруг жгло, словно я сделала глоток очень горячего чая. А стыд жег изнутри.

– В кого ты меня хочешь превратить? – спросила я, обходя журнальный столик и направляясь к выходу.

– Я хочу тебя сделать Власовой, – мужской голос звучал решительно, в нем не было намека на насмешку или шутку.

– Проспись, Вадим.

Я собиралась уйти. В этот момент я совершенно не думала об отсутствии денег и связи. Я была готова идти пешком до дома мамы. Постараться справиться с эмоциями, выкинуть из головы всю мерзость, что я видела и слышала. Обдумать следующий шаг моей жизни. Сейчас меня переполняли злость, обида, боль. Я была готова разорвать любые связи и отношения, которые бы напоминали о Никите. Собрать только самые необходимые вещи из нашей квартиры, уволиться с работы, удалить совместные фотографии, сделать так, чтобы передо мной был чистый лист.

– Стой. Я отвезу тебя. Наташа, стой!

– Я прогуляюсь, – ответила я, надевая туфли. – И я не сяду к тебе в машину, ты прилично выпил, – добавила, опершись о комод. В одно мгновение я почувствовала жуткую усталость, она давила меня к земле, а еще хотелось вновь снять туфли, которые сейчас напоминали кандалы.

– Подожди, – Вадим достал из кармана телефон. – Вызову такси.

– Я подожду внизу.

– Прекрати упрямиться, – он крепко взял меня за запястье, не отводя взгляда от экрана. – Машина прибудет через одиннадцать минут. Я поеду с тобой. Хочу убедиться, что ты в безопасности.

Я не узнавала Власова. Он пугал. Его упрямство превратилось в одержимость.

– Не нужно. Я не маленькая девочка и в состоянии самостоятельно ехать на такси.

– Ты хуже маленькой девочки, – ответил он, смотря на меня с высоты своего роста.

– Вадим, отпусти мою руку. Завтра тебе будет стыдно за свое поведение, – я не знала, что еще сказать на действия мужчины.

– Уверен, что нет, – ухмыльнулся и тут же перевел взгляд с меня на дверь. Раздался продолжительный и настойчивый звонок. Словно тот, кто был по другую сторону от нее, знал, что хозяин квартиры дома.

– Это Никита, – выдохнула я испуганно, все же освобождаясь от захвата и безотчетно начиная приводить свой внешний вид в порядок. Одернула рукава толстовки, скинула капюшон и расправила его по плечам, испуганно коснулась губ, и этот жест не укрылся от взгляда Власова.

Он никак не прокомментировал мои действия, подошел к двери и распахнул ее.

– Ну наконец-то! – высокий женский голос неприятно резанул слух. – Вадим, ты не забыл, что там тебя гости ждут? – звук каблуков. – Ты настоящий везунчик. Жаль, конечно… – девушка замолкла, замечая меня. Она удивлена. – К-хм, – откашлялась, искусственно улыбнулась. – А почему на ней твоя одежда? – спросила она с собственнической интонацией.

– У нее порвалось платье, – ответила я зло, отталкивая блондинку плечом и выходя из квартиры.

Мне хотелось кричать! Выть!

Я впервые себя чувствовала настолько униженной и уничтоженной.

За спиной я слышала раздраженный голос Власова, но не вслушивалась в слова. Не хочу! Я устала от лжи! Это предел!

– Наташ, подожди, – Вадим перехватил меня у лифта.

Я дважды за день проживаю предательство. И не знаю, какое их них бьет меня сильнее.

Да, глупо сравнивать разрушенный брак и… минутное помешательство, когда я позволила себя поцеловать, но боль такая же сильная.

– Разберись в своей жизни, – огрызнулась я, выдергивая локоть и входя в кабину лифта.

– Такси ждет. Оплата спишется с моей карты, – сказал Вадим, перед тем как закрылись двери.

– А-а-а! – закричала я, выпуская эмоции и совершенно не чувствуя облегчения.

Мне хотелось кричать еще громче, чтобы слышали все-все. Внутри собиралась неприязнь к самой себе, к тому, что я почувствовала сейчас.

Стыд. Меня сжирал стыд!

Я прислонилась спиной к прохладной стене, но этого показалось мало. Затылок и виски словно стянули жгутом. Боль пульсацией нарастала.

Из лифта выходила с вернувшейся мигренью. Яркой и пульсирующей.

– Я так и знал, что он повезет тебя сюда, – Никита стоял прямо передо мной. – Поехали уже домой.

Глава 4

– Я не хочу с тобой разговаривать, – сказала я, обходя мужа.

Внутри все сжимается от обиды и страха. Теперь Никита по-настоящему пьян. Что бы он ни говорил на дне рождения Власова, тогда он был более трезв и прекрасно понимал, что происходило.

– Наташ, это же глупо, – прилетело мне в спину.

– Ничуть не глупее, чем иметь молоденькую девочку на юбилее друга, пока твоя жена корчится от боли, – хоть внутри все вибрировало от злости, а старалась говорить тихо.

– Наташа, ты куда? – он шел за мной. – Ты все рушишь.

Я закусила губу, чтобы не закричать.

– Я еду к маме, – сказала я, замечая такси, и быстро пошла к машине.

– У тебя есть дом! Наш дом! – Никита не дал мне сесть в автомобиль, перехватив дверь, и попытался ее закрыть.

Я смотрела ему в глаза и не видела сожаления, только злость. Он не привык, что всегда тихая и домашняя Наташа показывает зубки. Да у меня и повода не было для этого. Не было до сегодняшнего дня.

– Я вернусь за вещами, когда ты проспишься и протрезвеешь, – я говорила тихо, сгорая от стыда. Водитель слышал любое наше слово.

– Тогда мы едем вместе.

– Нет, Никит. Я еду одна! – я дернула дверь на себя.

– Эй, – прикрикнул водитель, – аккуратнее можно?

– Закрой рот, – огрызнулся Никита. – Едем вдвоем, – и теперь я в голосе слышала угрозу. Впервые за почти пять лет знакомства.

Мужчина, обещавший моим родителям оберегать и любить меня, оказался не тем, кем был на самом деле.

– Хребтов!

Я обернулась на окрик.

Вадим шел к нам быстрым размашистым шагом.

– Давай, Ник, отпусти жену, и мы пойдем ко мне. Выпьем, поговорим.

– Я не хочу с тобой разговаривать.

– А я хочу.

– Да мне плевать. Садись, – Никита открыл дверь, подтолкнул меня к сиденью и хотел сесть вслед за мной, но Вадим не дал, он перехватил его, словно провинившегося школьника за ворот рубашки, и вытащил на тротуар.

– Поехал! – Власов рыкнул на таксиста, хлопнув дверью

– Пожалуйста, поехали! – попросила я, задыхаясь от страха и ужаса.

Я по-детски зажмурилась, чтобы не видеть происходящего. Крики, оскорбления. Я вздрогнула от удара по крыше автомобиля, сильнее зажмуриваясь и закрывая уши руками.

Меня вдавило в сиденье – водителя сорвался с места.

– Блядь! – ругнулся он. – Я твоим козлам счет выставлю! Специально выехал поработать днём, пока мало упившихся долбоебов. Давай выметайся, – рявкнул он, выехав из ворот жилого комплекса и тут же паркуясь. – Выметайся! – повторил он, повернувшись лицом.

Я отрицательно потрясла головой.

– Вам оплатили поездку, – говорила я дрожащим голосом.

– Да плевал я, а вмятину на крыше кто будет оплачивать? Пошла отсюда!

– Я оплачу, – пообещала я. – Только отвезите меня по указанному адресу. Я честно все оплачу. Наличкой, – произнесла я, не в силах шевельнуться. Все мышцы словно скрутило спазмом. До боли.

– Десятку дашь – отвезу.

Я была готова отдать сколько угодно, лишь бы быстрее уехать отсюда.

– Хорошо, я согласна, – ответила я, ладонями стирая слезы со щек и сглатывая горечь, собравшуюся на языке. На руках оставались черные разводы туши и блестки помады.

Как я сейчас появлюсь перед мамой в таком виде? В рваном платье, поверх которого мужская толстовка.  Как объясню?! Не смогу соврать. Да и нужно ли? Зачем? Врут родителям, когда хотят сохранить брак. А я не хочу ничего сохранять. Не смогу простить.

Собрав распущенные волосы и скрутив их в жгут, я откинулась на сиденье, прикрыв глаза. Одинокие слезинки так и стекали по щекам и подбородку, я изредка вытирала их рукавом толстовки.

– Приехали, я жду тебя, – голос водителя грубый и требовательный. – Надумаешь сбежать, все данные тут, он постучал указательным пальцем по экрану смартфона, прикрепленного к приборной панеле. Сегодня же накатаю заяву ментам.

– Я вернусь, – пообещала я, сдвигаясь к двери. – Дайте мне десять минут.

– Засек время, – хмыкнул он и прикурил.

Я вышла из такси, взглянула на крышу автомобиля. Абсолютно ровная и без царапин, но у меня не было желания и сил сейчас спорить и доказывать – головная боль усиливалась, и перед глазами уже летали темные мушки.

Вошла в подъезд, поднялась на второй этаж, занесла руку над кнопкой звонка.

– А я заметила тебя в окно, – сказала мама, открывая дверь. Ее улыбка померкла. – Что-то случилось? – спросила она.

– Случилось, мам. Я все расскажу. Мне нужны деньги расплатиться за такси.

Я назвала сумму, мама нахмурилась.

– А почему так много?

– Я все верну.

Она пошла в спальню и вернулась с купюрами в руках.

– Держи.

Следила за мной в окно, когда я выходила на улицу и отдавала деньги водителю. Вновь встретила у двери. Очень встревоженная.

– Никита звонил, – протянула мне телефон. – Спрашивал, доехала ты или нет. Перезвонишь?

– Нет, – ответила я, снимая туфли и обнимая маму. – Я буду разводиться, мам. Можно пожить в своей старой комнате пару недель, пока не найду подходящую квартиру?

Я не сомневаюсь в своем решении.

Не смогу простить.

Никогда.

Перед глазами так и стояла мерзкая картина, как Никита держит девушку за волосы, как толкается бедрами в ее открытый рот.

В ушах словно на повторе ее сдавленные недовольные стоны и его хриплые приказы.

Нет.

Не прощу.

Не смогу.

***

– Тут опять Никита звонит, – мама зашла ко мне в комнату и показала телефон. На экране светилась надпись “Любимый зять”.

– Я не хочу с ним разговаривать, – ответила я. – Не бери.

– Так он приедет, – сказала мама очевидную вещь.

Никита всегда был упрямым. Именно упрямым. Он не знал слова “нет”. “Нет” означало для него стимул добиваться своей цели.

– Давай поговорю, – согласилась я, присаживаясь на диван и с шумным выдохом проводя по экрану пальцем. – Да.

Мама вышла.

Я ей все рассказала. Без подробностей. Мне просто было стыдно говорить о том, что я видела. Она не стала обсуждать случившееся. Спросила, хочу ли я чаю или поесть, и, получив отрицательный ответ, сказала, что могу оставаться у нее сколько угодно.

– Наташ, ты?

– Я, – от одного голоса мужа по телу пробежала дрожь отвращения.

– У вас с матерью так похожи голоса.

– Что ты хотел? – спросила я прямо, желая только одного: закрыть глаза и уснуть.

– Хотел узнать, как ты.

– Лучше всех. Что-то еще?

– Да. Я забрал твою сумочку. Телефон разбился. Хочешь, я сейчас заеду в салон, куплю новый и все привезу?

– Не хочу.

– Нат…

– Ник, я не хочу тебя видеть. Неужели ты не понимаешь, что ты сделал мне больно? Или считаешь, что я за пару часов забуду все. Не забуду, Ник. Не смогу. А знаешь почему? – спросила зачем-то. Я ведь могла сбросить звонок и отключить телефон.

– Почему?

– Потому что, пока я умирала от головной боли, которую терпела из-за лекарств, чтобы мы смогли зачать ребенка, ты трахал другую.

В трубке повисла тишина.

– Я ее не трахал.

– Ты ее имел в рот! Грязно и мерзко! Не стесняясь никого и не думая, что тебя могли застать. Тебе было на это плевать. Тебе было плевать на меня! На нашу семью!

– Ты усложняешь.

– Усложняю?! – я не могла спокойно говорить. Я больше не испытывала стеснения, что меня услышит мама. – Да, я усложняю. Я хочу сложной жизни. Если для тебя верность слишком сложно, нам не по пути.

– На что ты намекаешь?..

– Я не намекаю, Никит, я говорю, что подам на развод.

– Наташа, – мое имя прозвучало с тяжелой интонацией, в которой слышалась угроза, – я понимаю, что ты сейчас на эмоциях, но я не понимаю таких шуток.

– Это не шутка, – ответила я. – У меня очень сильно болит голова. Не звони больше, – сказала я и сбросила вызов.

В висках пульсировало с такой силой, что я боялась сделать лишнее движение. Сидела неподвижно, глубоко дыша и борясь с накатывающей тошнотой.

– О боже. Какая же ты белая! – мама зашла в комнату сразу, как я закончила разговор, забрала телефон из рук. – Сейчас принесу таблетку. Точно давление. Сейчас.

– Нельзя, мам, – напомнила я на автомате.

Два года безуспешных попыток забеременеть. Десятки консультаций, литры слитой для анализов крови, бесконечные УЗИ, планирование, подсчеты. И это обесценилось за мгновение. Пшик – и ничего больше нет.

Нет доверия.

Нет любви.

Нет семьи.

Только сожаление. И чувство совершенно неправильной и пугающей радости, что у нас с Никитой ничего не получилось.

– Неси, мам. Очень болит.

Я старалась не думать ни о чем. Не перебирать в памяти случаи, когда Никита задерживался, когда слишком резко реагировал, если я брала в руки его телефон, когда забывал позвонить, уехав в командировку. Не получалось. Так можно было сойти с ума!

Хотелось выть от обиды. От боли. От злости и бессилия.

А еще я боялась.

Боялась, что Никита приедет к маме. При ней он не посмеет вести себя грубо, но он захочет поговорить со мной, постарается увезти домой.

Боялась понедельника, когда мне придется прийти на работу. Подняться на четвертый этаж, пройти в отдел кадров и отдать им заявление. К тому времени все коллеги будут знать о случившемся на юбилее Власова. Уверена, чаты уже кипели новой сплетней.

Вечер субботы и почти все воскресенье я провела в постели. Проваливалась в сон, просыпалась, смотрела расфокусированным взглядом в телевизор, ела, когда мама приносила что-то и вкладывала в руку тарелку, пила.

– Наташ, так нельзя, – сказала она, когда я, щелкнув пультом, легла на бок и накрылась одеялом почти с головой. – Я не могу на тебя смотреть. Сердце разрывается, – она присела на край постели и принялась гладить меня по голове. Нежно-нежно. Как в детстве. – Маленькая моя, жизнь не заканчивается на одном неудачном опыте.

– На двух? – спросила я, хмыкнув.

– Бывает и так. Ты уже взрослая, сама все понимаешь.

– Не хочу понимать, – ответила я.

В понедельник я смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Я словно постарела лет на пять. Безжизненный взгляд, уголки губ, опущенные вниз, как бы я ни хотела улыбнуться – не выходило.

Я не нашла сил вернуться в ту квартиру, где мы жили с Никитой, переодеться и взять косметику, воспользовалась тем, что нашла у мамы. Она всегда была женщиной стройной, даже худощавой, и когда впервые Никита увидел ее, сказал мне на ухо: “А ты шикарно будешь выглядеть в любом возрасте. Я не прогадал”. Сказал так, чтобы это услышала и сама мама.

– Надень мои туфли. Тяжело весь день ходить на таких каблуках,  – предложила она, когда я выбрала в ее гардеробе простую шелковую блузу и длинную юбку. Одежда была немного великовата, но не смотрелась на мне смешно.

– Я только отдам заявление и уйду.

Я так думала ровно до того момента, пока не вошла в отдел кадров и не протянула документ Татьяне Федоровне.

– Я не могу у тебя его принять, – сказала она, даже не посмотрев в написанное.

– Почему?

– Вадим Сергеевич просил не принимать.

Глава 5

– Что значит не принимать? – спросила я.

План, что я строила в голове все воскресенье, рушился.

– Это можешь спросить у него сама. Он уже на месте.

Я посмотрела на дверь, вновь на женщину.

– Вы понимаете, что это нарушение закона? Вы не имеете права не принимать заявление, – спросила я зло, представляя, как мне придется идти по длинному коридору. Двери в некоторые кабинеты будут открыты. И обязательно у Никиты. Он никогда ее не закрывал. Говорил, что сотрудники тоже должны видеть, что начальство работает, а не играет в телефон или гоняет чай.

Не знаю, по какой причине он не приехал к маме на следующий день. Возможно, страдал от похмелья или жаловался любовнице на жену. Меня…

Я слышала, что мама разговаривала с Никитой утром, но не сообщила мне об этом. Она просила его дать время.

– Все вопросы к Вадиму Сергеевичу, – повторила Татьяна Федоровна, не обращая внимания на мои слова. – Пусть сразу поставит визу, если договоритесь, – добавила, когда я взялась за ручку и толкнула дверь.

Не успела я выйти из отдела кадров, как услышала:

– Привет. Опаздываешь.

– Привет, – ответила я, поворачиваясь на голос.

Девушка из маркетингового. Мы с ней никогда особо и не общались. Так, перекидывались парой фраз на обеденном перерыве в кафе. Девяносто процентов своего времени я проводила в компании Никиты. “Я тебе еще не надоела?” – спрашивала его в шутку. Он говорил, что я несу ерунду и что я для него как воздух. Видимо, ядовитый, раз захотел дышать еще кем-то.

– Угу, – буркнула я, торопливо шагая к кабинету Власова. И чем ближе подходила к нему, тем сильнее сердце начинало стучать.

Дверь в соседний кабинет была распахнута – Никита был на рабочем месте. Он разговаривал по телефону, я слышала его голос. Ровный, уверенный. Обычный. Словно для него ничего не случилось.

Набрав побольше воздуха в легкие, я преодолела следующие несколько метров с закрытыми глазами.

– Наташа! Извините, – Никита извинился перед собеседником. – Я вам перезвоню чуть позже. Очень важная встреча. Еще раз прошу прощения, – это он договаривал уже в коридоре, поймав меня за руку. – Привет, – сказал он, осматривая с головы до ног. Отмечая каждую мелочь и недовольно хмурясь. – Могла попросить, я бы привез тебе одежду, – я молчала. – Пойдем ко мне, – он завел меня в кабинет, закрыл за нами дверь. – Твои вещи, – из нижнего ящика достал сумочку. – Ключи, косметика, документы. Телефон купил. Симку переставил.

– Не надо было, – ответила я, пытаясь понять, что же я чувствую.

Волнение, которое окатывает то холодной, то горячей водой. Оно глушило все остальные чувства.

– Почему? Ты моя жена, я должен позаботиться о тебе. И, кстати, таблетки тоже в сумочке.

Никита вел себя и выглядел так, словно между нами ничего не произошло.

– Я не хочу их больше принимать, – я побоялась произнести, что больше не хочу иметь от него ребенка.

Супруг склонил голову набок, всматриваясь в лицо.

– Не хочешь – не принимай. Я всегда говорил, что всему свое время. Что это у тебя? – он подошел и медленно потянул из моих пальцев лист бумаги.

– Заявление. Я увольняюсь, – ответила я.

Никита пробежал глазами по написанному.

– Я сам хотел тебе предложить этот вариант, – он улыбнулся. – Я отнесу его Власову.

– Не нужно делать вид, что у нас все хорошо, Ник, – сказала я, сглатывая собравшуюся во рту горечь.

– Софья с сегодняшнего дня не работает больше в нашей компании, – он холодным тоном произнес имя любовницы.

– А при чем здесь это?

Я завидовала выдержке мужа.

Он выглядел отлично. И дело было не в дорогой красивой одежде. Со стороны я бы никогда в жизни не сказала, что его жизнь изменилась. Тот же взгляд, та же интонация, только в ней появилось больше уверенной настойчивости, словно я болею и меня уговаривают выпить очередную кружку теплого чая, который стоит уже в горле.

– Нам всем было бы некомфортно в одном офисе.

– Ты изменил мне! – выплюнула я. – Это разговор не о комфорте, а о чувствах, верности, уважении. Ничего этого нет. В этом виновата не Софья…

– А ты, – спокойно закончил за мной фразу.

– Я? – произнесла я на выдохе, не веря в услышанное.

– Да. Ты, Наташ. Меня предупреждали, что женщины, стараясь забеременеть, становятся немного одержимыми. Но я не думал, что этого немного будет катастрофически много. Охрененно много, – он раскинул руки, очерчивая в воздухе круг и пугая меня. – Я откровенно заебался таскаться по врачам. Ну бывают же пары, которые живут без детей. И живут счастливо. Ради друг друга. Когда в твоей голове какая-то шестеренка перестала нормально работать? Я не уловил этот момент, Нат, – он взял мое лицо руками, приблизился. – Последние полгода по факту у меня не было жены. Ты была сосредоточена на всем, кроме меня. Я, блядь, ненавижу этот календарик, что лежит на прикроватной тумбе, где ты отмечала день секса, день без секса…

– Так ты тоже хотел ребенка, – произнесла я ошарашенно. – Ты мне говорил об этом.

– Да. Но не ценой нормальной жизни. Ты же свихнулась, – он продолжал держать лицо ладонями. – Ты подыхаешь от побочек гормонов, но упорно продолжаешь их пить. Это явные проблемы вот тут, – он пальцем уперся мне в лоб. – Я хочу тебя прежнюю. Легкую. Веселую. А не свихнувшуюся овуляшку.

– Свихнувшуюся овуляшку, – повторила я за Никитой самое грубое, что можно было сказать женщине, желающей зачать ребенка.

Я знала, что означало это выражение, знала, к кому оно применялось, и никогда не думала, что услышу его от любимого человека.

– Тебе реально пора отдохнуть. Найти увлечение. Отдохнуть от рабочей обстановки, – он отпустил мое лицо. – Понимаешь?

Я бестолково кивала, смаргивая слезинки.

– Ты ведь смог мне сделать еще больнее, – произнесла я, отступая к выходу.

– Я сказал правду, Наташ. Кто, кроме меня, скажет правду? Ты бы хотела, чтобы я тебе врал?

– А ты мне врал, Никит.

– Ты вынудила меня. Я не хотел развода. Я же люблю тебя. У нас непростой период жизни. В каждой семье так бывает.

– Нет. Не в каждой.

– Это заблуждение, Наташ.  Я не хотел тебя обижать. Ждал, что пройдет время и ты одумаешься.

– А я не одумалась, – произнесла я срывающимся голосом. – И не одумаюсь, Никит. Я хочу ребенка! Очень хочу!

– Тише, – Ник улыбнулся, провел ладонью по волосам. – Всему свое время. Мы обязательно еще попробуем. Только давай отдохнем. Хочешь, съездим куда-нибудь?

– С тобой нет, – ответила я, не позволяя мужу прикоснуться к себе. – С тобой я никуда не поеду.

– Возьми с собой маму. Я не против. Поработаю спокойно. Выбери сегодня место, куда вы полетите, а вечером я все устрою, – сказал он, протягивая мне сумочку. – С Власовым я уже поговорил. Он согласен отпустить тебя без отработки. Позвони, как будешь дома.

– Не надо, – отпрянула, когда Ник попытался меня поцеловать.

Я взяла сумку и вышла из кабинета, не в силах больше находиться с мужем в одном помещении. Все стало чужим. Аромат парфюма, голос, улыбка.

Я не стала спорить или продолжать разговор, от которого по телу пробегали волны отвращения.

Как оказалось, я не знала собственного мужа, а он не знал меня, если подумал, что я прощу. Вернусь в квартиру и буду покорно ждать с работы, забыв обо всем. Выкину предательство из головы по щелчку пальцев.

Вместо этого я воспользовалась отсутствием Никиты.

Было странно входить в квартиру, в которой три дня назад я чувствовала себя любимой, желанной и счастливой. Встала в гостиной и медленно обвела ее взглядом. Каждая мелочь в ней была подобрана мной. Мне нравилось создавать уют. А теперь все померкло, потеряло краски. Стало блеклым и безликим.

“Ты дома?” – сообщение отвлекло меня.

Я прочла его и ответила.

“Да”.

“Отдыхай”.

Как же больно… Я крепко сжала переносицу пальцами, гася ищущие выход слезы. Торопливо вошла в спальню, открыла двери шкафа и принялась скидывать одежду прямо на кровать. Бездумно. Первое, что попадалась под руку. Взяла несколько пар обуви. Косметику просто высыпала на дно чемодана. Я старалась не смотреть на фотографии, на которых мы с мужем были счастливы. В них не было ни намека на ложь… Ни единого намека. Так где же я ошиблась?