
Полная версия
Донецкое море. История одной семьи
– А почему так поздно правду выяснили?
– Случайно поймали двух полицаев, которые участвовали в пытках и в казни. Они все рассказали… Одного поймали у нас в Донецкой области, а второго, кажется, в Одессе. Женщина из Краснодона приехала, а он там на рынке торгует! Она и узнала его.
– И что, немцы столько лет у нас прятались? – с недоверием взглянула на него Катя. – До 60-х годов?
– Почему немцы? – удивился Витя. – Наши. Там же в полиции на немцев работали местные. Самое жуткое, что они этих ребят, представляешь, с детства знали! Родителей их знали, все же рядом жили. А стали их убийцами.
– Вот это я никогда не пойму. Ладно, пошли работать на немцев… Деньги были нужны, голод, все такое, – рассуждала Катя. – Но пытать своих? Убивать своих? Это какими же уродами надо быть?
– Уродами, – согласился Витя. – Или страх человека так ломает. И вообще, иногда одно решение всю жизнь человека рушит. Есть такой фильм о войне – «Восхождение». Не смотрела?
– Вроде нет.
– Там два наших солдата попадают в плен. И они оба нормальные, оба воевали. Но вот попали в плен. И их заставляли что-то про отряд рассказать. Один оказался сильный, не сломался, а второй сразу испугался пыток. Думал, сейчас себе жизнь спасет, а потом как-то выкрутится, сбежит, – объяснял Витя, глядя на Катю своими умными, серыми как пепел глазами. – А оказалось, что есть вещи, которые уже не исправить. Немцы его в казни заставили участвовать. Он даже повеситься потом пытался, но не получилось.
– Страшно. И даже судить страшно, правда? – задумалась она. – Когда такой выбор: скажи, что от тебя требуют, и живи себе дальше, или тебя убьют. Хорошо, что нам такой выбор делать не придется.
– Почему? – спросил Витя.
– Ну, такой войны больше не будет, – ответила она.
– Почему? – упрямо повторил он.
– Как почему? – пожала плечами Катя. – Люди же второй раз не сойдут с ума?
– Но ведь войны никогда не прекращаются. Войны идут всю историю человечества.
– Идут, это понятно. Но такой жестокости больше не может быть, – убежденно сказала Катя.
– Почему? Жестокость была всегда. Разве в античности ее не было? Или в Средневековье?
– Да, но сейчас же не Средневековье. Человечество же как-то… развивается? Люди меняются, умнеют.
– Люди умнеют? – удивленно поднял брови Витя. – Так сильно умнеют, что в двадцатом веке придумали жечь в печке целые народы?
– Ну… – замялась Катя. – Наверное, это был… пик, сумасшествие. Поэтому я и говорю: человечество же не может второй раз подряд сойти с ума? Это же не грипп, которым каждый год болеют?
– Почему ты так думаешь? – пристально смотрел на нее Витя.
– Ну как почему? – горячилась Катя. – Люди пережили такой ужас. Они видели, что такое зло. Столько людей погибло, и так страшно погибло… Разве люди захотят, чтобы это повторилось? Разве они это забудут?
– Мама всегда повторяет, что короче человеческой памяти только человеческая благодарность, – спокойно ответил Витя.
– Ну… – задумалась Катя. – Есть же книги, фильмы, интернет в конце концов. Все можно узнать, прочитать.
– Ты же сама только что сказала, что не читала «Молодую гвардию», потому что она толстая!
– Да, но… – смутилась Катя.
– Пошли в пирожковую? Ты голодная?
Катя кивнула. Она и вправду проголодалась, и даже не заметила, как замерзла. А день для середины октября был необычно холодным. Он обещал ранние заморозки, небо заволокло тучами, и ветер дул какими-то странными, злыми порывами.
– Ой, вертолетики! – радостно воскликнула Катя, когда они переходили улицу.
– Где? – удивился Витя.
– Вот! – засмеялась она, вытащив из капюшона Вити целую горсть крылаток клена. – Смотри, прилетели откуда-то.
Они зашли в маленькую пирожковую: прилавок, серо-белые панели на стенах и три высоких столика у окна. Витя купил им чай и пирожки с картошкой. Ветер гонял по улице разноцветные листья.
– А ты действительно думаешь, что может быть война, вот прямо настоящая, большая, как тогда? – улыбнулась Катя.
– Конечно. Войны и сейчас идут. По всему миру. Если подумать, то вся мировая история – это один постоянный конфликт, – задумался он. – Напряжение растет, копится, и в какой-то момент происходит взрыв. И люди, мне кажется, не меняются.
– Вообще не меняются? – внимательно смотрела на него Катя.
– Разве люди стали не такими завистливыми, не такими жадными? Не такими глупыми? – грустно улыбнулся он. – Война же всегда начинается в головах. И зло в человеке живет всегда. Что-то происходит, как химическая реакция, знаешь, уксус с содой, и зло из человека начинает выплескиваться через край. Как из вулкана.
– А ты «Эру милосердия» читал?
– Читал! – воскликнул Витя с большим удивлением.
– Папа любит – и книгу, и фильм, – смущенно объяснила она. – Там герой верил, что после такой страшной войны люди изменятся, станут другими. Время пройдет, и наступит эра милосердия. Папа говорит, что она была. Что его детство – это и была эра милосердия.
– Наверное, была, – согласился Витя. – Нашим родителям вообще больше с детством повезло, чем нам. Сейчас же не эра милосердия! Если она и была, то давно закончилась. Люди теряют память, и в них снова копится зло. Это как спираль такая.
Катя с недоверием пожала плечами. Белый пластиковый стаканчик с чаем хрустел в ее руках, обжигал пальцы, но согреть не мог. Продавщица за прилавком, казалось, заснула, укутавшись в пестрый плед. У Вити зазвонил телефон – серый, старый, кнопочный.
– Мама! – объяснил он Кате. – Просит принести что-нибудь поесть. Она работает здесь недалеко, в больнице, знаешь? Я сейчас куплю им пирожков, занесу. Подождешь?
– Витя, я так замерзла, – честно призналась Катя. – Я лучше домой пойду. Мне тут через дворы близко.
– А, ну ладно.
Витя, кажется, расстроился.
Заморосил дождь. Катя шла по мокрому асфальту, по сырым разноцветным листьям, и улыбалась своим мыслям… Она не сразу даже заметила, как метрах в двадцати от нее, у гаражей, двое парней пинают кого-то лежащего на земле. Этот кто-то беспомощно свернулся в клубок и закрывал лицо руками. Катя сначала остановилась как вкопанная. Потом испугалась, хотела бежать. И тут поняла, чья это голубая куртка.
– Сволочи, что вы делаете! Что делаете!
Она бросилась на них сразу, не раздумывая, одного – тощего, высокого, в кожаной куртке – сразу повалила на асфальт. Второму хотела вцепиться в лицо, но смогла только схватить за капюшон и попыталась ударить его ботинком в колено. Никак не выходило, он наклонился вниз, держал Катины руки и не давал ей ни достать его ногой, ни сдвинуться с места. Вдруг сзади ее схватили за волосы и дернули со звериной силой – Кате показалось, что у нее голова оторвалась от шеи. Потом ее ударили в живот, натянули шапку на лицо и повалили на землю.
– Вот ведь сука!
Кто-то пнул ее в грудь, почти попал в солнечное сплетение, от удара она задохнулась и чуть не потеряла сознание. Она почувствовала, что ее куртку расстегивают, а чья-то холодная сырая рука полезла ей под кофту. В ужасе она попыталась вырваться.
– Папа! – только и смогла выкрикнуть она.
В этот момент ей начали выкручивать левую руку, она затрещала в запястье, и от дикой боли Катя заорала.
– Да рот ей заткни! – крикнул один из них.
Вдруг раздался свистящий звук удара. И вздох. На ее ноги кто-то упал.
– Ты чо?
Катя опомнилась через секунду и правой рукой стащила с лица шапку. Напротив стоял Ромка с какой-то доской в руках.
– Убью! – в иступлении проревел Рома. – Убью!
Один из парней стоял на четвереньках и, опустив окровавленную голову вниз, тряс ей как собака. Катя ударила его ногой где-то в районе локтя, и он как подкошенный рухнул лицом в землю.
– Убью!
Ромка сделал шаг в сторону второго парня. Тот наконец отпустил Катю. Она тут же вскочила на ноги, подняла с мокрого асфальта рюкзак и наотмашь ударила стоящего парня по лицу. Потом схватила брата за воротник и крикнула:
– Бежим!
И они бежали – сквозь дворы, детские площадки, гаражи, потом через улицу, потом снова через бесконечные дворы… Жадно дышали ртом, глотали холодный воздух, он обжигал горло, а в голове от страха пульсировала кровь. Впереди – в нескольких метрах – Катя увидела знакомую палатку, где продавали свежий хлеб. Но Катя поняла, что до нее уже не добежит.
– Всё! – прошептала она и рухнула на колени.
– Кать, вставай! Вставай! Никого нет! – шептал ей на ухо Рома, тяжело дыша. – Все хорошо, никого нет!
Катя схватилась за бок и осторожно села на низкую металлическую ограду у газона. Оглянулась по сторонам: безлюдный двор, тихая улица. Из палатки вышла старенькая бабушка, бросила на них беспокойный взгляд и медленно побрела в сторону автобусной остановки.
– Чем… ты его бил? – Катя задыхалась от боли в боку. – Дай сюда!
– Вот! Надо было выбросить по дороге! – Рома протянул ей деревянную доску, на конце которой было несколько гвоздей, запачканных кровью. – Неудобно было бежать…
– Господи, надо спрятать! – прошептала Катя.
– Думаешь, я его убил, да?
Катя выхватила у брата доску. Сначала села прямо на газоне и попыталась листьями оттереть с гвоздей кровь, но ничего не выходило. Еле встала – ноги совсем не слушались. Зашла за торговую палатку и с размаху бросила доску в кучу мусора и картонных коробок, которые лежали у служебного входа. Испачканные кровью листья собрала, кинула в лужу и затоптала.
– Я его убил? – раздался у нее за спиной испуганный голос брата.
– Не знаю… – с трудом дышала Катя. – Кто они?
Рома не ответил, только беспомощно посмотрел на сестру.
– Как мы пойдем домой?
Они оба были грязные и мокрые, у Ромки был разбит нос.
– Домой не пойдем! – решила Катя.
И они пошли к Вите Сергеенко. Шли долго, держались за руки, старались никому из знакомых не попасть на глаза. К счастью, на улице начало темнеть, а Витя уже вернулся домой из больницы. Сначала он несколько секунд удивленно на них смотрел, потом молча пропустил в квартиру. Пока Ромка умывал лицо, он помог Кате перевязать запястье – рука у нее распухла и сильно ныла.
Катя сказала ему, что их хотели ограбить. Но, в общем, он вопросов лишних не задавал. Напоил их чаем с сушками и даже попытался сам почистить их куртки щеткой, но особо не получилось – только размазал грязь.
Домой возвращались поздно и, наверное, оба не отошли от шока, потому что даже не договорились, что сказать родителям. Но родителей дома не было, а на трюмо в прихожей лежала записка от мамы: «Ушли в гости. Ужин разогрейте, проверю».
Полночи мыли одежду. Решили не стирать, а замывать губкой с мылом: надежды, что куртки высохнут к утру, было мало. Ромкину куртку отмыли полностью, а у Кати на рукаве осталось огромное черное пятно. И запястье у нее разболелось адски. Почти без сил они лежали в полной темноте в своей комнате.
– Кто они? – сквозь зубы процедила Катя, прижимая к себе горящую от боли руку.
– Если я его убил, то меня посадят, да? – испуганно прошептал брат.
– Почему не отвечаешь? Ты знаешь, кто они? – привстала Катя. – Ром, если знаешь, говори! Только не ври! Потом будем думать…
– Я у них работаю, – нехотя выдавил он.
– Как? – опешила Катя. – Где?
– Ну… – мялся он. – Они просят там… положить что-то, спрятать…
– Что положить? Где спрятать?
– Ну, обычно на улице, во дворе. Они места показывают, а потом… другие приходят, забирают.
– Что? – Катя сразу все поняла и у нее кровь прилила к голове. – Ты… закладки делаешь, да? Это наркотики?
Брат опустил глаза и обиженно засопел.
– Ромка, да ты что? Нет, это неправда! – Катя от ужаса даже замотала головой. – Что ты натворил? Тебя же посадят, дурак!
– Они говорили, что это… у меня пока нет ответственности, – выдавил он.
– Ромка, зачем? Зачем?
– Денег заработать хотел…
– Ты с ума сошел? Ты дурак? Господи, с кем ты связался? – прошептала сестра. – А били-то за что?
– Говорят, что я несколько закладок потерял. А я не терял! – с обидой выпалил Рома. – Я положил, куда сказали. А они говорят, что эти… ну… покупатели не нашли. Я думаю, врут, кинули они меня.
– Естественно, кинули! – почти закричала Катя. – Вот дурак… Что мы будем делать? Сколько они требуют?
– Я все уже отдал, не бойся! – быстро ответил он. – Они сказали, что бьют, чтобы… типа не повторилось.
Катя легла на кровать, уставилась в потолок и замолчала.
– Отцу надо рассказать! – решила она.
– Нет! Ты что, сдашь меня? – закричал Рома.
– А если ты его убил? – снова развернулась к нему сестра. – А если они захотят отомстить? И нас всех тут убьют? Ты понимаешь, как ты всех подставил?
– Да не… Не бойся! Они так, шестерки, мелочь! – убежденно говорил брат. – Просто у нас тут в районе трутся и все. Они вообще никто!
– Откуда ты знаешь?
– Кать, не сдавай меня! – взмолился он. – Отец узнает, сам меня убьет!
Замок входной двери тихонько щелкнул, и сердце у Кати упало от страха. Но это вернулись родители.
– Тише, детей не разбуди! – раздался в прихожей мамин голос.
Утром Катя ждала, что к ним придут из милиции. Потом думала, что милиция придет вечером. Но дни шли, а к ним никто не приходил. Через неделю она решилась и попросила Витю пойти с ними в тот двор. У гаражей все было тихо, пустынно, никаких следов крови, ничего. Во дворе на лавках спокойно сидели бабушки. Катя неловко походила рядом с ними, пытаясь подслушать разговоры, но ни слова об убийстве не услышала. А бабушки бы точно все знали. Получается, этот гад был жив.
В школу и из школы они с Ромкой теперь ходили только вместе, каждый день стараясь добираться разным путями. Поэтому в четверг, когда после уроков Катя не нашла брата в вестибюле, она очень испугалась. Но Ромка появился буквально минут через пять – довольный, гордый и какой-то взмыленный.
– Ты где был? – набросилась на него сестра.
– Да урок последний отменили, и мы всем классом пошли на рынок. Вот, держи! – протянул он ей деньги.
– Что это? – отшатнулась Катя.
– Полторы тысячи![2]
– Откуда? – ахнула она.
– Продал смартфон.
– Зачем?
– Тебе на новую куртку! – радостно сообщил он. – Тебе же от матери сильно за нее влетело!
– Точно от смартфона деньги? – с подозрением смотрела на него сестра.
– Клянусь! Я думал больше дадут. Но этого же хватит?
– Ромка… – расплылась она в улыбке. – А тебе самому не влетит?
– Скажу, что потерял. Ну, пошли! – нетерпеливо потянул он сестру за руку.
Они долго бродили по рынку. Наконец нашли в одной из палаток куртку, которая понравилась Кате. Только надевать ее она пока не стала – появление куртки нужно было как-то объяснить маме. На оставшиеся деньги купили пирожки с повидлом и жадно ели их прямо на улице у рынка. День был теплым, тихим, сырым, и Кате показалось, что все теперь обойдется.
Их подкараулили на следующий день. Навстречу вышли трое. Те два парня, что били Рому: один – высокий, белобрысый, лицо все в прыщах, второй – коренастый, плотный, с бритой морщинистой головой, обмазанной зеленкой. А с ними стоял низкорослый, очень худой мужик лет за сорок, на вид какой-то больной, с колючими, желтовато-бледными глазами. В ушах у Кати зашумело. Она оглянулась – а вокруг никого.
– Что так долго искали? – неожиданно даже для себя с вызовом спросила Катя.
– Так твой брат-дебил мне гвоздем голову исполосовал. Вот, смотри! – показал коренастый свою серую, с кровоподтеками, какую-то облезлую и словно сшитую из рваных лоскутов кожу на голове.
Катю от отвращения передернуло.
– Смотри, смотри, кукла! Швы только сняли. Видишь, что он наделал? У меня наверняка и сотрясение мозга было!
– Неужели? – удивленно посмотрела на него Катя. – Неужели там есть, что сотрясать?
– Ты, девка, не борзей! – раздался скрипящий голос худого мужика с бледными глазами. – Заплатить придется, теперь в двойном размере.
– Он вам все отдал! – почти сорвалась на крик Катя. – Так?
Ромка, спрятавшийся за спину сестры, быстро кивнул.
– Теперь пацану на лечение! Компенсация! Слышала о таком? – процедил он.
– Ему одиннадцать лет. Его не посадят. А вас – посадят, – вдруг начала чеканить слова Катя, хотя ноги у нее от страха тряслись. – Отец сказал, еще раз близко подойдете, плевать на все, мы идем и пишем заявление в милицию. Отец все знает. И у него друг в отделении работает. Он сказал, что Ромке ничего серьезного не светит. И у мамы подруга в прокуратуре. Вы бы подумали, с кем связались, и зачем вам это.
– Ты гонишь? – с недоверием смотрел на нее бритоголовый.
– Родители, говоришь, все знают? – зло улыбнулся мужик. – И в милицию пойдут?
– Пойдут! А пойдемте с нами, отец должен быть дома. Поговорите с ним. Сразу и милицию вызовем. Чтобы время зря не терять! – несло Катю. – А лучше сразу – в отделение! Вы там были?
– Отец-то как? Рад небось, что сын работу нашел? Семье теперь сможет помогать? – процедил мужик, исподлобья глядя на Катю с растущим удивлением.
– Он за это уже получил! – ответила она, пряча брата за спиной. – И башкой своей научился думать! Теперь вы думайте, что легче: до нас докапываться или оставить в покое. Потому что сядете-то в итоге вы!
– Ух, какая! Смелая! – засмеялся он. – Повезло шкету. Ну, раз так, ладно, что делать? Гуляйте, дети. Ведите себя хорошо!
Бросив на Катю острый, насмешливый взгляд, он развернулся и, сгорбившись, засунув руки в карманы, быстро засеменил в сторону гаражей. Бритоголовый тут же побежал вслед за ним. А тот тощий прыщавый урод, который чуть не сломал Кате руку, вдруг подошел к ней и плюнул прямо в лицо. Ромка хотел броситься за ним, но сестра успела схватить его за куртку.
Ей было противно, мерзко, от страха ее била дрожь. Ромка держал ей волосы, когда она – прямо на улице, у гаражей – умывалась ледяной водой, купленной в соседнем киоске.
В субботу у Кати было несколько уроков. Домой ее провожал Витя, и по дороге с воодушевлением рассказывал что-то о космосе и о первом отряде космонавтов. Она его почти не слушала и пришла домой страшно уставшая – события последних двух недель ее просто вымотали.
Папы с Ромой не было – они уехали проверить летний дом и что-то забрать оттуда по просьбе мамы.
– Иди в комнату! – с порога сказала она, не дав дочери даже раздеться.
Катя стянула с себя кроссовки, сняла куртку и испуганно, с нехорошим предчувствием, пошла за мамой в гостиную, которая по совместительству была и спальней родителей.
– Ты или Рома? – спросила мама, едва они сели на диван.
– Что? – не поняла Катя.
– Деньги взяла ты или Рома? – пристально смотрела Лариса на дочь.
– Какие деньги? – испугалась Катя.
– Мои деньги, – она небрежно кивнула в сторону коричневого стеллажа, обрамлявшего большой телевизор. – У меня пропали деньги. Их взяла ты или Рома?
Катя покраснела. Она, в общем, сразу же поняла, кто их взял и зачем.
– Молчание можно считать признанием? – тихо произнесла мама, внимательно разглядывая свои красивые руки с длинными пальцами и аккуратным маникюром.
– Я ничего не брала! – замотала головой Катя.
– А кто взял?
– Ну… Может, воры?
– Воры? – насмешливо переспросила мама. – Хорошая версия. Зашли, ничего не взяли, только мои деньги, и то не все. Зачем им все? Им много не надо. Скромные такие воры.
Катя молчала. Мама, не удостоив дочь взгляда, гордо вышла из комнаты. Вернулась уже через минуту и бросила к ногам Кати большой белый пакет, который девочка прятала у себя в комнате за кроватью.
– Это что? – грозно спросила она.
– Куртка.
– Верно, – произнесла мама тихо, с нарастающей яростью. – Откуда?
– Папа дал денег, – соврала Катя.
– Я его спросила. Он говорит, что не давал, – довольно улыбнулась она.
– Это Витя, мой одноклассник. Он мне подарил.
– Вот как? – Лариса с ухмылкой подняла брови. – Подарил? Это за что? За что такие подарки делают? Он – сын олигарха?
– Мам, она дешевая. Мы ее на рынке купили…
– Деньги, говорю, откуда? – взорвалась она.
– Он заработал. Он подрабатывает в больнице у своей мамы. Решил мне подарок сделать.
– Ммм… А Рома сказал, что это вы с ним с обедов экономили, – глаза у мамы блестели от гнева. – Кто же из вас врет? Что молчишь, красавица? Ты или он? Я же все узнаю. Думаешь, тебе это сойдет с рук? Давай телефон этого Вити!
– Не надо, – тихо произнесла Катя. – Я взяла.
Пощечина была такой силы, что у девочки зазвенело в ушах.
– Где деньги? – с яростью прошипела мама.
– Какие? – еще больше испугалась Катя, держась за пылающую щеку. – Я же куртку купила.
– За десять тысяч?[3]
Катя замолчала.
– Где деньги? – повторила Лариса, наклонившись к дочке близко-близко, и в глазах у нее мелькали молнии.
– Потеряла, – чуть слышно ответила Катя, стараясь не встречаться с матерью взглядом.
– Как? – ахнула она.
– На рынке. Цыгане рядом терлись. Не знаю. Деньги были в кармане. Вернулась, а их нет.
– Ты, дрянь такая, мало того, что своровала… – задыхалась она от гнева. – Я себе на машину копила… Ты…
С площадки донесся звук приехавшего лифта, потом Катя услышала звонкий Ромин голос.
– Всё! Отец пришел! – победным тоном произнесла Лариса. – Сейчас ты получишь!
Действительно, это вернулись папа с Ромкой. Мама вылетела из комнаты и минуты три что-то быстро, отрывисто говорила мужу.
– Иди сюда! – прогремел в коридоре ее голос.
Катя в ужасе встала и медленно вышла из гостиной. Ромка прятался за шкафом – испуганный, бледный, вжав голову в плечи. Он быстро взглянул на сестру и тут же опустил глаза.
– Иди на кухню! – кивнула Кате мама.
Катя пошла первой, за ней родители – как конвойные. Ромка, немного подумав, отправился следом.
– Рома, выйди! – прикрикнула на него мать.
Папа тихонько притворил кухонную дверь, сел на табуретку и испуганно посмотрел на дочь.
– Катя, это же неправда? – тихо начал он.
Она молчала, вжавшись в стену.
– Катюш? Да нет… – растерялся папа. – Не может быть! Катя? Что случилось?
– Очень захотелось куртку, – пробормотала она, боясь даже посмотреть отцу в глаза.
– А меня почему не попросила? – в изумлении спросил он.
– Не хотелось. Знала, что сейчас тяжело…
– Что? Ему тяжело, а у матери можно? – взорвалась Лариса. – У меня можно? Скажи, у меня воровать можно? Это были мои личные деньги! Ты понимаешь, мои? Я копила себе на машину!
– Подожди! – Олег быстрым движением руки остановил жену. – Катя, а зачем так много взяла?
– Планшет хотела. Как у одноклассницы. Он дорогой.
– Свинья! – мать неожиданно подлетела к ней и в ярости дала Кате затрещину. – Вот свинья!
– Не смей! – закричал папа, вскочив на ноги. – Не смей!
Катя словно вросла в стену и только тихо всхлипывала.
– Катя, ну ты чего? – подошел к ней отец и осторожно взял за плечи. – Да нет, я просто не верю. Ну как же так? Я… Я мог бы в рассрочку…
У Кати перед глазами все поплыло.
– В рассрочку! – шипела рядом мама. – Ты еще перед этой дрянью оправдываешься?
– Катя, сними кофту! – вдруг попросил отец.
– Зачем? – испугалась она, подняв голову.
– Сними кофту, – твердо повторил он. – Покажи руки.
Катя послушно сняла джемпер, показала ему локтевые сгибы, запястья, ладони. Ее всю трясло мелкой дрожью.
– Ноги еще проверь! Ноги, говорю, у нее проверь! Вот же гадина выросла! Какая же гадина выросла! – металась по кухне мама.
Катя села на край стула и медленно стащила с себя носки.
– Катя, ну что же ты меня не попросила? – все так же растерянно смотрел на нее отец, сев напротив. – Я бы что-то придумал. Катя?
– Вот свинья! – взвизгнула мама и вдруг в бешенстве швырнула кастрюлю в раковину. – Пошла вон!
У Кати зазвенело в ушах. Она босиком выскочила из кухни, едва не сбив Ромку, влетела в комнату, рухнула на кровать и завыла от обиды. Ее трясло, она не могла дышать, и когда ей показалось, что сейчас она задохнется, внутри наконец что-то прорвало. Она зарыдала. Плакала громко, сильно, долго.
– Куда потащил бутерброд? Ей? – услышала она сквозь рыдания. – А ну положи на место! В ванную иди!
Рома на цыпочках зашел в их комнату минут через десять. Катя уже не плакала, только тяжело дышала. Голова у нее кружилась и где-то у сердца жгло.
– Я хотел тебе еды принести, – виновато прошептал он. – Мама не дала.
– Ты своровал, да? – с трудом выговорила Катя.
– Угу.
– Чтобы им долг отдать?
– Они сказали десять тысяч! – громко зашептал он. – Я не знал, где взять!
– Почему сразу не сказал мне? – всхлипнула Катя.
– Думал, заработаю. Думал, мама не заметит, там у нее много лежало. Телефон хотел продать, чтобы туда доложить, а за него дали только полторы. Смысл их было докладывать? Я и решил тебе куртку купить. Я думал, потом что-нибудь придумаю…