Император мира

Человек менялся, как и его окружение. Религии прошлого постепенно пропадали, письменность и речь изменялась с каждым новым днём, а потому новая почва под ногами людей начала сеяться семенами, но те оказались чёрными и порочными. Имперор появился из подобного, стал “новым взглядом” на веру, ключом к нынешнему мирозданию для жителей империи. Те, кто уже поклонялись, стали делать это чаще, а те, кто не делал этого, насильно подверглись новому. Если привести сравнение, то это выглядело бы как приём пищи. Один человек есть горький овощ и терпит, внушая себе, что тот ему пойдёт на пользу, а другой этот продукт не ест, потому как вкус, так и содержание ему не очень-то и нравится. Схватив этот овощ в свой контроль, невидимая рука просто заталкивает в глотку нашего воображаемого человека этот столь неприятный на вкус продукт. Так случились с Имперором. Высший итальянский совет, который располагался в Риме и в Неаполе, собрал всё старинные данные по религиям былых времён, стараясь будто частично опираться на поговорку «всё новое – хорошо забытое старое». Собрали с Библии и Корана разных словечек, совместили всё в большую кучку, а потом возвели всё в абсолют, прямо в глотку народу. Кто сразу понял, что империя начинает разрастаться, принялись мигом заносить в своё сердце новую религию, которая явно отличалась от имеющихся на земле в третье тысячелетие. Человек переходил к атеизму постепенно, но верно, потому несколько столетий жизни «в науке» стали слишком скучны, оттого Имперор показался не такой уж и плохой идеей. Деление территории продвигалось религией, убийства миллионов солдат оправдывалось волею бога, что награждает человека за его длительное терпение. Кроме того, силовики Цериста действовали невероятно эффективно, изничтожая «неверных», между тем сжимая всё сильнее всех оставшихся. Буквально вся Европа упала под ноги Италии: Германия, Британия, Франция – всё рухнуло за несколько сотен лет. Всё устали от большой войны, надоело миру глядеть на смерть, которая вроде-бы всегда следовала за людьми, но сейчас её разрушительное воздействие ощущалось массированно, более активно и язвительно. Конечно же, Соединённые Штаты медленно падали из-за гигантской армии Церистов. Капитуляция была просто-напросто неизбежна, а данный факт внушал жителям Америки неподдельный ужас перед неизвестными временами. Осталось единственное государство, неподвластное итальянцам – Россия. Рокоты войны не достали до холодных земель, так как сама страна уже с самых начал развития империи помогала ей во всех вопросах, даже дипломатических. Вот так и получилось, что два народа относятся друг к другу скорее нейтрально, чем положительно, а потому в планы империи Россия не входит. Хотя, кто его знает? Возможно у новоиспечённого императора появится мотив на введение войск внутрь северного государства.

Сейчас же, аэроплан до сих пор мчался к месту назначения, осталось ему лететь всего два-три десятка минут, потому нужда во сне у Майкла просто отпала. Парень всё не мог понять слов своего соседа, с виду обычный старик, но нутро не давало спокойствия в душе блондина. С одной стороны, говорить про повстанческое движение прямо в летательном аппарате тех людей, против которых ты идешь, довольно глупая затея, но с другой… С другой стороны, это самоубийство. И точка.

– Вы меня, конечно, извините, но стоило ли вам ведать такую секретную информацию обычному человеку, который может оказаться… Тем же самым доносчиком! Глупо, не правда ли? – немного взволновано задал вопрос Майкл, преклонившись поближе к уху старика.

– Я живу уже семьдесят четыре года, мальчик, следовательно, людей я повидал очень много и видел, – старик тяжело выдохнул и прикрыл старую газетку – явно больше чем ты. Понимаешь, навык отличать людей друг от друга приходит с возрастом. Нужно иметь мудрость в этом вопросе, а она тоже с опытом прибывает. Ты-то не бойся, рано или поздно мы всё заберем… всё-всё. – конечно, Майк насторожился и с некоторой неприязнью отнёсся к словам старика, который молча пилил взглядом блондина, ожидая новых вопросов или ответов.

– Нет, ничего мы не заберём, сэр. Вы Имперора не перебьете одними словами и своими выдумками. Человек не может убить Бога, даже если его нет. Бог в сердце живёт. – старик чуть ухмыльнулся и в его глазах проблеснули нотки тоски, некой печали, которую тот пытался выплеснуть в бездонное море разума, однако сделать этого не смог.

– Мир рушится прямо на наших глазах, а человек ничего не может сделать. Если бы бог хотя бы раз проявил к нам сожаление или милость, то мы организовали бы ту самую “цветущую” реальность, однако… По итогу получаем Имперора. – Майкл нахмурил свои брови и бегло осмотрел пассажирский салон, на предмет нахождения здесь силовиков, или итальянцев.

– Столько лет развития нашей расы не могли пройти зря. Имперор – новый облик старых религий, который устаревали со временем развития человека. Новый облик нравится людям, понимаете? – как только блондин закончил, ему навстречу ринулся вопрос со стороны старика.

– Судя по твоей логике, вера в Императора, и всё, что его обросло, со временем устареет? Тогда зачем погружаться в это? – седина блеснула еле уловимым бликом света, когда старик повернул голову в другую сторону, глядя на противоположное окно.

– Я проживу слишком мало, чтобы застать переход одной религии в другую. Поэтому, сэр, дела ваших повстанцев меня не касаются. Извините. – Майкл почему-то удивлися тому, что старик глядел именно в противоположное окно, а не ближайшее. После ответа парня прошло всего несколько секунд, но собеседник уже вернулся обратно, и решил поставить жирный крест на диалоге.

– Скоро наши дела коснутся всех. И даже тебе придётся определиться: верить или же придаться разуму. – корабль вновь вздрогнул, а в животе Майкла будто всё затряслось. Это самый верный знак того, что начинается посадка на землю, так собственно и было.

Весь корпус задрожал и принялся вибрировать из-за снижения высоты, пытаясь плавно и медленно приземлится в одном из аэропортов на окраинах Рима. Здесь находился производственный район, с которого ничего кроме дыма и пара не выходило. Температура здесь выше обычной, если в стандартные деньки осени центр города погружался в двадцать пять градусов тепла, то на промышленной зоне можно было спокойно добавлять десятку сверху. Сам аэропорт представлял собой большой квадрат, примерно километр на километр. Здесь рядами стояли грузовые и полу-грузовые аэропланы, которые либо только готовились на взлёт, либо уже несколько месяцев стояли без дела. Иногда такие летательные аппараты списывали на счёт армии Церистов, дабы переделать их под нужды военных, но обычно до такого редко доходит и аэро просто стоят на подобных площадках.

Когда стойки корабля коснулись земли, сквозь динамик снова послышался размытый доклад капитана, смешавшийся с громкими разговорами остальных пассажиров. Старик поднялся с места и ушёл в противоположную сторону от выхода, ближе к капитанской каюте. Майкл же почесал затылок и ощупал карманы, удостоверившись в наличии билета. Огромная толпа последовала к выходу из аэроплана, туда же направился и беловолосый. Спустившись по трапу на землю, картина нынешних реалий Рима открылась для глаз прилетевшего американца. Из промышленного района было видно, как огромные стальные пики небоскрёбов возвышались из центра города, а напоминали они больше ежовые иглы, торчащие из земли. Небо принимало серый оттенок, размытый багрянцем из-за городской засветки.

Плотный поток горячего воздуха хлынул в лицо Смита, который уже изрядно измотался, потому глаза каждые несколько минут безнадёжно пытались сомкнуться. Спасал лишь шум летающих автомобилей, которые постоянно проскакивали мимо макушки идущего по заброшенным улочкам Майкла. Оставалось преодолеть несколько километров до ближайшей станции метро, а оттуда добраться до дома. Парню очень повезло с работой, которая могла предоставить жильё в заполненном городе, настоящий центр мира – не иначе. Кроссовки сметали камушки с дороги, поднимая иногда пыль. Из гаражей по соседству можно было услышать матерную брань на разных языках, стуки или чей-то вой. Проходя очередной метр, рядом с забором Майкл заметил лежащего мужчину, видимо тот напился до беспамятства и теперь отсыпается, но ещё возможно, что тот просто умер, так как от жирнющей туши на земле, мягко говоря, пахло дурно. Парень ускорил шаг и стало ещё жарче. В таком районе будто всё намекало на адскую обстановку, неизвестный красный оттенок у всего, словно красная линза в глазу, ещё и утомляющая парилка, от которой не уйти и не убежать.

В мире сейчас больше всего страдала экология. Барэлит увеличил производство, следовательно, и отходы значительно выросли в своём количестве. На таком фоне температуры тоже поднялась, в Риме стало невозможно жить без кондиционера в любом помещении. Человек достиг небывалых высот, но был вынужден страдать из-за кислородного голодания – положение третьего тысячелетия было таково.

Тем временем Майкл вышел на шоссе и медленно брёл среди старых домов, стараясь забыть про своё потное тело. Дорога медленно сближала идущего с гигантскими пиками высоток центра Рима. Рядом иногда пролетали грузовики с военными, а также городские аэромобили. Почему-то каждые две минуты по всей округе разносился глухой стук, будто бы часы тикали, пробивая новый момент для жителей мегаполиса. Нога чеканила шаг об асфальт, и постепенно над головой идущего вознёсся значок метрополитена.

Прежде спуск по эскалатору вниз не казался таким затяжным и пустым, шум людских голосов почти перекрывал работу механизма, однако сейчас слышно было лишь гул механизма. Как будто именно в поздний час, душа покинула это место, оставив вместо себя лишь чёткую и слаженную работу разума. Он всегда должен побеждать, разве это не так? Майкл именно об этом и думал в момент спуска вниз, ему казалось, что пустота и отчуждение понемногу затягивает станцию метрополитена, оставленную на краю центра мира. Но не только уныние приносило безлюдие, ещё и умиротворение, которое отлично совмещалось с ясностью ума. Великолепная синергия двух материй, пульсирующая где-то в глубине головной коры. И по щелчку возник в сознании космос. Тот самый: детский и живой, созданный воображением и состоящий лишь из блёсток и белых красок, перемешанных с красными оттенками карликов, тех звёзд, которые уже не так теплы и велики. Майк погрузился в пучину земли, постепенно утопая в тиши туннелей метро. Здесь воздух другой, будто бы тело перенеслось на тысячу лет назад, в моменты, когда люди ещё могли гулять по живым, по-настоящему живым паркам. Ничего искусственного, ничего мёртвого.

Огромный зал станции удалялся на километр вперёд, будто здесь когда-то могло стоять столько народу, чтобы полностью занять всё пространство. И только стоило подумать об этом, как вдруг рядом пронёсся состав монорельса, который невероятно плавно затормозил, открыв двери последнему посетителю метрополитена. Зайдя внутрь и заняв своё местечко, Майкл почувствовал себя одиноко. Здесь – ни одной души, ведь работал вагон автономно, без машиниста. Люди уже спали, где-то в глубинах Рима, на затворках муравейника, гигантского и неописуемого взглядом мегаполиса. Беловолосому так захотелось любви, нежной материнской заботы у теплого, стучащего сердца женщины, родившей тебя вживую, а не через лабораторный процесс, как это стало ныне модно. Однако, мать, Джессика Смит, погибла ещё во время войны империи и Америки. От неё сейчас остались лишь куски воспоминаний, частицы положительных и отрицательных чувств, которые возникали во время воспитания мальчика. Умерла она мучительно, силовики империи неоднократно использовали захваченных пленниц для удовлетворения собственных утех и потаённых желаний, которые не могли быть реализованы на родине. Радовало лишь то, что процесс умерщвления не видел сам Майкл, имея лишь известия о самом факте гибели. И даже в таком случае мальчику пришлось не сладко, потому как отец не мог на своих плечах вывезти огромный груз не только воспитания дитя, но ещё и вопрос с материальным обеспечением юноши. Всеразрушающая волна Церистонской империи прокатилась по землям Северной Америки, после чего мальчик угодил в многодетную семью как беженец. Нельзя сказать, что там оказалось лучше, потому как Майкла заставляли ежедневно приносить молитвы Имперору, в угоду нового строя жизни. Вырос блондин набожным, но одиноким и бедным. Связавшись с механиками из Канзаса, тот нашёл себе довольно хорошую работу по покупке необходимых запчастей с разных концов света. За свою жизнь светловолосый повидал не мало городов, но никогда, да – именно что никогда, ему не доводилось ощущать компанейское тепло общения, иметь друга или хотя бы верного товарища, что в целом одно и то же.

Глядя на отражение стёкол вагона монорельса, Смит видел собственное отражение, блики серых глаз и растрёпанные волосы. В плавном движении немного укачивало, будто в колыбели, а веки снова пытались безнадёжно сомкнутся воедино, усердно указывая Майклу на потребность во сне. Даже всё предыдущие ощущения пустоты не перекрывали желания заснуть, упасть прямо на пол вагона монорельса и погрузится в бездонное море сладких сновидений, которое всегда так нравилось Майку. Там нет экологических бедствий, бесконечной человеческой кровопролитной войны, печалей и тоски, туманов и разбитых стекол: лишь грёзы и метафорические образы, которые навевают мысли о лучшей жизни, о той жизни где Майкл остаётся наедине с Богом и самим собой. У таких грёз особенный вкус и запах, несравнимый с реальностью – жестокой и опасной, где не существует Имперора или другого выдуманного идола. Лишь сон способен спасти от угрозы, нависающей над головой с каждым днём. В этот момент об этом и размышлял Смит, проезжая очередную станцию метро и наблюдая за проходящими внутрь состава людьми. Все они по-особенному разные, но идут под одним режимом и словом, которое нельзя нарушить если тому дорога жизнь и свобода. Заполнялись места и проходило внутрь ещё больше людей, однако Майкл был один, против всех, но в то же время находился с людьми в одной лодке.

Из динамиков тихо разносился гимн империи, людишки нервно водили взглядом по лицам невиданных ранее собратьев по виду. И, как показалось блондину, сразу всех что-то объединяло: неведомая сила мысли, которая погружала людей в одно течение, поток белой краски, пытающийся смыть их с места, но эта жидкость лишь омывала их, будто река бьёт об камень в попытках снести его дальше, вниз по течению.

Внезапно от понимания такого факта, на лице сидящего Смита появилась улыбка. Он почему-то вдохновился своими же мыслями, будто по разуму прокатилась волна света, очищая его от проклятья и ненужных мыслей и соринок. Сонливость ушла, бодрость подкатила к ногам беловолосого, и тот поднялся с места, ухватившись за поручень у выхода из вагона. На миг показалось, что всё проблемы миновали, уйдя прочь. Возможно, ему лишь показалось.

Преодолев необъятную толпу выходящих и заходящих в метрополитен людей, Майкл выбрался наружу, обратно в багровое зарево Римских улиц, но теперь он находился не на окраине мегаполиса, а, скорее, в жилых кварталах города. Когда-то здесь стояли красивые итальянские домишки, аутентично подходящие под атмосферу изысканной страны. Нет-нет, в третьем тысячелетии всё стало иначе. Здесь располагались, действительно, муравейники, этажей так семь в высоту. Квартирники располагались вплотную друг к другу, окон зачастую не было, если и имелись таковые, то выходили они не на дворики соседей, а на балкон напротив. Никогда Смит не понимал такого, потому что прежде на постоянной основе не жил здесь. Парень предполагал, что в центре города имеются нормальные и адекватные дома, однако попасть туда случайно не получалось, даже по работе не приходилось забегать к высшему сословию граждан, хотя бы ради любопытства. Здесь, в жилых кварталах, развелось уж очень много людей даже в ночное время. Работать приходилось до сумерек, потому в часов эдак одиннадцать, на улице сохранялась гигантская толпа, шагающая друг за другом вслед.

До дома оставалось дойти каких-то несколько сотен метров, но двигались все очень и очень медленно. Кто-то читал через голографический протез, расположенный в черепе, другие просто сонливо втыкали в землю, а третьи вели диалог со своими коллегами, друзьями, незнакомцами. Вот и Майклу довелось наткнутся на такого мужчину: он был одет в парадный чёрный костюм, обувь сочеталась с одеждой и дополняла её. Вытянутое большелобое лицо переметнулось налево, осмотрев уставшего Смита. Немного поёрзав и поправив галстук на шее, да смочив рот слюной, незнакомец обратился к американцу, используя английский язык с итальянским акцентом.

– Извините, сколько сейчас времени? – перебивая гул толпы, спросил темновласый незнакомец.

– У вас вроде бы есть часы, сэр, – ради приличия Майк всё-таки посмотрел через интерфейс голограммы на табло времени, после чего моргнул два раза и скрыл окно перед глазами. – Двадцать три часа, сорок две минуты и… Тринадцать секунд на момент просмотра. Что-то ещё? – спросил утомлённо Смит.

– Спасибо. Да, у меня есть с собой часы, но дело в том, что лучший способ завести диалог с человеком – спросить у того время. Вижу, вы сегодня очень усердно и плотно работали. В доках работаете? Или может на аэропоездах? – снова завалил вопросами короткостриженый черноволосы мужчина, опять же поправляя галстук.

– Сегодня мне пришлось весь день мотаться по Канзасу, а потом совершить перелёт из штата в Рим. Очень выматывает, если вы понимаете о чём я говорю. Кроме того, под полночь меня постоянно начинает клонить в сон, даже если принять средство для пополнения энергетического запаса организма. Довольно хорошая вещь, если помогала бы. – толпа продолжала двигаться дальше, а незнакомец после слов “американец” воспрянул духом и снова начал закидывать блондина вопросами.

– Говорите, вы из штатов к нам прибыли? Интересно-интересно… Надеюсь, между нами не возникнет недопонимания на политической основе, храни меня Имперор. Мне хочется узнать, а вы вот – поёте гимн нашей великой империи по утрам? Я, как гордый патриот своей страны, делаю это постоянно. На перерывах и обедах, вечерами и как только встаю с постели. Мне кажется, что именно так наш народ сплачивается под единой рукой императора Лоренцо Третьего. Как же хорошо на душе становится, когда пою гимн… Ох-ох… Я не сдержусь! – мужчина тяжело вздохнул и затянул первые нотки гимна, выпевая низко:

"Солнце и луна-а-а…”

Головы людей начали подниматься вверх, кажется многие поняли, что нужно делать, потому люди потихоньку замычали, напевая знакомый ритм.

“Император славься на земле нашей,

Под небосводом ярким и светлым,

Дай нам новых сил и новый сле-е-ед…”

И действительно, вокруг все начали в один голос петь единый мотив, сливаясь в звуке гимна. Выпучив глаза, удивлённый Майкл оглядывал неописуемые взором колонны, подхватывающие слова песни. По всему жилому району тянулась эта нить и возносила она Церистонскую империю на небо своим потоком голосов.

Конечно же голова от таких каскадов фольклора загудела и начала трещать изнутри. Срезая через свободные места в толпе, Майкл выбивался к нужному месту – двери в свою квартиру. Аккуратно проползая между тесных рядов, тот отскочил от толпы и споткнулся, припав на землю. Пение продолжалось, но в этот момент Смит находился уже прямо у двери в свою квартиру. Вытащив ключи из кармана, тот четыре раза провернул их в замке, втиснувшись внутрь. Теперь стало очень тихо, отчего в ушах слышно было остаточный звон, настолько уж толпа народа оказалась громкой.

– Подумать только, один начал, и все подхватили. – Смит недовольно вздохнул, расплываясь на двухспальной кровати, которая стояла посредине небольшой комнатки, по соседству с которой располагался душ, а слева от него – туалетная комната. В раздумья погрузиться парень не успел: только тот вздохнул с закрытыми веками, как сразу кинуло организм в сон – ничего не поделаешь.

Утро наступило слишком быстро, по неведомому щелчку пальцев ночь пролетела и сменилась на день. Веки разлиплись и осмотрели белый потолок комнаты, в которой находилось тело Майкла. Кровать, кажется, втягивала внутрь себя каждую конечность, пытаясь удержать своего владельца как можно дольше. Но нет, работа не ждёт, да и какой смысл спать долго, если после такого пробуждения станет ещё хуже. Переспишь нужное время – заболит голова, меньшее – тоже болеть будет. Так что нужно вставать так, как того желает организм, иначе сделаешь себе хуже.

Взгляд устремился на окно, забыв его зашторить, Смит позволил себе по утру встретиться с видом на утренний Рим. На небосводе кагорты серых и тусклых облаков закрывала пелену синего неба, которое уже лет триста не синее, а более тёмное и неприветливое. Переместившись на край кровати, перед этим усевшись на него, Майкл протёр двумя указательными пальцами оба своих глаза и покрутил головой. Первым делом тот сбегал в ванную и принял душ, дабы смыть с себя тяжёлый покров пота с предыдущего дня. Обычно парень это делает перед сном, так и спится лучше и легче на сердце становится. Оставаясь под струями воды, в голову заглядывали образы того, как кучные комки пыли спадают с кожи под действием напора, который омывал всё тело. Выплеснув себе на руку какую-то химию, называемую “шампунем”, Смит втёр её себе в волосы и потом смыл. В общей сложности все процедуры заняли не больше тридцати минут, и, выйдя из ванной, парень надел на себя белую глаженую рубашку и чёрные брюки без стрелок, которые висели в шкафчике прямо на выходе с основной спальной комнаты.

Присев за стол, парень набрал на замудрённом аппарате несколько чисел, после чего из него выскочила тарелка с яичницой и двумя тостами. Набрал ещё три числа, и машина мигом приготовила кружечку кофе, тоже выдвинув её вперёд. Сомкнув ладони вместе, Майкл приклонил голову и принялся читать молитву перед едой:

Спасибо тебе, Имперор, за такое богатство,

Спасибо тебе, что ты кормишь меня со своей руки…

Конечно же молитва продолжилась и дальше, на протяжении минуты от зубков Смита отскакивали благодарности в сторону бога, а уж только после этого он приступил к трапезе. Каждый кусочек был съеден, кофе до последней капли допито, а посуда вернулась в аппарат. Утерев рот влажной салфеткой, парень поднялся на ноги и принялся собирать вещи для похода на рынок запчастей.

Кстати, еда из аппарата была создана с помощью химических синтезов, потому вкус оставлял желать лучшего. И всё же это единственное что оставалось для обычного человека, всё, что содержится в еде, помогает организму поддерживать жизнь, продолжать работать исправно. Майк иногда приводил для себя сравнение человека и машины, но вот если вторую можно починить лишь заменив запчасть, то вот с человеком такое не всегда проканает. Столько штаммов болезней появилось, раковые опухоли и сердечные заболевания стали для третьего тысячелетия критически опасными, потому здоровых людей осталось лишь процентов так десять от всего населения земли. Сам Майк страдал от болей в печени, потому эму приходилось принимать курс лекарств; они недорогие, но сам факт удручал. Помогало ли лекарство? Наверняка, да, в противном случае парень уже давно умер бы от цирроза печени. Человеку постоянно нужны поддержки, которые продлили бы его существование ещё на недельку, а вот машину – чини и чини, ей то что?

Уже на часах значилось время, равное девяти часам, пятнадцати минутам, что значило время выхода из дома. В портфеле уже лежали нужны документы на закупку деталей, в нём ещё располагались разряженные электронные часы с дополнительным голографическим интерфейсом и ключи от дома. Деньги Смит предпочитал держать на счету в Всеобщем Народном Банке Рима (сокращённо ВНБР).

Открыв перед глазами интерфейс мозгового протеза, Майкл осмотрел свой пункт назначения, который располагался на западе города, в одном из пересечений жилого района и промышленного. Турбоприводы считаются немного устаревшими запчастями, потому и искать их нужно не в дилерских центрах, а на руках у людей. Сегодня Смит планировал купить хотя бы два аппарата, необходимых для доставки, а завтра уже заняться раритетной вещицей, которая непонятно зачем потребовалась механикам из Америки. С такими мыслями парень покинул свою квартиру, прокрутив несколько раз ключи в замке, закрыв дверь. Надежда на хороший день пыталась хоть как-то компенсировать оставшуюся сонливость в теле Майка.

Стадия вторая

Толпа на улице продолжала шагать строем вперёд, причем всего было две колонны. Одна направлялась вглубь жилого района, а другая в противоположную сторону. Найдя себе свободное местечко, Майкл вклинился именно туда, стараясь не мешать безупречной выдержке движения людей. Никто из этого строя почти не выделялся, в основе своей, почти каждый мужчина одевался одинаково: белая рубашка, чёрные брюки и обязательный элемент – чёрный портфель. Империя считала эту форму одежды основной, однако обязательное ношение пока не вводили.