Воины Новороссии. Подвиги народных героев

Захарченко:

– У меня есть товарищ, единственный, кто остался живой с танкового взвода, механик-водитель. Он загнал свой танк. Экипаж был убит: командир танка был убит, наводчик. Он остался, механик-водитель, один целый. Загнал свой танк сюда (в здание аэропорта), поднял пушку, выстрелил весь боекомплект прямо внутри этого здания, взял автомат и пошел как обычный боец… Сейчас глава Тельмановского района. Позывной «Куба».

Вот позывной. Сразу возникли ассоциации, как Фидель Кастро ведет кубинцев на штурм казарм Монкада.

– Да, – глубоко вздохнул Аркадий. – Это новый русский эпос!

Захарченко показал рукой:

– Вот такой маленький, со всеми своими… – покрутил рукой. – Но шлемофон у него всегда наготове. Форма, сидор военный. Тушенка, патроны, автомат. По приказу глава Тельмановского района превращается в механика-водителя танка. И готов выполнять любые приказы командования.

Здание аэропорта

Аркадий Минаков даже прикусил губу: ну и парни! Наших-то чинуш из кабинетов не выкуришь! Тем более в танк… Не усадишь и силой.

Он в возбуждении водил рукой:

– Продолжение нашей истории. Дыхание ее живое…

Поехали назад.

Захарченко рассказывал:

– …Пошли в наступление. Что бы мы ни предпринимали, нас окружили. И мы не могли выйти, пока наши ребята не пробили коридор, – и мы вышли. Вышли, коридор закрылся, и пацаны с «Востока» там сидели почти месяц.

Разговор не прерывался.

– …Стратегическое значение самой операции, – сказал Минаков, – как понимаю, вас хотели отрезать от России.

– Да.

Говорили о боях на Саур-Могиле[8].

– Мы держали коридор, с которого свободное передвижение было. А вот здесь, – Захарченко показал вперед. – Здесь вот в 2014 году моя супруга напротив кладбища приняла свой первый в жизни бой. Вот тут. Меня прикрывала…

Семья бойцов!

Минаков:

– А вот эта улица, если черно-белым снимать, это Вторая мировая…

– Каждый дом приходилось брать штурмом. Каждый дом. То есть бои здесь показали, что они не смогут нас взять. Мы не настолько слабы. Уникальная военная история заключается в том, что здесь штурмовала военная группировка (донецкая), в пять раз меньшая, чем обороняющаяся. Нет в истории военных наук, чтобы меньшими силами брать хорошо укрепленные города. Вы не поверите. Вот под Углегорском и Дебальцево…

Когда разгромили противника в дебальцевском котле, – понял я.

Захарченко остановил машину около «девятки».

Снова вышли и шли вокруг здания.

Захарченко:

– Мы находились на седьмом этаже. Этот дом как нам достался, нас обстреляли из урагана.… Мы взяли отсюда реванш… А когда ударил ураган, я думал, что дом рухнет. И уже понимал, что если дом начнет падать, то с седьмого этажа бежать мы физически не успеем. Но, слава богу, дом устоял.

Все смотрели на здание.

Захарченко:

– Понимаете, здесь погибших было всего два человека. И по своей глупости. Один закурил сигарету ночью. Снайпер снял. Хотя категорически запрещено было это делать. А второй решил посмотреть, что такое «Грады». Ну, «Град» его и догнал. А вот вокруг этого здания погибших было много…

Александр Захарченко рассказывает

Захарченко не переставая курил.

Аркадий Минаков:

– Вот вы сказали про свою военную биографию. А я раньше читал вашу родословную. У меня тоже большинство предков были военные. Дед Берлин брал.

Тот:

– Прадед Алифан… Служил в гвардейском полку. Взяли его за большой рост. Это первая половина XIX века…

Захарченко по-дружески положил руку на плечо Аркадия:

– Преображенские полки и отличались тем, что гвардейцы были большими и неприятеля через себя перебрасывали, – махнул руками, как будто в них были вилы.

Он все курил…

И понятно. К тому приучила напряженная, полная каждодневных испытаний борьба во имя освобождения Донбасса.

4. Продолжение разговора с Минаковым

Когда я досмотрел видео, то снова позвонил Аркадию Минакову, поблагодарил его за возможность вживую пообщаться с Александром Владимировичем и спросил:

– Захарченко просил вас рассказывать студентам, молодежи о том, как бились за аэропорт. Вы рассказывали?

Минаков:

– Я написал несколько очерков, они опубликованы в интернет-изданиях.

– Вот вы познакомились с ним, прочувствовали его… Кто такой Захарченко?

– Харизматический лидер. Он не профессиональный военный. Насколько я помню, он занимался мирным делом, но, когда началась «Русская весна», а она началась 23 февраля 2014 года в Симферополе с захвата прорусскими активистами крымского парламента, он предпринял радикальные шаги. Ведь он возглавлял «Оплот». Что сделали донецкие, в отличие от одесских, харьковских, они сразу приступили к действиям, захватили ружейные комнаты. И стали захватывать ключевые точки. Администрацию, разоружать эсбэушников и так далее. То есть без таких людей, как Захарченко, Пургин, тот же Ходаковский, это произойти не могло. Тут очень важен решительный, военный элемент. И Захарченко был одним из тех, кто сразу стал военным. Стал военным лидером, не только политическим. Это было исключительно важно. Ну и плюс ко всему он человек приземленный, в наименьшей степени, так скажем, романтик и идеолог. Это не его. Он прекрасный практик. Я с ним говорил, и он ведь говорил о проблемах, начиная от школ и заканчивая войной. А те лидеры, которые, так скажем, были излишне идеологизированы и не обладали деловой жилкой, в условиях боевых действий неизбежно должны были отойти на второй или третий план… Он очень обаятельный человек, от природы неглупый, мгновенно все схватывал на лету.

– Вот на видео вы стоите и говорите: «Это новый русский эпос!» Что вы в это вкладывали?

– Там явно святое место. Там ведь кровь. Там, знаешь ли, там особый дух места. Вот мы стоим около «девятки», девятиэтажного здания. Там был штаб и «Моторолы», и «Гиви», и Захарченко. По этому зданию из «Градов» били. Думали, он сложится, а он выстоял. Там было страшное сопротивление. Там были жуткие бои. Вот он говорит, – показывал нам вокруг «девятки». – Там до сих пор несколько сот киборгов лежит… И эпос. Будет литература, будут памятники… Вот что остается после великих войн? Литература, поэзия, песни, памятники… У этого места все есть, только нужно время, когда все это появится…

«Там творится новый русский эпос», – прозвучало у меня в голове.

Я спросил:

– Так что он хотел сделать с аэропортом?

– Сохранить как памятник… И он должен вот так выглядеть, как после боев…

– «Девятка» на отшибе и одинокая. Видимо, там летчики жили.

– Вероятно. Донецкий аэропорт – это, по сути, граница была. Когда мы там были, раздавались выстрелы, взрывы. Он определял по звуку, что там разорвалось. За аэропортом Авдеевка… Ну что тебе еще сказать? У него яркая, образная речь…

Мы говорили.

Потом я спросил:

– Аркадий Юрьевич, первая поездка в Донбасс была в Донецк. А другие четыре поездки?

– Большей частью в Донецк, – отвечал Минаков. – Я уже туда ездил с журналистами. Были конференции. Но это не столь яркие поездки. Я там встречался с друзьями, с кем меня Пургин познакомил. Последняя поездка должна быть… Ты знаешь, был такой журналист Андрей Бабицкий[9]?

– На радио «Свобода»…

Я сам в начале 2000-х участвовал в передачах Московской студии радио «Свобода» в программе Карэна Агамирова «Человек имеет право» и там встречался со всем цветом политики того времени: Лимоновым, дочерью Анатолия Лукьянова, депутатами Исаковым, Митрофановым и другими.

Андрей Бабицкий

Минаков:

– Он был представителем ультралиберального журналистского лобби. Обслуживал чеченцев, брал интервью у Басаева в первой половине 90-х годов. То есть он был либерального разложения. Работал на радио «Свобода». Был в Праге. Ну как тебе сказать? Он был искренний человек. Это его молодые годы. А потом он начал, как говорят, набираться жизненного опыта и прозревать. Стал тяготиться работой на радио «Свободы». Ну, по его словам, как он говорил: «Меня начинала угнетать та ложь, которая лилась в нашей редакции и в особенности в украинской». И когда началась «Русская весна», он начал делать честные репортажи о том, что происходит, и покинул радио «Свобода» и переехал в Донецк. И он стал одним из ведущих тележурналистов телеканала «Оплот». «Оплот» – это Захарченко…

– Надо же, Александр Владимирович и такого прежде ярого антироссийского борца перетащил на нашу сторону. И тот стал чуть ли не рупором России.

– Да, проправительственного канала. То есть перешел в результате длительной интеллектуальной, духовной эволюции. Вот Достоевский, ведь от социалиста Фурье эволюционировал в глубоко религиозного человека.

– Я в СМИ прочитал, что Бабицкий считал правильным возвращение Крыма на историческую родину в Россию.

Минаков:

– Вот видишь. Это был яркий человек. И последний контакт с Донецком это благодаря ему. Он постоянно брал у меня интервью. По скайпу. В студии сидели донецкие, а я участвовал виртуально. У нас был разговор, хорошо бы снова приехать в Донецк… Но он сравнительно недавно скончался в Донецке. Жил там с 2014 года…

– С самого-самого…

– Это могла быть моя последняя поездка, но не успел.

«Ничего, сколько их еще впереди», – подумал я и ещё раз удивился способности Захарченко перетаскивать людей на свою сторону. Не без влияния Захарченко Бабицкий стал вести прорусский канал!

Я спрашивал:

– А после той встречи с Захарченко, куда вы ездили в Донбассе?

– Практически все поездки в Донецк и одна в Луганск. И там я выступал. В каких-то крупных учреждениях, я с журналистами, с делегациями. Ведь когда в 2014 году началась «Русская весна»… А она началась в Крыму. Я уже говорил, в Симферополе начались выступления, захватили парламент, появились российские флаги. Движение охватило всю Новороссию. И только некоторые хотели его принизить, якобы это касалось только Крыма. А ведь Русское движение, повторюсь, охватило всю Новороссию и Слобожанщину. Одесса, Николаев, Херсон, Запорожье, Днепропетровск, Харьков… Русское движение было всюду, просто в других местах его не поддержали…

– Не нашлось своего Захарченко… А кто Захарченко для «Русской весны»?

– Он ее плоть и кровь… Только не сразу выдвинулся, сначала в Донецке была другая политическая генерация. Но со временем стал во главе ее…

– Аркадий, а помните, была тоненькая ниточка, которая связывала Донбасс с Россией…

– Это когда хохлы пытались отсечь их от российской границы. Наступление у Саур-Могилы. Они шли вдоль границы, стараясь отсечь Донецк. Поэтому обороне Саур-Могилы придавали огромное значение.

О Донбассе и Александре Владимировиче можно было говорить часами.

5. Каким он парнем был…

Впоследствии мне Минаков представил свои заметки о Захарченко, из которых считаю уместным отметить следующее:

Минаков: «Он уже не революционный романтик той первой волны, которая осуществляла “Русскую весну”. На нем огромная агломерация. Это не только военные проблемы, но и экономические, и культурные. Причем последним он придавал особое значение».

Если бы Захарченко не был практиком, он бы не смог руководить хозяйством такой большой области.

По словам Аркадия Минакова, руководитель ДНР – неординарная личность. «Он неоднократно смотрел в глаза смерти. Его могли убить на войне. На его жизнь не раз покушались. У людей, которые проходят через экзистенциальные испытания подобного рода, особый склад ума, характера, особая харизма… Ему как-то доверяешь».

Захарченко говорил Минакову: «Я одновременно и имперец, и националист».

Патриот в самом хорошем смысле слова.

Минаков сказал, что к православию у Захарченко было ясное и спокойное отношение воина. Он говорил: «Каждое воскресенье отстаиваю службу в церкви. Убить могут в любой момент. Надо быть ко всему готовым…»

Минаков: «Теперь я отчетливо осознаю, что это была не риторика и не красивая поза».

Еще до встречи с Минаковым Захарченко 5 декабря 2014 года давал интервью[10]:

«Захарченко:

– …Мы никогда первыми не стреляем. Не будет стрелять Украина, не будем стрелять мы.

Журналист:

– Согласно информации некоторых СМИ в Украинской раде принят закон. Он лишает жителей, которые проживают на территории, не подконтрольной Киеву, гражданства.

Захарченко:

– Слава богу, мы независимы. Если это правда, я здесь выпью шампанское. Если они лишают гражданства, то они признают нашу независимость. Если это подтвердится, тогда, ребята, извините, тогда уже все.

– А как быть гражданам, которые фактически не имеют документов?

– Начнем свои паспорта… Если Украина лишила часть территории, которую считала своей, гражданства, она автоматически признала, что это не граждане Украины, а граждане другого государства – ДНР и ЛНР. Логично?..

Другой журналист:

– Готова ДНР продавать Украине уголь?

Захарченко:

– Деньги утром, вечером уголь…

– А если без денег?

– Они России уже несколько миллиардов должны… Они без денег отпускали. А мы не хотим, чтобы Украина должна была… Мы не фонд, мы не спонсируем…

Третий журналист:

– О блокаде…

Захарченко:

– Вы понимаете, этой блокадой Украина постоянно отталкивает часть территории… Она как-то выталкивает от себя. Отторгает. Процесс отторжения уже так далеко зашел, что, если так будет продолжаться, мы просто будем принимать меры и в банковской системе и… Для самостоятельного курса…»

В интервью корреспонденту помощник Захарченко Александр Казаков рассказал[11]:

«Захарченко не любил камеры. Не любил журналистов. Нет, он хорошо относился к журналистам, но если без камер. Посидеть, чай попить. Вот эти съемки. Особенно грим, бесился всегда…»

Скромность?

Нежелание выпятиться?

Считал, что этим унижает друзей.

И это не сплачивает, а разъединяет…

Относительно минских соглашений (мирного урегулирования) Казаков:

«Киев упустил свой шанс. Потому что Захарченко был готов к переговорам и сам об этом говорил. Сначала предъявление позиций. А потом согласование, поиск примирения… Он был готов на соседское существование с Киевом…»[12]

Вот бы кто мог предотвратить схватку с Украиной.

Казаков: «Александр Владимирович никогда не говорил по написанному тексту… Даже на прямых линиях…»[13]

Специалист своего дела.

Ему не нужна бумажка…

Из интервью.

«Казаков:

– Часто бывало такое, что среди дня… Обсуждали текучку. Он (Захарченко) вдруг говорит: “Поехали”. Спускаемся, садимся в машину. Это касается безопасности. Начальник смены: “Куда едем?” Он: “За мной едем”. То есть куда он ехал, никто не знал. Мы едем по Донецку. Останавливаемся на красный свет. Открыто окно. Он с кем-то переговаривается. Может выйти и поговорить. Все машины сзади. Мы тогда на Ясиноватский блокпост тремя машинами ехали. Под мостом останавливаемся. Начался разговор с ребятами. А Александр Владимирович с одним пацаном взял винтовочку и ушел на разведку.

Журналист:

– На разведку? За линию фронта, что ли?

Казаков:

– К линии. За мостом низинка, и он туда как бы ушел. Пластуном. И в это время начался обстрел. Тяжелый обстрел. 120-ми лупили. Думали, мост рухнет. Обстрел шел долго. Минут десять. Зеленка загорелась за мостом. Пацаны из лички (личной охраны) заставили меня вытащить из телефонов батарейки. Ясно, что нас срисовали по количеству телефонов. Потому что у них есть такое оборудование по концентрации телефонов. Видят много, значит, кто-то приехал. Обстрел закончился, вернулся Александр Владимирович. Машины в хлам: все в осколках. Стекол не было, в сиденьях… Иногда с утра начинается паника: “Главы нет. Где глава?” – “А он еще вечером уехал на фронт”. Он себя хорошо чувствовал на фронте… Я помню, с ним уезжали на линию фронта. Интервью с ним записывали. Он сидел на бруствере крайнего окопа. Сидели, пока пацаны не сказали: “Там блеск какой-то”. В зеленке. Возможно, снайпер. И в этом месте “востоковцы” стояли. Он не разделял никогда, свои, чужие. В окопе все ему были одинаковы. Помню, к нему подошел дядька, ну, старше меня. И говорит: “Александр Владимирович, у нас начальство требует шевроны снимать «Востока»”. Он: “Кто?” Ему сказали. Он: “Ноги оторву. Они кровью заслужили это право”. Так что для него разницы не было. Все пацаны для него были одинаковы.

Александр Казаков

Журналист:

– Известно, как сложны были отношения между Ходаковским и Захарченко. Часто Ходаковский его критиковал…

Казаков:

– В 2014 году в мае или в другом месяце у них был разговор. Уже шла война. И в разговоре они договорились друг другу в спину никогда не стрелять ни в каком виде. Для Захарченко слово – вещь очень серьезная. Ты обратную критику слышал?

– Нет. Вы его сдерживали.

– Нет, он нас сдерживал. Он говорил: я не буду лить помои на голову Ходаковского. Он слово дал. Он его сдержал. У нас было что ответить, Захарченко сказал: нет… Он никак не реагировал… Потому что ситуация в республике очень чувствительная и любые подобного рода споры не способствовали стабильности. Раскачивали лодку. А то, что на него помои лили, он не отвечал. Конечно, жалел, что такие есть. Но они же себя роняют, когда такое пишут…

…

Журналист:

– Ты был с ним во время событий в Дебальцево?

Казаков:

– Нет, я чуть позже… Но насчет ранения… Это была пуля. Мы были на том месте, где он был ранен. Это как раз перекресток. В канаву они вдвоем завалились. Судя по калибру, это была снайперская винтовка или пулемет. Там угловой дом, и дед из него появляется: “Там фашисты, а из-за дома наши выходят и бац-бац”. Захарченко деда обнял, спросил, как с углем. Там как. На этом перекрестке был сплошной огонь. Они перебегали перекресток. Саша был предпоследним. Попала пуля в ногу. Причем навылет. Все наговоры, что охранник повязан, – чушь. Он должен был бы лечь и выстрелить… Ранение было тяжелое, с тяжелыми последствиями. Его лечили донецкие врачи. Он им доверял больше, чем русским… Фактически ногу должны были ампутировать. Но он сказал: “Застрелю того, кто ампутирует”. Потом сделали ему операцию.

…

Казаков:

– У меня с ним был разговор. И он сказал: “Когда меня убьют, позаботься о моих детях”.

Журналист:

– А почему?

– Он четыре года был мишенью номер один[14].

…

Казаков:

– Насчет выборов – ему альтернативы не было. Он говорил: “Что делать, деньги тратить…”

…

Казаков:

– Захарченко очень хорошо разбирался в экономике. Он жестко подбирал людей. Он интуитивщик хороший. Но, кроме того, он каждый день учился. Впитывал информацию. По сельскому хозяйству. Я видел, как он спорил со специалистами теплиц… Он понимал, что такое военная экономика. Под руководством Захарченко создана оборонная промышленность. Реально. Что такое “Чебурашки” (системы залпового огня), та сторона хорошо знает. Создал с нуля. И такой промышленности не было. Найдите в бюджете ДНР расходы на статью “Оборонная промышленность”, ее нет. А найдите статью – на трамвай, который называют “Я – Донецкий”. Ее нет… Я знаю одно: люди из команды Захарченко в свой карман не таскали…»[15]

Мы запомнили Захарченко всегда в военной форме и тельняшке. И не иначе! Он всегда был на передовой, будь она военного или трудового фронта.

О родителях Захарченко узнал из передачи «Родители главы ДНР Александра Захарченко»[16]. Их звали Владимир Николаевич и Тамара Федоровна. От них услышали несколько характерных случаев.

Владимир Николаевич:

– Жена Сашу отправила в пионерлагерь. А у меня выходной, и я то ли не понял, в какой именно, сначала заехал в один лагерь, потом в другой, в третий, ездил полдня. Не на машине, а на автобусе. С пересадками. Вез ему огромный арбуз, она ему приготовила покушать. Все-таки ребенок, в лагере. Нашел я его, там забор – за ним качели-карусели. Смотрю, мой Саша сидит в кустах сирени, пригорюнился. Я из-за решетки: «Саша, я тебе покушать привез». Он: «Папа, не хочу я ничего. Забери меня домой». Я говорю: «Ну, ладно». Ребенок плачет. Не нравится. Пошел договорился, буду забирать ребенка. Он обрадовался, я его за ручку веду, выходим из лагеря, у меня две сумки. «Пап, а что ты привез?» Пока автобуса нет, ждем автобус. Я начал ему показывать – она напекла, конфеты. Он: «Папа, там дети такие хорошие. К ним родители приезжают, не приезжают. Давай все им отдадим». Мы развернулись, две сумки детям отдали. Саша обрадовался, меня за шею обнимает, и мы уехали.

Спрашивают у отца:

– Что дарили Саше, что ему больше запомнилось?

Отец:

– Первый подарок по жизни, это даже не подарок. Пошли в «Детский мир»: «Саша, что тебе купить? Вот машинки», то-то то… Саша: «Папа, нет. Купи мне танк». И у нас долго-долго этот танк. И уже младший сын был. Игрался с этим танком. И Саша его берег. Дело в том, что мой отец танкист… Мой прадед тоже военный. Он служил у Буденного. За Каспием они добивали банды басмачей. А потом он окончил школу политруков. И его отправили на Дальний Восток. Он забрал туда жену свою, бабушку мою. И они строили аэродром. А в Великую Отечественную в Дальневосточном военном округе. Потом перебросили, и дед воевал под Сталинградом. А второй Сашин дел ушел добровольцем под Москву… Военные у нас в роду…

Родители Александра Захарченко

Мать:

– Всегда старался быть первым…

Отец:

– Саше лет четырнадцать… Поехал, купили курточку, ехали назад… Парень зашел, с ним дед. Парень пьяный… Парень к деду приставать… И жену задел, она упала. Слышу щелчок, и этот парень лежит на асфальте… Двери закрылись, и мы поехали. А я не понял, кто это его: «Саша, ты?» Он: «Да, я немножко его…» Меня называл «Батя». А сын – тоже «Батя». Вот я «Батя», «Бати».

Мать:

– В семнадцать закурил… Он: «Мама, время пришло…» Что ж, пришло, так пришло… С девочкой. Его все любили… Сдал в 5 классе первый экзамен. Надо что-то испечь. Поздравляю. Иди. Школа рядом. Он пошел и тут же пришел. Идет, голову повесил. Я заволновалась: «Сдал?» – «Нет»… Сели, стали разговаривать: «Что ж, летом будем заниматься, осенью пересдашь». А он засмеялся: «Мамочка, я же сдал…» Тот же 5 класс. Приходят две девочки-картиночки, в фартучках, с бантами. Они: «Тетя Тома, позовите Сашеньку». Я позвала. Саша к ним. Приходит, покраснел: «Мама, они мне в любви признались». И: «Саша, а кого ты?» Он ко мне: «Мама, выбирай ты». – «А ты что им сказал?» – «Я люблю вас обеих».

Отец:

– Куда учиться? Или в техникум, или еще в школе. Я ему: в техникум лучше. И пошел.

Мама:

– До техникума он наш… И учителя рядом. Все было. В основном он отличник…

Отец:

– Телефонов не было мобильных. Волосы стали меняться. Я заезжал в техникум. Учится хорошо. Учительница за них горой. Потом что-то получилось. Пришел с работы, прилег. Телефон. Саша поднимает трубку: «Да, я вас слушаю… Да вы что?!. Неужели?!. Ну я ему дам… Вы за него просите (не бейте), но я ему дам!..» Я: «Саша, с кем ты разговаривал?» – «С классной»…

Мать:

– Сашеньки нет, он погиб. Мы с ним разговариваем… Его однокурсники дружные… Звонят… И поминают, говорят как о живом…

6. Память

Я спросил у Минакова:

– Что вы почувствовали, узнав об убийстве Захарченко?

Минаков:

– Потрясение было. Но с другой стороны, знаешь, ведь он говорил: «Я знаю, что умру не в своей постели. У меня смерть будет от войны». А с другой, сколько бы для республики сделал…

В память об Александре Владимировиче выпустили клип[17]. Он, как всегда, в зеленой одежде, тельняшке, ведет машину. Ему журналист говорит: «Вы на передовую. Для вас это не то, что регулярно, а это то направление, где вы наиболее комфортно себя чувствуете. Приходится как-то себя останавливать в этом? Все-таки глава республики». Взгляд у Захарченко сосредоточился, он прикусил губу. А ему: «И, наверно, не я первый вам об этом говорю. Александр Владимирович, вот как вы с вашим положением сюда гоняете? Вы себе как это объясняете, для вас передовая это что? До сих пор…» Захарченко: «Кто-то считает, что я адреналинщик. Кто-то, что я жить без этого не могу, как военный человек. Все намного проще. Здесь выполняются те задачи, которые выполняет глава государства. В том числе надо знать, чем живут войска. Как живут. Что думают. Какие желания. Мечты. Чаяния. Это нужно понимать. Если ты руководитель, то должен знать, что твои солдаты хотят и о чем мечтают. А пока ты на передовую не приедешь, ты не узнаешь. Потому что передовая – это чистая правда. Могут в кабинете соврать. Обстановка другая. А в окопе: жизнь – смерть. Лжи нет. Нет лжи. Там – правда. Спроси – ответят. Что нравится не нравится. Почему. Они спрашивают. Ну, и самое главное, они видят: не забывает руководство страны солдата. Вот это главное…»