Хирурги человеческих душ

– Вот-вот! – обрадовался Энгмар Иванович. – И во всём у Горбача так: внешне идея благая, а реализация – одно зло. Допустим, Герберт Уэллс 70 называл Ленина кремлёвским мечтателем. Но ведь мечты Владимира Ильича почти сбылись. А нынешний бестолковый кремлёвский утопист – это… Это…

– Советский Манилов, – посмеиваясь, подсказал Подлужный.

– Именно! – чуть не вырвал клок волос на голове Козлов. – Манилов, чтоб он сдох!

– Ну, уж… Тут вы явно перебрали, – оскорбился за лидера Страны Советов Алексей. – Критиковать его надо. Да ведь без него мы бы совсем зачахли в застое.

– Молитесь на него! – всё больше входил в раж недавний партийный функционер. – Он вас и ввергнет в геенну огненную!

– Энгмар Иванович, – постепенно начинал выходить из себя и его молодой оппонент, – да вы сам-то – коммунист или богомолец юродивый? Скажете тоже: в геенне огненной… Вы по существу говорите: если не Горбачёв, то кто?

– Кто? – будто лбом о стенку ударился тот. – Кто-кто…

– Сейчас много слухов о Ельцине 71 ходит, – осторожно намекнул Алексей. – Борется с привилегиями. В Москве снял несколько секретарей райкомов…

– Ельцин? Бориска! Да ты что! – подобно пушкинской старухе у разбитого корыта заверещал Козлов. – Не приведи господь! Я в Свердловске под ним десять лет ходил. В шестьдесят восьмом его взяли в Свердловский обком – в строительстве он соображал, с этим не поспоришь. Но вскоре заметили, что тем, кто выше, он подмахнёт, а кто ниже – унизит. И тогда Яков Петрович…

– А кто это?

– Яков Петрович? Да Рябов – в ту пору первый секретарь Свердловского обкома. Предшественник Ельцина. Так вот он сказывал, что ради карьеры Бориска через мать родную переступит. Ему безразлично, в каком котле вариться, лишь бы на первых ролях. Для него самоцель – прогромыхать во всю ивановскую! Он… Он…

– …советский Герострат, – с всё возрастающим скепсисом, но навёл собеседника на нужную мысль Подлужный.

– О! – согласился Козлов. – Я его также обзываю. Только матом.

– А не со зла, – критически ухмыльнулся Алексей.

– Не смешно, – горестно сморщился Энгмар Иванович. – Впору плакать. Вот с того же Рябова Москва сколько раз требовала: снеси подобру-поздорову дом Ипатьева… Ну, тот, в котором царскую семью расстреляли. Ан Рябов считал, что это памятник истории. И говорил, мол, некоторые воют: «В нём же не токмо царя расстреляли, но и детей невинных. Жалко». Конечно, жалко. А тыщи простых людей, которых самодержец сгноил, не жалко?! Рябов считал, что советские люди должны помнить историю нашей Родины без всяких прикрас. И чтоб знали: доведёшь народ, предашь его – он тебе отомстит.

– И что, ослушался Рябов?

– То-то и оно-то! Зато как в Свердловске посадили Бориску на царство, что удеял он перво-наперво? Да снёс дом Ипатьева! И ежели непутёвый рохля Горбач даст ему волю в Москве, то он и Горбача с Кремлём снесёт…

– Ох, как вы про них, – подобно снайперу прищурился Подлужный, поскольку ему порядком поднадоела заунывная проповедь. – И тот вам не люб, и этот – негож. А не в том ли причина недовольства, что вас самого, уж извините, попросили?

– И вы туда же, – бледнея, с кривой миной на лице, ответил Козлов. – Видите, чем у нас чревато инакомыслие и искренность? Начинают переходить на личности.

– Да я не про ваше инакомыслие, – вспылил Алексей. – Я могу быть не согласен с вашим мнением, но я всецело за ваше право высказывать его.72 Только при одном непременном условии: любая позиция должна быть обоснованной и конструктивной. У вас же голая критика, не подкреплённая дельными предложениями.

– Почему, не подкреплённая? – возразил бывший партаппаратчик. – Новый Сталин нужен!

– Х-хо! – неприязненно хохотнул Подлужный. – Сталин если и нужен был, то в военное время. А в мирное время он к чему? Вы извините меня, но сдаётся мне, что вас правильно попросили.

Козлов, заполучивший бессердечную безжалостную отповедь взамен ожидаемого сочувствия, беспомощно молчал. Ему стало плохо. Лицо его посинело. Дыхание участилось, перешло в поверхностное, натужно-прерывистое, сипящее. Он ухватился за грудь и стал сползать со стула на пол.

– Энгмар Иванович, что с вами?! – опомнившись, всполошился Алексей.

Он бросился к сердечнику Козлову, усадил его на стул, расстегнул ворот рубашки, распахнул форточку и налил больному из графина в гранёный стакан воду.

– Ни-чё… Ни-чё…, – мелко суча ватными от слабости ногами, с одышкой выговорил тот непослушным, заплетающимся языком. – Чи-час… таб-летку… под… язык… Полег-шает…

7

Энгмару Ивановичу, и правда, полегчало. Приступ длился недолго и завершился без каких-либо серьёзных последствий. Алексей хотел было вызвать скорую, сообщить прокурору, но Козлов настоятельно попросил его не придавать это событие огласке и, отсидевшись, самостоятельно и довольно бодро ушёл в свой кабинет.

Оставшись один, Подлужный сам себя основательно отругал. Ему было очень неприятно, что всё так обернулось. Что он проявил несдержанность. Тем более, что во многом опальный партийный функционер был прав. Впрочем, доля следователя такова, что подолгу зацикливаться на промахах не позволяет само бытие. И несвойственное Алексею самоедство вскоре было прервано непредвиденным явлением.

«Нам не дано предугадать, чем наш поступок обернётся…»73, – растерянно размышлял Подлужный, когда к нему в кабинет вкрадчиво просочилась моложавая симпатичная дама, отрекомендовавшаяся женой Волового. Она так и представилась: «Прихваткина Нелли Анатольевна – жена Волового Аркадия Николаевича». Вот чем неожиданно обернулся арест милиционера-негодяя.

– Позвольте, – удостоверившись в личности посетительницы, усомнился в достоверности её слов следователь. – Воловой со своей женой находится в разводе. Я с ней знаком в рамках расследуемого уголовного дела.

– Так оно, – показала в кокетливой улыбке ровные зубки Прихваткина. – мы с Аркашей муж и жена не по документам, а по жизни. Давненько супружничаем.

И словоохотливая гостья принялась вещать о том, что она тоже в разводе, что её бывший законный муж спился и опустился до скотского состояния. «Он бич – бывший интеллигентный человек», – продемонстрировала посетительница знание местечкового жаргона. Из рассказа Прихваткиной следовало, что с Воловым они сошлись более года назад. Жили, душа в душу. Оттого для неё арест Аркаши стал ударом нечеловеческой силы.

Прихваткина представляла собой миниатюрную женщину с весьма своеобразными, даже по среднегорским меркам, манерами. В первые пять минут она доверилась Подлужному, выложив подоплёку того, как сблизилась с Воловым. Вовсе не невежда, а так – женщина, страдающая редким недержанием речи. Вероятно, её мама, если прибегнуть к образным сравнениям Коли Бойцова, вынашивая плод, не брезговала селёдочкой с молочком.

– Чем могу быть полезен? – остановил Подлужный «словесный фонтан» визитёрши, как выразился бы на его месте Козьма Прутков.

– Допросите меня, – походатайствовала Прихваткина.

– Не вижу смысла, – дёрнул плечом Подлужный. – То, что я от вас услышал, ценности для следствия не представляет. А сожительница, как принято говорить в таких случаях, фигура не процессуальная.

– Допросите меня, – не отставала женщина. – Я навела справки у знающих людей. Они говорят, что у вас хватка бульдожья: «Пока не пережуёт – жернова не раскроет». А мне уж тридцать четыре. Навряд ли Аркашу я дождусь. Но воздать последний долг, что ли, я обязана. Меня научили, что если допросят, то вызовут в суд. Хоть там с Аркашей свижусь.

– Помилуйте, – отбиваясь от её натиска, следователь даже отодвинулся вместе со стулом, – откуда мне знать, кем вы доводитесь Воловому. Он о вас ни слова не обронил.

– Да у меня с собой фотки, – полезла Нелли Анатольевна в дамскую сумочку, извлекая оттуда иллюстративные свидетельства близости с милицейским ловеласом. – Глядите, здесь мы с ним на пляже, здесь возле поликлиники. Я же старшей медсестрой работаю. Там мы с Аркашей и сошлись. А вот тут мы с ним мою самодельную вишнёвую настоечку пробуем. Она у меня шикарно получается. Я могла бы и вас угостить. Не хотите отведать?

И прилипчивая особа, пересев поближе, словно ненароком стала касаться руки Алексея, бросала многозначительные взгляды. «Я, кгм, недурён собой, – мысленно иронизировал тот, – но не до той же степени, чтобы зрелая мадам с первых секунд, очертя голову, стала, чуть ли не подол задирать».

И двойственность, ложность поведения навязчивой мадам «пробили» в мозгу Подлужного искру. Высекли небезынтересную идею.

– Ладно, – с внешней неохотой, будто бы уступая, достал Алексей из ящика стола протокол. – Допрошу. Но, на пол листа.

– Конечно-конечно, – обрадовалась медсестра.

Замысел Прихваткиной приобрёл ещё более зримые очертания при расставании. Оттого и интрига закручивалась круче.

– Так как насчёт настоечки? – встав со стула, словно невзначай поправила грудь Нелли Анатольевна. – Не хотите откушать?

– Даже и не знаю…, – осенённый эвристической идеей, артистично разыграл колебание следователь.

– Право слово, – удвоила нажим на «ломаку» Прихваткина, дав оценку непоследовательности его позы. – Ни к чему не обязывающее посещение.

– Тысячи забот-хлопот, – искусно кочевряжился Алексей. – Даже не знаю, как и быть-то?

– Уж часик-то завсегда можно выкроить, – ворковала подружка Волового.

– Так и быть, Нелли Анатольевна, – промокая платком пот на лбу, выступивший от несвойственной лицемерной роли, снизошёл следователь, – телефончик ваш я в протокольчик занёс. Я вам позвоню, и мы условимся. Вот так, ничего?

– Ничего, – опустила ресницы скромница. – Ну, я пошла?

– Давайте, до встречи, напутствовал её Подлужный.

Их более чем странное рандеву завершилось кстати, поскольку в дверях Прихваткину едва не сбил Бойцов, ломившийся в кабинет, как к себе домой.

– Кто такая? Почему не знаю? – оборачиваясь в сторону фойе, спросил Николай. – Так-то ничё-ё-о себе…

– Свидетель, – не счёл нужным особо распространяться его друг, поскольку дело Волового было «табу» для всех милицейских без исключения.

– Я что заскочил-то, Ляксей, – усаживаясь перед ним на стул, приступил к пояснению разыскник. – Завтра прилетает наш дорогой совсем нам не товарищ Сукиасян. Трэба его оприходовать по всем законам гостеприимства.

– Ч-чёрт! – выругался Подлужный. – Не ко времени несёт его нелёгкая.

– Чего ты? – удивился Бойцов. – Я не мог дождаться встречи с ним. Аж подпрыгивал от нетерпения! А ты, чую, не рад?

– Понимаешь, Коль, опять придётся все выходные напролёт в городе торчать.

– А-а-а, – понимающе протянул Николай. – Срывается поездка к Танечке.

– И к сынишкам, – грустно уточнил Алексей. – Ладно. Скулёж – в сторону. Давай конкретизируем план действий.

8

В Среднегорск Арменак Сукиасян прибыл авиарейсом из Москвы. Едва ступив на землю необетованную, долгожданный путник был встречен с почестями, которые премьер-министр Израиля желал бы воздать председателю исполкома Организации освобождения Палестины (и наоборот): непосредственно у трапа самолёта Коля Бойцов со своими «гвардейцами» взял его «под ручки». И уже через полчаса путешественник предстал пред ясными очами Подлужного. Вместе с паспортом и модным чемоданчиком.

Следователь препарировал задержанного взглядом: выше среднего роста, стройный, симпатичный молодой человек, чем-то похожий на знаменитого тяжелоатлета, двукратного олимпийского чемпиона Юрика Варданяна. И мускулы у него также вились мощными жгутами на неприкрытых одеждой предплечьях. Да и через тонкую летнюю рубашку с короткими рукавами рельефно выпирали бицепсы, трицепсы, дельтовидные и широчайшие группы мышц.

Пока красавчик с Кавказа совершал служебный вояж на малую родину, Бойцов оперативными методами навёл справки про него. В Среднегорск Сукиасян перебрался после службы в армии. К дяде – директору группы ювелирных магазинов «Аметист» Назаряну. Устроился на телефонный завод. Параллельно учился в политехническом институте. По производственной линии характеризовался положительно. Отстаивал честь предприятия в соревнованиях по тяжёлой атлетике. Холост. Обычная трудовая биография. Где-то даже импонирующая Подлужному. Сходу такого «кадра», если заимствовать словечко из лексикона Бойцова, не заподозришь в чём-либо предосудительном. Внешне на привлекательного инкогнито он, быть может, тянул (решать милым дамам), а на маниакального субъекта – нет. Вот только «расклад улик» пока был против него.

Впрочем, Алексей не относился к физиономистам, в отличие от сыщика, который «влёт» раскусил Сукиасяна.

– Он, – шепнул Николай другу, усадив доставленного. – В машине я его аккуратненько пощупал за вымя. О-он, шакал безродный, хоть и понты бросает.

– Вы следователь?! – с типично кавказским темпераментом осведомился заподозренный, поправляя одежду и оттирая затёкшие запястья. – Что за обращение? Схватили, как пацана. Намёки странные…

– Успокойтесь, гражданин Сукиасян, – раскрывая паспорт доставленного, суровым пресекающим жестом остановил его возбуждённые излияния Алексей. – Скажите-ка, пожалуйста, вы ведь по национальности армянин?

– Армянин. Ну? – насторожённо ответил Сукиасян.

– Вы владеете русским языком? В услугах переводчика нуждаетесь?

– Переводчик? – задумался тот.

Вчера, при подготовке к знаковому рандеву, Подлужный и Бойцов в отделе снабжения «телефонки» дополнительно отработали вопрос о владении подозреваемым русским языком. Арменак на нём свободно общался с коллегами, самостоятельно вёл деловую переписку, готовил проекты договоров.

– Да какой, к чёрту, переводчик! – не выдержал Николай, до того порывавшийся вставить пару «тёпленьких» фраз в диалог. – В машине на чистом русском так базарил, что другой русский… похабник позавидует!

– Переводичик? Канэчна! – внезапно с подчёркнутым гортанным выговором и вызовом заявил Сукиасян, дерзко глядя на Бойцова. – Канэчна нужидаюс. Кинулысь, четыверо на адынаго. Адын на адын, я бы тебе паказаль! И сейчас бы показал, так двое со стволами в коридоре караулят.

Завершающая угроза прозвучала из уст задержанного неожиданно правильно и чисто. Подобно каллиграфически начертанной фразе.

– Товарищ Бойцов, гражданин Сукиасян! – строго остановил Подлужный раскипятившихся. – …А вы, гражданин Сукиасян, оказывается, взрывной. А я предполагал, что вы тихий. А вы взрывной. И при таком взрыве мно-о-о-гое натворить можете…

– К-хе, – резко утихомирившись, скромно кашлянул Арменак.

Подспудный смысл, таившийся в резюме Подлужного, мигом укротил вспыльчивого южанина. Он подействовал эффективнее наручников и смирительной рубашки. Оценив этот посыл, Арменак в последующем держал себя крайне осмотрительно и выдержанно. Видимо, есть вещи, охлаждающие самый дикий темперамент.

– Так вам нужен переводчик?

– Нет. Не надо.

– Что ж, отметим это в протоколе, – уже с лёгкой манерной ленцой проговорил следователь, – Объявляю вам, что вы будете допрошены в качестве подозреваемого в убийстве гражданки Алькевич Марины Германовны в ночь с 14 на 15 июня.

– Алькевич? – лицо Сукиасяна покрылось красными пятнами.

– Хм, ещё скажи, что не знаешь такую, – хмыкнул Бойцов.

– Алькевич, – повторил Арменак, глядя исключительно на Алексея. – Неважно. Но если я подозреваемый, то… то давайте мне этого… адвоката.

– В соответствии со статьями 46, 47 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР защитник допускается к участию в деле с момента задержания или предъявления обвинения соответствующему лицу, – раскрыл следователь кодекс в нужном месте и положил его перед подозреваемым. – Пока ни того, ни другого в отношении вас нет.

– Тогда я не скажу ни-че-го, – с суровым видом заявил Сукиасян.

– Отказываетесь от дачи показаний?

– Без защитника отказываюсь.

– Так и запишем, – внешне уравновешенно резюмировал следователь, оформляя отказ.

Про себя же Подлужный подумал, что фамилия Сукиасяну досталась не просто так. С этим замкнутым «безмолвником» придётся основательно помучаться.

9

Дальнейший алгоритм детективных действий Подлужного и Бойцова был выверен, как ходы Михаила Таля в шахматной партии 1965 года против Бента Ларсена.74

К назначенному сроку в прокуратуру прибыл официант Фирстов, который на опознании без колебаний указал на Сукиасяна. Причём тут же пояснил, что опознанный посещал ресторан в ночь с 14 на 15 июня. И пока Алексей с индифферентным видом заносил полученные данные в протокол, Николай с плохо скрываемым ликованием корчил рожи Арменаку.

На последовавшей очной ставке, где солировал свидетель, а подозреваемый по-прежнему отмалчивался, Фирстов и вовсе припомнил столик, за которым разместился Сукиасян. И уточнил, что тот сидел метрах в пятнадцати наискосок от столика Марины Алькевич. К сожалению, официант не привёл ни единого подтверждения контакта Марины с оппонентом. Арменак же, не «под протокол» буркнул, что для русских все армяне на одно лицо.

Вскоре Фирстова сменил Алькевич. Опознание им Сукиасяна не понадобилось, ибо формально они были знакомы по работе. Зато на очной ставке «рассеянный с улицы Бассейной» поднапрягся и припомнил дополнительную деталь новогоднего праздника во дворце культуры. Раздухарившись, Борис Семёнович теперь напористо настаивал, что Арменак не только пригласил его покойную жену на танец и заказал в её честь песню, но и прислал бутылку шампанского их столу. Помимо этого Алькевич назвал фамилии сослуживцев, которые, вне всякого сомнения, подтвердят эти факты.

Затем последовал обыск квартиры Сукиасяна, где были изъяты водительское удостоверение подозреваемого, а также техпаспорт на автомобиль марки ВАЗ-2107 «Жигули». Не лишним оказалось и обнаружение под кроватью чемодана, в котором был припрятан нож с фронтальным выбросом клинка. По внешним признакам нож вполне тянул на холодное оружие: по твёрдости и длине клинка, по ширине его обушка, а равно по заточенному лезвию и наличию гарды.75

И пусть собственно хранение холодного оружия закон не относил к уголовно-наказуемым деяниям, нож Подлужный всё же изъял. Он не упустил из вида (пусть и вероятностный) вывод судебно-медицинского эксперта о том, что смерть Бухвостова наступила от ножевого ранения в область сердца.

В жилище были добыты косвенные и, откровенно говоря, весьма хлипкие доказательства причастности Сукиасяна к убийству в сквере оперного театра. Потому на обыск в гараже Алексей возлагал особые надежды. И они оправдались в полной мере – в той степени, на которую только было способно «стойло железного коня» Арменака. В данном прибежище был обнаружен «немой свидетель», безжалостно выдавший хозяина – правое переднее колесо автомашины, на покрышке которого «злорадно скалилось» повреждение в форме эллипса.

К производству замеров дефекта следователь привлёк понятых самым непосредственным образом. В этом таился особый расчёт: доводы надлежало получить из незаинтересованного и беспристрастного источника на глазах у подозреваемого. И когда протокольно были зафиксированы длина и ширина изъяна, составившие искомые 23 и 14 миллиметров, Подлужным овладела лёгкая эйфория от предчувствия, пусть и тактической, но победы. Правое переднее колесо было изъято целиком для производства экспертизы. Алексей с Николаем резонно сочли, что если покрышку снять с обода, то размеры овала могут измениться.

Явно не в пользу Сукиасяна сыграло и то, что материал обивки задних сидений был новый, сиял чистотой и отличался по цвету и текстуре от передних. Задние половые коврики тоже были новыми и отличались от фирменных.

Наводило на размышление и то, что передняя часть салона и багажник были пыльными и засаленными. Доказательственная база нередко собирается по крохам. Потому и данные побочные обстоятельства Алексей подробно описал.

10

В райотделе внутренних дел, уже на ночь глядя, Подлужный оформил протокол задержания Сукиасяна в соответствии со статьёй 122 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, то есть, в качестве подозреваемого в совершении преступления. Эта мера позволяла следствию работать с Сукиасяном в условиях изоляции от общества в течение трёх суток. По окончании этого срока надлежало либо освободить задержанного, либо предъявить ему обвинение с участием защитника и получить санкцию на арест у прокурора.

Отправляя задержанного из дежурной части в ИВС уже в наручниках, Алексей, словно невзначай, так сказать «на дорожку», неожиданно осведомился:

– Вот не подскажете мне, Арменак Саркисович, что это вы в последнее время зачастили в Ереван? Пять раз за полгода? Какие вы там проблемы решаете?

– Ере-ван? – от растерянности споткнулся на ровном месте тот.

– Да, в Ереван? – подхватил его под руки Подлужный на пару с Бойцовым.

– А что?! – зло ощерился Сукиасян. – Теперь армянин и в Армению не имеет права съездить?

– Да бога ради, – с деланным сочувствием успокоил его следователь. – Но пять раз за полгода…

– Слышь, ты! Тебе какого хе… надо?! – переходя на ты, вспылил Арменак.

– Ну-ка! Сбавил обороты! – утихомирил гордеца Николай. – Чего ты грубишь?

– Коля, ну зачем же ты его обрываешь? – внезапно укорил друга Алексей. – Дай человеку высказаться сполна.

– Нечего мне говорить, – спохватываясь под вопрошающим взглядом следователя, расслабил жгуты мускулов горячий южный человек. – На родину ездил. Соскучился, да.

Впоследствии Алексей неоднократно выпытывал у Сукиасяна причину частых отлучек в Ереван. И всякий раз тот терялся, явно не зная как себя вести в этой ситуации. И каким образом раз и навсегда отбрыкаться от назойливого следователя.

Глава восьмая

1

Утро понедельника Подлужный встретил в дурном настроении: выходные он и Бойцов «кололи» задержанного, стремясь его вызвать на откровенность, но упрямый молчун окончательно замкнулся, будто и впрямь оглох и онемел. Сверхзадача заключалась в том, чтобы разговорить Арменака. Причём разговорить так, чтобы от его откровения появился неведомый доселе нюанс, привязывающий темпераментного южанина к трупам. Чтобы он стал первоисточником. Чтобы он сам подарил эту «изюминку» следствию. Увы и ах, но поставленная сверхзадача не была решена.

Так как экспертизы по следам протектора в лучшем случае могли появиться к концу недели, Алексею приходилось уповать на то, что Двигубский санкционирует арест Сукиасяна в качестве подозреваемого сроком на десять суток до предъявления обвинения. Это позволяла сделать статья 90 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР. Однако даже и эти хлипкие расчёты следователя прокуратуры были опрокинуты новой непредвиденной силой.

Без четверти девять Подлужный подошёл к прокуратуре. Возле крыльца учреждения он увидел прокурорский автомобиль, стоявший «под парами». В «Волге» сидел сам шеф с водителем. Двигубский жестом пригласил подчиненного на заднее сиденье.

– Здравствуйте, Яков Иосифович! Привет, Толя! – пропыхтел Алексей, бросая «дипломат» на сиденье и протискиваясь через дверной проём. – Как удачно, Яков Иосифович, что я вас застал. В пятницу я задержал по сто двадцать второй фигуранта по убийству Марины Алькевич…

– Дело у тебя с собой? – сердито перебил его прокурор.

– С собой.

– Тогда закрывай дверь, мистер Подлужный, и поехали. Будет тебе и фигурант, будет тебе и белка, будет тебе и свисток. Выкладывай, кого ты там закрыл?

Шеф подал сигнал шофёру и «Волга» тронулась в путь. Сбитый с толку, Алексей в нескольких предложениях набросал абрис «театра следственных действий» и осведомился, нелепо усмехаясь:

– Яков Иосифович, а что за гонка по вертикали?

– На твоём месте, Подлужный, я бы стёр ухмылку-то, – посоветовал начальник. – И курс мы держим в облпрокуратуру. К Сясину. Он сегодня ни свет ни заря, в семь часов утра лично… Штукенция небывалая! Так вот, лично объявился в ИВС с начальником отдела по надзору за местами лишения свободы Штаповым. Нарисовался, кстати сказать, по жалобе твоего фигуранта. Как его… Сусаяна?

– Сукиасяна.

– Во-во. Проверил законность и обоснованность его задержания и оттуда позвонил мне. Устроил разнос. Распекал за то, что я устранился от прокурорского надзора за законностью следствия по делу. А также ядом исходил, что ты со своим раздолбаем Бойцовым за выходные Сусяну глаз сомкнуть не дал. И на «очко» сходить не давал. Вы что, Алексей Николаевич, со своим дружком вытворяете?

– Да вы дайте слово сказать, Яков Иосифович! – вспылил Алексей. – Мало ли что фигурант натрепал. Навешал «лапши» на уши Сясину. А тот тоже хорош: развесил «локаторы»…

– Вот что, Подлужный, – жёстко оборвал его Двигубский, – вы говорите, да не заговаривайтесь. Выбирайте выражения. Заместитель прокурора области – это вам не фунт изюму! Дебатировать я не намерен. У вас покуда нос не дорос, поучать. Попробуйте потягаться с Сясиным. Там и оценим вашу прыть. Да и я хорош, старый пень, доверился молодому да раннему…