Новая история. От Великих географических открытий до «Славной революции»

Сергей Соловьев

Новая история. От Великих географических открытий до «Славной революции»

Всемирная история

© Боровков Д.А. подготовка текста, предисловие, комментарии, 2024

© ООО «Издательство «Вече», 2024

От составителя

Крупнейший представитель русской дореволюционной историографии, автор многотомной «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьёв (1820–1879), как и его младшие коллеги по цеху Д.И. Иловайский и В.О. Ключевский, не был чужд и изучению всеобщей истории. В числе наставников Соловьёва в Московском университете был один из первых русских историков-медиевистов Т.Н. Грановский. В 1842–1844 гг. в качестве гувернера детей графа А.Г. Строганова Соловьёв посетил Германию, Австрию и Францию: в Гейдельбергском университете слушал лекции Ф. Шлоссера, в Берлинском университете – Л. фон Ранке, в Сорбонне Ж. Мишле – ведущих европейских специалистов по истории нового времени.

В 1869 г. С.М. Соловьёв опубликовал первую часть курса лекций по новой истории, охватывающего период от Великих географических открытий XV в. до «Славной революции» 1688–1689 гг. в Англии, впоследствии неоднократно переиздававшегося. При подготовке настоящего издания в соответствии с нормами современного литературного языка была произведена орфографическая правка существительных (властию – властью, счастию – счастью и т. д.), географических названий (Виртемберг – Вюртемберг, Вердюнь – Верден, Могач – Мохач и т. д.), личных имен (Рагоци – Ракоци, Гуттенберг – Гутенберг, Саванарола – Савонарола и т. д.); сохранение авторского написания, отличающегося от современного (Франц Драк – Фрэнсис Дрейк, Гоббес – Гоббс, Смалькальден – Шмалькальден и т. д.), оговорено в примечаниях.

Кандидат исторических наук Д.А. Боровков

Открытие новых стран и путей

Новую историю обыкновенно начинают с открытия Америки. Почему же этому событию приписывается такое важное значение? Мы видим, что в истории сцена деятельности человечества постепенно расширяется: сцена так называемой древней истории – это преимущественно берега Средиземного моря. В так называемой средней истории историческая сцена гораздо обширнее: в истории принимают участие народы Средней, Северной и Восточной Европы; в соответствие южному древнему Средиземному морю важное историческое значение получает новое, северное Средиземное море Европы, т. е. Немецко-Балтийское (ибо эти два соединяющиеся друг с другом моря мы имеем полное право рассматривать как одно северное Средиземное море): на его берегах являются цветущие торговлею ганзейские города, на его берегах – города нидерландские, соперники городов итальянских в промышленной и торговой деятельности. Наконец, новая история начинается с того времени, когда сцена деятельности европейских, т. е. собственно исторических, народов опять сильно расширяется: Западный, Атлантический океан с открытием Америки становится средиземным морем, большою дорогою между Старым и Новым Светом, и, кроме того, открываются новые пути между отдаленными частями Старого Света.

Разумеется, не вдруг европейский человек решился переплыть Атлантический океан. Этому решению предшествовало плавание около западных берегов Африки: честь первых открытий здесь принадлежит жителям Пиренейского полуострова, преимущественно португальцам. Близость Пиренейского полуострова к западным берегам Африки уже достаточно объясняет дело; но были и другие причины, условившие движение народов Пиренейского полуострова для открытия и завоевания неведомых земель. Припомним главное явление из исторической жизни этих народов, припомним постоянную борьбу, которую вело христианское народонаселение Пиренейского полуострова с магометанскими завоевателями, аравитянами. Борьба эта поглощала все остальные интересы жизни, весь народ запечатлелся рыцарским характером; испанцы и португальцы жили в постоянном крестовом походе, религиозный интерес в борьбе с неверными стоял на первом плане. К описываемому времени жители Пиренейского полуострова составили из себя массу военного населения: то был народ рыцарей, дворян, борцов за христианство против неверных. В этом крестовом походе, увенчавшемся к концу XV в. блестящим успехом, развились силы, требовавшие выхода.

Португальцы и испанцы бросились на открытия, но деятельность их в новооткрытых странах была продолжением тех же крестовых походов против неверных. Португальский принц Генрих Мореплаватель считается начальником этого движения; но Генрих руководился не промышленным духом, а желанием распространить христианство; под его руководством сделаны были открытия островов Канарских и Азорских. За этим последовало открытие берегов Верхней и Нижней Гвинеи. Варфоломей Диац[1] открыл мыс Бурный, переименованный в мыс Доброй Надежды (1486); Васко де Гама, обогнув этот мыс, открыл в 1498 году путь в Восточную Индию. Здесь началась борьба, которая может показаться сказочною, потому что горсть европейцев поражала многочисленные полчища азиатцев и утвердилась наконец в Индии. Похождения португальских завоевателей Франциска д’Альмейда и Альбукерка[2] поражают необычайностью подвигов; но здесь, так же как и везде, европейское качество побеждает азиатское количество. Как обыкновенно бывает, сильное движение, которому предается известный народ, великие подвиги, которые он совершает, возбуждают к деятельности художественные таланты; подвиги передаются потомству в художественных произведениях. И португальцы не молча совершили свои подвиги в странах отдаленных: эти подвиги были прославлены Камоенсом в его поэме «Лузиада».

Еще до открытия пути в Восточную Индию, в 1492 году, была открыта Америка. Здесь мы должны остановиться на отношении Европы к Америке и решить вопрос, почему Европа открыла и завоевала Америку, а не обратно?

Европа составляет часть так называемого Старого Света. Что же такое Старый Свет? Какому Новому Свету противополагается он? В чем различие между ними? В том ли только, что Америка стала известна позднее? Но почему Европа открыла Америку и овладела ею, а не Америка овладела Европою? Не даст ли ответ на этот вопрос взгляд на физические условия Старого и Нового Света? Закон развития везде один и тот же: как низшим животным мы называем то, которое лишено многих органов, которое представляет простое сплошное тело, а высшим называем то, которое одарено самыми разнообразными органами, так и те материки, которые представляют больше разнообразия в очертаниях и формах, более противоположностей и особенностей, более содействуют историческому развитию, чем материки, представляющие простую, сплошную массу. Старый Свет именно отличается разнообразием форм, противоположностями, резкими переходами – например, что может быть резче перехода из Монголии в Китай, из Тибета в Индию, из Германии в Италию, – благодаря горным хребтам, разрезывающим Азию и Европу на две части – Северную и Южную.

В Америке нет этих резких переходов, потому что Анды разрезывают Америку на две далеко не равные части, Восточную и Западную, которые находятся под одними широтами, имеют почти одинаковый климат, отличаясь только степенью влажности его. Этой простоте, единству внутреннего строения Америки соответствует однообразие человеческой породы; индейцы Америки, и северные, и южные, имеют один цвет кожи и бросающееся в глаза сходство в чертах лица. Далее: в Старом Свете три материка, расположенные один подле другого, образуют одну сплошную массу, особенно Европа с Азиею, которые можно принимать за один материк. Эта масса представляет самую большую часть суши и во внутренних частях своих наименее доступна влиянию океана, почему Старый Свет есть по преимуществу материковая часть земного шара. В Америке же два материка, Северная и Южная Америка, не сплочены друг с другом в одну широкую массу, но тянутся как длинный остров, всюду открыты влиянию океана и потому представляют преимущественно океаническую часть земного шара. Отсюда климат Нового Света сравнительно с климатом Старого отличается обилием дождя, отсюда множество рек и озер.

В Америке самые огромные реки земного шара, самые огромные озера. Это обилие влаги под лучами тропического солнца развивает в Америке самую роскошную и повсеместную растительность, ибо в Америке нет обширных пустынь Старого Света. Но развитие органической жизни здесь односторонне: богатство мира животного не соответствует роскоши мира растительного, ибо для полного развития животной жизни нужен сухой жар материкового климата. Америка обильна низшими животными: насекомые ее великолепны, пресмыкающиеся многочисленны и громадны, но высшие животные здесь далеко не так развиты, как те же породы в Старом Свете. Америка в эпоху прибытия туда испанцев не имела лошадей, что было одною из причин неуспеха американцев в борьбе с европейскими завоевателями. Наконец, человеческая порода в Америке отличается своею слабостью, вялостью, вследствие чего завоеватели и должны были покупать негров для рабов. Таким образом объясняется нам судьба Старого и Нового Света, их отношения друг к другу.

В Новом Свете преобладает жизнь растительная, в Старом над растительным миром берет перевес мир животный; вместе с тем и человеческая порода разнообразнее и крепче: вместо одной породы, какую видим в Америке, в Старом Свете находим четыре, если не больше, различные породы.

В Америке европейцы нашли большие империи с развитою, по-видимому, цивилизациею. Но мы здесь должны употреблять слово «цивилизация» осторожно; надобно различать цивилизацию европейскую, китайскую, американскую. Говорят об американской цивилизации, толкуют, что Мексика и Перу имели обширные города, прочные постройки; но и бобр мастер строить плотины, и пчела – соты, и муравей занимается удивительным зодчеством в своей куче. При этой внешней цивилизации американской мы не видим ничего духовного, собственно человеческого. Для определения древнеамериканской цивилизации довольно заметить, что в великолепном Мексико[3] тысячи людей погибли на алтарях божества.

Европа открытием Америки обязана генуэзцу Христофору Колумбу. Затруднительность прежних торговых путей в Восточную Азию вследствие утверждения мусульманского варварского владычества на развалинах Византийской империи заставляла сильные и развитые наукою умы в Европе думать о новых путях в богатую Индию. Колумб, не подозревая существования Американского материка, пришел к мысли, что если все плыть на запад по Атлантическому океану, то можно достигнуть берегов Азии. Колумб предложил своим соотечественникам, генуэзцам, снарядить для этого экспедицию, но предложение его было отвергнуто; в Португалии и Англии случилось с ним то же самое; но препятствия не сломили железной воли гениального человека, и Колумб наконец был выслушан при дворе кастильской королевы Изабеллы. Здесь обстоятельства были благоприятны: Гренада, последнее владение мусульман на Пиренейском полуострове, пала пред соединенным оружием испанцев; воодушевление испанцев при этом деле было велико, напряженные силы требовали выхода, государственным людям Испании нравились широкие планы, и предложение генуэзца было принято. В августе 1492 года три испанских корабля под начальством Колумба поплыли в неведомую даль по Западному океану.

Чем далее экспедиция удалялась от берегов Европы, тем более страх овладевал плавателями, ропот усиливался; смерть уже грозила Колумбу от рук бунтующих матросов, когда увидали наконец землю: то был один из Антильских островов – Гуанагани, переименованный в Сан-Сальвадор. Роскошная природа поразила европейцев и вселила надежду на открытие новых земель, где они могли найти драгоценные металлы; сопротивления нельзя было опасаться, потому что жители новооткрытых земель были совершенные дети пред испанцами. Колумб, уверенный, что открыл путь в Азию, назвал найденные острова Индией, отсюда и название коренных жителей Америки индейцами.

Еще три путешествия совершил Колумб в Америку и даже открыл самый ее материк, который, однако, назван не его именем, а именем первого описавшего эту новую часть света флорентийца Америго Веспуччи. Судьба Колумба была печальна: когда была получена весть в Европе об открытии новых богатых земель, то туда бросилась толпа, состоящая из всякого сброда, бросилась с целью быстрого обогащения не посредством промышленного труда (ибо испанский народ не был народом промышленным), но посредством оружия. Вдали от отечества, от власти эти люди разнуздались и позволяли себе варварские поступки с туземцами. Колумб, сделанный великим адмиралом и вице-королем открытых им земель, хотел строгостью сдержать грабителей и, разумеется, навлек на себя сильное неудовольствие, тем более что на него смотрели как на пришельца, иностранца, не имеющего права повелевать испанцами. Колумб был оклеветан и в оковах привезен в Испанию: здесь оковы были сняты, но Колумб не получил уже прежнего своего значения.

Печальный конец Колумба не имел влияния на ход начатого им дела: испанцы открыли южную часть Северной Америки, где была сильная Мексиканская империя. Здесь племя победителей, ацтеков, властвовало над покоренными племенами; рознь и враждебность между частями народонаселения благоприятствовали испанцам, и к завоеванию Мексики в 1519 году приступил Фердинанд Кортес[4]. Человек образованный, искусный полководец и администратор, Кортес выходил из ряда обыкновенных искателей приключений. С 700 человек он покорил Мексико, овладел императором Монтесумою и начал распоряжаться в империи. Ацтеки, однако, восстали и своею многочисленностью грозили задавить испанцев; Кортес должен был выйти из Мексико и, только поднявши покоренное племя против господствующего в течение двух лет, завладел снова всею империею. Здесь Кортес уничтожил человеческие жертвоприношения; но только что приступил к устройству завоеванного края, как был отозван в Испанию, потому что его заподозрили там в стремлении к самостоятельности.

С меньшими усилиями было покорено золотое царство инков – Перу, сюда явились испанцы под начальством Пизарро[5] и Альмагро (1529), людей, далеко уступавших в способностях Кортесу, притом же людей грубых и жадных. После легкого завоевания Перу здесь произошла ссора между завоевателями: Пизарро убил Альмагро, но потом сам был убит сыном последнего; наконец испанскому правлению удалось восстановить порядок. Одновременно с распространением испанских владений в Америке португальцы открыли Бразилию и утвердились в ней.

Таким образом два народа Пиренейского полуострова поделили между собою Новый Свет. Здесь покоренные туземцы начали быстро исчезать, потому что завоеватели начали их употреблять в работы на плантациях и в рудниках. Слабые американцы не выдерживали работ и гибли; они привыкли вести праздную жизнь, условливаемую богатством природы, и труд им был неизвестен. Завоеватели жаждали богатств и не обращали на это внимания; тщетно доминиканские миссионеры восставали против подобного варварства; наконец один из них, Лас-Казас (умер в 1566 году), чтобы спасти туземцев от истребления, предложил вывозить негров из Африки, и таким образом начался этот знаменитый торг черными невольниками, который только в недавнее время уничтожен по международному закону и жестоко преследуется.

Следствием открытия Америки и морского пути в Восточную Индию было то, что Атлантический океан сделался средиземным морем, большою историческою дорогою; деятельность европейских народов увеличилась, найдя себе обширное поприще; горизонт европейского человека расширился, и вопрос о колониях сделался одним из важнейших вопросов европейской политики. Европейские государства, после того как они сложились в начале средней истории, вообще не расширялись одно на счет другого, и войны не имели завоевательного характера; народы обыкновенно сохраняли каждый свою территорию; но со второй половины XV века завоевания стали производиться за океаном; туда Европа стала сбывать свои лишние силы, и там возник новый мир – Новая Европа, начавшая оказывать влияние и на метрополию.

Завоевания европейцев в Азии, Африке и Америке, совершавшиеся с такими ничтожными средствами, не могли бы идти так успешно без одного изобретения, давшего преимущество европейцам: мы говорим о изобретении пороха или, лучше сказать, о его приложении. Говорят, что в Европе указал на порох немецкий монах Бертольд Шварц в половине XIV века. Приложение пороха произвело переворот в военном деле: закованное в латы рыцарское ополчение должно было уступить первенство пехоте; старинные зубчатые стены и башни рыцарских замков и средневековых городов оказались несостоятельными против пушек, и понадобились укрепления иного рода.

Эпоха возрождения

Другое изобретение, приготовившее новую историю, – это книгопечатание. До изобретения книгопечатания, вследствие трудности добывать книги, наука и мысль должны были ограничиваться тесными кружками. Частному человеку невозможно было заводить библиотеку; это было доступно только обществам, именно монастырям, которые по своему богатству могли доставать рукописи, а члены их по своему приготовлению и досугу могли заниматься ими. Как были дороги книги, доказательством служит то, что в библиотеках рукописи приковывались цепями к стенам для того, чтобы их невозможно было похитить. Книгопечатание произвело громадный переворот: оно, так сказать, демократизировало науку, давши ей возможность распространяться свободно по целой массе; новые силы были приобретены для науки.

Говоря об открытии новых земель и путей, мы видели, как вследствие этого события расширился горизонт европейского человека, но чтобы пользоваться открытиями, жить этою новою, усиленною жизнью, нужно знать все, что делается в расширенной сфере. Древние мудрецы, чтобы научиться, приобресть мудрость, считали необходимым путешествие. Путешествие считается и теперь важным средством для научения; но нельзя же целый век путешествовать. Благодаря книгопечатанию мы, оставаясь на одном месте и читая обо всем, что делалось и делается на свете, живем общею жизнью с целым человечеством; положение нового человека, можно сказать, божественное в сравнении с положением человека древнего: новый человек сравнительно с древним вездесущ, всеведущ, во сколько эти слова могут быть употребляемы, говоря об ограниченном существе. До книгопечатания и люди, стоявшие на верху общества, не знали хорошо обстоятельств дела, случившегося вдали от них; а люди из массы народной узнавали о чем-нибудь, только разве встретившись с путешественником, и то узнавали о деле, давно прошедшем.

Книгопечатание, изобретенное немцем из Майнца, Иоанном Гутенбергом в 1440 году, явилось в то самое время, когда умы пробудились и просвещение стало сильно распространяться: то была знаменитая эпоха Возрождения наук. В этом Возрождении главную роль играет Италия. Италия в средние века не могла достигнуть политического единства; она представляла страну самостоятельных городов; свободное сельское народонаселение исчезло и земледелие упало в эпоху падения Римской империи, когда богачи, скупив мелкие земельные участки у бедных, превратили свои огромные владения в пастбища, где пастух был раб, привезенный из чужой страны. В таком положении застали Италию варвары, сменявшие друг друга; в это печальное время варварских нашествий в одних городах можно было найти некоторую безопасность. Варвары могли бы дать политическое единство Италии, если бы в ней образовался политический центр, к которому тянули все остальные ее части. Но варварам мешало постоянно папство. Папы, усилившись в городе Риме и около него, стремились к тому, чтобы обессиливать варваров, противопоставляя одних другим: так они успели посредством франков разрушить королевство Лангобардское. Папская область, разрезывая Италию на Северную и Южную, мешает до сих пор единству страны.

Непосредственное наследие древней цивилизации, полуостровное положение Италии на Средиземном море, близость торговых путей в богатые страны Востока, стечение путешественников к Риму, столице западного христианского мира, крестовые походы повели к процветанию отдельных самостоятельных городовых общин или республик. Во сколько торговое и мореплавательное движения способствуют быстрейшему развитию народов, во столько итальянцы опередили другие европейские народы. В то время, когда в остальной Европе сила и богатство основывались на недвижимой собственности, на землевладении, в городах Италии появилась новая сила, начавшая играть важную роль в истории человечества: то были деньги, богатство движимое. Купцы, банкиры становятся здесь денежными государями, к которым обращаются другие государи, владельцы земель.

К концу средних веков Италия представляла удивительное зрелище: страна раздроблена, владельцы, города ведут ожесточенную борьбу друг с другом, но тяжесть этой борьбы падает преимущественно на сельское народонаселение, а города процветают все более и более. Ожесточенная борьба происходит и в самых городах, где одна политическая партия враждует с другою; когда одна торжествует, то изгоняет партию противную; побежденные уходят из родного города, унося с собою деньги, и способствуют богатству и процветанию того города, где селятся. Все ведет к господству денег, движимого богатства над недвижимым. При таком господстве движимого богатства в Италии банкиры становятся владетелями целых областей; до сих пор главную силу составляло оружие; только вожди завоевателей основывали государства, становились родоначальниками династий, но в Италии богатые купцы, банкиры Медичи становятся государями Флоренции, входят в родственные связи с древнейшими династиями, сажают из среды себя пап на римский престол.

Накопление богатств, роскошь, отсюда проистекшая, вместе с роскошью природы и остатками чудес древней цивилизации, расширение умственного горизонта вследствие торгового движения, торговая деятельность, стечение иностранцев к Риму, значение этого Рима для всей Западной Европы и проистекающая отсюда обширная деятельность римского правительства – все это вместе сделало итальянцев наиболее развитым, передовым народом в Европе.

Почва была приготовлена, и посев не замедлил. После падения Византии ученые-греки переселились в ближайшую Италию, где нашли приют, покровительство и помощь у владельцев и богачей, которые были на столько развиты умственно, что могли понимать силу и прелесть знания. Последовало сильное умственное движение, направленное к изучению древних авторов. Начали составляться греческие и латинские грамматики и лексиконы, стали переводить древних авторов. Вскрылись произведения мудрецов Греции с различием направлений, школ, и это различие повело к партиям между учеными-итальянцами: одни стали за Платона, другие – за Аристотеля. Близкое знакомство с изящными произведениями древнего слова сделало смешною средневековую, варварскую монашескую латынь, и ученые итальянцы, а за ними и ученые других народов начали стараться говорить и писать изящною латынью Цицерона. Тут-то изобретение Гутенберга пришлось как нельзя кстати, и явились изящные издания древних венецианского типографщика Альда Мануция.

Но, как обыкновенно бывает в подобных случаях, итальянцы не могли устоять пред вскрывшимся древним миром, пред богатством и силою его мыслей, пред изяществом его форм, поддались ему, увлеклись и впали в крайность. Начали считать хорошим, достойным подражания только новооткрытое древнее; все средневековое начали считать дурным, от которого следует отделаться. Но древний мир имел свою религию, столь противоположную религии нового мира. Если в древнем мире было все так прекрасно, то прекрасна была и его религия: зачем же она была заменена новою? Нашлись такие слабые люди, которые увлеклись до того, что отверглись Христа и начали поклоняться божествам древности; у других дело не дошло до такой смешной крайности, но христианские верования были сильно поколеблены подчинением древнему нехристианскому миру, подчинением древней философии. Этому ослаблению христианских верований в Италии способствовали еще другие обстоятельства, а именно страшный упадок нравственности, преимущественно произведенный недостойным поведением римского духовенства, равнодушного к религии при исключительном преследовании мирских целей. Чем ближе к Риму, тем сильнее было вредное впечатление, производимое безнравственностью римского духовенства, тем сильнее было это впечатление, чем образованнее, развитее были итальянцы сравнительно с другими народами католическими.

Папство своими мирскими стремлениями превратило религию в средство добывания материальных сил. Церковный государь собирал подати со всей Западной Европы и жил на чужие грехи, на грехи чужих народов. Богатство высшего духовенства вело к роскоши и чувственности; привычка смотреть на религию как на средство вела к ослаблению религиозных убеждений, и тут-то является мода на изучение древности, древних писателей. Высшее духовенство предается страсти к этому изучению, предается умствованному наслаждению, умственной роскоши, что окончательно подрывает христианские религиозные убеждения. Итальянский прелат, начитавшийся древних языческих писателей, считает своею привилегиею не верить в христианские догмы, которые предоставляет слепой, необразованной массе, а сам между тем живет на счет веры этой массы; но что может быть безнравственнее того явления, когда проповедник сам не верит тому, что проповедует, и делает таким образом из всего своего существа обман, ложь.