Вычеркнутые из памяти имена. Золотопромышленник Иннокентий Сибиряков. Миллионер-бессребреник, благотворитель, монах

В 1932 году весь мир внимательно следил за ледоколом «Александр Сибиряков», который совершил первое сквозное плавание по Северному морскому пути за одну навигацию – из Архангельска в Берингов пролив. Все крупные газеты печатали ежедневно сводки о ходе экспедиции. «С таким же нетерпением и трепетом, как родственники моряков и ученых, находившихся на его борту, читал сообщения о “Сибиряковеˮ неразговорчивый старик, проживавший в одном из отелей французского курорта Ниццы», – пишет автор статьи о А.М. Сибирякове В.Балязин. Как нетрудно догадаться, это был сам Александр Михайлович. Понимая важность Северного морского пути для развития экономики России и убедившись в том, что без ледокольного флота его освоить невозможно, А.М. Сибиряков в 1914 г., уже живя за границей, купил у англичан и подарил своему Отечеству первый ледокольный пароход, который был назван в его честь. Никому из интересующихся героическим плаванием «Александра Сибирякова» этот старик не сказал, что он – тот самый Сибиряков.

Умер Александр Михайлович Сибиряков поздней осенью 1933 года в Ницце, в больнице Пастера, в большой бедности и одиночестве. Даже документ о его кончине оформляли не родственники (жены и детей у него не было). Похоронили бывшего миллионера на Лазурном побережье Ривьеры, на русском эмигрантском кладбище Кокад возле Ниццы. Корреспондент газеты «Свенска дагбладет», который был на погребении, писал в номере: «Это были странные похороны. Никого, кроме них четверых: шведский консул в Ницце Борггрен, директор бюро путешествий Перссон, хозяйка гостиницы, где жил умерший, и ваш покорный слуга, не было. Три шведа и одна француженка стояли под ослепительным солнцем и ждали. Но в конце концов они поняли, что ни один из 50 000 соотечественников усопшего на Ривьере не пожелал обеспокоить себя появлением на похоронах. Шестеро пожилых мужчин в серых блузах подняли некрашеный гроб и понесли вверх по склону. Пожилой русский священник расстелил над гробом потрепанное покрывало с желто-голубой вышивкой, консул Борггрен положил в изголовье венок с желто-голубой лентой. Священник, улыбаясь, поблагодарил четверых пришедших на похороны. Хозяйка гостиницы со слезами на глазах спросила, что же пожилой русский господин сделал плохого, раз соотечественники его забыли. Консул Борггрен ответил, что он ничего плохого не сделал, но с годами он стал одиноким и бедным, а был одним из самых богатых людей в своей стране…»

Конец ледокола «Александр Сибиряков» был героическим. В августе 1942 года корабль (экипаж 104 человека) в Карском море принял неравный бой с тяжелым немецким крейсером «Адмирал Шеер» и затонул, не сдавшись и не спустив флага. В 1945 году таким же именем был назван другой ледокол. В Северном морском пароходстве есть судно «Александр Сибиряков», и его команда, бывая в Ницце, приносит цветы на могилу человека, имя которого носит их корабль. В честь Александра Сибирякова названа одна из улиц Москвы – Сибиряковская в районе Свиблово.

Брат Александра Михайловича Сибирякова Константин Михайлович вскоре после смерти отца поселился в Петербурге. Молодой провинциал окунулся в бурную общественную жизнь столицы, сошелся с писателями-разночинцами, членами кружков народников. Народническая идея «хождения в народ» была воспринята им весьма горячо, и для ее реализации он купил у обедневших самарских помещиков большое количество земли – чтобы организовать там крупное, технически рациональное хозяйство и народные сельскохозяйственные училища для экономического просвещения крестьян и повышения их профессионального уровня. За границей были закуплены усовершенствованные земледельческие орудия, в том числе два паровых плуга, сооружены обширные кирпичные и саманные постройки при хуторах для скота и земледельческих орудий. Управляющий делами К.Сибирякова Матвей Николаевич Чистяков вспоминал: «Замысел грандиозный. Приобрел несколько десятков тысяч десятин земли, воздвиг целый поселок и несколько отдельных хуторов. Строения все великолепные, все камень, кирпич и железо. Главный поселок был целым городом. Одно здание для школы стоило миллион. Земледельческие орудия выписывались все из Англии, стоили они двести тысяч, а может быть, и более. Кругом строились хутора – все здания каменные, железом крытые. Дома для рабочих – удобные, все на широкую ногу. И всем этим я заведовал. Архитекторы, инженеры, техники все были под моим ведомством». Однако новаторские идеи натолкнулись на косность работников. М.Н. Чистяков рассказывал: «Садится хохол на косилку и через полчаса задремлет, качается с боку на бок, не видит, куда волы идут. А тут пень или куст на поле, хохол спит, косилка зацепит за пень или куст, хохол летит кувырком – косилка вдребезги! Все машины нам исковеркали. …Целый сарай этими ломаными машинами завалили»2. Хозяйство приносило лишь убытки, и через несколько лет Константину Михайловичу пришлось отказаться от своей затеи и распродать земли.

Более удачной была его сельскохозяйственная деятельность в имении на Черноморском побережье, недалеко от Туапсе. Здесь было множество скота, на опытном поле выращивались экзотические культуры, имелись плантации хлопка и чая, производились прекрасные столовые вина, действовала сельскохозяйственная школа. На средства К.М. Сибирякова в 1881–1882 годы в Туапсе было построено народное училище, в 1897 году он основал в городе Варваринское училище садоводства, виноградарства и виноделия, для которого также построил здание и пожертвовал капитал в 15 тысяч рублей.

После смерти дочери Варвары в 1890-х годах Константин Сибиряков продал имение и переехал в Аджарию, где приобрел дачу в местечке Махинджауры близ Батума (здесь он провел свои дни до конца жизни).

Дача Константина Сибирякова в местечке Махинджауры

Художественные способности позволили Константину поступить в Императорскую Академию художеств в класс скульптора Н.А. Лаверецкого. Ныне известны три скульптурные работы К.М. Сибирякова, выполненные в 1890-х годах, – «Портрет неизвестного» (сейчас – в Государственном Русском музее), «Женский портрет», хранящийся в Рязанской картинной галерее, и бронзовый бюст известного публициста и исследователя Сибири Н.М. Ядринцева, гранитная копия которого была установлена на могиле этого общественного деятеля в Барнауле.

Бюст на могиле Ядринцева

Из-за своих связей с участниками революционного народнического движения Константин Сибиряков с 1879 года был подвергнут негласному надзору полиции, ему временно был запрещен въезд в столицы. Хотя среди его знакомых были даже народовольцы, готовившие покушение на императора Александра II 2 апреля 1879 года, Константин, конечно, не сочувствовал их террористическим идеям, скорее всего, даже не знал об их тайных целях. Изуверское убийство народовольцами Императора Александра II в марте 1881 года потрясло всю Россию. Вероятно, оно заставило Константина Сибирякова переосмыслить свои общественно-политические взгляды. В поисках новых ценностных ориентиров он постепенно сближается с Львом Толстым и горячо увлекается его идеями о справедливом и прогрессивном устройстве общественной жизни. Толчком для их переписки, а затем и более близкого знакомства (Сибиряков не раз бывал в Ясной Поляне) стало направленное Константином Михайловичем в начале 1885 года письмо, где он предлагал ежемесячно высылать 100 рублей и просил Льва Николаевича «принять на себя труд раздавать» эти деньги нуждающимся. Здесь же он высказал мысль об издании журнала, «доступного пониманию простолюдина», с целью «поднять нравственный уровень его развития». В ответном письме из Москвы Л.Н. Толстой писал: «Если вы, как я надеюсь, судя по вашему письму, сойдетесь с нами, то с Божьей помощью выйдет хорошее и полезное дело»3.

Влияние Л.Н. Толстого на К.М. Сибирякова было велико. Со слов И.М. Ивакина, бывшего в 1880 году домашним учителем сыновей Толстого и после поддерживавшего с ним отношения, Лев Николаевич отмечал: «Сибиряков – он до смешного мне верит, или старается верить во все, во что я верю, и далее не идет…»4 В 1887 году Толстой пишет о нем В.И. Алексееву: «Он преоригинальный человек; так степенно, не торопясь, но упорно ведет свое дело. На Кавказе у него идет школа, а в Самаре теперь есть пять человек живущих, и, по рассказам, очень хорошо. …Он очень хороший человек, мягкий, добрый, истинно тронутый духом Христовым и только одного желающий – послужить своими богатствами для добра людям. Мое мнение, как было, так и есть, что богатством нельзя служить добру. Нужно только освобождаться и помогать другим освобождаться от него; но он в моих глазах не богатый человек, а человек, которому, если я могу и вы можете, мы обязаны помочь братски. Если он ищет общения с нами»5.

При встрече в Ясной Поляне Константин Михайлович жаловался знаменитому писателю, что богатство тяготит его. «Помогите мне снять с души тяжкое бремя, – говорил миллионер. – Я страшно богат. Я не знаю, что делать мне со своим богатством. Оно тяготит меня, оно мучит меня!»6 Он сетовал на то, что «облеплен» тучами так называемых дел по заводам, фабрикам, конторам, домам. «Я покоя не знаю, вижу, что этому конца краю не будет. Я как будто должен, как будто бы надо капиталу дать ход, надо людям дать заработок, и на одни просмотры новых планов и построек уходит все мое зрение. Я затеваю устройство новых поселков для интеллигентов, но я лучше бы предпочел сразу сбросить с себя эту тяжесть золотого мешка, да вот не знаю, как это сделать. Научите, как мне раздать мои деньги, мои пpииски, мои земли… С тех пор, как деньги очутились в моих руках, я чувствую неумолкающее гудение в ушах: “Раздай, раздай и раздайˮ»7.

Хотя Константин Михайлович очень широко занимался благотворительностью, она никогда не касалась церковной сферы. Он учреждал стипендии неимущим студентам, материально поддерживал переселенческое движение в Сибирь и на Дальний Восток, на свои средства строил народные школы, помогал бедным художникам, писателям, общественным деятелям, финансировал издание книг, в том числе и произведений Л.Н. Толстого за границей – из тех, что были запрещены к публикации в России (например, его лжеевангелие).

Константин Сибиряков был женат на дочери коллежского секретаря Елизавете Аполлоновне Семеновой, служившей в 1870-е годы в библиотеке-читальне, открытой им в Петербурге. Его дочь Варвара умерла в детстве, сын Игорь (1914–1995) – герой Великой Отечественной войны, начальник разведки, трижды был награжден орденом Отечественной войны, из-за ранения потерял ногу. Его правнуки – единственная современная ветвь рода Сибиряковых.

Младшая сестра Константина Анна как личность сформировалась во многом именно под его идейным влиянием, особенно в сфере благотворительности. Анна тоже увлеклась идеями толстовства и женского равноправия, щедрой была ее благотворительная миссия в Иркутске, куда она вернулась после учебы в Санкт-Петербурге. В 1880–1891 годах Анна Михайловна пожертвовала более миллиона рублей на борьбу с голодом и эпидемией тифа в Томской губернии. На эти огромные по тем временам деньги были открыты 45 хлебопекарен, 3 народные столовые, 10 чайных, сформированы врачебно-санитарные отряды. Большие средства она перечисляла и Обществу для вспомоществования нуждающимся переселенцам и учащимся сибирякам.

После революции Анна эмигрировала, известно, что в последние годы жизни она очень бедствовала. Художник Михаил Нестеров в своих воспоминаниях описывает случай, очень ярко характеризующий эту женщину. Кто-то из старых должников в завещании велел выплатить свой долг Анне Михайловне. Когда его душеприказчики пришли с этим поручением к бывшей благотворительнице, она отказалась принять деньги, сказав, что все это дела давно минувших лет и лучше эти средства передать тому, кто нуждается в них сильнее.

«Помогите мне! Я страшно богат…»

Иннокентий Сибиряков – выдающийся благотворитель

Щедрость была характернейшей чертой личности и младшего брата – Иннокентия Сибирякова, будущего афонского монаха, однако он был более духовно настроен, чем его средний брат Константин и сестра Анна. Из родительского дома он вынес глубокое уважение к родителям, к старшим и привычку к широкой благотворительности. «Иркутские семейства, – писал И.Т. Калашников, – были крепки взаимною любовью и уважением своих членов. Отцы семейства пользовались глубокою покорностию. Молодое поколение смотрело на старших как на опытных руководителей… Чистота и целомудрие в семействах были наследственны и чтились свято»8. На формирование характера юноши большое влияние оказал его крестный Сергей Константинович Трапезников – родной дядя по материнской линии. Семья видных купцов-золотопромышленников Трапезниковых тоже внесла немалый вклад в развитие экономики и культуры Сибири. Сергей Константинович был известен своей активной общественной деятельностью и «отзывчивостью к нуждам города». В разные годы он был церковным старостой Никольского храма и кафедрального собора, являлся членом епархиального комитета миссионерского общества, не один год был членом губернского комитета попечительства о тюрьмах, членом общества попечения о больных и раненых воинах, членом общества подаяния помощи при кораблекрушениях, участвовал во множестве благотворительных проектов.

Иннокентий в семь лет остался без матери, в четырнадцать – без отца, и при вступлении в юношеский возраст получил огромное состояние – почти 900 000 рублей. В Иркутске он учился в реальной прогимназии, преобразованной на последнем году его обучения в Техническое, а затем в Промышленное училище. В середине 70-х годов XIX века состоятельный юноша прибывает в столицу Российской Империи и поступает в частную гимназию статского советника Ф.Ф. Бычкова. В 1875 году из-за трудного материального положения хозяина этого учебного заведения И.М. Сибиряков становится владельцем дома, в котором располагается гимназия. Здание сразу было перестроено, его площадь значительно расширилась. Иннокентий Михайлович оставался его владельцем в течение почти двадцати лет. Именно это здание вместе с крупным денежным пожертвованием он подарит впоследствии знаменитому ученому П.Ф. Лесгафту для его Биологической лаборатории и естественнонаучного музея. В это время в Санкт-Петербурге уже проживали старшая сестра Ольга, в замужестве княгиня Вяземская, средний брат Константин, средняя сестра Антонина и, возможно, младшая сестра Анна. Иннокентий учился в гимназии с интересом. Сохранились сведения, что в годы учебы он проявлял склонность к занятиям музыкой, любил читать художественную литературу. Здесь же зародилась в нем и любовь к общественным наукам. В аттестате зрелости И.М. Сибирякова будет отмечено, что он «любознательность обнаруживал в занятиях историей и русской словесностью». Возможно, на формирование интереса к чтению художественных произведений повлиял поэт Иннокентий Анненский, в эти годы преподававший в гимназии Бычкова словесность и древние языки. Жил Иннокентий в семье своего брата Константина, близкого к творческой среде, благодаря чему встречался с И.С. Тургеневым, был горячим поклонником Льва Толстого, с которым переписывался его брат.

В 1880 году Иннокентий Сибиряков оканчивает гимназию и поступает в Императорский Санкт-Петербургский университет. В Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга хранится «Дело Императорского Санкт-Петербургского университета студента Иннокентия Михайловича Сибирякова», начатое 13 августа 1880 и законченное 5 ноября 1885 года. Из представленных в деле документов явствует, что И.М. Сибиряков после окончания в Санкт-Петербурге частной гимназии Ф.Ф. Бычкова поступил 31 августа 1880 года на естественнонаучное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета. Поступив в университет, из мирного семейного окружения Иннокентий Сибиряков попал в неспокойную, приводящую к душевному разладу обстановку. Для серьезного студента поступление в высшее учебное почти всегда представляет собой событие, на многое открывающее глаза и расширяющее кругозор. Однако Иннокентию было суждено оказаться в Санкт-Петербургском университете в такое время, когда различные направления философской и научной мысли переплетались и сталкивались друг с другом, создавая непростую, беспокойную атмосферу. Зарождался конфликт между наукой и религией. Жаркую полемику на эти темы известные духовные лица, журналисты, ученые вели в научных журналах, в прессе, в учебных заведениях и т.д. Новые идеи, с одной стороны, угрожали основам Православия и, казалось, самой цивилизации, но с другой – как будто бы открывали новый, чуть ли не безграничный мир, которым могло владеть «освобожденное» человечество. Напор и самоуверенность ученых и их сторонников заставляли церковных деятелей и социальных консерваторов сдавать свои позиции и переходить к обороне. Такая непростая ситуация не способствовала спокойной учебе и мирному устроению души. Надо вспомнить и столичное общество тех лет – расцерковляющееся не по дням, а по часам, увлекающееся новомодными учениями, суетящееся в желании блеснуть перед другими своей прогрессивностью, раскрепощенностью, не стыдящееся собственной безнравственности… Возможно, именно душевное неустройство, внутренний разлад способствовали обострению чахотки у студента Сибирякова, и он вынужден был взять академический отпуск после окончания первого курса университета для лечения в южном климате. Осенью 1881 года Иннокентий вновь приступил к учебе в университете, но в начале 1882 года опять ее прервал по болезни и уехал на Кавказ в одно из имений брата Константина. В октябре 1884 года И.М. Сибиряков еще раз поступает в Санкт-Петербургский университет, теперь на юридический факультет, и учится там весь 1884/1885 учебный год, но 31 октября 1885 года решает перейти в разряд вольнослушателей.

Таким образом, Сибиряков проучился 9 месяцев на естественнонаучном отделении физико-математического факультета и окончил первый курс юридического факультета Санкт-Петербургского университета.

По свидетельству соученицы Иннокентия Михайловича Селимы Познер, одной из главных причин его ухода из университета была именно чуждая ему атмосфера: «Все встречи, все сношения с людьми и даже с наукой были для него отравлены деньгами; деньги положили грань между ним и всеми людьми, от товарищей по университету до профессоров включительно». Особенно ярко это проявилось в следующем эпизоде: «Чувствуя себя плохо подготовленным, И.М. Сибиряков хотел поработать серьезно и обратился к некоторым профессорам университета с просьбой приватно помочь ему. Но гонорар, назначенный профессорами, достигал колоссальных размеров, что… сразу оттолкнуло Сибирякова; выполнить их требования ему было нетрудно, но корысть, разгоревшаяся в представителях науки, которая была так противна его… душе, оттолкнула его и от профессоров, и от науки»9

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Никонов Б. Миллионер-бессребреник // Нива. 1911. № 51. С. 960б–960в.

2

Раевская С.И. Лев Николаевич Толстой среди голодающих // Л.Н. Толстой. М.: Изд-во Гос. лит. музея, 1938. Т. I. С. 390–391.

3

Толстой Л.Н. Собрание сочинений: В 22 т. Т. 19: Письма 1882–1899 гг. М.: Художественная литература, 1984. С. 61.

4

Ивакин И.М. Воспоминания 1885–1889 гг. // Федоров Н.Ф.: pro et contra. Кн. 1. СПб.: Изд-во РХГИ, 2004. С. 199.

5

Алексеев В.И. Воспоминания // Л.Н. Толстой: К 120-летию со дня рождения (1828–1948) М.: Гос. лит. музей, 1948. Т. II. С. 308–309.

6

К сожалению, некоторые авторы по ошибке приписывают Иннокентию Сибирякову то, что относится к его брату Константину Михайловичу. Так, слова «Помогите мне! Я страшно богат…», которые Б. Никонов в 1911 году в статье «Незабвенный благотворитель» отнес к Иннокентию Сибирякову, на деле сказаны Константином (см.: Шорохова Т.С. Благотворитель Иннокентий Сибиряков: Биографические повествования. URL: http://ruskline.ru/analitika/2016/02/04/irkutyaninsvyatogorec_innokentij_sibiryakov_biograficheskie_povestvovaniya/#_ftn3).

7

Подробнее см. письма и примечания к полному собранию сочинений Л.Н. Толстого в 90 т. (М., 1928–1958), из которых ясно, кто из семьи Сибиряковых и в каких отношениях был с писателем.

8

Цит. по: Сибирский портрет XVIII – начала XX века в собраниях Иркутска, Красноярска, Кяхты, Новосибирска, Томска, Тюмени, Читы. Издательство АРС СПб., 1994. C. 26.

9

Познер С. Из воспоминаний о Петре Францевиче Лесгафте // Памяти Петра Францевича Лесгафта. СПб., 1912. С. 257.