Холодное блюдо

Никитин и отметину на харе, из которой проистекало его незамысловатое погоняло, заработал исключительно через неуемность натуры. В кабаке полез в чужие разборки с миротворческими целями, и его наградили «розочкой» по щеке. Слава богу, глаз уцелел, но на коже остались десятки мелких оспин, а от левого виска к левому же уху по скуле потянулась глубокая канавка шрама. Вследствие этих эпидермических изменений левый глаз Никитина приобрел специфический монголоидный прищур, а сам пострадавший – прозвище.

– Слушай, еще полчаса – и я себе башку раскрою об руль или лобовуху. Не могу! Давай по пивку вдарим. Сгоняем, пять сек – не больше. Я тут за углом павильон видел.

– А Велику потом че впаривать будешь? Он ясно сказал, чтобы мы от подъезда не отходили. Три раза повторил. Он нас раком поставит, если что не так.

– Велик, конечно, конкретный пацан, но жить тут, что ли?! Мы махом управимся. И потом, как он пронюхает? Ты меня закладывать собрался?

– Нет.

– И я – нет! Значит, никто не узнает. Серега раньше ночи нас не сменит. А мы, в рот-компот, не высидим. Отлить захотим или еще чего. Кстати, можно и не на броневике, я выскочу, прогуляюсь пехом.

– А бабки?

– Че бабки? На пиво, что ли?

– Сам ты на пиво! Старые кошелки, которые на лавке, они же с нас буркалы не сводят. Враз сфотографируют. А потом наши приметы в мусарне на каждой доске висеть будут. Мы, думаешь, зачем тут сидим? Я нутром чую, Велик с девочкой какую-то дрянь замыслил сотворить – или на хор поставить, или завалить. Засветим рожи – потом отпинывайся. Велику, понятно, по барабану, будут наши хари на стендах в ментуре красоваться или нет, а мне головняки ни к чему.

– Да ну, почему сразу в ментуре?

– По кочану! Тебя-то за хобот ни разу не брали, а я по малолетке к хозяину ходил. И больше не хочу.

– И не надо, в рот-компот. Если что, Серега же потом и отмажет, – оптимистично подбодрил напарника Кривой, но Чалдон к увещеваниям остался глух.

– Отмажет или нет, вон те бабки на лавке надвое сказали, а лучше – не светиться.

– Так я про то и базарю – давай на тачке отъедем.

– А если девка появится?

– Ну и че? Куда она денется за пять минут? В очко провалится?

– А вдруг? Мало ли что. Нам потом отмазки не помогут. Это самое очко порвут, как тузик грелку, – с сомнением протянул Чалдон.

– Что ты разнылся? Дрищешь, так и скажи! – железным чайником на плите начал закипать Никитин. Он пытался сдержать эмоции, но злость потихоньку просачивалась через крышку. И ведь знал, что когда его такой псих разбирал, то в мозгах что-то переклинивало, словно черная вуаль накрывала сознание, и свои поступки он уже не контролировал. В ответ на обвинение в трусости правым крюком челюсть напарника Чалдон, как ни странно, не пригладил, а лишь покачал своей большой, как капустный кочан, коротко стриженной головой. Кривой уже приготовился спорить с ним, доказывать, убеждать и соблазнять, но Чалдон неожиданно согласился.

– Ладно, поехали.

– Чалдон, с меня причитается!

«Ландкрузер» довольно заурчал и тронулся с места. Старушки на скамейке проводили его удивленными взглядами. В это же время с другой стороны двора к подъезду подкатила желтая «мыльница» такси. Появление авто с шашечками осталось незамеченным.

Глава 2

Наташа торопилась. До спектакля было два часа, но Димка ждал ее у себя, и Наташа небезосновательно надеялась, что это время они проведут с толком. Домой она поехала, чтобы переодеться – не каждый день ведь идешь на постановку заезжих московских знаменитостей. Тем более – билет в ложу. Весь бомонд соберется, тут не только на других посмотреть, но и себя показать нужно. А она у Димки уже третий день зависала в одних и тех же топике и шортиках. Не идти же в подобном виде в театр. Моветон. Только взять платье – и назад. Принять душ и накраситься она успеет и у Димки.

Наташа выпрыгнула из такси, бросив водителю, что задержится на три минуты, на ходу поздоровалась с пенсионерками на лавке и едва ли не бегом заскочила в подъезд.

Провозилась она, конечно, не три минуты, а все десять, но для выбирающей платье девушки это почти рекордный показатель. С учетом того, что ничем, кроме подбора туалета, она не занималась, а мысли об ожидающем во дворе такси и роющем землю Димке… подстегивали. Наташа могла задержаться и подольше, поскольку окончательно определиться между длинным черным платьем с открытыми руками и зеленым с глубоким декольте и вырезом на спине не сподобилась. Она поочередно прикладывала к груди то один наряд, то другой, представляла, какая помада им подойдет, как тореадор, потрясала платьями перед зеркалом, выступавшим в роли быка, но остановиться на одном из вариантов не получалось. Особенно смущали туфли, комбинирование которых с нарядами приводило душу в полнейшее смятение.

Наташа разволновалась и едва не позабыла клятвы о том, что соберется быстро, но положение спас короткий сигнал клаксона, донесшийся снизу. Наташа выругалась сквозь зубы и приняла соломоново решение – продолжить своеобразную корриду с платьями у Димки. И его привлечь в качестве арбитра… с правом совещательного голоса.

Это решение ее спасло.

Платья летучими мышами юркнули в пластиковый пакет, за ними же отправились три пары туфель. Косметичка уже оккупировала журнальный столик в Димкиной квартире рядом с единственным приличным зеркалом. Наташа подхватила пакет, захлопнула дверь и сбежала по лестнице.

– А вот и я. Как и обещала – три минуты, – забросила поклажу на заднее сиденье, а сама впорхнула на переднее.

– Угу, – саркастически прокомментировал Наташино заявление водитель и включил зажигание.

При выезде со двора украшенная шашечками ярко-желтая «Волга» разминулась с огромным серебристым джипом, галантно пропустила стайку робких пешеходов и, вывернув на улицу Металлургов, влилась в основной поток машин. После очередного светофора дорожное полотно расширилось, просвет между автомобилями увеличился, и таксист утопил педаль газа в пол. «Волга» недовольно рыкнула и понеслась быстрее, пристроившись в спину резвой «ауди».

– Что за уроды?! – Таксист глянул в боковое зеркало и выругался. Справедливости ради, прилично, без употребления ненормативной лексики. – Кто им права только выдает?!

Наташа оглянулась. В сотне метров позади них, стремительно сокращая расстояние, несся серебристый джип с тонированными стеклами. Ехал по крайнему левому ряду, периодически обгоняя попутные автомобили и используя для данного маневра встречную полосу.

Девушка равнодушно пожала плечами и вернула голову в исходное положение:

– Гаишники выдают, как и всем.

Водитель в снова употребил свой – вероятно, коронный – саркастический возглас филина:

– Угу! Только кому-то их после обучения и экзаменов вручают, кому-то дарят, а кто-то покупает. Эти… – Кивок через левое плечо. – Однозначно купили. Хозяева жизни, мать их так.

Наташа ничего не успела ответить.

Раздался режущий ухо пронзительный визг тормозов. Водитель дернул головой, помянул способ совокупления, на сей раз нецензурно, и рванул баранку вправо. Машину болтнуло, полоснул по нервам страшный скрежет, и перед глазами возник багажник какой-то иномарки. Наташа от ужаса замерла, сжалась в комочек и прикрыла голову руками. Она почувствовала основательный удар, в грудь уколола раскаленная игла…

Затем все померкло.

* * *

В павильоне за углом свежего холодного пива не оказалось, и поскольку пить теплое и давнишнее Кривой наотрез отказался, пришлось ехать до ближайшего супермаркета.

Пока Никитин бегал за «Паулайнером» и «Балтикой», Чалдон пересел за руль. Не надо быть пророком, чтобы догадаться, – через пару часов Кривой «накидается» до посинения. Достигнет такого блаженного состояния, что ему до лампады станут и девочка Наташа, и ценные указания Велика, и сотрудники ГИБДД, и знаки дорожного движения. В какой-то момент, непременно возжелает прокатиться, воображая себя – есть у него пунктик – Михаэлем Шумахером и Аленом Простом в одном флаконе. И штурвал добровольно не уступит, его оттуда нужно будет выковыривать краном. Иначе говоря – с применением физической силы. Чего доброго, за перо схватится. Осложнений Чалдон не хотел, жизнь ему тоже еще не осточертела, а предусмотрительная рокировка в авто должна помочь избежать серьезных проблем.

Кривой затарился под завязку. Пакет, ощетинившийся стеклянными горлышками покруче, чем революционная баррикада – трехлинейками, он едва дотащил до машины, прижимая драгоценный груз к животу. За ручки ухватиться не мог – сразу бы оторвались.

– Ты неделю бухать собрался? – Чалдон оторопело уставился на сюрреалистическую композицию из стеклянных конусов, которую Кривой водрузил на заднее сиденье.

– Как раз до ночи хватит.

– Хватит, чтобы в кусты постоянно бегать, – возмутился Чалдон, но протянутую бутылку – запотевшую, с пенящимся у горлышка янтарным напитком – взял. В горле действительно пересохло.

Пока ехали до «наблюдательного пункта», Чалдон свою тару опустошил, а Кривой успел прикончить две бутылки и блаженно растекся по кожаному ложу автомобиля.

– Твою мать!!! – Чалдон резко затормозил и развернулся.

– Что?! Что? Ты куда?! – подпрыгнул Никитин.

– Ты видел, кто сейчас навстречу в тачке проехал?!

– Не…

– Девка наша, твою мать!

– В рот-компот, давай за ней!

Когда джип выскочил с дворовой территории и замер перед бетонной рекой со снующими по ней многочисленными транспортными средствами, машина с «объектом» скрылась из виду.

– Где она? – задал глупейший вопрос и растерянно замотал головой Никитин.

– В Караганде! – не в рифму, но в тему ответил Чалдон. – Я не больше твоего вижу.

– Куда свернула-то?

– А я знаю?!

– Она на какой хоть тачке?

– Ты вообще куда смотрел, штурман? – Чалдон несколькими хлесткими эпитетами обрисовал качества «штурмана» и его зрительные способности. – Обычное такси. Желтая «Волга» с синими кубиками.

– А номер?

– Ухи поел?! Когда бы я успел номер запомнить? Я и девку-то еле заметил, уже когда проехали, зацепил – фейс знакомый.

– Вот в рот-компот, ситуевина! Тут же этих такси, как блох на собачьей жопе! – От огорчения Кривой даже пиво пить прекратил. Не до пива, когда собственная шкура в опасности, – Велик ее махом снимет. В прямом смысле слова. И еще солью на мясо посыплет.

И верно, такси во множестве сновали по дороге. Через один-другой автомобиль взгляд непременно натыкался на сочно-желтую мыльницу. И в большинстве своем это были именно «Волги». Казалось, вся дорога заполнена желтыми «мыльницами». Немудрено, улица Металлургов, пусть и не являлась главной транспортной артерией, но по ней можно было объехать запруженный машинами центр города. Поэтому, дабы не загорать несколько часов в пробках, те водители, кто похитрее и поопытнее, стремились именно сюда.

Чалдон снова чертыхнулся.

– Уйдет девка, что делать будем? – выдохнул Кривой. – Опять париться у подъезда? А если она не вернется?..

– Велик нас на шашлык порежет. Тебя первого!

– Почему?

– Не хрен за пивом мотаться было! Заладил: «мочи нет сидеть, я башку об руль раскрою», вот теперь тебе Серега жбан и раскроит!

– Миха, да ты че? Ты же сам согласился…

– Хватит ныть, все едино твой косяк! Может, еще догоним, зацепим. Налево или направо?

– Жми налево. Я с этой стороны, в рот-компот, всегда в шоколаде.

– Поглядим, – мрачно подытожил Чалдон, многообещающе оглядел фигуру Кривого, словно предназначенную для разделки бычью тушу, и включил сигнал поворота.

Фортуна – дама капризная и в следующие десять минут она сначала улыбнулась величевским «торпедам», а затем состроила им рожу. Страшную. Удача заключалась в том, что Наташу они все-таки зацепили, а ирония судьбы – в том, что зацепили в прямом смысле слова.

Чалдон ехал на грани фола, прямо по двойной сплошной линии дорожной разметки, распугивая двигающиеся навстречу автомобили звуковыми сигналами и морганием фар. Попутный транспорт тоже опасливо шарахался прочь от наглого джипа. Они обогнали не один десяток легковушек и около дюжины желтых экипажей с синими шашечками, когда Кривой, исполняющий функции впередсмотрящего, взвизгнул, как недорезанный поросенок, одной рукой схватил напарника за плечо, а другой принялся тыкать в боковое стекло.

– Вот она!!

Из-за «газели» справа вынырнула очередная желтая «мыльница». Чалдон отвлекся от дороги и попытался рассмотреть, кто там сидит на переднем сиденье рядом с водителем. Отвлекся буквально на секунду, но тут же об этом горько пожалел.

По барабанным перепонкам резанул тревожный звук чужого клаксона. Навстречу, сигналя и моргая фарами, несся черный «мерседес».

– Твою мать!

Чалдон успел лишь бросить взгляд по сторонам: слева «девятка» и «газель», справа полный ряд машин – уйти от лобового столкновения почти невозможно – и рванул руль вправо.

Дальнейшие пятнадцать секунд в его памяти отпечатались плохо. Фрагментарно. И фрагменты отпечатались в основном шумовые: скрежет, скрип тормозов, несколько глухих ударов…

Очухался он только, когда Кривой прямо в ухо заорал:

– Миха, мы ее прибили!!

– Кого? – тупо переспросил Чалдон.

– Девку! Ты глянь!

Чалдон посмотрел.

Непосредственно перед их «ландкрузером» стояли, сцепившись в любовных объятиях, «газель» и вишневая «девятка», и понять, где заканчивается капот одного автомобиля и начинается дверь второго, можно было только по цветовой гамме. А чуть впереди покоилась желтая «Волга», «поцеловавшая» бетонный столб и разворотившая в пароксизмах страсти собственное чрево. Водители «газели» и «девятки» уже выскочили из машин и бродили вокруг, оценивая повреждения. А вот таксист и его пассажирка – видно по рассыпанным по спинке кресла длинным волосам – признаков жизни не подавали.

– Твою мать! – повторил затасканное большинством русских людей выражение Чалдон. Он старался понять, как данная ситуация согласуется с инструкциями Величева, и не мог сосредоточиться. Голова работала неважно, мысли были медленными, вялыми, словно снулые рыбки, но скользкими и неподатливыми. Однако до того, что ситуация с инструкциями никак не согласуется, Чалдон допер.

– Все, валим отсюда!

Через четверть часа джип припарковался около замызганного продуктового павильона.

– В рот-компот, облажались, – протянул Кривой.

– Наша тачка на кого оформлена?

– На Петровича, у меня доверка.

– Хоть здесь свезло.

– Факт! С Петровича взятки гладки. Прокукарекает, что тачку стырили, а нас в упор не видел.

– Ты не радуйся! Давай звони! Потом мы кукарекать начнем.

Кривой вытащил мобильник с такой миной, словно держал в руке не последнее слово в сфере сотовой связи, а гремучую змею. Со слабенькой, как новорожденный котенок, надеждой посмотрел на напарника: «мол, друг, может, ты?», но Чалдон лишь покачал головой.

* * *

– Ты почему мрачный, Стрельцов? Не пугай меня, мне нельзя. – Жена встретила Артема на пороге чувственным поцелуем и ненавязчивым, мимолетным, но внимательным осмотром. Не прицепился ли к рубашке длинный женский волос, не благоухает ли суженный недозволенным ароматом «Шанели», не притаились ли под подбородком следы помады? Поцелуй в ритуале ежедневного приветствия присутствовал всегда, а вот осмотр появился совсем недавно, во время беременности Насти. Осмотр проводился, конечно, понарошку, однако известно, в каждой шутке…

Против осмотра Стрельцов не возражал, справедливо полагая, что беременной женщине простительны и не такие слабости, как эти маленькие приступы ревности. Наоборот, внимание Насти, даже выраженное в подобной форме, было приятно. Любимая жена, что ни говори, к тому же носящая под сердцем первенца.

– Я не мрачный, я задумчивый. – Артем обнял жену и положил руку на ее еще вполне плоский живот. – А как у нас дела? Парень ножками не болтал, не пихался?

– Темка! Ты бы хоть в Интернете прочел пару статей про беременность. А то дуб дубом, ляпнешь что-нибудь несуразное при маме. Кто на третьем месяце пихается?

– А вдруг?

Настя артистично изобразила бровями возмущенное удивление и кулачком дотронулась до стрельцовского лба:

– Балда!

– Балда-балда, – рассеянно согласился Артем, отпихнул ногой крутящуюся у порога в надежде на нечаянное угощение Настину любимицу Чапу, прошел в гостиную и повалился на диван. Кстати, родной, производства ООО «Мебель-плюс», а не итальянский, как у некоторых… ренегатов.

– Вот он, кошмар моей старости! – Настя подперла бока, изобразив букву «Ф». – Вместо того чтобы уделить внимание любимой супруге, пузатый муж в застиранной майке коротает вечера на диване у телевизора. Не хватает только пива в руке и черного трико с пузырями на коленях.

– Где ты у меня пузо увидела? – вяло возмутился Стрельцов. – А майки я не ношу.

– Это я фантазирую… от недостатка внимания.

Чапа тявкнула в знак согласия с хозяйкой, мол, и мне уделите минутку и пару кусочков колбаски, переступила лапами и пару раз деликатно стукнула хвостом по полу. Родословную потомственной дворняжки один из предков запятнал генами таксы, поэтому вид Чапа имела несуразный и смешной: длинное туловище, короткие кривые лапы, лохматая морда и уши торчком. А когда она столь уморительно-просительно переминалась, смотреть на собачку без смеха было просто невозможно.

Однако сейчас Стрельцов даже не улыбнулся. Настя сразу почувствовала, что муж чем-то озабочен.

– Темка, что случилось? Неприятности?

– Нет.

– Выкладывай, знаешь же, что не отстану.

– Да, ерунда это. Зачем тебе голову забивать.

– Ничего себе ерунда: вваливаешься с такой миной, будто всех родственников похоронил, пасмурный…

– Как погода?

– Да, как погода.

Из стрельцовской груди вырвался тяжелый, усталый вздох. Действительно, не отстанет. Пять лет брака тому порукой. Настя считала, что радости и горести супруги обязаны делить друг с другом, иначе семейный корабль непременно разобьется о коварные рифы житейских проблем. Эту аксиому Артем и не пытался оспорить, но желание жены вникнуть в каждую мелочь порой раздражало. На почве «дележки радостями» в период «притирки» у них частенько происходили и ссоры – Стрельцов не желал изливать душу, Настя обижалась, что он ей не доверяет, а значит, и не любит. Доходило до битья посуды и взаимных оскорблений. Непосредственно перед регистрацией брака они вообще так разругались, очевидно, по причине предсвадебного психоза, что Артем ушел из дома под аккомпанемент выкриков Насти в духе похмельного Шурика из бессмертного полотна Гайдая «Кавказская пленница». Имел место и факт прямого цитирования классика: «Свадьбы не будет!»

К счастью, подобные катаклизмы отгремели давным-давно, притирка характеров прошла, на удивление, быстро, и последние пару лет они не ссорились в принципе. Артем при всем желании не мог припомнить хотя бы одну серьезную размолвку, противоречия заканчивались на стадии легкой пикировки. И с желанием жены делить радости и печали Стрельцов окончательно смирился. Однако сейчас, с учетом долгожданной беременности, нагружать супругу глобальными проблемами Стрельцов не хотел. Ей и собственных по уши хватит: на прием к гинекологу бегать, анализы бесчисленные сдавать, УЗИ делать, роддом присматривать и прочее. А она еще и работает. Специалист по связям со средствами массовой информации – не бог весть какая сложная и трудоемкая работа, но время, силы и нервы отнимает. А их Насте ныне нужно беречь.

– Настюх, устал я. Обычные неурядицы, с которыми сталкиваешься на работе, много навалилось просто. Пустяки, само рассосется, – сделал последнюю попытку оградить жену от сомнений и раздумий Артем.

Супруга не поверила.

– Стрельцов, не ври! Все равно не научился. Где это видано, чтобы ты «уставшим» с работы приходил, трудоголик несчастный. Наоборот, сколько себя помню, на ночь глядя явишься – и чуть не летать готов. А теперь пришибленный. Я же чувствую, стряслось что-то… Банкротство на горизонте замаячило? Или с Валеркой разругался?

– Можно сказать и так, – сдался Артем. Со второго выстрела в яблочко. Настиной интуиции позавидовал бы и парапсихолог.

– Банкротство? – С контрольными выстрелами у супруги не всегда ладилось.

– Типун тебе на язык. Поругался… с Валеркой.

– Фу, действительно пустяки! – выдохнула Настя. – А я уже подумала невесть что, вы же с ним регулярно собачитесь. А через день снова не разлей вода. Помиритесь.

– И с Борькой, кажется, тоже…

– С Райхманом?! А с ним-то на какой почве? Он же дипломат до мозга костей. Я и представить не могу, чтобы Борис с кем-то поссорился. Деньги, что ли, не поделили?

– С Борькой я, в принципе, не ссорился, но и дружба наша закончилась. Наверное.

– Я ничего не понимаю. – Настя присела рядом со Стрельцовым на краешек дивана, взъерошила рукой челку мужа и попросила:

– Давай сначала и подробно.

Артем рассказал, в чем суть разногласий с закадычными компаньонами, постаравшись все объяснить. Изложил, но поддержки у любимой супруги не нашел.

– Тем, а чего ты уперся, в самом деле? Если я правильно уяснила, то выбора у твоих друзей практически нет. Ведь не мытьем, так катаньем Мамаев своего добьется. Ну, не продадите вы сейчас фирму, а дальше? Конкуренция с подобным монстром – занятие безнадежное, у него ресурсы огромные, не чета вашим. А если Мамаев деньги вложил, то уже вряд ли отступится. Мне кажется, в данной ситуации Валера прав.

– И ты Брут! – воздел очи горе Стрельцов.

– Почему сразу Брут?

– Потому что. Я думал, хоть ты меня поймешь.

– Я пытаюсь.

– Незаметно. Ты забыла, как я по ночам домой с работы приходил, как бегал… – Артем слегка приподнялся, набрал в грудь воздуха, чтобы выразить переполнявшие его чувства, но задохнулся от нехватки слов и рухнул обратно.

– Не забыла!

– Опять начнется, если мы мебельный бизнес продадим и другим займемся…

Настя примирительно коснулась Артемовых губ:

– Прости. Не буду тебе ничего советовать. Решай сам.

– Не знаю, что тут решать. Согласиться я физически не могу, а не пойти у ребят на поводу – означает конец нашей дружбе.

– Темка, может, ты из мухи слона раздуваешь, а они завтра же о размолвке забудут, и будет все, как прежде?

– Не будет, нутром чувствую. Они ведь уже между собой договорились, решили, поделили. А я им планы порушил. Теперь я для них хуже, чем кость в горле. – Стрельцов медленно покачал головой. – Не простят.

– Так серьезно?

– Именно.

Настя как-то странно посмотрела на супруга и тихим голосом спросила:

– Слушай, если ситуация настолько ужасная, ты не думаешь, что Валера и Борис тебя… не того…

– Чего не того?

– Как раньше, в девяностые было принято.

– То есть?

– Ну, если человек создавал проблему и наотрез отказывался идти на уступки, то…

– Это ты о чем спрашиваешь? О том, что меня устранить могут мои же друзья?

– Да.

– Насть, ты что?! Это же Валерка и Борька, а не бандиты какие-то. Я их с незапамятных времен знаю. Что за чушь тебе в голову пришла?!

– Сам же говоришь, дружбе – конец!

– Мать, ты даешь! Уголь стране. Мало ли что я говорю. И потом, если мы дружить перестанем, что далеко не факт, то совсем необязательно превратимся во врагов. Наоборот, я себе представить не могу, чтобы Валерка или Борька мне козни строили!

– Ну, извини, просто подумала…

– Плохо подумала! На дворе не девяносто третий год, сейчас даже конкурентам гадят цивилизованно: налоговую натравливают или прокуратуру, уголовными делами мордуют. – Артем усмехнулся. – Насть, ты, наверное, второсортных фильмов пересмотрела? Или это у тебя профессиональная деформация? Убийства, заказы, киллеры, «жареные» факты – первейший журналистский хлеб, правильно?

Лучшая половина семейства Стрельцовых фыркнула и поднялась с дивана.

– Скажешь тоже! Просто подумала, а вдруг?

Артем также покинул насиженное ложе и обнял супругу чуть повыше талии.

– Фантазерка ты моя. Просто подумала. Ладно, до пятницы времени вагон, определимся. И вообще твой супруг голоден, словно стая диких африканских львов. Что у нас на ужин?

– Стрельцов, и ты еще считаешь себя образованным? Стая – это скорее про шакалов и гиен, а у львов – прайды.

– Ладно, словно прайд диких африканских львов.

– А где ты видел домашних?

– Женщина, не придирайся! Борец за чистоту речи выискался! Не накормишь мужа-добытчика, он съест одну симпатичную особу. – Артем легонько куснул Настю за мочку уха.

В отместку жена лизнула его в подбородок.

– Уговорил, красноречивый! Пошли, накормлю добытчика.

– Ура!! – Артем подхватил Настю на руки и потопал на кухню. В стрельцовских двухсотметровых хоромах расстояние от гостиной до вотчины кастрюль и плошек не измерялось тремя шагами, но ноша не тяготила. Напротив, кое-что облегчала. Тонкие пальчики на шее, шелковистая кожа на щеках жены и ее игривый взгляд отгоняли тяжкие думы эффективнее, чем репеллент мошкару.