Битва за Гостомель. 200 «спартанцев» русского десанта

Юра глянул на высотомер на запястье рядом с секундомером: 3 700, скоро выброска.

Над проемом в кабину пилотов дважды мигнула лампа, прозвучали два отрывистых коротких сигнала.

– Внимание, приготовиться!

– Есть приготовиться!

В хвостовой части вертолета открывается аппарель – прямо в наполненную звездами бездну. Неуклюжие из-за снаряжения десантники поднимаются со своих мест вдоль бортов салона и строятся, подвигая карабины вытяжных файлов парашютов. Они скользят по натянутым под потолком стальным тросам.

На глаза опускается закрепленный на каске бинокуляр прибора ночного видения.

Длинный сигнал, и лампа мигает один раз. Тональность турбин меняется, вертолет сбрасывает скорость.

– Пошел!!!

– Есть пошел!!!

Первый, за ним второй, третий, четвертый десантники подходят к срезу люка и исчезают в расцвеченной звездами тьме. В глотке у Юры все пересохло от адреналина, сердце, кажется, бьется под горлом. Те, кто говорит, что страшно только во время первого прыжка, а потом привыкаешь, вряд ли вообще знают, что это такое!.. Страшно каждому. И убеленному сединами ветерану с несколькими тысячами прыжков за плечами, тому, который, казалось бы, живет в небе. И зеленому «перворазнику», как их называют опытные парашютисты. В этом преодолении, которое проходишь каждый раз, когда прыгаешь в объятия неба, и заключается весь смысл парашютной подготовки. Преодоление себя. На каждом прыжке.

Гроз тоже боялся, но и умел преодолеть этот страх.

– Пошел!!!

– Есть пошел!!!

Мгновение – и Гроз уже в небе.

Грохот двигателей и посвистывание лопастей вертолета сменяются почти что абсолютной тишиной. Тонкий свист рассекаемого телом воздушного потока в ушах лишь подчеркивает окружающую тишину. В детстве Юре нравилось падать навзничь на мягкую зеленую траву и вглядываться в бездонную летнюю синь с белой ватой облаков. «Можно ли упасть в небо?» – такая мысль занимала мальчишеский ум. Теперь он падал в небо со скоростью примерно 50 метров в секунду, или 200 километров в час. Осталось только огромное пространство вокруг, в котором Гроз летел, раскинув руки, как в детстве. Зеленоватое из-за прибора ночного видения небо все в ярких белых точках звезд. На мгновение что-то сжалось в районе солнечного сплетения. Адреналин заставил сердце биться сильнее, прогоняя кровь по жилам. Страх почти сразу же сменился безграничным восторгом, который может подарить только небо. Отсюда, с высоты более 2 000 метров, линия горизонта в поле зрения ПНВ представлялась выгнутой дугой.

Десантник глянул на светящийся высотомер на запястье: еще несколько секунд свободного падения, и пора раскрываться. Раскинул руки-ноги «звездочкой» максимально широко – это позволит лучше стабилизироваться. Далекая и темная, еще в дымке редких облаков земля «ударила по глазам», как бы предупреждая.

Левая рука привычно идет над головой в «пионерском салюте». Правая рука тянется за спину к низу ранца и выбрасывает «медузку» вытяжного парашюта. Над головой раздается отчетливый хлопок, рывок на ремнях подвесной системы, и над головой с шелестом «распускается» купол-«крыло».

Юрий рывками раздернул свободные концы подвесной системы, слайдер хлопает на ветру. Десантник затянул его и взялся за клеванты, которыми управляется парашют. Осмотрел купол – нет ли порывов, целы ли и не перекрутились ли стропы. Все нормально. Он расчековал запасной парашют, чтобы тот не раскрылся автоматически и не погасил в таком случае купол основного.

Парение под куполом совсем не похоже на стремительное свободное падение. Здесь уже любуешься больше не небом, а землей. Под тобой будто бы разворачивается лоскутный мир, сшитый из разных кусочков. Но сейчас земля скрыта во мраке, а потому приходится осматривать ее сквозь очки ночного видения, чтобы увидеть ярко-белые прерывистые вспышки инфракрасного маячка на фоне черно-серой поверхности.

А вот и маячок!

Сигналы его отчетливо видны в зеленоватом поле зрения ПНВ, Гроз щелкнул переключателем на шлеме, и в окулярах появилась электронная карта местности с вектором курса снижения. Десантник потянул за клеванты, связанные со стропами управления, развернув парашют-«крыло», подкорректировал свой полет. Проверил по высотомеру на запястье: 300 метров, пора отцеплять контейнер спереди на подвесной системе. Рывок – и кофр с грузом уже спускается на собственном круглом парашюте.

Теперь Гроз сумел точнее построить траекторию захода на посадку. Перед приземлением он сделал «подушку», затянул обе управляющие клеванты, и «крыло» выгнулось, резко затормозив в воздухе. Но все равно земля жестко ударила по подошвам ботинок – все же Гроз выполнял прыжок с оружием и в полной экипировке, включающей бронежилет и шлем.

Тут же погасил купол, собрал стропы, как учили, «косичкой» и уложил шелестящую ткань в ранец, закрепив резинками.

Раскрыв грузовой контейнер, десантник дополнил свою экипировку, сориентировался на местности и направился по заранее намеченному маршруту. Он высвечивался в поле зрения очков ночного видения.

Глава 3

«Грозная» аббревиатура гроз

– Слышишь, Гроз, а ты ведь из шахтерской семьи? – спросил как-то Димка.

– Да, – не очень охотно ответил гранатометчик.

Они вместе заступили в суточный наряд по охране мехпарка. Кстати, по сравнению со штабом или с КПП – райское местечко! От начальства далеко – это не на проходной стоять и не при штабе вскакивать и козырять отцам-командирам. А после отбоя и вовсе в мехпарке тихо и спокойно: боксы с техникой опечатаны, фонари со скрипом качаются на ветру. Беспородная дворняжка Гильза вместе с выводком щенят греется в конуре. В общем, обстановка сама располагает к философской беседе.

– Да, батя шахтером был, горнорабочий очистного забоя, а мама – ламповщицей. Есть такая женская профессия на шахте, ламповщицы выдают горнякам перед рабочей сменой головные светильники, те самые «коногонки», которые крепятся на каску. И самоспасатели – аварийные дыхательные устройства замкнутого цикла, которые носят с собой под землей абсолютно все, – пояснил гранатометчик.

– А ты в шахте был?

– Да, нас водили на экскурсию в 10-м классе, как раз на добычной участок, где батя работал.

– Интересно, наверное…

– Да, интересно. Когда мы все, школьники, зашли в клеть вместе с начальником участка и учительницей биологии, спуск начался очень быстро. Прозвучал предупредительный звонок, и мы рухнули вниз! Помню перед клетью в непроглядной тьме под лучом «коногонки» на каске мелькали массивные металлические балки, вниз уходили трубы различного диаметра… Но мы опускались не просто в вентиляционный ствол шахты. Как рассказала нам потом биологичка, мы пронеслись вниз сквозь сотни миллионов лет эволюции! Кайнозойский геологический период – приблизительно 20 миллионов лет назад: тогда здесь властвовали мамонты и саблезубые тигры. Меловой период мезозойской эры – период великого вымирания динозавров, гигантских рептилий, которые правили землей около 120 миллионов лет. Но мы спустились еще ниже. Во времена, когда первые позвоночные земноводные только, неуклюже переваливаясь, вышли на сушу. Тогда во влажных лесах из гигантских хвощей и папоротников летали гигантские стрекозы с размахом крыльев более метра… Именно этот период в истории планеты Земля и называется каменноугольным – приблизительно 300–350 миллионов лет тому назад. Почему он так назван, вероятно, объяснять не нужно…

– Интересно! – восхитился Димка. – А что в шахте самое удивительное тебе запомнилось?

– Сверчки, – коротко ответил гранатометчик.

– Не понял… – недоверчиво протянул напарник.

– Вот и я сначала не понял, думал, все – слуховая галлюцинация! Мало ли, перепад давления, глубина отнюдь не маленькая, около километра… Но в шахте, среди нагромождения металлоконструкций, трубопроводов и кабелей, рядом с вагонетками, в темноте, рассеиваемой только светом «коногонок», пели сверчки! Начальник участка, который спустился с нами, пояснил, что сверчки приезжают сюда вместе с лесом для крепи угольной лавы, вот и поют.

– Охренеть – санаторий «Хвойная роща»! – Димка хоть и вырос в интеллигентной семье, но общение в десанте особого выбора выражений не предполагает.

– Вот именно, – кивнул Трошин.

– Ну и как там вообще? Каково это – работать в шахте? – продолжал допытываться Димка.

– Тяжело. Я ведь и в очистном забое тогда впервые побывал – это там, где комбайн непосредственно вгрызается в угольный пласт. И весь этот забой, все 250 метров его длины я прополз. Ведь там нельзя даже сидеть нормально. Представь, что ты залез под кровать и там работаешь шесть часов подряд. Так вот в лаве, где добывают уголь, места гораздо меньше, чем под кроватью!.. Но дело не только в этом. Знаешь, сравнение шахты с подземным городом довольно избитое. Важно другое: для работы под землей от горняков требуется не только физическая сила, выносливость, трудовая смекалка, но и глубочайшие технические знания вместе с огромным опытом эксплуатации сложнейших механизмов. По сути дела, без всех этих приводов, электрических, гидравлических и прочих машин не то что работа – просто нахождение в шахте, а тем более на глубине более километра, просто невозможна. Ошибаются те, кто представляет шахтеров грубыми и даже ограниченными. Да, труд горняков – совсем не парадный, он далек от сверкающего паркета и интеллигентной утонченности. Но здесь сама жизнь заставляет учиться каждый день. Учитывать множество факторов геологии, разных инженерно-технических дисциплин. Опыт здесь – в тесноте и первородном мраке горных выработок нарабатывается потом, и не только… Именно поэтому горняки как никто другой знают себе цену.

Димка, замолчав, потрясенно слушал рассказ Трошина. А Юру, как говорится, несло.

– Ты наверняка знаешь, Дима, что уголь и алмаз – это одно и то же. Только алмаз как бы спрессован давлением земных пластов до абсолютной твердости. Так в горных выработках трансформируется и сама суть человека. Путь лица шахтеров черны от угольной пыли, но их сердца – это сверкающие алмазы самого высшего сорта!

– А горнорабочий очистного забоя – это ГРОЗ сокращенно? – догадался Дима.

– Да, у меня батя ГРОЗом в угольном забое работал. Их еще сами шахтеры метко и с юмором прозывают «четвероногими» или «горбатыми». Шахтеры шутят, если ГРОЗу, проработавшему несколько лет в лаве высотой меньше метра, необходимо на поверхности перекидать кучу угля, например, он становится на колени и орудует лопатой именно в этом положении. А некоторые ГРОЗы даже огород вскапывают, стоя на коленях!

– В самом деле, а почему так? – заинтересовался Дима.

– С колен, как говорят опытные горняки – а иных в ГРОЗы не берут, можно очень быстро вскочить и выбраться из лавы при особых случаях. Сидя на заднице, так не среагируешь, – объяснил гранатометчик. – Но все же эта подземная профессия – одна из самых уважаемых в шахтерской среде. Ведь ГРОЗ, можно сказать, кормилец, непосредственно добывающий уголь в очистном забое.

Напарники немного помолчали, негромко шипела рация на столе, в чашках исходил паром крепкий и сладкий горячий чай. Собака Гильза со щенятами грелись в своей конуре. Чернильно-черное морозное небо переливалось яркими, словно бриллианты, звездами, сплетающимися в причудливый узор созвездий. Хоть астрономию изучай! Снег лежал на крышах боксов для техники пушистым белым покрывалом.

– Вот так и жили… Неплохо жили, как раз закончились эти проклятые «лихие девяностые». Металлургия, а вместе с ней и угольные шахты Донбасса постепенно развивались.

– А что потом?

– А потом началась война, и моего отца убили украинские националисты.

* * *

Война ворвалась в жизнь людей Донбасса отнюдь не внезапно. С января смотрели по телевизору, как беснуется в центре Киева толпа украинских националистов. Как чубатые выродки жгут «коктейлями Молотова» украинских милиционеров и спецназовцев «Беркута». Весной уже началось вооруженное противостояние в Славянске, опоясались баррикадами областные госадминистрации в Донецке, Луганске, Харькове. Сначала с украинскими подразделениями – не с отмороженными националистами, даже воевать пытались по-джентльменски… А потом уже заварилась кровавая каша: Саур-Могила, Донецкий аэропорт, Харцызск, Иловайск, Еленовка…

Отец сидел перед телевизором и тихо матерился перед телевизором, наливаясь черной решимостью и злостью. А на экране охреневшие в край от безнаказанности украинские националистические ублюдки в форме образца НАТО уже перешли от угроз к открытому террору населения Донбасса. Мама в последнее время ходила по дому испуганной мышкой, предчувствуя близкую беду.

В один из дней он молча поднялся с дивана, выключил телевизор и пошел одеваться.

– Не пущу, – тихо, но со страшной решимостью сказала мама.

– Отойди, Света… Я должен остановить их. Не один, мы с мужиками с шахты уже договорились – создадим свою добровольческую роту. В армии все служили, те, кто постарше, еще при Союзе… Созвонились с нужными людьми, они нам «железо» достанут. Все нормально будет: прогоним эту бандеровскую мразоту с нашей земли и заживем, как прежде. Все будет хорошо.

Шахтер – один из тысячи таких же настоящих мужчин, обнял сына-старшеклассника, поцеловал жену и вышел за порог. Навстречу необъявленной, но уже свершившейся по черной воле Киева гражданской войне.

Мать Юры проводила мужа с сухими глазами, а когда мелькнула его широкая спина у калитки, разрыдалась, давясь горькими слезами… Так в Донбассе и уходили в бой: целыми бригадами, цехами, производственными участками. Крепкие мужчины – металлурги и шахтеры – становой хребет промышленности, они привыкли к каждодневному риску в своем тяжелом труде. И войну восприняли как тяжелую, грязную, кровавую и опасную работу, которую, тем не менее, за них никто не сделает. Они воевали с тем страшным упорством и расчетливостью, которая пугала их врагов. Ну что, националисты, хотели «москаляку на гіляку»?!! Теперь сами не говорите: «А нас за що?!».

* * *

Отец Юры погиб примерно через месяц боев. Сослуживцы позднее рассказали, как это произошло.

На их блокпост выходила бронегруппа «Правого сектора»[3]. Отцу Юры Трошина, как отслужившему в армии, отдали реактивный противотанковый гранатомет РПГ-7 и три кумулятивных заряда к нему, больше не было. Он успел сжечь два бронетранспортера бандеровцев, прежде чем его позицию накрыли ответным огнем…

Сослуживец передал – теперь уже вдове – Георгиевский крест и немного денег. Сказал, когда будут похороны. Тогда скорбные шествия и новые могилы появлялись в ДНР и ЛНР чуть ли не каждый день. Бросая пригоршню сухой земли на крышку отцовского гроба, Юра Трошин поклялся довершить дело отца – освободить родной Донбасс от бандеровской мрази, посягнувшей на самое святое.

* * *

Зимой 2014 года в их с мамой дом попал украинский снаряд. Им самим повезло – во время обстрела прятались в подвале. Обычная история для Донбасса… Весной 2015-го Юра Трошин окончил школу – друзья и знакомые вместе с волонтерами помогали с переездом в Россию.

В большой стране было поначалу трудно. Пришлось столкнуться с откровенной тупостью и косностью чиновников, но были и те русские, которые искренне переживали за переселенцев из Донбасса. Среди них были и те же чиновники, и коммерсанты, и простые русские люди. Вот их стараниями Трошины и получили свой угол, крышу над головой, положенные по закону социальные выплаты. Мама устроилась на работу диспетчером в троллейбусное депо. Лишняя копейка позволяла более-менее сводить концы с концами.

– Мама, я ухожу в армию, – тихо, но твердо заявил Юра. – Я отцу поклялся.

Мать ничего не ответила, не заплакала, не запричитала. Только молча перекрестила и поцеловала в лоб рано повзрослевшего от нужды и войны сына.

Потом – военкомат, медкомиссия, распределение, десантная учебка, первый прыжок с парашютом, совершенный еще до присяги. Сама присяга, на которую мама приехала с Георгиевским крестом отца на жакете.

Так Юра Трошин стал гранатометчиком с позывным Гроз. Когда за ним уже в гвардейской десантно-штурмовой бригаде закрепили вместо высокоточного и самого современного оружия десантный вариант простого, но надежного РПГ-7, молодой десантник воспринял это как знак судьбы. Будто бы отец сам из рук в руки передал сыну гранатомет, с которым пошел в свой последний бой – погиб, но не сдался.

Глава 4

Специнструктаж

После тактико-специальной подготовки десантникам дали немного времени, чтобы привести себя в порядок. После чего по расписанию боевой подготовки должен был начаться курс теоретических дисциплин в учебных классах.

Но вместо этого их отправили в штаб бригады. Там должно было состояться не совсем обычное собеседование. Солдаты только пожали плечами.

– Как думаешь, что там такое? – поинтересовался Яблочкин.

– В любом случае, скоро узнаем, – пожал плечами Гроз.

Вскоре действительно десантников по одному стали приглашать на собеседование. За столом сидел незнакомый майор с такими же голубыми петлицами ВДВ и планкой наград на кителе. Гроз обратил внимание и на ромбик академии на кителе.

– Вы ведь родом из Донбасса, товарищ гвардии сержант?

– Так точно, товарищ майор, из Макеевки.

– У вас отец погиб летом 2014 года на блокпосту?

– Да, он из гранатомета сжег два бронетранспортера «Правого сектора», но их расстреляли из крупнокалиберных пулеметов… Матери и мне об этом рассказали выжившие ополченцы.

– Вы не хотели бы вернуться в Донбасс? Или на Украину?..

– Только с оружием в руках – как освободитель.

– Нечто такое я вам и предлагаю… Планируется широкомасштабное наступление с целью, так сказать, «денацификации» и полной демилитаризации Украины. Десантно-штурмовые части ВДВ, естественно, пойдут в первом эшелоне наступающих войск.

– Разрешите вопрос, товарищ майор?

– Да.

– Наша цель?

– Киев.

– Я готов.

– Мы отбираем только добровольцев с высокой мотивацией и отличными показателями по боевой подготовке.

– Товарищ майор, прошу прощения, но… Вы сомневаетесь в лично моей мотивации?

– В вашей – как раз нет! – усмехнулся майор, но снова посерьезнел. – Но не будете ли вы мстить, вот в чем вопрос?..

– Никак нет. Я добиваюсь не мести, но справедливости. И не собираюсь обвинять весь украинский народ, его культуру, язык, историю в том, что случилось и с моим отцом, и со многими людьми в Донбассе. В том числе с беззащитными женщинами и детьми. Но я желаю – и приложу все усилия, а понадобится, отдам жизнь без колебаний за то, чтобы националистические бандеровские ублюдки, неонацисты «Азова», «Айдара», «Правого сектора», Нацгвардии Украины и прочих подобных подразделений были физически уничтожены. Вот это мои враги, а не украинский народ. С простыми людьми мне делить нечего.

– Что ж, на редкость взвешенная гражданская позиция… Можете быть свободны, товарищ гвардии сержант.

– Разрешите идти?

– Идите.

У дверей кабинета к Грозу подошел его «второй номер» Дима Яблочкин. Было заметно, что молодой десантник волнуется. Ему тоже предстояло сделать непростой выбор. А простых решений в десанте и не существовало.

– Ну что там?

– Отбирают добровольцев, Дима. Я согласился.

– Понятно…

* * *

Всего для спецоперации отобрали порядка 100 человек, еще столько же прибыли из состава 31-й десантно-штурмовой бригады. Те тоже были ребята тертые и подготовкой ничем не уступали гвардейцам из 11-й ГвДШБр. Тем более что они не раз встречались на различных учениях, армейских спортивных соревнованиях или сборах для обмена опытом.

А потом началась еще более усиленная подготовка.

Тщательно изучался сам объект атаки: аэродром Гостомель и прилегающий к нему населенный пункт. Десятки часов видеоматериала, гигабайты фото и описания, вплоть до внутренней планировки домов и других построек на территории. Кстати сказать, территория аэродрома, который принадлежал знаменитому авиапредприятию «Антонов», была огромной.

Кроме взлетно-посадочной полосы длиной 3,5 километра и шириной 53 метра, которая могла принимать любые самолеты, здесь размещалась летно-испытательная станция. Она имела самое разнообразное уникальное оборудование, в том числе даже генератор искусственных молний. Кроме того, этот закрытый в свое время объект строился по спецпроекту, который предусматривал огромный капитальный бункер с бронированными дверями, способными выдержать ударную волну близкого ядерного взрыва.

На все вопросы десантников в ходе подготовки отвечал офицер разведки. Моложавый, но с явной проседью на висках майор говорил негромко и размеренно, словно лекцию читал в университетской аудитории. Вот только орденская планка на кителе показывала, что знаний офицер-разведчик набирался не только и не столько в академических аудиториях. Вероятно, была у него и «полевая практика»…

– Слушай, Дима, а кто нами командовать будет в этом десанте, ты не в курсе? – поинтересовался Гроз у напарника.

– Нет, не в курсе, – ответил Яблочкин.

– Вроде бы Соболь… – пожал широкими плечами пулеметчик Иван Елисеев с позывным Сибиряк.

– Вот это новость ты подкинул, Сибиряк! Тогда – повоюем! Соболь – мужик дельный, да и офицер грамотный, людей бережет.

В 11-й десантно-штурмовой бригаде гвардии майор Виктор Соболев занимал должность замкомандира по огневой и тактической подготовке. Из двух «командировок» в Сирию он привез ордена Мужества и Святого Георгия IV степени – за личное мужество. Но самое главное, о чем знал каждый в бригаде, за эти две «командировки» гвардии майор не потерял убитым ни одного своего бойца.

При том что в Сирии десантникам без дела сидеть не приходилось. Постоянные разведдиверсионные и разведпоисковые действия, операции по спасению наших и сирийских летчиков, патрулирование, изнуряющие бои в тесной городской застройке… Вернувшись, гвардии майор Соболев гонял своих подчиненных до седьмого и семнадцатого пота, передавая бесценный сирийский боевой опыт. Такой подход оказался чрезвычайно эффективным. В бригаде Соболя, несмотря на крутой нрав, уважали.

* * *

А потом началась еще более усиленная подготовка. И теоретическая, и практическая. Тщательно изучался сам объект атаки: аэродром Гостомель и прилегающий к нему населенный пункт.

Для этого использовались в том числе и тренажеры виртуального моделирования. Десантники в очках и перчатках VR часами группами и в одиночку «бродили» среди нарисованных фотореалистичных ландшафтов.

Закрытый и в свое время секретный объект строился по спецпроекту, который предусматривал огромный капитальный бункер с бронированными герметичными дверями и полностью автономной системой жизнеобеспечения. Инструкторы обратили внимание десантников и на сеть дренажных бетонированных стоков и коллекторов, которые шли вдоль всей взлетно-посадочной полосы, рулежных дорожек и стоянок самолетов. Они были построены, чтобы дожди не заливали аэродромную сеть и самолеты смогли бы взлетать и садиться в любую погоду. В авиации это называется метеоминимумом.

Конечно, боевую технику в эти бетонные траншеи не загонишь, но вот как ходы сообщения и укрытия от обстрелов их использовать было можно.

В принципе, аэродром представлял собой небольшой городок с различными административными зданиями, ангарами, цехами по обслуживанию самолетов, мастерскими, техническими лабораториями, складами. На территории находились две базы хранения авиатоплива и других горюче-смазочных материалов. К стоянке самолетов даже проложена железнодорожная ветка от ближайшей станции Буча и построен отдельный грузовой терминал с таможней. Сделано так было, потому что на аэродроме базировалась украинская авиакомпания «Авиалинии Антонова». Она эксплуатировала самые тяжелые и мощные в мире транспортные самолеты Ан-124 «Руслан» и Ан-225 «Мрія». Авиакомпания выполняла стратегические перевозки крупногабаритных грузов по всему земному шару – в самые отдаленные географические районы.

* * *

Аэродром отличался тем, что именно в Гостомеле базировался самый большой в мире шестимоторный транспортный самолет Ан-225 «Мрія» – «Мечта».

Построенный еще в Советском Союзе, в 1988 году, гигант имел размах крыльев более 88 метров, длину – 84 метра, высоту – больше 18 метров. В небо «Мрію» взлетным весом 640 тонн поднимали шесть мощнейших двигателей – по 23 с лишним тонны тяги каждый. Суперсамолет Ан-225 строила вся огромная страна, занимавшая когда-то одну шестую часть суши. Что не помешало «незалежной Украине» полностью присвоить заслуги по созданию и саму «Мечту» себе. Что характерно, несмотря на громкие заявления киевского режима, второй летный экземпляр «незалежная» так и не достроила.

Другой гигант, второй по величине в мире после «Мрії», стратегический транспортник Ан-124 «Руслан» все же строился серийно, в том числе и на авиазаводе в России, и сейчас состоит на вооружении Военно-транспортной авиации.

* * *

Но десантники знакомились с историей самого большого в мире самолета, так сказать, в «факультативном порядке». Больше их все-таки интересовали силы, тактические возможности и огневые средства.