Антропофилософия мифа и неомифа. Опыт конструирования и символизации мифа «Тегерек» и неомифа «Круг Зла»

Обсуждая проблему мифотворечества, следует отметить, что, на наш взгляд, теория Юнга К. Г. (1875—1961) очень существенна, поскольку проливает свет на эту сложную проблему. «…Миф – это поиск и труд, порой тяжкая, изнурительная внутренняя работа по поиску в лабиринтах собственной психики знаков собственной же души… В этом плане, миф – это продукт душевного поиска по выработке идеального представления, которое уже потом воплощается в реальность» [Юнг К. Г., 1991].

В указанном аспекте важно осознавать цель и задачу мифотворчества в целом.

– «Интересный миф, – подумалось Расулу, впервые увидевшего Тегерек и услышавшего миф, – почти как реальность: грандиозная, монументальная, завораживающая, созданная, пусть так думают, не всесильной природой, а людьми. Действительно, вот она встреча мифа и реальности».

По мнению ведущих мифологов, в числе которых П.С.Гуревич, В.П.Дубицкая, М.С.Евзлин, И.И.Кравченко, В.В.Малявин, В.М.Найдыш, Л.И.Насонова, Г.В.Осипов, В. Парето, В.М.Пивоев, Г.Г.Почепцов, Ж. Сорель, М.И.Стеблин-Каменский и др., прежде всего, задачей мифотворчества заключается в том, чтобы доказать, что миф является моделью воплощения идеала, мечты, и содержит конкретные возможности их воплощения в реальность. Здесь целесообразно упомянуть Фрейда З. (1994), который утверждал, что мифотворчество – это «удовлетворение сильного влечения, не избегая творческих мук, умение творить идеальные представления, и умение воплощать их в реальность».

В самом деле, по Элиаду М. (1907—1986), задачей мифа является и обретение «родного мифа», с помощью которого тот или иной человек может совершить путешествие в глубину своей психики, обрести внутри собственной необъятной психики «родную территорию», и там ощутить свою духовную ось, уходящую в глубину древа рода [Элиаде М., 1995].

Возможно, именно такая первоначальная бессознательная мотивация была и при формулировании мифа о Тегерек, ведь автор мифа и есть выходец из того самого народа. Мы согласны с мнением большинства мифологов о том, что миф следует рассматривать как конкретно-образный способ мышления, то есть непосредственным продуктом мифологического мышления. Так, по-крайней мере, считали А.Ф.Лосев, М.К.Мамардашвили, В.Д.Губин, В.Г.Ибрагимова, И.И.Кравченко, Д.В.Реут Й. Хейзинга, К. Хюбнер, Ф.Х.Кессиди, С.С.Аверинцев, Дж. Кэмпбелл, Е.М.Мелетинский и др.

По утверждению указанных исследователей, существуют общие закономерности мифологического мышления, которые могут реконструироваться в современном художественном тексте и выступать мифопорождающей моделью. Ну, а если миф с начала до конца вымышленный? Любой художественный текст, в том числе и современный миф, репрезентируемый в литературе, становится коммуникативным явлением, так как представляет собой диалог автора с читателем. Это позволяет, по нашему мнению, рассматривать миф как дискурс, используя широкое определение, которое учитывает взаимообусловленность смыслопорождающей формы и функций мифа. Вот что говорил на счет этого А.Ф.Лосьев (1893—1988):

– «Миф не ложь, а, скорее, надстройка. Он не конфликтует с фактами, а работает с ними как аранжировщик. Мифотворец – идеальный планировщик бытия. Он расписывает хаос по партиям. Препарирует реальность, отсекая лишнее и додумывая отсутствующее».

Как писал Ч.Т.Айтматов (2000): – «… правда пребудет вовеки, пока рождаются и умирают люди, пока живут в нашем сознании сказки, легенды и мифы. Ведь они созданы народом. Они учат нас добру и справедливости, где испокон веков добро побеждает зло, которые запав однажды в душу, очнулись вдруг и заговорили прекрасным и мудрым языком эпоса…» Вот и в нашем случае встреча мифа с реальностью состоялась, как воплощение людского опыта истиной неразделимости Человека, Времени и Природы.

В этом плане, и миф о Тегерек, искусственно сконструированный, также предполагает встречу придуманного и реального, являя собой чисто литературную технологию «бриколажа». А потому мы солидарны с Б.К.Малиновским (1884—1942), который писал: – «миф является повествованием, которое воскрешает первозданную реальность, отвечает глубоким религиозным потребностям, духовным устремлениям, безусловным требованиям социального порядка, и даже требованиям практической жизни».

По мнению автора, у примитивных народов миф исполняет незаменимую функцию: во-первых, выражает, возвышает и кодифицирует верования; во-вторых, защищает и налагает моральные принципы; в-третьих, гарантирует действенность ритуальной церемонии и предлагает правила для практической жизни, необходимые человеческой цивилизации; в-четвертых, отнюдь не лишенная содержания выдумка, а напротив – живая реальность, к которой человек постоянно обращается [Б.К.Малиновский, 1992].

Кстати, стоит особо отметить, что Элиаде М. (1907—1986) выделяет пять основных положений, касающихся любого мифа: составляет историю подвигов тех или иных героев; представляется как абсолютная истина и обладает сакральной наполненностью; всегда имеет отношение с «созданию», он рассказывает, как что-то явилось в мир или каким образом возникли определенные формы поведения, а потому составляет парадигму всем значительным актам человеческого поведения; в процессе познания человеком объясняет «происхождение» вещей, что позволяет овладеть и манипулировать ими по своей воле [Элиаде М., 1995].

Речь идет не о «внешнем», «абстрактном» познании, а о познании, которая «переживается» ритуально; так или иначе «проживается» аудиторией, которая захвачена священной и вдохновляющей мощью воссозданных в памяти и реактуализировавшихся событий.

Указанные выше положения функционируют и в мифе о Тегерек. На наш взгляд, миф в некотором смысле правдоподобен, сакрален, а потому есть надежда на то, что он будет понят, оценен, признан. Во временной удаленности событий, хранимых памятью рода-племени, можно видеть, по меньшей мере, несколько ступеней: во-первых, это якобы события «далекого прошлого», подлинность которых передается из поколения в поколение; во-вторых, это якобы «историческое» прошлое, сообщение о котором передается «непосредственно-коммуникационным» способом (прапрадеду рассказал прапрадед, а тому в свою очередь его прапрадед…); в-третьих, это якобы собственно мифологическое «давно прошедшее», время рождения сохранившихся по сей день некоторых традиций и верований.

В указанном аспекте, миф продолжает присутствовать «здесь» и «сейчас». Е.М.Мелетинский (1998) пишет: – «Можно представить себе, что для мифологического сознания существует некая „другая реальность“, которая способна актуализоваться в „нашем“ пространстве и оказывать на повседневную жизнь человека ощутимое влияние».

– «Гора имеет двоякую славу, – говорит Жолдош-ава, – с одной стороны, это свидетельство легендарного подвига нашего простого народа, который смог одолет ажыдара и, зная, что от него будет исходить зло, соорудил каменный саркофаг и выставил охранителей. С другой стороны – гора, невольно приобрела зловещую славу, главным образом, из-за того, что Тегерек может расколоться и тогда восторжествует горе и несчастье, беды и насилия. В этом аспекте, важно то, что отныне главный акцент сделан на соблюдение завещаний предков, суть которых сводится на строгий контроль за целостностью Тегерек, то есть охранять гору от разрушений».

Ч.Т.Айтматов (2000) пишет: – «Безусловно, язык мифа обладает огромными потенциями символизации (а мир символов по своим значениям в высшей степени мифологичен), само по себе мифологическое повествование обычно вполне конкретно и склонно передавать свои обобщения через образы предметного мира». Однако массовые, спонтанные устные традиции до некоторой степени сохраняют конкретность своего образного строя – даже в тех случаях, когда нашему рационально ориентированному зрению в них видится условность и отвлеченность от реальности. В нашем случае к ним относятся саркофаг, пещеры, круг, ажыдар, чернокнижник, проклятья и заклинания и пр.

В романе «Тегерек» один из персонажей – Айдар-тага рассказывает Расулу об Ажыдар-сае:

– «Если посмотреть с вершины горы, то этот сай, со своими многочисленными стоками с обеих сторон напоминает следы когтя ажыдара».

Расулу образно представилась картина, как раненный ажыдар в неровном полете резко падает на противоположный от охотников склон горы и там прочерчивает когтями все более углубляющиеся книзу ложбины. Затем, прямо у основания высокой горы ажыдар в судорогах погибает. Вообще, так или иначе, в случае ли многочисленности субъектов обсуждения, в случаи появления тех или иных инициаторов и конструкторов мифа, возникает необходимость: во-первых, в формировании интереса к сути мифа; во-вторых, в повышении уровня понимания и однозначной интерпретации содержания мифа; в-третьих, в исключении, чрезмерно узкого и прямолинейного понимания сути мифа.

В этой ситуации для того, чтобы рассказать «о чем-то», необходимо «этому» дать имя. В результате появляется: во-первых, повествователь мифа; во-вторых, название мифа; в-третьих, слушатели или интерпретаторы мифа.

Если говорить о мифологическом времени, то любой миф или легенда переносит нас в сакральное время, когда переживание событий в качестве реальных, происходящих сейчас и здесь, затмевает эмпирические время и пространство. Время мифа о Тегерек – это, примерно, время сакской цивилизации, когда роды и племена, обитавшие в своих исторических местах, еще проповедовали не то зороастризм, не то тенгрианство.

Между тем, важно то, что даже на перекрестках веков и тысячелетий человеческой цивилизации, объекты, представляющие эсхатологический феномен вероятностного нарушения равновесия Добра и Зла, существовали. Вместе с тем, сам предмет многих подобных мифов подвергались различным интерпретациям.

В романе «Тегерек» есть такой эпизод: глаза Гапар-молдо выдавали озабоченность и усталость. Смутные времена мы переживаем. Живем в слишком тесном единстве с горой Тегерек, чтобы не почувствовать беспокойства. Каменный саркофаг еще на своем месте. Но, к сожалению, процесс разрушения явно начался».

Из обзора известных ученых и мифологов, среди которых С.С.Аверинцев, Р. Барт, М.М.Бахтин, Я.Э.Голосовкер, А.Я.Гуревич, В.В.Иванов, Э. Кассирер, Ф. Кессиди, Л. Леви-Брюль, М.И.Стеблин-Каменский, Тайлор Э. Б., Тернер В., П.А.Флоренский, Фрейд З., О.М.Фрейденберг и др. следует, что еще в древности Метродор предложил аллегорическое толкование мифов, а Эвгемер считал, что всякий миф имеет реальную историческую основу; что последователи Орфея и Пифагора разработали символическую интерпретацию мифов, а гуманисты Нового времени Боккаччо Дж. (1313—1375) и Бекон Ф. (1561—1626) широко использовали такую форму толкования мифов.

Из обзоров также следует, что Винкельман И. (1717—1768), Лессинг Г. (1729—1781), Вико Дж. (1668—1744) видели в мифах отражение истории и общественных отношений древних; что Шеллинг Ф., Шлегел А., Шлегел Ф., Крейцер К., считали греческую мифологию реалистичной и символичной, индийскую – аллегоричной, семитскую, вавилонскую и персидскую – схематичной [Шеллинг Ф. В. И., 1966].

По мнению исследователей, Фрейд З. (1856—1939), Юнг К. Г. (1875—1961) и другие представители психоаналитического направления понимали мифы, как выражение бессознательных психических комплексов, связанных с сексуально-девиантными инстинктами. Психоаналитики видят в мифах символы, расшифровать которые можно, по их мнению, только с помощью психоанализа, используя в качестве основы ту же античную аллегорическую теорию [Фрейд З., 1994].

В капитальном труде А.Ф.Лосьева «Философия. Мифология. Культура» (1991) достаточно подробно приведена история развития мифотворчества. В книге отражено, что еще в античности Метродор (V в. до Н.Э.) выдвинул идеи аллегорического объяснения мифов. Примером могут служить мифы о Дедале и Икаре, о Геракле, об Афине и пр.

Следует отметить и то, что аллегорическому истолкованию подверглось литературное наследие Гомера («Илиада», «Одиссея») и Гесиода («Теогония»). Каждый из богов рассматривался как определенная аллегория: Гея и Деметра – аллегории земного бытия; Зевс, Гелиос, Гефест – аллегории огня; Посейдон – воды; Артемида – Луны; Гера – воздуха; Арес – аллегория войны и конфликтов; Афродита – женской красоты, любви и страсти; Афина – аллегория ума и мудрости; Аполлон – аллегория мужской красоты и интеллекта. Аллегория и сегодня применяется при интерпретации литературных и религиозных текстов, в частности Библии.

В книге также отражено, что Бокаччо Дж. (1313—1375) и Бэкон Фр. (1561—1626) широко использовали аллегорическое толкование мифов; что Вико Дж. (1668—1744) возродил античную теорию циклического развития человечества и используя учение Эвгемера, видел в мифах отражение истории и общественных отношений древних.

Как известно во многих мифах течение времени – это бесконечное чередование начал и концов мира, умирания и воскрешения природы. Разумеется, и в мифах всегда отражаются такие явления, как бесконечность и цикличность Добра и Зла, Света и Тьмы, Знания и Незнания, которые либо упорядочивают течение времени, либо вызывают хаос времени, периодически нарушая строение мира, пребывающее в равновесии Добра и Зла, Света и Тьмы, Знания и Незнания и пр. В этом аспекте, как подчеркивает Е.М.Мелетинский (1998), вневременным сознанием эмпирическое настоящее перемешена с мифологическими истоками и представляет «безвременье». Мифологическое время именно этим отличается от объективно-космического, исторического или психологического времени.

– «Странные времена наступили, все меняется, – размышлял Суванкул-ава. – Теперь больше знаем о том, чего боялись, но не могли назвать. Все озабочены трагедиями нынешнего времени, но никто из людей не осознает в своем сознании мысленное присутствие Зла. Они не могут представить, что сулит им ближайшее будущее, если расколется Тегерек».

Если говорить о процессах мифотворечества, то по Элиаде М. (1907—1986), полноценный миф может появиться лишь при реализации следующих алгоритмов: «конструктор»; «инициатор»; «трансформатор»; «синхронизатор» [Элиаде М., 1995]. В нашем случае миф о Тегерек сформировался из того, что имелось в содержании образных представлений конкретного рода-племени – кара-кулов. Ажыдар является родоначальником и символом Зла, а поход против него олицетворяет вечное стремление людей к Добру, передаваемое друг другу из поколений в поколение. Они помогают увидеть наших предков современными глазами, а глазами мифа они представлены в качестве мифических драконоборцев.

В романе «Тегерек» приводится слова, высказанные Омурзак-бава после неудачной попытки сородичей убить ажыдара:

– «Теперь надо ждать от него ответной злобы. Теперь пощады не будет». Очевидно, важным является заключение о том, что выбора нет – либо ажыдара надо найти и убить, либо бежать отсюда всем народом. – «Хотя куда нам податься? Он может легко достать нас, где угодно», – мыслит этот старец.

Как было сказано выше, при формировании мифа о Тегерек исходными были лишь умозрительные мысли о феномене горы Тегерек, как искусственный саркофаг-могильник поверженного ажыдара (Зла). И если первый аспект представляет собой некую реализацию алгоритма «Конструктор», то второй аспект – уже алгоритма «Инициатор». Как подчеркивалось нами, в данном мифе описывается якобы некая реальность событий, заставляющая ощутить неотвратимую потребность людей взять на себя боль и страдания не только сородичей, но и всего рода людского.

Нужно отметить, что миф сформулирован исходя из трансформированных представлений о феномене Зла и его последствиях. Мифологическим языком отражено стремление рода-племени «кара-кулов» навсегда взять в плен ажыдара, что не может не напоминать людям о пророке, который не знает о себе, что он пророк. В романе «Тегерек» приведен сюжет о дилеммах кара-кулов:

– «Может податься в бега? Может откочевать в другие страны и города?»

Здесь следует подчеркнуть решимость и мужество этого немногочисленного рода-племени. Красной линией проходит их коллективное сознание, выразившего общую решимость бороться с ажыдаром (злом) на смерть. – «Значит, такова наша общая судьба. Здесь родились, здесь и помрем. Тут жили наши предки, тут мы живем и будем жить. Пусть нам помогут арбаки наших предков. Мы обязательно убьем ажыдара и отстоим свое родное село. Если Аллаху будет угодно, положим голову в битве с ажыдаром».

Следует признать, что миф о Тегерек сформулирован на базе философского осмысления проблемы вечного и непрерывного противостояния Добра и Зла, необходимости борьбы со Злом в любом его обличье. Так вот, если в первом аспекте речь идет о реализации алгоритма «Трансформатор», то во втором аспекте – уже алгоритма «Синхронизатор». В мифе говорится о том, что давным-давно существовал кишлак – крохотный, затерянный в горах, вдали от дорог, и большинство людей в окрестных землях столетиями даже не подозревали о его существовании. Но самое характерным было то, что там почти не было людей, которые покидали бы его пределы, а потом возвращались бы и рассказывали о других землях.

В мифе кара-кулы сведены вместе не только в силу завещанной родоплеменной ответственности, но и в силу страха, конечно. Но у них, по задумке конструктора мифа, нет безумного страха и апатичной покорности, они всегда помнят и стремятся с ответственностью и готовностью оградить зло. Ведь и им бы тоже вырваться из этих символических долгов в иную жизнь, вольную, с открытыми возможностями. То есть вольготно, как и другие роды-племена, покинуть «край каньонов и пещер», вырваться за его пределы, отрешится от страха перед Злом, а затем приобщиться к общемировым знаниям и культурам. Что их удерживает в этом небезопасном «краю каньонов и пещер»?

В романе говорится о том, что люди этого немногочисленного рода-племени боялись. Боялись ажыдара! Сотни лет из уст в уста передавали, что они повсюду. От этого люди пугались сами, пугали друг друга, пугали своих детей. Казалось все от мала до велика, свыклись с такими мрачными мыслями и даже никогда не помышляли выбраться из кишлака.

Здесь впервые упоминается непросвященность, как темнота и, наоборот, просвещение, мировоззрение, как фактор преодоления онтологической недостаточности человека, лежащего в основе Зла, как феномена. Об этом в романе «Тегерек» образно, с завидной постоянством, а иногда, вскользь, как бы на уровне общих рассуждений вслух, говорится устами старцев рода – Ак-киши-олуя, Омурзак-бава, Ашим-бава, Айсулуу-эне и др.

В романе говориться о том, что однажды, один пытливый на ум мальчик настырно допытывался, роптал и требовал:

– «Я хочу учиться! Я хочу познавать! Если не отпустите, то я сам сбегу туда».

Вконец изведенный такими просьбами, Таир – отец этого мальчугана, собрал у себя дома аксакалов для совета. Совет сказал о том, что ажыдары везде и вокруг, а потому любая поездка за пределы кишлака чревата. Здесь впервые упоминается, что в мире, кроме замкнутой жизни с мыслями о существовании злобного ажыдара, существует еще и образование, возможность учится. Для этого маленького рода – это было первым откровением и пробным камнем на лучшее будущее.

Важно отметить, что в мифе «край каньонов и пещер» – это не только мифологическое пространство. Такое название, бесспорно, можно дать нынешней, реально существующей местности, что в Ляйлякском районе Баткенской области. На карте Кыргызстана эта местность напоминает мышиный хвост и представляет собой самую, что ни есть, юго-западную оконечность страны. Если визуально присмотреться к этой местности, которая описывается в мифе, то реальность практически неоспорима – сплошные горные массивы, своеобразные каньоны и пещеры.

В романе устами Аманкул-аксакала сказано, что людям не стоить испытывать свою судьбу, что в роду пытливых и сообразительных мальчиков, желающих получить образование, повидать мир практически не было многие года, десятилетия, века. – «Все предшествующие до нас поколения сородичей пасли овец, занимались хозяйством в пределах наших земель. Здесь они рождались, росли, обзаводились семьями, рожали и растили детей, здесь и обретали вечный покой», – убеждал сородичей этот старец.

Следует отметить, что пространство в древнетюркском мифе, как подчеркивают Л.Л.Абаева (2006), Ш.Б.Акмолдоева (2009), Ы.М.Мукасов (2020 и др., переживается эмоционально-чувственно, когда пространство соотносится с телом человека, ориентировано подобно телу и относительно его. В мифе о Тегерек, каньоны и пещеры представлены в качестве символов хаоса, а герои живут и передвигаются в этом пространстве, и тут мифу неважна точность в описании передвижения, неважна логика его действий, и цель передвижения. Важно отношение сородичей к темным явлениям, связанным с пещерами, самой горой-саркофагом «Тегерек», а также светлыми феноменами (Ак-суу, Ак-киши), связанными с образованием и познанием.

В романе «Тегерек» Раимкул-аксакал говорит о том, что не только наши дети, но и взрослые и старики, все время, боясь этих ажыдаров, перестали видеть мир. Бердимурат-аксакал соглашаясь с ним в том, что вечные заботы и вечный страх замкнули нас в нашем маленьком мирке, высказывался:

– «Пусть очень пытливые дети попытают свое счастье в учебе. Я уверен будет с них толк. До каких пор мы будем жить в страхе и ограничениях? Среди нас нет ни одного человека, который имел бы маломальское образование».

В это время в глазах сородичей чувствовалась бесприютность и безнадежность.

Для мифологического сознания важен сам путь, как сакральное действо. В нашем случае блуждание в хаосе и любой путь, в конце концов, приводит к Тегерек, как к символу победы над хаосом. То есть в онтологической структуре мифа в пространстве мы можем наблюдать параллелизм, в виде существования видимого и невидимого миров. В мифе много названий в виде Кара-кулы, Кара-камар, Кара-дабан, Кара-молдо, Кара-бахшы.

Из мифологии известно, что чернота (темнота) обладает обширным спектром негативных и, вселяющих иногда ужас, ассоциаций. Общеизвестно, кара (темнота), прежде всего, это цвет ночи, когда могут напасть безымянные, бесформенные существа, как это происходит с Кара-бахшы, который панически боится ночи. Такая мысль явствует и в другом нашем романе под названием «Клон дервиша» (Кара Дабан, 2017). Так, Хиссо Хошм становится вечным дервишем лишь в силу того, что панически боится закрытого пространства и темноты, когда в его сознании появляются пугающие его лохматые, безымянные и бесформенные существа. Так и Кара-бахшы в романе «Тегерек», в силу своей миссии обложен Чернотой и змеями – цветом и символом Космогонического Хаоса.

Есть философская сказка о том, что пещера олицетворяет дилемму Жизни и Смерти. Человек, попадая в пустоту, впадает в состояние «временной смерти». Пещера как бы «заглатывает» человека, а затем «изрыгала из своего чрева» – перерожденного. Между тем, это космогоническая абстракция, принятая в некоторых религиозных учениях.

Как известно, с точки зрения происхождения сущего, Чернота – это и знак смерти и погребения. Именно черный цвет считается цветом зла в столь удаленных друг от друга регионах, как Европа, Африка, Азия, Тибет и Сибирь, – подчеркивает Л.Л.Абаева (2006). С онтологической точки зрения, черный цвет – это небытие, ничто, а в физическом смысле, он подразумевает слепоту.

Общеизвестно, в психологии и психоанализе черный цвет и темнота обозначает ужасную страну сновидений и бессознательного, о чем всегда упоминают Фрейд З., Юнг К. и др. [цит. – Е.М.Мелетинский, 1998]. По мнению психиатров и психологов, черный цвет связывают с ментальной депрессией, с ослаблением интеллектуальных способностей, с безверием и нравственным пороком. Вот почему все действия Широза – кара-бахшы происходит в ночное время, в пещерах и темных углах.

В романе «Тегерек» приводится легенда о пещере «Келин-басты».

– «Вход внушительных размеров, почти закрытый массивным завалом, манит, вызывая интерес и пугая одновременно. Не хватает только указателя: „Ворота в неведомый мир“. Пол наклонен к выходу и основательно уставлен огромными глыбами-обломами свода пещеры. На самом дне имеется маленькое углубление, куда стекается скудный родник. Вода в нем то появляется, то исчезает. Говорят, что это зависит от того, кто заглянул сюда. Если с добрыми помыслами, то вода появляется, а если со злыми – вода в роднике пропадает. Однако, это предание имеет куда более важный смысл».

Следует заметить, что у кыргызов зачастую приставка «кара» означает, наоборот, силу, могущество. Не только у кыргызов, но и у многих народов, процесс рождения названий ландшафтных объектов означал их символическое воссоздание, который символизировал освоение пространства и возможность управления природой и миром.

В новом мифе пространство («край каньонов и пещер»), населенное одним племенем – кара-кулами, понималось как своеобразная модель мира, что послужило основой для формирования понятия «тотемный мир» этого рода-племени. События в пределах этого мира – это путешествие в иное, мистическое пространство, в некий виртуальный мир (Тегерек и его чрево), где погребен ажыдар (Зло). Потому в мифе говорится о том, что этот мир окутан тайной, опасно для человека и рода людского в целом. Очевидно, что с этой тайна связаны некоторые мифоритуалы.